ет в далекую Сибирь так называемую Гнилую Троицу - 
трех своих идеологов по Разделению и сотоварищей по Блудодейству Окаянному: 
магистра Зубра, детку Кия и брата Афанасия Петровых. Под видом миролюбивых 
гостей от южных братьев, прибыли они 4-го сентября 2026 года в пещеру северных, 
привезя с собой "в подарок" Малую Ебальную Ступу, шесть кубометров поволжского 
чернозема и четыре тонны сушгной свинины. Отец Андрей Утесов встретил их внешне 
радушно и приветливо, но внутренним виденьем своим сразу понял истинную цель 
Гнилой Троицы. "Это три стрелы, напитанные гноем Разделения и посланные в нас 
Двурушником Василем, чтобы сокрушить нас как сосуд пустой, - изрек отец Андрей 
высшим иерархам северных на тайном бдении в ночь с 4-е на 5-е сентября. - Зальем 
же Сосуд Братства Нашего Свинцом Единства Нашего, дабы сломались вражьи стрелы". 
Гнилая Троица выступила с предложением собрать Общее Толковище 7 сентября и 
обсудить на нем Тайное и Явное. Отец Андрей дал согласие. И вот настало утро 
Великого Противостояния. Как только солнце позолотило макушки вековых кедров, 
все 560 братьев вместе с Гнилой Троицей покинули пещеру и взошли на Дающий Холм, 
Благодатную Землю которого братство орошало семенем своим. Здесь же повелела 
Гнилая троица ссыпать привезенный ими поволжский чернозем. Отец Андрей по 
ритуалу предоставил гостям первое слово. Гнилая Троица опустилась на колени и 
заговорила в один голос... 
- О чем? - неожиданно указал посохом на белокурого воспитанника детка Кир. 
Воспитанник встал: 
- Брат Матвей Сорочан. Гнилая Троица заговорила поперву о Традиции и Наследии. 
Ну, и конечно же - об Истоках Российского Землегбства. Она, это, сделала упор на 
то, что Первый Проебатель Земли Русской Петр Авдеев ебал Русскую Землю поперву 
под Черниговым, а уж потом подался на Север - в земли Псковские и Новгородские. 
И, опять же, о Дневнике его толковала Позорная Блядская Гнилая Троица, о той 
записи... кажется... 2009 года, июля месяца... да... июля месяца... и в той 
записи Первый Проебатель Земли Русской написал... 
- Что написал? - посох детки Тита остановился на воспитаннике с монголоидным 
лицом. 
- Брат Толпан Мархид! - вскочил воспитанник. - Великий Проебатель Земли Русской 
в своем Дневнике написал: "Слаще Черниговских черноземов да Полесских глин не 
ебалось мне ничего и нигде. По шесть разов на дню пускал в них спермии свои со 
слезами благими и уханьем безутешным, а вставши, целовал места совокупления с 
сердечным плачем, потому земли те сладки и проебательны до изжоги духовной". 
- Что далее последовало на Великом Противостоянии? 
- Далее Позорная Гнилая Троица подняла три разных руки своих и указала перстами 
на привезенную землю поволжскую и рекла: "Вот, братие северяне, земля истинно 
достойная Великого Наследия, ибо входят в нее хуи российских землегбов как нож в 
масло коровье. Тепла, податлива и благодатна Земля Поволжская, всем жаждущим 
дает, всех страждущих привечает, всех скорбящих утешает. Ждет она вас, 
заблудших, на севере студеном обретающихся, кореньями да ягодой пропитающихся, о 
сопки каменистые свои хуи ломающих, ради упрямства своего, Приидите же к нам в 
пещеры теплые и просторные, в место Посев, что близ Урюпинска, вонзите 
замозолившие хуи свои в Теплую Землю Единства Нашего, встаньте под начало 
Сочника и Землелюба Василя Битко, возложите на хуи его алмазный наконечник, на 
муде его рубиновые сферы, на плечи его шкуру медвежью, и да обнимемся мы все под 
сенью его жезла Великого Магистра". На что отец Андрей Утесов ответил... 
- Что же ответил Гнилой Троице землеед отец Андрей Утесов? - спросил Вил. 
Все воспитанники подняли руки. Детки улыбнулись. 
- Брат Сергей Панитков! - скомандовал Вил. 
- На что отец Андрей Утесов обнажил десятивершковый хуи свой, лег на Дающий Холм 
и проебал три раза подряд родную сибирскую землю, с криком и уханьем. Затем 
встал он и рек: "Братие! Только что на глазах ваших три раза испустил я семя 
свое в Землю Восточной Сибири, в Землю, на теле которой живем мы, спим, дышим, 
едим, срем и мочимся. Не мягка, не рассыпчата Земля наша - сурова, холодна и 
камениста она и не каждый хуй в себя впускает. Посему мало нас осталось, а 
слабохуи сбежали в земли теплые, всем доступные. Земля наша - хоть и камениста, 
да любовью сильна: чей хуй в себя впустила - тот сыт ее любовью навек, того она 
никогда не забудет и от себя не отпустит. Так скажу вам: кто хочет - ступай себе 
в теплые земли, не держу я здесь никого, так как братья мы, а не невольники. 
Только мне другой земли не надо - здесь ебал, здесь ебу, здесь ебать буду до 
червия могильного". 
- И что потом произошло? - спросил довольный Вил. - Отвечайте хором, братья. 
Воспитанники встали и заговорили хором: 
- Так была посрамлена Позорная Гнилая Троица, а вместе с ней Двурушник и 
Предатель Василь Битко, которого задушили братия землеебы 12 октября 2026 года в 
пещере Серечь. 
- Садитесь все! - скомандовал Вил. Воспитанники сели. Детки посовещались 
вполголоса, затем Тит объявил: 
- Мы довольны. Брату Сергею Паниткову за серьезную ошибку в толковании Священной 
Истории Землегбства Российского - погребение на двое суток. 
Воспитанники встали и поклонились. Появились трое слуг в серебристых костюмах, с 
поклоном отстегнули у деток темно-синие гульфики. Детки остались сидеть на 
тронах, выставив свои гениталии. Воспитанники стали подходить к ним, 
прикладываться к головкам членов и тихо, с поклонами выходить из зала. 
Когда все закончилось и слуги пристегнули гульфики, детки встали и направились в 
трапезную. 
Здесь был уже сервирован стол в форме треугольника, официанты сняли с блюд 
серебряные полусферы, зазвучала русская народная музыка, заструился аромат 
полевых цветов. Официанты кинулись подвязывать деткам накрахмаленные салфетки. 
- Детки, я не успеваю, - посмотрел на свои рубиновые часы Вил. - Трапезничайте 
без меня. 
- Детка Вил, - опустился на свое место Тит, - доколе нам быть в неведении? 
- Детка Тит, я знаю то, что и ты. 
- Может и мне пойти с тобой, детка Вил? - спросил Кир, разламывая пополам 
фаршированного глухаря и передавая половину Титу. 
- Детка Кир, есть Ритуал писаный и неписаный, - держа кейс с голубым салом в 
одной руке, Вил поднял другой серебряный кубок с густым брусничным соком, осушил 
одним духом и поставил на стол. - Есть компромиссы и компромиссы. 
- Но есть также и общая стратегия Ордена, - захрустел глухариными костями Кир. 
- Мы и так последнее время только уступаем, - Тит оторвал голову у жареного 
кабаненка и привычным движением хрястнул ею о край стола, разбивая череп. - Как 
бы нам не пришлось переложить муде с золотых тележек на деревянные. 
- Сибирь не обеднела золотом, детка Тит. Ты доверяешь мне? - Вил посмотрел в 
желтые глаза Тита. 
- Детка Вил, кому мне доверять, если не тебе! - вздохнул Тит и шумно высосал 
мозг из головы кабаненка. 
- А ты, детка Кир? - Вил тронул кончиками пальцев голову жующего Кира. 
- Как своей залупе! - прорычал Кир. 
- Тогда положитесь на меня, - Вид медленно развернулся, скрипя колесами, и вышел 
с кейсом в руке. 
В транспортной Вила давно ждали - восемь рабочих стояли возле готовой к спуску 
Большой корзины. 
- Спуск! - скомандовал на ходу Вил. Рабочие подхватили его на руки, внесли в 
корзину, раздвинули пол и заскрипели барабанами - корзина, покачиваясь на 
четырех толстых канатах, стала медленно опускаться вниз. Ее спускали долго по 
темному сырому колодцу; раскачиваясь, Вил смотрел на каменные стены с сочащейся 
водой и иногда громко плевал на них. Становилось все темнее. 
Наконец корзина коснулась дна. Вил с трудом вылез из нее и двинулся наощупь в 
темноте - туда, где поблескивал огонь. Коляска его подпрыгивала на неровностях 
каменистого пола, гениталии сотрясались. Света впереди стало больше, он был 
изумрудного оттенка. Вил дошел до каменной арки и оказался в зале, стены 
которого источали все тот же сдержанный зеленоватый свет. 
- Приветствую тебя, детка! - раздался голос. - Раздевайся и ступай ко мне! 
Появились карлики в зеленой одежде. Они раздели Вила, сняли с его руки часы, 
вынули из-под гениталий коляску и пригласили его сесть на ковер. Держа кейс и с 
трудом волоча гениталии по полу, Вил дошел до ковра и сел. Карлики быстро 
поволокли ковер по полу Вил сидел, полусонно глядя на интерьеры проплывающих 
пространств; все они были выдержаны в зеленых тонах. 
Тянущие ковер карлики остановились перед темно-зеленой дверью. 
Двое привратников с автоматами растворили дверные створы, Вил приподнялся и, 
пыхтя, двинулся вперед, толкая коленями собственные гениталии. 
Великий магистр сидел на войлочной подстилке на полу маленькой и совершенно 
пустой комнаты, стены, пол и потолок которой были из яшмы. Великий магистр был 
чуть больше прислуживающих ему карликов; маленькая лысая голова его утопала в 
зеленой, грубо сотканной робе с капюшоном; желтоватое лицо с невыразительными 
мелкими чертами приветливо улыбалось Вилу 
Вил тяжело опустился на колени и, изогнувшись над своей складчатой мошонкой, 
семь раз достал лбом прохладную яшму пола. 
- Садись, детка, - тихим голосом проговорил великий магистр. 
Вил сел на пол, положил на гениталии кейс. 
- Все ли благополучно наверху? - спросил великий магистр. 
- Слава Земле, все спокойно, великий отче, - тяжело дыша, ответил Вил. 
- Ты пренебрег трапезой ради визита ко мне. 
- Не дарами Земли едиными жив русский землегб, но любовью к Матери Сырой Земле. 
- Это верно, детка. Но, чтобы любить и ебать Матушку Землю Теплую, нужна 
энергия. Прошу тебя сердцем любящего отца, раздели со мной скромную трапезу. 
- С земным удовольствием, великий отче. 
Великий магистр пяткой нажал на пол; яшмовая панель с нежным перезвоном 
колокольчиков опустилась вниз, в стене открылся проем, из которого стали 
выходить карлики и ставить на пол агатовые чаши с едой и напитками. 
- Здоров ли ты, детка? - спросил великий магистр. 
- Слава Земле, здоров, великий отче. 
- Готов ли ты к Весенней Ебле? 
- Готов, великий отче. 
- Стоит ли хуило твое? 
- Стоит, великий отче. 
- Покажи, детка. 
Вил снял с гениталий кейс и положил его на пол, затем приподнялся, обнял обеими 
руками свой член, поднял его с пола, перевалил на плечо и стал с силой 
мастурбировать. Мощные мускулистые руки Вила двигали толстую белую кожу члена, 
она то наползала, то стягивалась с розовой головки, покоящейся на плече детки. 
Карлики, между тем, вышли, проем закрылся. 
Великий магистр, сцепив маленькие руки замком, смотрел на трудящегося Вила. 
На складчатой коже члена обозначились вены, налились, головка покраснела; член 
стал расти, головка вылезла из кожи и потянулась к потолку Вил мастурбировал изо 
всех сил. Мошонка, лежащая на полу, собралась и подтянулась к основанию члена; 
два огромных яйца полиловели, кожа сжалась вокруг них и залоснилась. Багровая 
головка коснулась потолка. 
- Верю, - произнес великий магистр. - Садись, детка. Вил сел, отчего член его 
качнулся назад и глухо стукнул в дверь. Створы моментально открылись, 
привратники навели на Вила автоматы. 
- Обор, - тихо скомандовал великий магистр, и дверь закрыли. 
Он зачерпнул из чаши горсть белых, похожих на рис муравьиных яиц и протянул 
Виду. Вил выглянул из-за члена и поспешно протянул ладони. Великий магистр 
насыпал в них яиц: 
- Расскажи мне, что принес. 
Держа на ладонях муравьиные яйца и выглядывая из-за венозной плоти члена, детка 
заговорил: 
- Великий отче, я принес тебе вещество, полученное блядями в тайном месте. 
Блядское государство уже дважды пыталось получить это вещество, но попытки 
провалились. Третья попытка удалась блядям. Это вещество устроено по-другому, 
чем все сущее на Земле. Оно не может ни нагреваться, ни охлаждаться и всегда 
такое же теплое, как наша кровь. Его можно резать - оно разрежется, можно рвать 
- оно разорвется. Но если его вложить в раскаленную печь оно не сгорит и не 
нагреется, если опустить в ледяную майну - не охладится. Оно вечно. И всегда 
будет таким же теплым, как кровь людей. Его можно раздробить и развеять по 
ветру, но частицы его все равно будут в мире, и даже если мир наш замерзнет 
ледяной глыбой или превратится в пылающее солнце - голубое сало навсегда 
останется в нем. 
Великий магистр задумчиво жевал муравьиные яйца. Член Вила стал постепенно 
опадать. 
- Как блядям удалось получить это вещество? 
- Случайно, великий отче. Они делали блядские опыты с восстановлением и 
выращиванием людей по памяти их костей. Там были люди разных профессий. Но 
только люди, которые когда-то записывали на бумаге свои фантазии оказались 
способны произвести голубое сало. 
Магистр взял из чаши кусочек торфа, поджаренного в кедровом масле, положил в 
рот. 
Вил, пользуясь паузой, потянулся ртом к своим ладоням с муравьиными яйцами, но 
уменьшающийся член его стал падать с плеча, он подхватил его обеими руками, 
муравьиные яйца посыпались на пол. 
- Ради Матери Земли, прости меня, великий отче, - пробормотал Вил, опуская член 
на прохладный пол. 
- Покажи мне голубое сало, - сказал великий магистр. Вил открыл кейс. 
- Да. Такого света нет в природе, - произнес после долгой паузы великий магистр. 
- Закрой. 
Вил закрыл. 
- Ты слышал о воронке времени? - спросил великий магистр. 
- Как всякий посвященный, великий отче. 
- Знаешь, сколько раз мы ей пользовались? 
- Нет, великий отче. 
- И не надо тебе знать. Готов ли ты пройти сквозь время для Высших Целей? 
- Готов, великий отче. 
- Ты пойдешь в середину прошлого века, отдашь голубое сало и вернешься назад, 
принеся нашим братьям то, чего они алчут уже сорок два года. 
Магистр нажал пяткой на одну из неразличимых панелей пола. Панель опустилась. В 
комнате ожила невидимая звуковая система. 
- Слушай внимательно, - сказал великий магистр. - Это поможет тебе. 
Раздались позывные радио; вслед за ними послышалась мелодичная симфоническая 
музыка и женский голос вкрадчиво произнес: 
- Писатели у микрофона. 
Симфоническая музыка зазвучала громче, потом стихла, уступая мужскому голосу: 
- Здравствуйте, дорогие товарищи! Сегодня у нас в гостях лауреат Сталинской 
премии, московский писатель Николай Буряк. Только что в издательстве 
"Гослитиздат" вышла его новая книга рассказов "Паводок". В нее вошли рассказы, 
написанные Николаем Буряком за последние три года во время многочисленных 
поездок писателя по стране Советов и по зарубежным странам и континентам. Широко 
известный прозаик, печатное слово которого так любимо нашим народом, объездил 
Дальний Восток и Прибалтику, Среднюю Азию и Цейлон, был в Нью-Йорке и Берлине, 
на мысе Доброй Надежды и на острове Комодо, встречался с рыбаками Камчатки и 
полярниками Севера, южно-африканскими миллиардерами и бесстрашными офицерами 
"Люфтваффе". Сейчас вы услышите рассказ из новой книги Николая Буряка "Паводок". 
Читает автор. 
Спокойный, слегка хрипловатый мужской голос стал читать: 
  
  
  
Синяя Таблетка

  
  
Когда в час сгущения зимних сумерек я чувствую нарастание беспричинной злобы и 
покалывание в кончиках пальцев, когда жена фальшивым голосом сообщает мне, что 
она снова должна ехать в Ленинград на консультацию к профессору Лебедеву "по 
женским делам", когда секретарь Союза писателей приглашает меня к себе на дачу в 
Переделкино и, прохаживаясь между тоскливо скрипящих сосен, предлагает взяться 
за самую важную и нужную тему, которая "к сожалению, еще неглубоко вспахана 
нашей отечественной прозой", когда в школьных брюках сына я нахожу рваный 
презерватив, когда в ресторане ЦДЛ не оказывается маслин и куриных котлет 
де-воляй, когда ломаются сразу обе мои пишущие машинки, когда прижатая мною к 
стене домработница бормочет, что "сегодня неудобный день", когда ночью ко мне 
вваливается пьяный и плачущий собрат по перу, чтобы сначала сообщить "об 
окончательном разрыве с Соней", а под утро, что "он закрыл тему любовного 
треугольника", когда, наконец, мне фатально не хватает витамина В-12, я понимаю, 
что готов открыть мою железную коробку из-под зубного порошка "Свежесть". 
Обычно, я открываю ее поздним вечером, заперевшись на ключ в своем кабинете. 
Эта коробка полна разноцветных таблеток: желтых и розовых, синих и зеленых, 
красных и оранжевых. Надо просто выбрать одну из них. 
Я поднимаю голову вверх и, глядя на портрет Тургенева, наощупь вынимаю одну из 
таблеток. Это синяя таблетка. Еще ни разу я не пробовал ее. 
Я ложусь на кожаный диван, накрываюсь пледом и кладу таблетку под язык. Нижнюю 
челюсть сразу сводит и во рту появляется металлическо-мятный привкус Я глубоко 
вдыхаю. За ушами мягко давит, руки мои стремительно тяжелеют, в основании 
затылка раздается приятный сочный треск и я теряю свое старое тело. 
Зима. Вечер. Москва. Заднее сиденье машины. Треугольное окно с изморозью на 
стекле. 
Крупными хлопьями падает снег- Черное такси с белыми шашечками, в котором я еду, 
подруливает к Большому театру Я расплачиваюсь с невзрачным шофером и выхожу, 
хлопнув дверцей. 
На мне легкий водолазный костюм ультрамаринового цвета. Маска сдвинута на 
голову. Под свинцовыми подошвами хрустит свежевыпавший снег. 
Главный театр страны ярко освещен. Вокруг - народ в водолазных костюмах 
всевозможных форм и расцветок. Я поднимаюсь по ступеням, встаю слева между 
второй и третьей колоннами, смотрю на водонепроницаемые часы. 19.22. Маши нет. 
Вокруг снуют поскрипывающие люди: костюмы рифленые, в обтяжку, с напуском, "под 
кожу", "под рыбью чешую"; свинцовые туфли на шпильке, на платформе, "лодочкой", 
"козликом", "утиной ножкой", "корабликом", "ракушкой", "фламенко". 
- Лишнего не предвидется? - спрашивает обвешанный хрусталем толстяк. 
Я отрицательно качаю головой. На глаза мои ложатся белые резиновые ладони. Я 
накрываю их своими: 
- Маша! 
- Стоять! Не двигаться! - смеется она. 
Я целую ее в уголок серебристо-розовых губ. 
- Долго ждешь? 
- Очень. 
- Бедный! Замерз? Жаль, что не до смерти! На ней прелестный белый обтяжной 
костюм, белые свинцовые сапожки "казачок", белая маска в форме грызущихся 
пираний сдвинута наверх. 
- Ты страшно красива, - признаюсь я. 
- Нравлюсь? 
- Не то слово. 
- Тогда пошли! - блестит она черными как смоль глазами и тянет меня за руку 
Мы входим в вестибюль, я предъявляю билетерше две оловянные пластины, она 
прокусывает их щипцами. Мы направляемся в гардероб за аппаратами жидкого 
воздуха. Там столпотворение. 
- Сюда! - тянет меня Маша, и мы влезаем без очереди. Маша - замечательная 
девушка. Но я еще не спал с ней. Мы получаем два аппарата, пристегиваем за спины 
и двигаемся к шлюзам. 
- Ты не звонил мне на службу сегодня? - спрашивает 
Маша. 
- Нет. Я звоню тебе только домой, как условились. 
- Представляешь, кто-то дважды звонил. Мягкий мужской голос, как мне доложили. А 
наша секретарша, эта кобыла, каждый раз отвечала, что... смотри, смотри: 
Марецкая! 
Мы смотрим на даму в боа поверх серебристого костюма 
- Боже мой, как она постарела! - Маша прижимает резиновую ладонь к губам и 
поворачивается ко мне. - Неужели мы тоже состаримся? 
- Никогда! - заверяю ее я, и мы входим в шлюз. 
Он похож на огромный лифт. Стальная дверь задвигается за нами. В шлюзе стоят 
человек пятьдесят. Мы опускаем маски, закрываем рты мундштуками, включаем подачу 
воздуха. Загорается надпись: ВНИМАНИЕ! ЗАПОЛНЕНИЕ ШЛЮЗА! 
Снизу бурно поступает мутная жидкость комнатной температуры. Маша делает мне 
знак рукой в сторону мужчины в костюме саламандры. Под причудливой маской я 
различаю черты неповторимого Филиппова. Шлюз заполняется до потолка, открывается 
дверь с другой стороны. И сразу - толчок встречной водяной массы, перепад 
давления, пузыри нашего воздуха. 
Мы покидаем шлюз и оказываемся в зале, пронизанном светом сотен прожекторов. 
Зал Большого театра представляет собой главный отстойник московской канализации. 
Люди, поверхностно знакомые с фекальной культурой, полагают, что содержимое 
канализации - густая непроглядная масса экскрементов. Эт