и хором, и
очень похоже,  подражать  ее голосу,  это  было  восхитительно!  Словами  не
выразить, как я люблю кукушку! Неожиданно  слышится ее торжествующий  голос.
Она  поет  посреди цветущих померанцев  или в зарослях  унохана,  прячась  в
глубине ветвей, у нее обидчивый нрав. В пору  пятой луны,  когда льют дожди,
проснешься посреди  недолгой ночи  и  не  засыпаешь больше  в надежде первой
услышать кукушку.  Вдруг в  ночном мраке  звучит  ее пленительный, волнующий
сердце голос! Нет сил противиться очарованию.
   С  приходом шестой луны кукушка умолкает, ни  звука больше, но напрасно
мне искать слова, о кукушке всего  не расскажешь. Все живое, что подает свой
голос ночью, обычно радует слух. Впрочем, есть одно исключение: младенцы.



НАСЕКОМЫЕ


   "Сверчок-колокольчик".   Цикада   "Закат   солнца".  Бабочка.  Сосновый
сверчок.    Кузнечик.    "Ткач-кузнечик".   "Битая   скорлупка".    Поденка.
Светлячок.Мне очень жалко  миномуси  -- "червячка в  соломенном плаще". Отец
его был чертом. Увидев, что ребенок похож на  своего отца, мать  испугалась,
как  бы он  тоже не стал  злобным чудовищем. Она  закутала его в  лохмотья и
обещала: "Я вернусь, непременно вернусь, когда подует осенний ветер..." -- а
сама скрылась неведомо куда.
   Но  покинутый ребенок  не знает об этом. Услышит шум  осеннего  ветра в
пору восьмой луны и начинает  горестно плакать: "Тити, тити!" -- зовет  свою
мать. Жаль его несчастного!
   Как не пожалеть и "жука-молотильщика"! В его маленьком  сердце родилась
вера в Будду, и он все время  по дороге отбивает поклоны. Вдруг где-нибудь в
темном  уголке  послышится  тихое  мерное  постукивание.  Это  ползет  "жук-
молотильщик".
   Муху  я вынуждена причислить к  тому,  что  вызывает досаду.  Противное
существо! Правда, муха так мала, что  не назовешь ее настоящим врагом. Но до
чего же  она омерзительна, когда осенью на все  садится, отбою нет. Ходит по
лицу  мокрыми  лапками... Иной раз  человеку дают  имя "Муха", -- неприятный
обычай! Ночная бабочка прелестна. Когда  читаешь, придвинув  к  себе поближе
светильник, она  вдруг начинает  порхать над  книгой.  До чего  же  красиво!
Муравей  уродлив,  но  так  легок,  что  свободно бегает  по  воде,  забавно
поглядеть на него.



РЕБЕНОК ИГРАЛ С САМОДЕЛЬНЫМ ЛУКОМ...


   Ребенок играл с самодельным луком  и хлыстиком.  Он был прелестен!  Мне
так хотелось остановить экипаж и обнять его.



ПОКИДАЯ НА РАССВЕТЕ ВОЗЛЮБЛЕННУЮ...


   Покидая на  рассвете возлюбленную, мужчина не должен слишком заботиться
о своем наряде.
   Не  беда, если он  небрежно завяжет шнурок от  шапки, если  прическа  и
одежда будут у него  в  беспорядке,  пусть  даже кафтан  сидит на нем косо и
криво, -- кто в такой час увидит его и осудит?
   Когда  ранним утром  наступает пора  расставанья, мужчина должен  вести
себя красиво. Полный сожаленья, он  медлит подняться с  любовного ложа. Дама
торопит его уйти:
   -- Уже белый день. Ах-ах,  нас увидят! Мужчина  тяжело вздыхает. О, как
бы  он был  счастлив, если б утро никогда не пришло! Сидя на постели, он  не
спешит натянуть на себя  шаровары, но склонившись к своей подруге, шепчет ей
на ушко то, что не успел сказать ночью.
   Как  будто у него ничего другого  и  в  мыслях  нет,  а  смотришь,  тем
временем он незаметно завязал на себе пояс.
   Потом  он приподнимает верхнюю часть решетчатого окна и вместе со своей
подругой идет к двустворчатой двери.
   --  Как  томительно будет тянуться  день!  --  говорит  он даме и  тихо
выскальзывает  из дома, а она  провожает его долгим  взглядом, но даже самый
миг  разлуки останется  у нее  в сердце как чудесное  воспоминание.  А  ведь
случается, иной  любовник  вскакивает утром  как  ужаленный. Поднимая шумную
возню,  суетливо стягивает поясом шаровары,  закатывает  рукава  кафтана или
"охотничьей одежды", с громким шуршанием прячет что-то за пазухой, тщательно
завязывает на  себе верхнюю опояску. Стоя на коленях, надежно  крепит шнурок
своей шапки-эбоси,  шарит,  ползая  на  четвереньках,  в поисках  того,  что
разбросал накануне:
   --  Вчера  я  будто  положил  возле изголовья листки  бумаги и веер?  В
потемках ничего не найти.
   --  Да  где же это,  где же это? --  лазит он по всем углам. С грохотом
падают  вещи.  Наконец  нашел!  Начинает  шумно обмахиваться  веером, стопку
бумаги сует за пазуху и бросает на прощанье только:
   -- Ну, я пошел! ЦВЕТЫ
   Из луговых цветов первой назову гвоздику. Китайская, бесспорно, хороша,
но и простая японская гвоздика тоже прекрасна. Оминаэси  -- "женская краса".
Колокольчик с крупными цветами.  Вьюнок "утренний  лик".  Цветущий тростник.
Хризантема. Фиалка.
   У горечавки препротивные листья,  но  когда  все  другие осенние  цветы
поникнут,  убитые холодом, лишь ее  венчики все еще высятся в  поле, сверкая
яркими красками, -- это чудесно!
   Быть может, не  годится особо выделять его  и петь ему хвалу, но все же
какая  прелесть цветок "рукоять серпа". Имя это звучит  по-деревенски грубо,
но китайскими знаками можно написать его  иначе: "цветок поры прилета  диких
гусей".
   Цветок  "гусиная кожа"  не  очень  ярко  окрашен,  но напоминает цветок
глицинии.  Распускается он два раза -- весной и осенью, вот что удивительно!
Гибкие  ветви кустарника хаги осыпаны ярким цветом.  Отяжеленные  росой, они
тихо зыблются  и клонятся к  земле. Говорят, что олень особенно  любит кусты
хаги и осенью со стоном бродит возле них. Мысль об этом волнует  мне сердце.
Махровая керрия.
   Вьюнок "вечерний лик" с виду похож на "утренний лик",  -- не потому ли,
называя один, вспоминают и другой? "Вечерний лик" очень красив, пока цветет,
но плоды у него безобразны!  И  зачем  только они вырастают такими большими!
Ах, если  бы они  были размером  с  вишенку,  как  бы  хорошо! Но все  равно
"вечерний лик" -- чудесное имя.
   Куст цветущей сирени. Цветы камыша. Люди, верно,  будут удивляться, что
я еще не назвала сусуки. Когда перед взором расстилаются во всю ширь осенние
поля,  то  именно сусуки  придает  им  неповторимое  очарование.  Концы  его
колосьев  густо окрашены в цвет  шафрана.  Когда они  сверкают,  увлажненные
утренней росой, в целом мире ничего не найдется прекрасней! Но в конце осени
сусуки уже не привлекает взгляда. Осып-
   лются  бесследно  его  спутанные  в  беспорядке,  переливавшиеся  всеми
оттенками  гроздья цветов, останутся только голые стебли да белые головки...
Гнутся под ветром стебли сусуки, качаются  и дрожат, словно  вспоминая былые
времена, совсем как старики. При  этом сравнении чувствуешь сердечную боль и
начинаешь глубоко жалеть увядшее растение.



ТО, ЧТО РЕДКО ВСТРЕЧАЕТСЯ


   Тесть, который хвалит зятя. Невестка, которую любит свекровь.
   Серебряные  щипчики, которые  хорошо  выщипывают волоски бровей. Слуга,
который не чернит своих господ.
   Человек  без малейшего недостатка.  Все в  нем  прекрасно: лицо,  душа.
Долгая жизнь в свете нимало не испортила его.
   Люди, которые, годами проживая в одном доме,  ведут себя церемонно, как
будто  в  присутствии чужих,  и все  время неусыпно следят за собой. В конце
концов редко  удается скрыть  свой подлинный нрав от  чужих  глаз. Трудно не
капнуть  тушью, когда переписываешь роман  или  сборник  стихов. В  красивой
тетради пишешь с особым  старанием, и все равно она быстро принимает грязный
вид.
   Что говорить о дружбе между  мужчиной  и женщиной! Даже между женщинами
не  часто  сохраняется  нерушимое доброе согласие, несмотря на все клятвы  в
вечной дружбе.



   ОДНАЖДЫ,   КОГДА  ИМПЕРАТРИЦА  ИЗВОЛИЛА  ВРЕМЕННО  ПРЕБЫВАТЬ  В  СВОЕЙ
КАНЦЕЛЯРИИ...


   Однажды,  когда  императрица  изволила   временно   пребывать  в  своей
канцелярии, там, в Западном зале,  были устроены "Непрерывные чтения  сутр".
Все  происходило,   как  обычно:   собралось   несколько  монахов,  повесили
изображения  Будды...Вдруг,  на  второй  день  чтения,  у  подножия  веранды
послышался голос нищенки:
   -- Подайте хоть кроху из подношений Будде.
   -- Как  можно, -- отозвался бонза, -- еще  не кончилась служба. Я вышла
на  веранду  поглядеть,  кто  просит  подаяния.  Старая  нищенка-монахиня  в
невероятно грязных отрепьях смахивала на обезьяну.
   -- Что она говорит? -- спросила я. Монахиня запричитала:
   -- Я  тоже из учеников  Будды,  следую  по его  пути. Прошу,  чтоб  мне
уделили кроху от подношений, но бонзы скупятся.
   Цветистая речь  на  столичный  манер!  Нищих жалеешь,  когда  они уныло
плачут, а эта говорила слишком бойко, чтобы вызвать сострадание.
   --  Так  ты  ничего  другого в  рот не  берешь,  как  только  крохи  от
подношений Будде? Дело святое!  -- воскликнула я.  Заметив  мой  насмешливый
вид, монахиня возразила:
   -- Почему это ничего другого в рот не беру? Поневоле будешь есть только
жалкие остатки, когда лучшего нет.
   Я положила в корзинку фрукты,  рисовые лепешки и дала ей.  Она сразу же
стала  держаться  фамильярно  и  пустилась  рассказывать  множество историй.
Молодые дамы тоже вышли на веранду и забросали нищенку вопросами:
   -- Дружок у тебя есть? Где ты живешь?
   Она отвечала шутливо, с разными прибаутками.
   -- Спой нам! Спляши нам! -- стали просить дамы. Нищенка затянула песню,
приплясывая:
   С кем я буду этой ночью спать?  С вице-губернатором Хитати. Кожа у него
нежна, С ним сладко спать.
   Песня была нескончаемо длинной. Затем она завела другую. На горе Любовь
   Заалели листья кленов, -- Издали видна.
   Всюду слава  побежит.  Всюду  слава  побежит, --  пела монахиня,  тряся
головой  и вертя ее во все стороны. Это было так нелепо и отвратительно, что
дамы со смехом закричали:
   -- Ступай себе! Иди прочь.
   -- Жаль  ее. Надо бы дать  ей  что-нибудь, -- вступилась я.  Государыня
попеняла нам:
   -- Ужасно!  Зачем  вы  подбивали  нищенку на шутовство?  Я  не слушала,
заткнула себе уши.  Дайте ей эту одежду и  поскорей проводите со двора. Дамы
бросили монахине подарок:
   -- Вот, государыня пожаловала. У тебя  грязное платье, надень-ка новое.
Монахиня поклонилась  в землю,  набросила дарованную одежду на плечи и пошла
плясать.
   До  чего же  противно! Все  вошли  в дом.  Но,  видно, подарками  мы ее
приручили,  нищенка  повадилась  часто  приходить  к  нам.  Мы  прозвали  ее
"Вице-губернатор  Хитати". Она  не мыла своих  одежд, на ней  были все те же
грязные отрепья, и мы удивлялись, куда же она дела свое новое платье?
   Когда госпожа  Укон,  старшая  фрейлина  из  свиты  государя,  посетила
императрицу, государыня пожаловалась на нас:
   --  Болтали  по-приятельски с несносной попрошайкой,  приручили, теперь
зачастила сюда. -- И она приказала даме Кохеэ изобразить ее смешные повадки.
Госпожа Укон, смеясь, сказала нам:
   -- Как мне увидеть эту монахиню? Покажите мне  ее.  Знаю, знаю,  она --
ваша любимица, но я ее не переманю, не бойтесь.
   Вскоре пришла другая нищая  монахиня. Она была калекой, но держала себя
с  большим  достоинством. Мы начали с ней беседовать. Нищенка эта  смущалась
перед  нами, и  мы  почувствовали  к ней сострадание. И  ей тоже мы подарили
одежду от  имени государыни.  Нищенка  упала  ниц, ее неумелый поклон тронул
наши  сердца.Когда  она  уходила, плача от радости,  навстречу  ей  попалась
монахиня  по  прозвищу  "Вице-губернатор  Хита-ти".  С  тех  пор  назойливая
попрошайка долго не показывалась нам на глаза, но кто вспоминал ее?
   В  десятых  числах  двенадцатой  луны  выпало  много  снега.  Дворцовые
служанки насыпали его горками на подносы.
   --  Хорошо  бы  устроить  в  саду  настоящую снежную  гору,  --  решили
служанки. Они позвали челядинцев и велели им насыпать  высокую гору из снега
"по велению императрицы".
   Челядинцы   дружно  взялись  за  дело.  К  ним   присоединились  слуги,
подметавшие сад. Гора поднялась очень высоко.
   Вышли  полюбопытствовать приближенные императрицы и,  увлекшись, начали
подавать разные советы.
   Появились чиновники -- сначала их  было  трое-четверо, а там, смотришь,
-- двенадцать.
   Велено  было  созвать всех слуг,  отпущенных  домой: "Тому, кто  строит
сегодня  снежную гору, уплатят за  три дня  работы, а кто  не явится, с того
удержат жалованье  за  три  дня". Услышав это, слуги прибежали впопыхах,  но
людей, живших в дальних деревнях, известить не удалось.
   Когда работа  была  кончена, призвали всех слуг,  состоявших при  дворе
императрицы, и бросили на веранду два больших тюка, набитых свертками шелка.
Каждый взял себе по  свертку  и с  низким  поклоном удалился. Но  придворные
высших рангов  остались, сменив свои парадные одеяния с длинными рукавами на
"охотничьи одежды".
   Императрица спросила у нас:
   -- Сколько, по-вашему, простоит снежная гора?
   -- Дней десять, наверно... -- сказала  одна. "Пожалуй, десять с лишним,
-- ответила другая.  Никто не рискнул назвать  более  долгий срок. "А ты как
думаешь? -- обратилась  ко  мне государыня. "Снежная  гора будет  стоять  до
пятнадцатого  дня  первой  луны  нового  года,  --   решительно  сказала  я.
Государыня сочла это невозможным.
   Все  дамы твердили  хором: "Растает, непременно растает  еще  в  старом
году.  Увы, я зашла слишком далеко... В  душе я раскаивалась, что не назвала
первый  день года.  Но будь  что будет!  Если я  ошиблась,  поздно отступать
теперь, и я твердо стояла на своем.
   Числа двадцатого пошел дождь, но гора, казалось, не таяла, только мало-
помалу становилась все ниже.
   "О  Каннон Белой горы, не позволяй снежной горе  растаять!" -- молила я
богиню, словно обезумев от тревоги.
   Кстати сказать, в тот  день, когда строили гору, к нам явился посланный
от  императора  --  младший секретарь  императорской канцелярии  Тадатака. Я
предложила ему подушку для сидения, и мы стали беседовать.
   -- Нынче снежные горы вошли в большую моду, -- сообщил он. -- Император
велел  насыпать гору из  снега  в  маленьком  дворике перед  своими покоями.
Высятся  они  и  перед  Восточным дворцом, и  перед дворцом Кокидэн, и возле
дворца Кегокудоно...
   Я сразу же сочинила танку, а одна дама по моей просьбе прочла ее вслух:
Мы  думали, только у нас  В саду  гора  снеговая, Но эта новинка стара. Гора
моя, подожди! Дожди ее точат, о горе!
   Склонив несколько раз голову, Тадатака сказал:
   --  Мне  стыдно  было бы  сочинить  в  ответ  плохую  танку.  Блестящий
экспромт! Я буду повторять его перед бамбуковой шторой каждой знатной  дамы.
С этими словами он ушел.
   А  ведь говорили  о  нем, что он  --  мастер  сочинять  стихи!  Я  была
удивлена. Когда государыня узнала об этом, она заметила:
   -- Должно быть, твое стихотворение показалось ему необычайно удачным. К
концу года снежная  гора стала как  будто несколько  ниже,  но все  еще была
очень  высока.Однажды в  полдень  дамы  вышли  на  веранду. Вдруг  появилась
нищенка "Вице-губернатор Хитати".
   -- Тебя долго не было. Отчего это? -- спросили ее.
   -- Отчего, отчего! Случилась беда.
   -- Какая беда? Вместо ответа нищенка сказала:
   -- Вот что мне  сейчас  пришло в голову. И она затянула унылым голосом:
Еле к  берегу плывет Нищая  рыбачка, Так велик  ее улов. Отчего же ей  одной
Моря щедрые дары?
   Дамы  презрительно  рассмеялись. Увидев,  что никто  не удостаивает  ее
взглядом,  нищая  монахиня залезла  на  снежную гору,  потом  начала бродить
вокруг да около и наконец исчезла.
   Послали рассказать  об этой истории госпоже Укон. Служанка передала нам
ее слова:
   -- Почему  же вы  не велели проводить нищенку сюда?  Бедняжка с  досады
даже  на снежную  гору  влезла! Все  снова  начали  смеяться.  Снежная  гора
благополучно простояла до самого конца года. В  первую же  ночь первой  луны
выпал обильный снег.
   Я было  подумала:  "О радость!  Гора снова станет выше". Но  государыня
отдала приказ:
   -- Оставьте старый  снег, а свежий надо смести и убрать. Я провела ночь
во дворце. Когда рано утром я вернулась в свои покои,  ко  мне пришел, дрожа
от  холода, старший слуга. На  рукаве  своего придворного кафтана, зеленого,
как листья лимонного дерева, он принес сверток в зеленой бумаге, привязанный
к ветке сосны.
   -- От кого письмо? -- спросила я.
   -- От Принцессы -- верховной жрицы,  -- последовал ответ. Я исполнилась
благоговейной  радости  и поспешно отнесла послание  государыне. Госпожа моя
еще почивала. Я придвинула шашечную доску вместо  скамеечки и, став  на нее,
попробовала, напрягая  все силы,  одна поднять  решетчатую  створку  ситоми,
возле спального полога,  но  створка  эта  была  слишком  тяжела.  Я  смогла
приподнять  ее  лишь с  одного краю, и  она  громко  заскрипела. Императрица
очнулась от сна.
   -- Зачем ты это делаешь? -- спросила она.
   --   Прибыло  послание   от  Принцессы  --  верховной  жрицы.  Как   не
поторопиться прочесть его? -- сказала я.
   -- Рано  же его принесли! Государыня поднялась  с постели  и развернула
сверток. В нем находились два "жезла счастья" длиной в пять сунов, сложенные
так, что  верхние  концы  их напоминали  "колотушку  счастья",  и украшенные
ветками дикого померанца, плауна и горной лилии. Но письма не было.
   -- Неужели ни единого слова? -- изумилась государыня  и вдруг  увидела,
что верхние концы  жезлов  завернуты  в  небольшой  листок  бумаги, а на нем
написана песня:
   Гул пошел  в горах.  От ударов  топора Прокатилось  эхо. Чтобы  счастье
приманить, Дикий персик срублен.
   Государыня начала сочинять "ответную песню", а я в это время любовалась
ею,  так  она  была  хороша!  Когда  надо было послать  весть  Принцессе  --
верховной жрице  или ответить ей, императрица всегда писала с особым тщанием
и  сейчас  отбрасывала  черновик  за  черновиком,  не  жалея  усилий.  Послу
Принцессы  пожаловали белую  одежду без  подкладки и  еще одну, темно- алого
цвета.  Сложенные  вместе, они напоминали белоснежный,  подбитый алым шелком
кафтан "цвета вишни".
   Слуга  ушел  сквозь  летевший  снег, набросив  одежды  себе на плечо...
Красивое зрелище!
   На этот раз мне не удалось узнать, что именно ответила императрица, и я
была  огорчена.А снежная гора тем временем  и не думала  таять,  словно была
настоящей Белой горой в  стране Коси. Она почернела и уже не  радовала глаз,
но мне страстно хотелось победить в  споре, и я молила богов сохранить ее до
пятнадцатого дня первой луны.
   Но другие дамы говорили:
   -- И до седьмого не устоит!
   Все ждали, чем  кончится спор,  как  вдруг  неожиданно на  третий  день
нового  года  государыня изволила  отбыть  в  императорский  дворец.  "Какая
досада!  Теперь  уж мы  не  узнаем, сколько  простоит снежная  гора",  --  с
тревогой думала я.
   -- Право, хотелось бы поглядеть! -- воскликнули дамы. И сама государыня
говорила то же самое.

   Сохранись гора  до предсказанного мною срока,  я бы могла с  торжеством
показать  ее  императрице. Но  теперь  все потеряно!  Начали выносить  вещи.
Воспользовавшись суматохой, я подозвала к веранде старого садовника, который
пристроил навес своей хижины к глинобитной ограде дворца.
   --  Береги хорошенько  эту снежную гору,  --  приказала  я ему.  --  Не
позволяй детям  топтать и разбрасывать снег Старайся сохранить ее в  целости
до пятнадцатого дня. Если  она еще будет  стоять в  этот день, то я  попрошу
императрицу  пожаловать тебе  богатый подарок и сама в долгу  не останусь. Я
всегда давала садовнику много разных лакомств и прочей снеди, какой стряпухи
угощают челядинцев, и он ответил мне с довольной усмешкой:
   -- Дело легкое, буду стеречь  вашу гору... Правда,  дети уж наверно  на
нее полезут.
   -- Если они тебя не послушают, извести меня, -- ответила я. Я пробыла в
императорском  дворце  до  седьмого  дня первой  луны, а потом уехала к себе
домой.
   Все время, пока я жила  во  дворце, мне не давала  покоя снежная  гора.
Кого  только  не  посылала  я узнать  о  ней: камеристок,  истопниц, старших
служанок... В седьмой день нового года я велела отнести садовнику остатки от
праздничных  кушаний,  и  посланная  моя,  смеясь