о слуха донеслось воодушевленное пение:

   Агнец, Агнец, милый Агнец,
   Голос твой я слышу вновь.
   Ниспошли мне, Агнец, Агнец,
   Свою милость и любовь.

   Церковь! - вскрикнул он. Кинулся бегом, подбежал к кирпичной лестнице в
полуподвал. Это она! В эту церковь он заглядывал. Да, он войдет  и  скажет
им. Что? Он не звал; но, когда он окажется с ними лицом к лицу, он  найдет
слова. Сегодня воскресенье, догадался он. Сбежал по ступенькам и распахнул
дверь; церковь была полна, песня хлынула ему навстречу.

   Агнец, Агнец, милый Агнец,
   Жизнь свою мне расскажи.
   Утоли своею славой,
   Агнец, скорбь моей души.

   С улыбкой на дрожащих губах он смотрел на их лица.
   - Эй! - крикнул он.
   Многие повернулись к нему, но песня катилась дальше. Его сильно дернули
за руку.
   - Извини, брат, здесь так нельзя, - сказал ему мужчина.
   - Нет, послушайте!
   - В доме божием нельзя буянить, - сказал тот.
   - Он грязный, - вмешался другой.
   - Но я хочу говорить с ними, - громко сказал он.
   - От него воняет, - пробурчал кто-то.
   Песня кончилась, но тут же началась новая.

   О, дивное виденье на кресте,
   Ты жизнь земную светом озаряешь!
   О, дивное виденье на кресте,
   Любовью ты нам души согреваешь!

   Он хотел вырваться, но его уже держало много рук, тащили к выходу.
   - Пустите меня! - кричал он, отбиваясь.
   - Уходи!
   - Он пьяный, - сообщил кто-то. - Как ему не стыдно!
   - Ведет себя как ненормальный!
   Он понял, что его не станут слушать, и пришел в исступление.
   - Да погодите, дайте сказать...
   - Уйди от двери, полицию позову!
   Взгляд его остановился, дрожащую улыбку потушило удивление.
   - Полицию, - рассеянно повторил он.
   - Убирайся!
   Его вытолкнули на кирпичную лестницу, и дверь  захлопнулась.  Песня  не
смолкала.

   Видение чудесное,
   Зажги мне сердце радостью
   И душу напои мою
   Любовию и благостью!

   Он опять заулыбался. Ну  да,  полиция...  Вот!  Как  же  он  раньше  не
подумал? Нет, эта мысль сидела где-то  глубоко,  но  только  сейчас  стала
главной. На перекрестке он поднял голову и увидел  табличку  с  названиями
улиц: КОРТ-СТРИТ -  ХАРТСДЕЙЛ-АВЕНЮ.  Свернул  за  угол;  перед  мысленным
взглядом, все заслоняя, стояло здание полиции. Ну да, это  там  его  били,
обвиняли, заставляли сознаться. Он  придет  туда  и  все  разъяснит,  даст
показания. Какие показания? Он не  знал.  Он  сам  и  есть  показания,  и,
поскольку ему все совершенно ясно, он сумеет объяснить это другим.
   Он дошел  до  угла  Хартсдейл-авеню  и  повернул  налево.  Ага,  вот  и
полиция... По лестнице спустился полицейский и прошел мимо, не взглянув на
него. Он поднялся по каменным ступенькам, вошел в  дверь,  остановился;  в
коридоре  стояли  несколько  полицейских,  разговаривали,   курили.   Один
повернулся к нему.
   - Тебе чего, малый?
   Он поглядел на полицейского и рассмеялся.
   - Чего ржешь? - спросил полицейский.
   Он оборвал смех и не сводил с полицейского глаз. Он был весь переполнен
тем, что хотел сказать им, но сказать он не мог.
   - Дежурного ищешь?
   - Да, сэр, - быстро ответил он; потом: - Нет, нет, сэр.
   - Ну так давай решай.
   Его окружили четверо полицейских.
   - Я ищу людей, - сказал он.
   - Каких людей?
   Как ни странно, он не мог вспомнить фамилии тех полицейских; он помнил,
как они били его, помнил, какое он подписал признание и как убежал от них.
Он видел пещеру поблизости от церкви, деньги на стенах, пистолеты, кольца,
секач, часы, бриллианты на полу.
   - Они привели меня сюда... - начал он.
   - Когда?
   Мысль прорвала  кляксу  времени,  прожитого  в  подземной  темноте.  Он
понятия не имел, сколько прошло времени,  -  судя  по  тому,  что  он  там
пережил, это время не могло быть коротким, однако разум говорил  ему,  что
времени прошло немного.
   -  Это  было  давно.  -  Он  говорил,  как  ребенок,  который  пытается
рассказать почти улетучившийся из памяти сон. - Это было давно, - повторил
он, положившись на подсказку чувств. - Они  били  меня...  Я  испугался...
Убежал.
   Полицейский презрительно покрутил пальцем у виска.
   - Того.
   - Ты знаешь, где находишься?
   - Да, сэр. В полицейском отделении, - ответил он твердо, чуть ли  не  с
гордостью.
   - Ну так кто тебе нужен?
   - Те люди, - снова сказал он, чувствуя, что они  наверняка  знают  этих
людей. - Вы знаете этих людей, - сказал он с обидой.
   - Как тебя звать?
   Он раскрыл рот, чтобы ответить, но ничего у него не вышло. Он забыл.
   Хотя какая разница? Это не имеет значения.
   - Где ты живешь?
   Где он живет? Столько времени прошло с тех пор, как  он  жил  здесь,  в
этом незнакомом мире, что и вспоминать не имело смысла.  Но  тут  на  него
снова накатило настроение, с которым он жил под землей. Он подался к ним и
торопливо заговорил.
   - Они сказали, я убил женщину.
   - Какую женщину? - спросил полицейский.
   - И я подписал бумагу, а в ней говорилось, что я виноват,  -  продолжал
он, пропустив вопрос мимо ушей. - Потом я сбежал...
   - Ты сбежал из лечебницы?
   - Нет, сэр. - Он заморгал и покачал головой. - Я вышел из-под земли.  Я
столкнул крышку люка и вылез...
   - Ну ладно, - сказал полицейский и положил руку  ему  на  плечо.  -  Мы
свезем тебя к психиатру, там тобой займутся.
   - Может, он из пятой колонки? - выкрикнул другой.
   Они захохотали, и он, несмотря на тревогу, захохотал с ними. Только они
хохотали так долго, что ему стало не до себе.
   - Мне надо найти этих людей, - смирно напомнил он.
   - Слушай, ты что пил?
   - Воду, - сказал он. - У меня в подвале есть вода.
   - А люди, от которых ты сбежал, - они были в белом?
   - Нет, сэр, - с готовностью ответил он. - Они были как вы.
   Пожилой полицейский схватил его за руку.
   - Постарайся-ка вспомнить, где они тебя забрали?
   Он наморщил лоб, пытаясь вспомнить, но в памяти ничего не шевельнулось.
Перед ним стоял полицейский и требовал связных ответов, а он  уже  не  мог
думать умом; он думал чувствами, и слов не получалось.
   - Я был виноват, - сказал он. - Нет, нет, сэр. То есть тогда я  еще  не
был!
   - Да говори ты толком. Ну, где тебя забрали?
   Это была  задача,  и  мозг  стал  восстанавливать  события  в  обратном
порядке; чувства отбросили его на много часов назад, и он  увидел  пещеру,
сточный коллектор, залитую кровью комнату, где была убита женщина.
   - Ну да, сэр, - заулыбался он, - я как раз выходил от миссис Вутен.
   - Кто она такая?
   - Я у нее работаю.
   - Где она живет?
   - Рядом с миссис Пибоди, с той женщиной, которую убили.
   Полицейские примолкли и уставились на него.
   - Что тебе известно о смерти миссис Пибоди?
   - Ничего, сэр. А они сказали, что это я ее убил. Но это неважно. Я  все
равно виноват!
   - Что ты мелешь?
   Улыбка сошла с его лица, подземелье снова  завладело  его  мыслями;  он
увидел пещеру рядом с церковью, хотел сказать им, зашевелил губами. Но как
это сказать? Между тем, что он чувствовал, и тем, что занимало этих людей,
была пропасть. Он глядел на их лица и догадывался, что объяснить им ничего
нельзя, что, если бы он и объяснил, они все равно не поверили бы.
   - Все, кого я видел, были виноваты, - медленно начал он.
   - Тьфу ты, - проворчал один полицейский.
   - Слушайте, - сказал другой, - эту Пибоди  убили  на  Вайнвуд.  Десятый
участок.
   - А где они? - спросил первый.
   - Наверху, отдыхают.
   - Сэм, отведи его наверх, - приказал первый.
   - Хорошо. Пошли, ты.
   Пожилой полицейский взял его  под  руку,  повел  наверх  по  деревянной
лестнице, потом по длинному коридору к двери.
   - Десятый участок! - крикнул полицейский в дверь.
   - Что? - отозвался грубый голос.
   - К вам гости!
   - Какие еще?
   Пожилой полицейский распахнул дверь и втолкнул его в комнату.
   Он смотрел на них раскрыв рот; сердце у него  почти  перестало  биться.
Перед ним были трое полицейских, которые арестовали его и мучали, чтобы он
подписал признание. Они сидели за столиком, играли  в  карты.  Воздух  был
синим от табачного дыма, и солнце  било  через  высокое  окно,  пронизывая
причудливые сизые облака. Он увидел, что один полицейский  поднял  голову;
лицо у него было усталое, сигарета вяло свисала  из  угла  рта,  припухшие
глаза щурились, в руках он держал карты.
   - Лоусон! - позвал он.
   Едва услышав это имя, он вспомнил их всех: Лоусон, Мерфи и Джонсон.  До
чего просто. Он стоял и улыбался, ему было интересно, как они отнесутся  к
его возвращению.
   - Ко мне? - разбирая карты, буркнул человек, которого назвали Лоусоном.
- Кто такой?
   Пока что его узнал только один, рыжий Мерфи.
   - Вы разве меля не помните? - выпалил он и подбежал к столу.
   Теперь на него смотрели все трое. Лоусон, должно быть главный,  вскочил
на ноги.
   - Где тебя черти носили?
   - Ты его знаешь, Лоусон? - спросил пожилой полицейский.
   - А? - нахмурился Лоусон. - А как же. Я им займусь.
   Пожилой полицейский вышел из комнаты, а Лоусон запер дверь на ключ.
   - А ну-ка поди сюда, - холодно приказал Лоусон.
   Он не пошевелился. Он переводил взгляд с лица на лицо. Да, он расскажет
им про свою пещеру.
   - По-моему, он не в себе, - сказал Джонсон, до того молчавший.
   - За каким чертом ты сюда явился? - спросил Лоусон.
   - Я... я больше не хочу бегать, - сказал он. - Теперь я согласен. -  Он
замолчал: его удивило, как его встретили полицейские.
   - Так, значит, прятался? - спросил Лоусон, и по его тону ясно было, что
предыдущих слов он не слышал. - Ты сказал нам, что тебя тошнит, а когда мы
вышли из комнаты, сбежал через окно.
   Его охватила паника.  Да  им  дела  нет  до  того,  про  что  он  хочет
рассказать! Ждут, когда он начнет, чтобы посмеяться  над  ним.  Он  должен
выбраться из этой трясины, должен заставить их отнестись к нему серьезно.
   - Начальник, я унес мешок денег и обклеил ими стены... - начал он.
   - Тьфу ты пропасть, - сказал Лоусон.
   - Послушай меня, - сказал Мерфи, - тебе  же  добра  хотят.  Ты  нам  не
нужен, понятно? Ты свободен, свободен как птица. Иди теперь  домой  и  обо
всем забудь. Это была ошибка. Мы поймали того, кто убил Пибоди. Никакой он
не цветной. Он итальянец.
   - Замолчи! - крикнул Лоусон. - Ты что, не соображаешь?
   - Да я хотел ему растолковать, - сказал Мерфи.
   - Нельзя нам отпускать этого ненормального дурака, - взбесился  Лоусон.
- Может, он идиот, а может, чернуху раскидывает...
   - Я был в подвале, - начал он, как ребенок, повторяющий урок  наизусть,
- и зашел в кино... - Голос его замер. Он  забегает  вперед.  Сперва  надо
рассказать им про хор в церкви, но как найти слова? Он посмотрел на них  с
мольбой. - Я залез в магазин и унес в мешке  деньги  и  бриллианты,  часы,
кольца... Я их не украл, я их  отдам.  Я  их  взял  только  поиграть...  -
Недоверие в их глазах отбросило его, заставило умолкнуть.
   Лоусон закурил и холодно посмотрел на него.
   - Что ты сделал с деньгами? - осторожно спросил он.
   - Я обклеил сотенными стены.
   - Какие стены? - спросил Лоусон.
   - Земляные стены в подвале, - с улыбкой объяснил он, - в подвале  рядом
с церковью. А кольца и часы развесил, а бриллианты в грязь  затоптал...  -
Он видел, что они его не понимают. Он сгорал от желания убедить их, и  его
неудержимо  несло  дальше:  -  Я  видел  мертвого   ребенка   и   мертвого
взрослого...
   - Да ты спятил, - прорычал Лоусон и толкнул его на стул.
   - Нет, правда...
   - Джонсон, где эта бумага, что он подписал? - спросил Лоусон.
   - Какая бумага?
   - Балда, признание!
   Джонсон достал бумажник и вытащил из него помятый листок.
   - Да, да, начальник, - сказал он, протягивая руку. - Я подписал ее...
   Лоусон отвесил ему оплеуху, и он  не  опрокинулся  только  потому,  что
спинка стула уперлась в стену. Лоусон чиркнул спичкой и  поднес  листок  к
огню; признание догорело до пальцев Лоусона.
   Он смотрел как  громом  пораженный;  солнце  подземелья  скрывалось,  и
жуткая дневная тьма подступала к нему. Они ему не верят,  но  он  _должен_
сделать так, чтобы они поверили!
   - Нет, правда, начальник...
   - Видишь, все в порядке, - посмеиваясь, успокоил его Лоусон. -  Я  сжег
твое признание. Ты ничего не подписывал. - Лоусон подошел к нему с  пеплом
на ладони. - И ты ничего об этом не помнишь, так?
   Почувствовав, что они смущены, он стал их уговаривать:
   - Вы меня не бойтесь. Если хотите,  я  подпишу  вам  другую  бумагу.  И
покажу вам пещеру.
   - Ты чего финтишь? - вдруг спросил Лоусон.
   - Чего ты хочешь разнюхать? - спросил Джонсон.
   - Кто тебя подослал? - спросил Мерфи.
   - Меня никто не подсылал, - сказал он. - Я  просто  хочу  показать  вам
комнату...
   - Да спятил он, и все, - сказал Мерфи. - Отправим его к психиатру.
   - Нет, - сказал Лоусон. - Он что-то темнит, хотел бы я знать, в чем тут
дело.
   Ему вдруг пришло в голову, как их можно убедить; он порывисто вскочил.
   - Начальник, я видел, как сторож застрелился, - вы его тогда обвинили в
краже. А он не крал денег и камней. Это я взял.
   Лоусон бросился к нему, как тигр, схватил за шиворот и поднял в воздух.
   - Кто тебе это сказал?
   - Спокойно, Лоусон, - сказал Джонсон. - Он прочел в газете.
   Лоусон отшвырнул его.
   - Не мог он прочесть. - Лоусон вытащил из кармана бумаги. -  Я  еще  не
подал рапорт.
   - Так откуда же он знает? - спросил Мерфи.
   - Пошли отсюда, - вдруг что-то  решив,  сказал  Лоусон.  -  Слушай,  мы
отвезем тебя в хорошее, тихое место, понял?
   - Да, начальник, - ответил он. - И я покажу вам подземелье.
   Лоусон выругался и застегнул на себе пояс  с  пистолетом.  Прищуренными
глазами посмотрел на Джонсона и Мерфи.
   - Слышите, - вполголоса сказал он, - ни слова об этом, поняли?
   - Ладно, - сказал Джонсон.
   - Ясно, - сказал Мерфи.
   Лоусон отпер дверь, а Мерфи с Джонсоном свели его вниз. В коридоре было
полно полицейских.
   - Что у вас с ним, Лоусон?
   - Что он натворил, Лоусон?
   - Это псих у тебя, Лоусон?
   Лоусон не отвечал. Мерфи с Джонсоном подвели его  к  машине  у  обочины
тротуара,  сунули  на  заднее  сиденье.  Лоусон  сел  за  руль,  и  машина
тронулась.
   - Ты что задумал, Лоусон? - спросил Мерфи.
   - Слушайте, - медленно начал  Лоусон,  -  мы  говорим  газетчикам,  что
Пибоди убил  он,  что  он  раскололся,  -  и  тут  он  смывается.  Поймали
итальяшку, говорим  газетчикам,  что  нарочно  сбили  их  с  толку,  чтобы
обмануть настоящего убийцу, так? Теперь появляется этот болван и  начинает
чудить. Отпустим его - растреплет, что мы ему на самом деле шили убийство.
   - Нет, я согласен, начальник, - сказал он,  ощущая  на  локтях  крепкую
хватку Мерфи и Джонсона. - Я виноват... Я вам все покажу в  подземелье.  Я
смеялся, смеялся...
   - Заткните ему рот! - приказал Лоусон.
   Джонсон стукнул его по голове дубинкой, и он, полуоглушенный, отвалился
на спинку.
   - Нет, правда, - пролепетал он. - Я согласен.
   Машина промчалась по Хартсдейл-авеню, свернула на  Пайн-стрит,  выехала
на Стейт-стрит, потом  свернула  с  нее.  Притормозила  посреди  квартала,
развернулась и поехала назад.
   - Ты по кругу ездишь, Лоусон, - сказал Мерфи.
   Лоусон вел машину, пригнувшись к баранке; он не ответил. Немного погодя
подрулил к тротуару и затормозил.
   - Ну-ка, малый, говори правду, -  тихо  произнес  Лоусон.  -  Где  тебя
прятали?
   - Меня не прятали, начальник.
   Сейчас на него смотрели все трое; он чувствовал,  что  впервые  за  все
время они пытаются его понять.
   - Так что же тогда случилось?
   - Начальник, когда я посмотрел на людей из-под земли и увидел, как  они
живут, я их полюбил...
   - Кончай дурацкие разговоры, - рявкнул Лоусон. - Кто тебя подослал?
   - Никто, начальник.
   - Может, он правду говорит, - вмешался Джонсон.
   - Допустим, - сказал Лоусон. - Никто тебя не прятал. Тогда  скажи  нам,
_где_ ты прятался.
   - Я залез в подземелье...
   - Про какое, к черту, подземелье ты все время толкуешь?
   - Я просто залез... - Он запнулся, поглядел на улицу, потом показал  на
люк. - Туда залез и там остался.
   - В канализацию?
   - Да, начальник.
   Полицейские расхохотались, но тут же умолкли. Лоусон развернул машину и
поехал к Вудсайт-авеню; он остановился у высокого жилого дома.
   - Что будем делать, Лоусон? - спросил Мерфи.
   - Отведем его ко мне, - сказал Лоусон.  -  Надо  подождать  до  вечера.
Сейчас ничего нельзя сделать.
   Они вытащили его из машины и ввели в вестибюль.
   - По лестнице, - буркнул Лоусон.
   Одолели четыре марша лестницы и вошли в  гостиную  маленькой  квартиры.
Джонсон и Мерфи отпустили его руки, и он  растерянно  остановился  посреди
комнаты.
   - Ну ладно, - начал Лоусон, - кончай свою брехню. Где ты прятался?
   - Я залез под землю, я же говорю.
   Вся комната задрожала от хохота.  Лоусон  подошел  к  буфету  и  достал
бутылку виски; поставил стаканы перед Джонсоном и Мерфи. Они выпили.
   Он понимал, что  не  может  с  ними  объясниться.  Он  пытался  собрать
текучие, разрозненные образы, которые плавали в его сознании; для него эти
образы были ясными, но он не мог облечь их смыслом, который был бы понятен
другим. Он заплакал от беспомощности.
   - Ну точно, ненормальный, - сказал  Джонсон.  -  Все  ненормальные  так
плачут.
   Мерфи прошел через всю комнату и закатил ему оплеуху.
   - Хватит беситься!
   Его охватило возбуждение; он подскочил к Мерфи и схватил его за руку.
   - Давайте я покажу вам пещеру, - сказал он. - Пойдемте, вы все увидите!
   Не успел он договорить, как  его  резко  ударили  в  подбородок;  глаза
застлало тьмой. Сквозь забытье он почувствовал, что его подняли и  уложили
на диван. Услышал тихие голоса и  хотел  подняться,  но  сильные  руки  не
пускали его. Сознание стало проясняться. Он медленно сел  и  уставился  на
них мутным взглядом. В  комнате  стало  темно.  Сколько  он  пролежал  без
сознания?
   - Слушай, - мягко сказал Лоусон, - покажешь нам свое подземелье?
   Глаза у него заблестели, и сердце  наполнилось  благодарностью.  Лоусон
поверил ему! Он встал и на радостях схватил Лоусона за руку так,  что  тот
пролил виски на рубашку.
   - Полегче, черт возьми, - сказал Лоусон.
   - Извините, начальник.
   - Ладно. Отвезем тебя туда. Но смотри, говори правду, слышишь?
   Он захлопал в ладоши от радости:
   - Я вам все покажу!
   Сбылось наконец! Теперь он сделает то, что обязан был сделать. Сбросит,
наконец, свою ношу.
   - Ведите его вниз, - приказал Лоусон.
   Его свели в вестибюль; когда вышли на тротуар, он увидел, что на  улице
ночь и сыплет мелкий дождь.
   - Когда я туда лез, вот так же было, - сказал он.
   - Что? - спросил Лоусон.
   - Дождь, - сказал он с широким взмахом руки. - Когда я  лез  туда,  шел
дождь. От дождя вода прибыла и выперла крышку.
   - Замолчи, - буркнул Лоусон.
   Сейчас  они  не  верят  ему,  но  они  поверят.   Им   владел   восторг
самоотверженности. Он едва сдерживал свое воодушевление.  Они  увидят  то,
что он видел; они почувствуют то, что он чувствовал. Он проведет их  через
все свои лазы и... Ему хотелось запеть гимн, запрыгать от радости,  обнять
полицейских как друзей.
   - Полезай в машину, - приказал Лоусон.
   Он влез, Джонсон и Мерфи сели по обе  стороны  от  него;  Лоусон  занял
место за рулем и завел мотор.
   - Ну, говори, куда ехать, - сказал Лоусон.
   - Около того места, где убили женщину, сразу за  углом,  -  сказал  он.
Машина медленно тронулась, он закрыл глаза и вспомнил песню,  что  пели  в
церкви, - песню, которая вселила в него такой ужас и переполнила жалостью.
Он тихо запел, покачивая головой:

   Я рада, рада, как я рада -
   Иисус души моей услада.

   Но вдруг оборвал песню и сказал:
   - Нет, вы бы видели кольца  на  стенах,  до  чего  они  смешные.  -  Он
хихикнул. - А еще я стрелял из пистолета. Только раз  -  попробовать,  что
это такое.
   - На чем он, по-твоему, помешался? - спросил Джонсон.
   - Похоже, мания вели