а подхватили ее под руки и повели наверх в опочивальню. 
- До полудня рожу, чует сердце! - стонала ААА. 
- Рожай, великая, рожай, непорочная... - бормотала маленькая дама. 
- Будет ли достойный? Сыщится ли? - трясла тяжелой головой ААА. 
- Сыщится, королева, сыщится, Дева Света... - успокаивала дама. 
Высокая прыгала по ступеням, обгоняя подымающихся и восторженно визжа. 
В опочивальне было тесно, но уютно; на обитых синим шелком стенах висели 
портреты Пушкина, Данте, Гумилева и Сталина. Рядом с широкой кроватью с 
бархатным балдахином стоял полковой походный складень-иконостас, подаренный 
хозяйке дома командованием Ленинградского военного округа. У окна разместился 
небольшой красного дерева письменный стол, заваленный книгами и рукописями; в 
углу возвышалась мраморная ванна на золотых ножках в виде ангелов с крыльями. 
Ванна была полна воды. 
ААА подвели к ванне, она опустилась на колени и с размаху погрузила свою голову 
в воду. Часть воды вылилась на пол. Высокая прыгнула к ААА и, изогнувшись, стала 
лизать ее черную пятку. 
Маленькая дама пнула ее в худые ребра: 
- Отступи, Лидка! 
Высокая с воем отбежала в угол и легла на меховую подстилку. 
- Великолэээпно! - подняла голову ААА. Маленькая дама накрыла ее приготовленным 
полотенцем, стала осторожно вытирать. 
- На кровать, на кровать... - простонала ААА, - уж подступает... 
Швейцар и дама подхватили ее, подвели к кровати. ААА завалилась навзничь. 
- Ежели в беспамятство провалюсь - жги мне свечей руку, - пробормотала ААА, 
закрывая глаза. - Хочу наследнику в глаза глянуть. А уж потом - к Господу в 
подмышки потные... 
Маленькая дама сделала знак швейцару Он вышел. Дама присела на край кровати, 
взяла безвольную тяжелую руку ААА в свои ручки и, склонившись, поцеловала. 
- Све-то-но-сец! - проговорила по слогам ААА и, дернувшись всем своим грузным 
телом, закричала страшным нутряным голосом роженицы. 
  
  
Кортеж Сталина подъезжал к Архангельскому Здесь, в великолепном дворце, 
выстроенном еще при Екатерине II, жил граф и бывший член Политбюро ЦК КПСС 
Никита Аристархович Хрущев, отстраненный от государственных дел октябрьским 
Пленумом ЦК. 
Громадную территорию дворца опоясывал каменный забор с чугунными, в классическом 
стиле решетками, каждое звено которых украшал родовой герб Хрущевых - пентакль, 
циркуль и три лилии. 
Еще издали, с Ильинского шоссе Сталин заметил свет над черным ночным лесом - 
сегодня дворец был освещен, 52-летний Хрущев праздновал свои именины. 
Кортеж подъехал к воротам, за которыми располагался КПП личной гвардии Хрущева, 
круглосуточно охранявшей графа. Это подразделение, насчитывающее почти шестьсот 
человек, состояло из преданных Хрущеву офицеров-каппелевцев, выпускников 
диверсионной школы "Великий Восток" и черкесов прославленной "дикой" дивизии. 
Оно содержалось графом, было расквартировано на территории его имения и 
подчинялось исключительно Хрущеву 
Из "ЗИМа" вышел генерал Власик с двумя охранниками, приблизился к воротам и 
сделал знак трем стоящим на вахте черкесам. Бородатые, темнолицые, одетые в 
долгополые бурки и лохматые папахи с зеленой лентой, они недоверчиво смотрели на 
подъехавший кортеж и на генерала. Один из черкесов заглянул в каптерку Вышел 
капитан в черной каппелевской форме, подошел к воротам, коротко переговорил с 
Власиком и скрылся в каптерке - доложить графу 
- Вот головорезы! - усмехнулся шофер Сталина, глядя на черкесов. - Что они в 
Берлине творили... мне, товарищ Сталин, брат рассказывал. У них пытка есть - 
человека на змею посадить. А в Берлине, как только зоопарк взяли, змей этих - 
полным полно расползлось. Ну и, говорит, едем с командующим, глядь - немецкий 
полковник по земле катается, а черкесы из "дикой" дивизии стоят кружком и 
смеются. А это они, оказывается, ему в жопу... 
- Заткнись, - перебил его Сталин. 
Ворота отворились, капитан вышел из каптерки, взял под козырек. Черкесы нехотя 
приложили смуглые руки к папахам. 
Кортеж въехал на территорию поместья. Сразу за вахтой в ельнике виднелись два 
дота с пулеметами. На высоких соснах смутно различались замаскированные 
наблюдательные пункты и огневые точки. 
Кортеж по плавно изгибающейся дороге подъехал к красиво освещенному дворцу и 
остановился перед высокой въездной аркой в виде греческого портала с четырьмя 
колоннами и изящной решеткой ворот. Возле них стояли с автоматами четверо 
великовосточников в зимних камуфляжных комбинезонах. Ворота стали медленно 
притворяться, и кортеж въехал во внутренний двор хрущевского дворца, окруженный 
полукруглой, подсвеченной снизу колоннадой. 
"Роллс-Ройс" подкатил к невысокому мраморному крыльцу, Сталин вышел с 
чемоданчиком в руке и сигарой в зубах. 
- Здравия желаю, товарищ Сталин! - выбежал на крыльцо и щелкнул каблуками 
высокий красавец поручик с аксельбантами. - Прошу вас! 
Он распахнул перед Сталиным дверь. Сталин вошел в громадную прихожую залу, 
сверкающую розовым и белым мрамором, золотом и хрусталем. 
- А вас, господа, прошу сдать оружие и расположиться в гостевом флигеле, - 
обратился поручик к отставшей охране 
В прихожей Сталина ждал камердинер графа Алекс - невысокий, чрезвычайно 
подвижный человек в белом, по случаю торжеств, фраке и с запоминающимся 
лошадиноподобным лицом. 
- Здравствуйте, товарищ Сталин, - быстро кивнул он. - Граф чрезвычайно рад 
вашему приезду. Они ждут вас в подвале-с. Позвольте ваш саквояж, 
- Это останется со мной, - Сталин уверенно направился к подвальной лестнице. - 
Он что, опять пытает? 
- Так точно-с. Пытают-с. - поспешил за Сталиным Алекс. - Позвольте, провожу вас. 

- А гостей бросил, стало быть? 
- Гости давно разъехались. 
- Не может быть! 
- Граф уже шутили-с по этому поводу, - тараторил Алекс, семеня короткими ногами. 
- Раньше, говорит, его боялись задерживать, а теперь у него задерживаться 
боятся. 
- Не понял юмора, - зевнул Сталин. 
Мраморная лестница, ведущая в подвал, перешла в небольшую площадку со стальной 
дверью, возле которой стояли двое черкесов. Они по-военному молча приветствовали 
Сталина и потянули за толстую ручку двери. Толстая тридцатисантиметровая дверь 
стала бесшумно отворяться, и душераздирающие крики донеслись из полутемного 
проема. 
Сталин шагнул вперед, Алекс остался стоять позади, черкесы закрыли дверь за 
вождем. 
Подвальная тюрьма с пыточной камерой, вырытые еще прапрадедом Хрущева, в XIX 
веке пришли в полнейшее запустение и были восстановлены и переоборудованы 
молодым графом сразу после завершения Гражданской войны. Это была анфилада с 
тремя круглыми помещениями, отделанным простым грубым камнем. В первом 
размещалась охрана, во втором - тридцать шесть одиночных камер с заключенными, 
третье было пыточной камерой. 
Сталин миновал вахтенную и последовал по неширокому коридору за молчаливым 
"великовосточником" в черном костюме ниндзя. Крики раздавались все громче. 
Кричал один и тот же человек: то пронзительно, переходя на обезьяний визг, то 
нутряным, кабаньим рыком, перерастающим в бульканье и клгкот. 
Сталин вошел в ярко освещенный круглый каменный зал со сводчатым потолком. В 
грубый пол были вмурованы железная кровать, пресс, железное кресло и железная 
"кобыла", к которой сейчас был привязан за ноги и за руки голый, побагровевший и 
вспотевший от боли и крика молодой человек. Над хорошо освещенной спиной его 
склонился граф Хрущев. Рядом стоял столик-инструментарий на колесиках. Палача не 
было - граф всегда пытал в одиночку. 
- Здравствуй, mon cher! - громко произнес Сталин, морщась от крика. 
Граф нехотя обернулся: 
- Иосиф... 
И снова склонился над молодой мускулистой спиной. 
Сталин встал рядом, опустил чемоданчик на пол и скрестил руки на груди. 
Хрущев был большим мастером пыток, и мастерство его сводилось к умению избежать 
крови, вид которой он не переносил. Он подвешивал людей на дыбе, разрывая им 
плечи, растягивал на "шведской лестнице", пока они не сходили с ума от боли, жег 
углями и паяльной лампой, давил прессом, медленно душил, ломал кости, заливал в 
глотки расплавленный свинец. Но сегодня граф уделил внимание своему любимому 
истязанию - пытке штопорами. Дюжина самых разнообразных стальных штопоров его 
собственной конструкции лежала на столике, Штопоры были длинные и совсем 
короткие, с двойными и тройными спиралями, сложными ручками на пружинах, 
самоввинчивающиеся и замедленного действия. Граф так умел вводить их в тела 
своих жертв, что ни одной капли крови не выступало на поверхности тела. 
Из спины несчастного уже торчали две стальные рукоятки: один штопор был ввинчен 
ему в плечо, другой в лопатку. Руками в резиновых перчатках граф медленно 
поворачивал рукоятки, вводя глубже беспощадный металл. 
Сталин искоса посмотрел на него. 
Граф Хрущев был горбат, а поэтому невысок, с тяжелым продолговатым лицом, 
стягивающимся к массивному носу, напоминающему клюв марабу. Умные проницательные 
глаза влажно шевелились под кустистыми, с проседью, бровями. Седые длинные 
волосы были идеально подстрижены. В большом ухе неизменно сверкал бриллиант. 
Цепкие сильные руки доходили графу до колен. На Хрущеве был брезентовый фартук, 
из-под которого выглядывала белоснежная сорочка с длинными, обтягивающими 
запястья манжетами и изумительными запонками в форме жуков скарабеев, сделанных 
Фаберже из золота, сапфиров, бриллиантов и изумрудов. 
Граф неожиданно резко повернул оба штопора. Юноша взвизгнул и потерял сознание. 
- Пределы... пределы... - сосредоточенно пробормотал граф и бросил на Сталина 
быстрый взгляд. - Что ж ты так поздно? 
- Извини, mon cher, дела. Поздравляю тебя 
- Подарок? - глянул граф на чемоданчик. 
- Подарок здесь, mon cher, - Сталин с улыбкой положил руку себе на левую сторону 
груди. 
- В сердце? 
- В кармане. Но здесь я тебе его вручать не буду. 
- Aber naturlich, mein Konig, - граф поднес к ноздрям юноши пузырек с нашатырным 
спиртом. Юноша лежал неподвижно. 
- Пределы... - граф стал лить нашатырь юноше в ухо. - В принципе, все 
определяется только пределами. Все, и во всем. 
- Кто этот парень? - спросил Сталин, раскуривая потухшую сигару 
- Актер из моей труппы. 
- Плохой? 
- Великолепный. Лучший Гамлет и лучший князь Мышкин Москвы. Я никогда так не 
плакал и не смеялся... Мейерхольд все тянул его к себе. 
- А ты? 
- А я положил ему такой оклад, который ни один Мейерхольд не сможет дать. 
- И... за что же ты его? 
- В смысле? 
- Ну, за что ты его пытаешь? - Сталин с наслаждением выпустил сигарный дым. 
- Я никогда не пытаю за что-то, Иосиф. Я говорил тебе. И не раз. 
Юноша дернулся всем своим прекрасным телом. 
- Вот и славно, - граф погладил его по мокрой от пота и слез щеке и взял со 
столика большой штопор со сложной толстой спиралью. 
- К пятидесяти годам я понял, что самый важный орган у человека - это печень, - 
заговорил граф, примеряясь. - Чистота крови - вот что важно для хорошего 
здоровья. Большинство наших болезней происходят из-за ослабленной функции 
печени, которая плохо фильтрует кровь. И вся дрянь не оседает в печени, а гнусно 
булькает в нашей нечистой крови. А кровь, - он ловко воткнул штопор юноше в 
область печени, - это, как говорил Гиппократ, "начало всех начал". 
Юноша дико закричал. 
- Да ведь не больно еще, чего ты вопишь? - с сосредоточенным лицом налег на 
рукоятку граф. 
Широкий, многослойный винт штопора стал медленно входить в трепещущее тело. От 
крика у Сталина засвербило в ушах. Он отошел, разглядывая орудия пыток. 
- Предел, предел... как поворот винта... - бормотал Хрущев. 
Сталин потрогал стальные цепи дыбы, затем подошел к железному креслу с 
вмонтированной внизу жаровней для поджаривания жертв и сел на него, закинув ногу 
на ногу. 
Агония охватила тело юноши. Он уже не кричал, а конвульсивно дергался; глаза 
закатились, из красивого чувственного рта капала слюна. 
- У тебя бы Шипов давно заговорил, - произнес Сталин. - А у Берии он уже неделю 
молчит. 
- Шипов? Сергей Бенедиктович? - граф, внимательно прислушиваясь, поворачивал 
штопор, как поворачивает ключ на колке настройщик рояля. - На этого 
достойнейшего джентльмена у меня никогда не поднялась бы рука. И вообще, Иосиф. 
Должен заметить тебе, что ваше "дело банкиров" - колосс на глиняных ногах, 
Центробанк давно вышел из-под контроля партии, я об этом не раз говорил и 
боролся с его монетаризмом всеми доступными способами. Но то, что вы делаете с 
Лаврентием - не только некорректно, но и стратегически опасно. Авторитет партии 
и так подорван историей с Бухариным, а вы... - Хрущев вдруг замолчал, потрогал 
сонную артерию юноши. - Вот и все, мой строгий юноша. 
Он стал громко сдирать резиновые перчатки со своих больших рук. 
- А мы? - напомнил ему Сталин. 
- А вы подрываете и расшатываете партию еще сильнее. И отпугиваете от нее уже не 
только аристократов, но и буржуа. Пошли наверх... фондю есть. 
Хрущев снял с себя фартук и размашистой походкой орангутанга двинулся к выходу. 
- В тебе сейчас говорит твоя голубая кровь, - Сталин с чемоданчиком и сигарой в 
ровных зубах последовал за ним. 
- Она во мне всегда говорила. И когда я семнадцатилетним вступил в РСДРП. И 
когда под Царицыным косил из пулемета конную лаву Мамонтова. И когда вместе с 
тобой боролся с Троцким и его бандой. И когда мерз в осажденном Ленинграде. И 
когда подписывал мирный договор с Гитлером. И когда видел атомный гриб над 
Лондоном. И когда душил басовой струной подлеца Тито. И когда у тебя на даче 
топил в ванне жирного Жданова. И когда, - он резко обернулся и остановился, - 
летел из Фороса на ваш октябрьский Пленум. 
Сталин подошел к нему Они молча смотрели в глаза друг другу. 
- Mon ami, партия - не место на трибуне мавзолея, - проговорил Сталин. 
- Но и не братская могила в Бутово, - ответил Хрущев. - Знаешь какая там 
земляника растет? Во! 
Он поднес к холеному сталинскому лицу свой костистый волосатый кулак. 
- Партия карала, карает и будет карать, - спокойно, не глядя на кулак продолжал 
Сталин. - В больших крестьянских странах вероятность энтропии обратно 
пропорциональна количеству убиенных. Великий Мао понимает это. Я тоже. 
- Вовсе не обязательно распространять этот закон на банкиров- Их в сто раз 
меньше, чем крестьян. 
- Mon ami, мы можем открыть еще пять тысяч героаптек и десять тысяч кокскафе, но 
это ни на йоту не укрепит гарантию нашей безопасности. Страна кишит врагами. И 
басовым струнам все равно кого душить. 
- Иосиф! - разочарованно вздохнул граф и двинулся вверх по лестнице. - Я всегда 
знал, что ты великий эмпирик масс и не очень дальновидный стратег. 
- Я тебе в затылок за эти слова не выстрелю, - проговорил сзади Сталин. 
- Только попробуй! - засмеялся Хрущев. - У меня во дворце тридцать восемь 
пулеметных гнезд. А на крышах - огнеметчики. 
- Пулемет - не самый веский аргумент в современной войне, - усмехнулся Сталин. - 
А огнемет - вообще декоративное оружие... 
Из гостевой залы они поднялись на бельэтаж, миновали анфиладу просторных залов, 
обустроенных в богатом, но строгом классическом стиле, и вошли в парадную 
столовую. Это был огромный зал в коричневатых тонах, с окнами на террасу 
обставленный немногочисленной ореховой мебелью, китайскими вазами и античными 
скульптурами. Главную стену столовой украшали два полотна Тьеполо - "Встреча 
Антония и Клеопатры" и "Пир Клеопатры". Длинный стол на шестьдесят человек был 
богато и со вкусом сервирован. На столе лежала только легкая закуска, сыры, 
фрукты и две тарелки с приборами на противоположных концах. Как из-под земли 
появился неизменный телохранитель Хрущева монгол Аджуба с непроницаемым лицом, 
литыми мускулами и двумя револьверами на узких кожаных бедрах. Он встал за 
спиной графа, скрестив тяжелые руки на груди. 
- Voila! - граф жестом пригласил Сталина. - Сегодня здесь было не очень весело. 
Надеюсь, хоть ты развлечешь затворника. 
Сталин достал из внутреннего кармана изумительную бриллиантовую заколку в форме 
совокупляющихся эльфов и протянул ее графу: 
- Позволь, mon cher ami, сим скромным куском неживой материи приветствовать тебя 
в день твоих славных именин. 
- Благодарю, Иосиф. 
Они трижды, по-русски, расцеловались. 
Слуги внесли четыре серебряные кастрюли с горелками для фондю, белое вино, мелко 
нарезанный швейцарский сыр, золотые спицы, чеснок и оливковое масло. 
- Прелестно, - Хрущев бегло разглядел заколку и небрежно нацепил ее на ворот 
своей сорочки. - Выпьем. 
Слуга наполнил шампанским два бокала. 
- За тебя, mon cher, - поднял бокал Сталин. 
- Нет, нет, - покачал головой граф. - Мои именины прошли. Утро. И посему я хочу 
выпить за одно твое удивительное качество, которому всегда завидовал. 
- Неужели во мне есть что-то, способное вызвать твою зависть? - улыбнулся 
Сталин. 
- Есть, Иосиф. Твое умение жить настоящим. 
- Первый раз слышу! 
- Да, да. Николай II умел жить прошлым, Ленин - будущим. А ты - живешь 
настоящим. Живешь полной грудью. И вместе с тобой живет настоящим советский 
народ. 
Сталин серьезно посмотрел во влажные, глубоко посаженные глаза Хрущева. Они 
чокнулись и выпили. 
Слуги, между тем, проворно готовили фондю - топили сыр в кипящем вине, быстро 
размешивая его специальными ложками. 
Двое охранников подземной тюрьмы внесли на мраморной доске отрубленный торс 
только что умершего юноши. Торс сочился парной кровью. Повар с ножом и двузубой 
вилкой склонился над ним и вопросительно посмотрел на графа. 
- Вырезку. На уровне почек, - приказал Хрущев. Повар принялся вырезать из торса 
два узких куска. 
- Cela vaudrait le coup d'aller a Archangelskoe pour gouter une vrai fondue! - 
засмеялся Сталин, садясь за стол. - Я, признаться, только что поужинал. 
- Мое фондю я готов есть в любое время суток, - граф сел на противоположный 
конец стола. - Такого в вашем Кремле не попробуешь... Опять, небось, свинину 
ели? Или этих дурацких рябчиков в сметане? 
- Mon cher, ты культивируешь в себе желчь. 
- Я культивирую в себе гастронома. У вас не осталось ни одного хорошего повара. 
Ежов и Берия пересажали всех. 
- Приходи к нам на 8-е марта. Будет прекрасный французский стол. И куча дам, 
которых ты так не любишь. 
- Дважды в кремлевскую воду не входят... Расскажи лучше про эту амнистию. 
- По "ленинградскому делу"? 
- Да. Что это за метания? Вы полагаете, что ждановское противопоставление убогих 
ярмарок продовольственным советским магазинам не было ошибочным? И Вознесенский 
не занимался промышленным вредительством? 
Сталин осторожно стряхнул пепел с сигары в аметистовую пепельницу: 
- Вознесенский действительно был вредителем и работал на англичан. А насчет 
ярмарок для народа у Политбюро мнение изменилось. 
- Вот как? - притворно поднял брови граф. - Значит, ждановские ярмарки - не 
реставрация лапотной Руси? 
- В них было много действительно лапотного, архаического... эти показательные 
казни на Сенной, четвертования, битье батогами... массовые совокупления на 
льду... Но. Сама идея устройства зимних ярмарок не была антисоветской. 
- Гениально! - Хрущев ударил своими костистыми ладонями по столу и длинный, 
черного дерева стол угрожающе загудел в гулком и прохладном пространстве зала. - 
Ленин и Сталин освободили забитого русского человека, сделали внутренне и внешне 
свободным! Но счастье ему обеспечат не медикаментозные разработки наших химиков, 
а коллективные пляски, свальный хлыстовский грех и поклонение Перуну на 
Сенатской площади! "Припадем к корням и напьемся древней радости предков!" Эту 
бухаринскую крамолу раньше протаскивали Жданов и Постышев. А теперь кто? 
Маленков? 
- Маленков здесь ни при чем. 
- А кому же пришло в голову амнистировать "ленинградцев"? 
- Мне. 
Хрущев тяжело посмотрел на него. Сталин ответил спокойным немигающим взглядом. 
Хрущев отвел глаза в сторону повара и слуг: 
- Ну и что? 
- Все готово, ваше сиятельство, - выпрямился бритоголовый повар. 
- Подавай. 
Вмиг перед Сталиным и Хрущевым были поставлены кастрюли с кипящим оливковым 
маслом и нехотя булькающим р