а  в  подол
рубашки.
    --  Гляди,  чтоб  ваша саранча на дворе не гадила!-- сказал
хозяин.-- Захарка сегодня в  трех  местах  напачкал,  ты  убери
пойди..
    --   Сейчас  уберу  пойду,--  пообещал  Семен.--  Они  ведь
маленькие еще, не понимают.
    -- А вот я, как увижу, дам ему чертоплешину  по  башке,  он
сразу поймет!-- сказал хозяин.
    --  Бить  их  лучше не надо,-- попросил Семен,-- а то я ваш
дом ночью подожгу!
    -- Ишь ты,  сволочь  какая!..--  заговорил  домохозяин,  но
Семен уже скрылся с хлебом и пшеном.
    Летний  детский  день  жизни  шел  долго  и трудно, пока не
напитались все птицы, воробьи и куры; когда они уже  умолкли  и
стали  дремать  от  пищи  и  усталости,  тогда на небе появился
сумрак и слышно стало, как вдалеке по шоссейной дороге  уезжают
телеги в деревню и стучат кузнецы в придорожных кузницах.
    Мать и все дети в семействе Семена еще спали; он один сидел
на сундуке и ожидал, когда проснется кто-нибудь,-- он не привык
жить  один  на свободе, в нем собиралась печаль, и сердце опять
хотело заботы. Но глаза  Семена  начали  слипаться,  он  прилег
головой  на  сундук  и, стараясь кое-что помнить, все позабыл и
уснул.
    Однако все матери спят мало,  и  мать  Семена  тоже  вскоре
открыла глаза.
    --  Семен!--  сказала  она.-- Затопи печку, поставь чугун с
водой, искупай ребятишек!..
    Семен сразу вскочил со своего места на сундуке. Но  мальчик
еще  не  отдохнул,  не  согрелся  во  сне  и  теперь  дрожал от
слабости.
    -- Мне плохо,-- говорила мать,-- сходи за отцом,  пусть  он
пораньше придет.
    -- Сейчас,-- сказал Семен.-- Мама, не рожай больше детей, я
уморился.
    --  Я  больше не буду,-- ответила мать; она лежала навзничь
на перине и еле дышала, истощенная рождением ребенка.
    Новая дочка  лежала  около  матери  в  глубоком  сне  и  не
понимала,  что она уже живая. Семен с удивлением глядел на свою
самую маленькую сестру: только  что  родилась,  ничего  еще  не
видела,  а  спит  все  время  и просыпаться не хочет, как будто
жизнь для нее была неинтересна.
    -- Семен, попробуй меня,  какая  я  холодная,--  произнесла
мать.--  Если  я  умру,  ты  выходи  детей  за  меня, отцу ведь
некогда, он хлеб нам добывает...
    Семен прилег к  матери  и  попробовал  ее  лоб  --  он  был
холодный и мокрый, а нос ее стал худой и глаза побелели.
    -- Все внутренности отвалились во мне, я как пустая лежу,--
сказала  мать.--  Ты  самый  старший, ты береги своих братьев и
сестер,-- может, хоть они  людьми  вырастут...  Мать  подержала
голову Семена в своих руках и велела ему:
    -- Иди за отцом.
    Семен сходил за отцом, но тот не смог сразу прийти, ему еще
осталось ошиновать три колеса, и хозяин ждет работу. "Дотерпит,
не помрет,--  сказал  хозяин кузницы про Семенову мать,-- жены,
они каждый месяц у нас помирать собираются!" Семен, вернувшись,
развел на загнетке огонь под таганом  и  начал  варить  пшенный
кулеш  на ужин. Ребятишки уже проснулись,-- Захарка встал около
загнетки и подкладывал щепки в  огонь,  чтобы  кулеш  скорее  и
вкусней варился, а Петька подполз к матери и долго смотрел в ее
лицо и водил по нему руками, точно проверяя, что мать еще цела,
она только больная и плачет.
    Отец  вернулся  из кузницы, как обычно, в темноте. Он поел,
что оставил ему Семен от детей, и лег спать  рядом  с  матерью.
Семен  еще  не  спал, он видел, как отец осторожно обнял мать и
поцеловал ее в щеку; мать повернулась к  отцу  лицом,  сжалась,
как  маленькая, тесно собирая свое коченеющее, опустевшее тело.
Полежав немного, отец встал и пошел в чулан. Он  принес  оттуда
старую  большую  дерюжку  и  покрыл ею все время стынущую мать.
Новую девочку он переложил от матери к себе,  потому  что  мать
уже  не  могла бы ею заниматься, если она заплачет ночью. Семен
всю ночь хотел  не  спать,  боясь,  что  мать  умрет  или  отец
нечаянно  задавит  во  сне  младшую  девочку, но глаза его сами
закрылись, и он открыл их  лишь  утром,  когда  на  него  залез
Захарка и ткнул ему пальцем в ухо.
    Отец   ходил   по   комнате,   качая   на   руках  плачущую
новорожденную дочь. Мать по-прежнему лежала на полу на  перине,
покрытая  одеялом, а сверху большой дерюгой. Она спряталась там
с головой и не вставала.
    Семен подошел к матери -- посмотреть ее и спросить, что ему
нужно делать с утра, чего  стряпать  ребятишкам  и  где  занять
денег до получки отца.
    --  Не  надо  ее открывать,-- сказал отец Семену,-- она под
утро умерла. Ступай, сходи за Капишкой.
    -- Зачем за Капишкой?-- спросил Семен.
    -- Пускай она у нас теперь живет,-- говорил  отец.--  Будет
хоть за детьми смотреть и обед готовить. Она старая женщина.
    -- На что нам Капишка!-- произнес Семен.
    --  Старая  жаба такая!-- сказал Захарка.-- Она жрать много
будет, а нам самим мало!
    Семен взял к себе  новую  сестру  из  рук  отца.  Петька  и
младшая  сестра  (теперь уже старшая) сидели на полу; они молча
играли друг с другом в разный сор и лоскутки материи, делая  из
них себе вещи и богатство.
    --  А  как  же  нам  теперь жить!-- сказал Семен и жалостно
сморщил лицо; горе его медленной горячей волной  подымалось  от
сердца  к  горлу,  но еще не дошло до слез.-- Чем же нам теперь
грудную кормить, она ведь тоже умрет...
    -- Она еще маленькая,-- говорил отец,-- она не жила еще, не
привыкла,  не  знает  ничего.  Придется  ее  с  матерью  вместе
похоронить.
    Семен  укачал  на  своих  руках плачущую новую девочку, она
уснула и умолкла. Он положил ее временно  на  перину,  к  ногам
матери.
    -- Папа, сколько стоит коза?-- спросил Семен.
    -- Да, наверно, недорого, я не знаю,-- ответил отец.
    -- Купи ее нам в получку,-- попросил Семен.-- Захарка будет
в поле  пасти  ее  ходить,  а  вечером  я  подою из нее молоко,
вскипячу его, и мы сами, без матери, выкормим девочку. Я ей  из
соска  буду  давать,--  купим сосок и на пузырек его наденем...
Только скажи сам Захарке, чтоб он из  козы  в  поле  ничего  не
сосал, а то он любит выгадывать!
    --  Я  не  буду  ничего  сосать  из  козы твоей,-- пообещал
Захарка.-- В ней молоко несладкое, мне давно мама давала.
    Отец молчал. Он глядел на  всех  своих  детей,  на  умершую
жену,  которая  грелась  около  него  всю ночь, но все равно не
могла согреться и теперь окоченела,-- и кузнец не знал, что ему
подумать, чтобы стало легче на душе.
    -- Им мать нужна, а не коза,--  произнес  отец.--  Ведь  ты
только, Семен, один старший, а они еще маленькие все...
    Семен  был  сейчас  в  одной  рубашке,  потому что не успел
надеть штанов с тех пор, как проснулся. Он поглядел  вверх,  на
отца, и сказал ему:
    -- Давай я им буду матерью, больше некому.
    Отец  ничего  не  сказал  своему старшему сыну. Тогда Семен
взял с табуретки материно платье, капот и  надел  его  на  себя
через голову. Платье оказалось длинным, но Семен оправил его на
себе и сказал:
    -- Ничего, я его подрежу и подошью.
    Умершая  мать была худая, поэтому платье на Семена пришлось
бы впору, если б оно не было длинным. Отец смотрел на  старшего
сына,-- "восьмой год уже ему", подумал он.
    Теперь,  одетый  в  платье, с детским грустным лицом, Семен
походил  столько  же  на  мальчика,  сколько  и  на  девочку,--
одинаково.  Если б он немного подрос, то его можно принять даже
за девушку, а девушка -- это все  равно  что  женщина;  это  --
почти мать.
    --  Захарка,  ступай  на  двор,  покатай в тележке Петьку с
Нюшкой, чтоб они есть не просили,-- сказал Семен в  материнском
капоте.-- Я вас тогда позову. У нас дела много с отцом.
    --   Тебя  ребята  на  улице  девчонкой  дразнить  будут!--
засмеялся Захар.-- Ты дурочка теперь, а не мальчик!
    Семен взял веник и стал мести пол вокруг перины, где лежала
мать.
    -- Пускай дразнят,-- ответил Семен  Захарке,--  им  надоест
дразнить,  а  я  девочкой все равно привыкну быть... Ступай, не
мешайся тут, бери детей в тележку, а то вот веником получишь!
    Захарка позвал с собой Петьку, и он пополз за ним на  двор,
а  Нюшку Захарка взял к себе на руки, еле справляясь с тяжестью
сестры.
    Отец стоял в стороне и понемногу, бесшумно  плакал.  Семен,
прибрав комнату, подошел к отцу:
    --  Папа, давай сначала мать откроем, ее надо обмывать... А
потом ты плакать будешь, и я буду, я тоже хочу -- мы вместе!