стро,
вожатая  приказывает сидеть, пока все  не поедят. А чего там есть так долго,
супу - полтарелки. Терплю. Сказали, после обеда - кино.
     Картина - "Секретная миссия". Так себе. Лучше бы показали  "Путешествие
будет опасным" или "Мститель из  Эльдорадо" -  я  их раз по  десять смотрел.
После сеанса, по программе первого  дня слета -  экскурсия в  парк культуры,
время как бы свободное.
     - Тамара Алексеевна, тут рядом знакомые живут. Можно сходить?
     - Сходи. Но не надолго. Мы  будем в парке. Не  заблудись, - напутствует
она меня.
     Не заблудился и нашел быстро. И  вот как. У дощатого забора стояли Алла
и Олег, когда подошел вплотную, лишь тогда повернули головы.
     - Ты откуда?  - без удивления  спрашивает она. Он молча  смотрит мне  в
живот, на ремешок, я это чувствую, потом ниже, на брюки и обувку мою, кривая
улыбочка ползет у него по лицу.
     - На слете? На каком? Пионерском? Ну, проходи, Ирка, кажется, дома.
     Высокие двустворчатые двери,  крашеные белой краской, блестящая  желтая
ручка - все, кажется, смотрит равнодушно и высокомерно. Идти дальше неохота,
но я вхожу и сталкиваюсь с Иркой.
     - Ты - делегат краевого слета? А почему галстук без зажима? Мама, папа,
а Митя делегат!
     Меня  окружают  и,  кажется,   удивленно  разглядывают.  Отец  Иркин  в
расстегнутом кителе, смотрит подозрительно, курит,  хмыкает: - Ты - делегат?
Где  ремень  такой достал?  Ну-ну...  А  чего  к нам пришел, вас  там,  что,
чем-нибудь занимают? Что делаете на этом слете?
     - Виктор, перестань, неудобно, - это говорит мать Ирки.
     -  Тебя  Митя  зовут? Пошли со мной, пошли, - под руку  в боковую дверь
уводит  меня седая и  маленькая бабушка.  Она  тоже круглолицая,  как  Ирка.
Закрывает двери за нами, усаживает за большой стол.
     - Посиди здесь. Я сейчас.
     Комната, наверно, столовая. У одной стены шкаф, за стеклами в нем много
красивой посуды, вокруг стола стулья с высокими  гнутыми  спинками. У другой
стены стоят  высоким узким ящиком  часы, тихо  и  редко стучат. Часов у  нас
таких не было, а стулья с гнутыми спинками были до войны, до бомбежек, - это
я точно помню.  А когда мы при первом налете убежали в горы и там прятались,
кто-то двери сломал в доме, унес не только  стулья, а много чего: велосипед,
патефон,  машинку швейную  "Зингер", костюм  и пальто  отца. Даже  наперники
пораспарывали  и  пух  из перин  лежал легким  слоем на полу, шевелился, как
живой. "Одни воюют,  а  другим война  - мать родна, это ж хуже фрица сволочь
какая-то,"- кричала и плакала мать...
     Входит маленькая Иркина бабушка, ставит передо мной невиданных размеров
расписанную красными розами  кружку  с чаем, накрытую большим куском  белого
хлеба. Хлеб толсто намазан маслом.
     - Ешь, сынок, - говорит она и опять уходит.
     А  мне  вдруг  хочется  убежать  отсюда, где-нибудь в  траву  упасть  и
плакать.  Но  эта  огромная  кружка  со  сладким  чаем, этот хлеб, пахучий и
мягкий... Не могу убежать.
     Я откусываю  большие  куски и  поспешно  давлюсь  то  ли хлебом,  то ли
слезами...


РАCСКАЗЫ О ЛЕНИНЕ


Скамейка

     Харлампий  Чикура  вернулся  с войны  хотя  и поврежденным в нескольких
местах, но вполне крепким  инвалидом, а тут  оказалось,  что жилье  порушено
вражеской  бомбой  и  жена  скитается  по  чужим  углам.  Вскорости  же  под
воздействием  упорного характера  и инвалидности  дали  ему  самостоятельное
жилье в виде турлучной хатки с  прилегающими шестью  сотками земли.  Все  бы
ничего, да была  там раньше  контора Заготвторсырья, перед которой на клумбе
стоял  монумент, изображающий товарища Ленина и товарища Сталина, сидящих на
скамейке и занимающихся дружеской беседой.
     Чикура поначалу  не знал,  что с  ними делать,  но паниковать  не стал,
наоборот,   решил   взять  попечительство   над   вождями,  используя   свою
непосредственную  близость  к  ним,  поскольку  они  дислоцировались  в  его
огороде, как раз между  огурцами и  баклажанами. Перво-наперво добился через
горком  партии дважды  в  год  бесплатного  отоваривания дефицитной олифой и
белилами для внешней отделки  вождей, которые под воздействием природных сил
жухли и принимали  шарлатанский  вид. У Ленина, если с расстояния  смотреть,
казалось,  будто пиджак  в  локтях продрался, а у  Сталина была  посторонняя
видимость повреждения головы.
     Чикура  был  неутомим  в  постоянной  заботе  о  вождях.  Скоро  для их
капитального ремонта стал регулярно выписывать цемент, известь, кирпич, даже
доски "сороковку" для ремонта скамейки, на которой шло собеседование вождей,
хотя все  было  в  свое время  сделано  только  из  крепкого новороссийского
цемента марки  "600". Таким  образом,  из-за  беззаветной преданности вождям
Чикура без  малого за  тридцать  лет  перестроил  свою  хатку в  двухэтажный
особняк,  не считая  гаража  с  машиной,  летней  кухни  с газом  и  прочими
удобствами. И это  невзирая на  то, что в 1956 году из-за ликвидации  культа
личности  смету на материалы урезали вдвое, а  товарища Сталина как ненужный
элемент Чикура  самолично снял с лавочки и разбил на мелкие кусочки, из чего
потом была отличная трамбовка для подъезда к гаражу.
     В  таких постоянных  заботах  он незаметно похоронил жену и дальше  сам
занимался всеми домашними делами в полном объеме, выращивая  различные овощи
и виноград "Изабелла".
     Чикура  привык для отдыха посидеть на свободном месте и,  наверное,  по
причине наступления старости часто беседовал с оставшимся целым вождем, хотя
тот вовсе не отвечал, а только хитро щурился. Тематика таких разговоров была
самая разнообразная, правда, пить и закусывать тот отказывался, но Чикура не
обижался, зная, что собеседник принимал пиво,  и  только швейцарское. Иногда
заместо Ленина в собеседники приходил сосед, что через улицу, по  имени Иван
Убогий. Тот хоть и носил с самой войны не снимая сапоги да  галифе и был при
усах, но тоже знал толк в домашнем вине.
     В тот трагический вечер Чикура, прихватив трехлитровый баллон с молодой
"Изабеллой", ушел до еще красивой  Матвеевны, которая  долго была завскладом
стройматериалов и  за многие  годы пристрастилась не  только к  чикуровскому
вину, но  и  самому Харлампию  Чикуре.  К  вечеру  с  опорожненным  баллоном
приблизился  он  к  своей калитке и  тут услышал  чей-то разговор со стороны
известной всем  скамейки. Подойдя  по  дорожке поближе,  увидел  порушенного
когда-то Сталина, который как ни в  чем не бывало сидел вполоборота к Ленину
и говорил про то, что Чикура допоздна шляется, а он хочет его видеть.
     Харлампий почувствовал, как в груди стало нестерпимо  жарко, а в голове
пошел  звон,  и  опустился на колени. Сталин же не стал слушать его мольбы о
прощении,  сказал только,  что  побалакает  обо  всем  завтра, и ушел  через
калитку, почему-то шатаясь.
     На  другой день  "скорая"  увезла Чикуру  на  Революционную  4, где был
желтой покраски дом и где мордастые  санитары было  упаковали его в рубаху с
длинными рукавами. Однако,  вскоре  ходил  он  там  уже свободно,  поскольку
оказался  смирным,  только  слегка  помешанным  или,  говоря  по-ученому,  с
синдромом навязчивых галлюцинаций.


Ходоки

     Когда застойное время начинало сильно крепко застаиваться,  эти надписи
и появились  на горных склонах. "Миру-мир",  "Слава КПСС" и  "Ленин с нами".
Говорили, что это сделала  по своей инициативе комсомольская молодежь, но на
самом деле так  ради идеологии  утверждалось,  вся молодежь тогда  поголовно
кадрилась  на  "Орбите",  иными  словами, малоподвижно обнималась,  то  есть
танцевала.  Надписи из  горного  туфа и прочих каменюк  соорудил заслуженный
культмассовик  Папа-Сидоров,  придумав водить в горы  отдыхающих  как  бы  в
турпоход,  а  на  самом  деле  с  целью  потрясти   калории  и  полюбоваться
бесподобным видом на  город и море.  Им пару  пустяков было  собрать сколько
требовалось   камней  для  лозунгов,  хотя  каждая   буква  имела  высоту  в
шестнадцать  метров.  Само  собой,  лозунги  в  начале  были  согласованы  с
горкомом, там, в свою очередь, получили  добро  из краевого центра и столицы
Кубани.
     Ох,  и  любили  же  мы,  чего  скрывать,  с  восхищением  друг   дружке
рассказывать  про то, как здорово те надписи смотрятся с моря, особенно если
утречком с прогулочного  теплохода. "Ну ничего не видно, - говорили мы, - ни
города, ни  берега, все в тумане, а они,  то есть надписи,  как бы плавают в
небесах."  Самый же кульминационный момент наступал к  ночи,  когда дежурный
электрик,  что  с ретрансляционной  вышки, поставленной  поблизости на горе,
зажигал  гирлянды лампочек и рядом с  "Ленин с нами" светился контур большой
головы в профиль, точь-в-точь как в Кремлевском дворце съездов.
     Теперь  же,  когда  трудности  существования усилились,  отчего  всякая
устная и письменная идеология поменялась  на бывшую враждебную, некому стало
поддерживать  те  каменные  надписи  в  рабочем  состоянии,  тем  более, что
здравницы почти все позакрывались из-за  дороговизны путевок, а Папа-Сидоров
ушел на пенсию как массовик  аж довоенного  поколения. Там, на горе,  теперь
слегка белели заросшие травой и кустарником совсем малоразборчивые письмена,
как бы иероглифы или клинопись.
     Вскорости же  наши  старики-ветераны из самых  активных  на специальном
собрании сказали себе и другим, что не позволят  слепой природе разрушить до
конца память о великом вожде. Решили они организовать  поход с целью ремонта
и восстановления каменных слов касательно имени вождя и того, что он с нами,
то есть с ними.
     Спозаранку немногочисленный, но ударный отряд отправился в путь. И хотя
наши горы - не Эверест и даже не Пик Ленина,  добрались  до цели в самое что
ни   на  есть  жаркое  летнее  пекло  по  причине  одышки  и  прочих  всяких
накопившихся болезней. Природа, действительно, надругалась над  теми святыми
словами. мало того что всякий бурьян и даже колючка держи-дерева проросли на
священных камнях - многие каменюки дождем посмывало аж в само ущелье. Имея в
виду  перечисленные  негативные  обстоятельства, а  также  крутизну  склона,
ходоки к Ленину не в силах были выполнить  поставленную перед  собой задачу,
отчего спустились вниз совсем разбитыми физически и морально.
     Однако,  это  был  не  тот  народ,  который  так  просто  пасует  перед
трудностями.
     - Большевики не сдаются,  - говорили они на следующем собрании и решили
бросить  клич  до  молодежи, до  ее  лучших  душевных  качеств.  Оттуда  был
цинический ответ  насчет того, что  умный  в  гору просто  так не  пойдет, а
пойдет за плату.
     Учитывая громадность букв, а также  крутизну склона, молодежная сторона
запросила  по  бутылке  водки за  каждую восстановленную букву.  Ветеранская
сторона  поначалу сказала,  что  у  молодежи  нет  ничего святого,  но из-за
безвыходности положения быстро сдалась. Получив задаток стоимостью за первое
слово,  стриженные  ребята  в  белых  кроссовках  пружинистым  шагом  быстро
добрались  до  места  работы,  где начали  дружно  трудиться  до поры  когда
захотелось  закусить да выпить. Тут же,  на камнях, используя их  как стол и
табуретки, организовали  кощунственный  пикник, большими  глотками и  залпом
расходуя тот самый задаток.
     После пикника работали еще дружнее, только хохотали громче, аж  парочек
пугали, которые располагались в нижних кустах под горой.
     Утром те из ветеранов, кому больше всех не спится и  больше всех  надо,
загородившись ладошкой, стали внимательно всматриваться в буквы, выступающие
сквозь туман. Они были, как прежде, ясными, но общий текст там был: "Леший с
вами".
     Не  в  силах  терпеть  такое  надругательство, обратились  они  было  к
прокурору с  целью привлечения нового  поколения к ответственности. Прокурор
же только посочувствовал, сказал, что нет основания и вообще в таких случаях
надо заключать трудовое  соглашение по всей  юридической  кухне. Так и сошло
это молодому  поколению. Но, дождавшись очередной  пенсии, старшее поколение
по ведомости  и  под  роспись опять собрало кое-какую  сумму денег  и  стало
искать  с  новой  энергией,  кого  бы  нанять  на  святое  дело.  Тут  вдруг
выяснилось,    что    на    турбазе    "Солнечная"     объявилась     группа
альпинистов-ленинградцев, которые из Санкт-Петербурга. Скалолазы согласились
помочь, но отказались от  вознаграждения и даже от задатка.  Притом сказали,
мол,  Бог  с  вами, отцы, нам  это плевое дело заместо рядовой тренировки, и
вообще не надо "стучать ложками".
     Опять наступило  долгожданное  утро. Всякий  отдыхающий народ, а  также
местные старожилы и  пассажиры теплоходов, плывущих в разные стороны, читали
новую надпись на горе: "Бог с вами"!
     Ветераны  опять было хотели поднять бучу, но отхлынули, когда прокурор,
в прошлом сам коммунист,  намекнул, что по существу те скалолазы правы, ведь
Ленин и был для всех заместо Бога.
     Задумчиво  и  тихо  старшее поколение побрело  каждый  к себе  домой. А
заезжие   альпинисты   в   тот   час   ехали   в  купейном   вагоне   поезда
Новороссийск-Ленинград, то есть Санкт-Петербург.