к
открыл глаза и увидел в руках Максимки огромную щуку.



- Руками поймал? - спросил Денис.



- А то чем же?



- Молодец!



Максимка положил рыбу на песок и оглушил камнем. Щука перестала дергаться и
замерла, навсегда забыв о воде.



- Давайте ее зажарим, - сказал Филлип. Остальные одобрили его идею.



- Сейчас схожу за ветками, - Филлип побежал в тайгу.



- А я ее почищу! - Максимка подобрал острый камень, ополоснул его в озере и
принялся раздирать брюхо рыбы.



- Великолепно, - сказал Вадик, - А чем будем костер разжигать?



- А мы вспышку попросим, - засмеялся Максимка. Денис улыбнулся.



- А нас она не сожжет?



Внезапно перед глазами полыхнуло и в тайге раздался громкий крик.



- Филлип! - закричал Вадик и бросился в лес. Максимка и Денис побежали за
ним.



Вспышка выжгла целую долину. Хотя огонь уже погас, дым все еще поднимался
над обгоревшими стволами сосен. Пахло смолой и жареным мясом.



- Филлип! - крикнул Вадик и заплакал. Максимка подошел к нему, глотая
слезы. Он содрогался от страха, глядя на пепел.



- А может, его здесь небыло? - робко спросил он. Вместо ответа Вадик указал
рукой на обгорелый череп и крепко прижал Максимку к себе, чувствуя, как по
рубашке растекаются его слезы. Денис стоял рядом и молчал. Вадик не мог
понять выражение его глаз - то ли злоба, то ли насмешка, то ли
безразличность, - но в одном он был уверен - там небыло сожаления.



- Что же теперь делать? - спросил Максимка сквозь слезы.



- Пошли жарить рыбу, - сказал Денис.



Вадик остановил его за плечо и развернул к себе:



	- Филлип умер, а ты хочешь рыбы?



	И сам испугался своего голоса.



	- А что ты предлагаешь? - развел руками Денис и пошел обратно. Вадик и
Максимка удивленно переглянулись и пошли за ним.



	Мерно горели ветки костра, изредка взрываясь маленькими искрами. Солнце
уже скрылось за горизонтом и над тайгой повисла темнота. Волны
величественно плыли по Медвежьему озеру, медленно разбиваясь о берег.
Ребята сидели у костра и каждый из них держал над огнем свой кусочек рыбы,
нанизаный на палку.



	- Дома наверное беспокоятся, - вздохнул Максимка и огонь блеснул в
маленькой слезинке у него на щеке.



	- А я не хочу домой, - сказал Вадик.



	- А что мы скажем тете Филлипа? - Максимка тихо заплакал, - Она ведь
теперь одна-оденешенька! А у него и мамы-то небыло.



	- Таких как его отец стрелять надо, - сказал Денис.



	- Замолчи! - крикнул Вадик, - Тоже мне, идеал!



	Денис как-то странно посмотрел на него и умолк.



	- Замолчите оба! - заплаканный Максимка вскочил на ноги, - Неужели вам все
равно!



	Вадик ласково погладил его по голове. Он глядел на этого мальчугана и
жалость захлестнула его сердце.



	- Уйди! - Максимка сбросил его руку и побежал.



	- Стой! - закричал Вадик и бросился за ним.



	Не успели они отбежать от костра, как спереди полыхнуло. Максимка закричал
и упал на песок. В воздухе запахло жареным.



	Вадик замер на месте. Он смотрел в темноту и постепенно осознавал
случившееся.



	- Нет! - закричал он и слезы полетели из глаз.



	- Ложись спать, - раздался рядом голос Дениса. Невероятная слабость
сковала тело и Вадик упал на землю.



	Солнечный луч ослепительно ударил в глаза и Вадик проснулся. Снилась
какая-то чушь, и теперь он ровным счетом не мог вспомнить ничего из
ушедшего сна. Денис сидел рядом и смотрел на волны.



	- Проснулся? - спросил он не оборачиваясь, - Иди поежь, там у костра твоя
рыба.



	- Что случилось с Максимкой? - спросил Вадик, морщась от солнца.



	- Его здесь нет, - сказал Денис.



	- Значит, он умер, - прошептал Вадик и слезы исказили желтый песок.



	- Он не умер, его здесь нет, - повторил Денис.



	- Но ведь я же видел…



	- А что ты видел? - Денис повернулся к Вадику и посмотрел ему в глаза. Его
спокойный взгляд немного взбодрил Вадика и тот стал понемногу
успокаиваться.



	- Значит, он выжил?



	- Он не умер, - упрямо повторил Денис, - Вон его тело, но он не умер, - и
он указал на обугленый черный камень у воды.



	- Ты спятил? - спросил Вадик, чувствуя непонятный страх.



	- Нет, - Денис снова посмотрел на волны, - Теперь твоя очередь.



	Вадику внезапно стало холодно и он задрожал:



	- Меня сожжет вспышка? - спросил он.



	- Не тебя, а твое тело, - поправил Денис, - Но только когда ты согласишся.



	- А у них ты тоже просил согласия? - разозлился Вадик.



	- Филлип всегда мечтал увидеться с мамой, а Максимка был еще слишком мал,
чтобы решать, - сказал Денис, - Остался ты.



	- А кто ты? - спросил Вадик.



	- Я - никто. Меня нет. Я здесь понарошку.



	- А это как?



	- Так, как и наша охота, - ответил Денис, - Сейчас покажу.



	В глаза Вадику ударил яркий свет. "Все", - подумал он и зажмурился.



	Спустя некоторое время, зрение стало возвращаться. Вадик открыл глаза и
ахнул от удивления. Он сидел на поросшей мохом грязи недалеко от болота.
Вокруг стояли обгорелые деревья. Черный дым поднимался над тайгой, и все
вокруг казалось черно-белым. Только Денис не изменился. Он стоял рядом и
улыбался.



	- Ну как, нравиться?



	- Где я? - спросил Вадик.



	- Там же, где и был. Просто теперь ты видишь все таким, каким оно есть.



	У Вадика заболела голова. Он обхватил ее руками и застонал.



	- Пройдет, - сказал Денис, - Это с непривычки.



	- А почему все… такое? - спросил Вадик.



	- Почему? - переспросил Денис и улыбнулся, - Последнее время, мой друг. Мы
живем в последнее время.



	- У меня болит голова! - закричал Вадик, - Что ты хочешь?



	- Чтобы ты понял, - Денис подошел и положил руку Вадику на голову. Боль
постепенно стала проходить.



	- Смотри, - Денис показал вокруг, - Так выглядит наш мир. То что мы видим
- понарошку! Но когда-то пелена исчезнет, как она исчезла у тебя.



	- И что будет тогда? - спросил Вадик.



	- То, что ты называешь концом света, - улыбнулся Денис.



	- Тогда беды обрушаться на нас? - спросил Вадик, - пытаясь собрать мысли
воедино.



	- Тогда мы обрушим на себя беды, - сказал Денис, - Никто не будет
прерывать нашу жизнь. Только мы можем положить конец нашему миру.



	- Но почему эти вспышки?..



	- Они забирают тех, кто не заслужил ужас, - ответил Денис.



	Внезапно послышался треск и из-за обгорелых веток вышел грязный Петрович.



	- Скройте это от меня! - взвыл он и безумным взглядом оглядел все вокруг,
- Я не хочу идти туда!



	И он пошел дальше, не взглянув на мальчиков.



	- А что же будет потом? - полушепотом спросил Вадик, глядя вслед
Петровичу. Ему стало страшно.



	- Потом - будет потом, - ответил Денис и свет ударил Вадику в лицо.



Когда разноцветные круги наконец погасли, перед глазами Вадика снова
появилась зеленая тайга. Он недоверчиво огляделся, подошел к высокому клену
и потрогал его пальцем.



- Последнее время, - прошептал он и поднял глаза к яркому солнцу.



- Ну что, Вадик, ты готов? - спросил Денис.



- Не спрашивай меня к чему, - ответил Вадик, - Просто делай то, что должен.



- Хорошо, - и над поляной мигнула вспышка.


   ПРЕЛЮДИЯ



Так как рассказ довольно большой, я разбил его на части.



  ОГЛАВЛЕНИЕ
  1. О том, как затерялось дело Николая Никифоровича. (предисловие)
 2. Происхождение человека.
 3. Последний герой.
 4. На солнечной аллее.
 5. Встреча.
 6. Как спасти мир
 7. Рок концерт на стадионе.
 8. Остап Емельянович.
 9. Занавес
 10. Ставленники (послесловие)




   ПРОЗРЕНИЕ




		На даче у Алексея Николаевича обычно собирались самые сливки городского
общества. 	Многие художники, музыканты, писатели и ученные приезжали сюда
на выходные, 	чтобы поговорить и просто расслабиться. Особенно забавлял
всех старик Зейцман. 	Он был одним из самых выдающихся физиков мира, дважды
получавший Нобелевскую 	премию за достаточно весомые открытия в области
ядерной физики. Но несмотря на 	это, он никогда не стеснялся принимать
участие даже в самых смелых играх и 	розыгрышах молодых. Многие степенные
гости бальзаковского возраста, 	предпочитавшие сигареты и неспешный
разговор за чашечкой чая, удивлялись его 	неиссякаемой энергии и кажущемуся
легкомыслию, на что Андрей Степанович с 	улыбкой отвечал:




	- Не спешите стареть. Вы просто еще не поняли всю прелесть молодости.




	Прошлым воскресением Зейцман был по-особому угрюм и молчалив.




	- Что с вами случилось? Вы случайно не заболели? - спрашивала его молодая
	поэтесса Таня, чьи стихи, благодаря некоторым читателям, уже печатались
	зарубежом.




	- Представьте себе, Танюша, - вчера я сделал изумительное открытие.




	- Какое же? - Танины глазки заблестели от любопытства. К ним подошли еще
	несколько знакомых и подсели рядом, с интересом вслушиваясь в разговор.




	- Вчера у меня был очередной приступ, - начал Андрей Степанович. Все
	сочувственно заохали и заахали, но он жестом остановил их и продолжил:




	- И, знаете ли, уже на самом, так сказать, пороге меня посетила ужасная
мысль.




	- Какая? Расскажите, Андрей Степанович, - послышалось отовсюду. Гости
притихли, 	дожидаясь рассказа.




	- Я понял, что шестьдесят с лишним лет пустил псу под хвост, - 	ученый
слегка наклонил белоснежную голову, - Вечные поиски, эксперименты, … - Я
	всецело отдался им, не заботясь ни о чем более и считал это основой всей
моей 	жизни.




	- Но ведь ваши открытия, - начал было кто-то, но тут же осекся.




	- Что мои открытия, - грустно ответил Зейцман, - Ими я даже на пол-шага не
	приблизился к самым главным вопросам. И те, кто пойдет за мной, сделают
немного. 	Поверьте мне.




	- Но почему? - спросила Таня, хлопая большими ресницами.




	- Человек по своей природе ограничен, - Андрей Степанович обвел глазами
	слушателей и продолжил, - нам не дано представить бесконечность; мы
никогда не 	сосчитаем число пи, никогда не выкарабкаемся из трех измерений.




	- К чему вы это все говорите? - спросил Айзек, композитор местного
Большого 	Театра Оперы и Балета.




	- А все к тому, - грустно продолжал Зейцман, - что несмотря на столь
жесткие 	ограничения, мы пытаемся обять необятное. Постоянно думая о
далеких проблемах, 	мы забываем о более нам близких; можно сказать, просто
родных заботах. Ведь 	скажите на милость, что толку от открытия, скажем,
контролируемой ядерной реакции, 	если мы в то же время отравим, к примеру,
всю питьевую воду на планете? Ведь 	постигая крупицу малого и далекого, мы
почему-то не обращаем внимания, что 	теряем большое и близкое.




	Все напряженно молчали, раздумывая над сказанным. А разгорячившийся
Зейцман 	тем временем продолжал:




	- Человечеству была дана планета, чтобы оно управляло ею. Но мы, видимо,
не 	правильно поняли слово "управлять", если вместо того, чтобы заботиться
о ней, 	продолжаем методично и хладнокровно убивать ее. Ведь какой хозяин
будет рубить 	топором стены собственного дома? Более того, не будучи
способными управиться с 	землей, мы не способны управиться даже с самими
собой.



	- Так вы против знаний и цивилизации? - спросил профессор Стержнев,
ведущий 	специалист страны по математике.




	- Нет, но я против такого знания, как у нас, и его применения, - ответил
	Андрей Степанович, - Мы бы знали намного больше, если бы принимали и
	использовали знания должным образом. А так - попомните мои слова! - наше
	счастье в нашем незнании.




	- А ведь подумать только, - ученный мечтательно откинулся на кожаную
спинку дивана, 	- целых шесть десятков лет я мог просто жить и радоваться
жизни. Радоваться 	солнцу, дождю, радуге, снегу… - Господи, как много я
потерял! Теперь, понимая 	это, пытаешся наверстать упущенное, но времени
катастрофически не хватает... 	Да. Мало… - задумавшись, кивнул головой
Зейцман. И затем сказал свои последние 	слова:




	- Человеку так немного надо для счастья. Но как все же поздно он это
понимает.




	Ответом ему была гробовая тишина.





	В следующее воскресение Андрея Степановича с нами уже небыло. Его подвело
	больное сердце.




	Многие до сих пор вспоминают его последние слова, сказанные как бы в
минуту 	прозрения. Кто знает, может он и вправду понял смысл?..


   КОГДА ЗАКОНЧИТСЯ ДОЖДЬ



	Сегодня был ветер и почти целый день лил дождь. А, может быть, слезы? Не
знаю… Не мне судить. А утром сияло солнце и радостно пели птицы. Кто знал,
что печально закончится день? А мы с тобою пели вместе с ними. Пока первые
капли не разбились о каменную крышу. Да и то мы тогда не знали, что это
начинается дождь. Мы думали, кто-то заплакал где-то там, в безграничной
выси. Но вскоре погасло солнце и туча закрыла небо. И я перестал быть
счастливым. И ты перестал быть счастливым. Какое уж тут веселье, когда
больше нету солнца?




	Ты знаешь, подует ветер и мигом прогонит тучу. Успеешь ли ты до того
умыться под этими каплями? И станешь ли снова чистым, как будто снова
родился? И выйдешь навстречу солцу, чтоб высохнуть после дождя?




	Спеши, постарайся быстрее. Кто знает, когда он подует? Дождя хватит всем,
но все ли купаться в нем захотят?




	И тот, кто остался грязным. Как сможет он выйти с нами? Зачем ему сохнуть
нужно, ведь он ни на миг не промок? Останется там, где был он. В тени, за
семью замками. И будет жалеть, что солнцу себя он не приберег.




	Мы снова споемся с птицами! Мы снова станем счастливыми! Мы снова будем
петь песни, когда закончится дождь (пока не начнется дождь?)…


   БЕГ



	Почему мы так сложно живем? Почему путаемся в своих же законах и
расставляем на себя сети? Почему пытаемся понять необъятное и при этом
усложняем разумеещееся? Знаешь ли это ты? Знал ли это Игорь?



	Не знал. Точно не знал. Иначе зачем бы он шел сейчас по заросшей солнцем
улице, торопясь успеть на работу. Иногда срываясь на бег, он подносил часы
к глазам и вглядывался в них, словно надеялся успокоить себя. Но они не
показывали совершенно ничего утешительного. Игорь мысленно представлял
себе, что ему прийдется выслушать от своего начальника и проклинал все на
свете, считая вселенную повинной в его опоздании.



	Сердце часто билось у него в груди, выскакивая наружу. Как на зло, улица
была многолюдной. Он бежал, расталкивая идущих навстречу людей и иногда
вскрикивая от непонятного леденящего ужаса.



	- Сумасшедший! Идиот! - кричали ему сзади. С громким визжанием
останавливались автомобили, из них выпрыгивали шоферы и грозили вслед
кулаками. Кто-то попытался было остановить его рукой, но Игорь оттолкнул
его так, что тот упал на мостовую. Он бежал, не разбирая дороги и думая
только об одном: как сильно он опоздал. Смеющиеся, кричащие, удивленные и
злые лица проплывали мимо, смазываясь в одну общую кашу, а затем исчезали.
Светофоры, казалось, мигали не переставая, но Игорь уже не мог различить их
свет. Он бежал вперед, ни о чем не заботясь и ничего не замечая.



	Споткнулся. Упал. Дорогой импортный дипломат с важными бумагами отлетел в
сторону. Игорь поднялся и побежал дальше. Он стал постепенно забывать, куда
бежит, и что ему там нужно. Он уже просто бежал, потому что надо было
бежать. Потому что не мог иначе. Потому что впереди было нечто важное,
отчасти неприятное. Но в этом Игорь был виноват сам, он знал это наверняка.
Это как-то было связано с бегом и временем.



	Игорь впопыхах посмотрел на часы. Большая стрелка зашла за маленькую.
Больше он ничего не понял и не вспомнил. Некогда было думать, надо быо
бежать. Бежать, не разбирая дороги. Бежать и надеяться, что впереди что-то
есть. Что-то, ради чего собственно и весь этот бег.



	Бежать... И тут часы остановились. Игорь с громким криком упал на дорогу,
широко раскинув руки. Прохожие с визгом кинулись к нему, но он был мертв.
Он так и не добежал туда, куда зачем-то нужно было очень быстро бежать...


   ШКОЛЬНЫЙ СПЕКТАКЛЬ



	Директор школы Иван Осипович Кандыба держал потрепанную тетрадку и
дрожащей рукой листал исписанные страницы, изредка слюнявя пальцы. Это была
пьеса ученицы пятого класса той же школы, которую вручил директору
непосредственно сам учитель русского языка, с благоговением воззирая на
вышеупомянутую тетрадь.




	Его губы беззвучно шептали вновь и вновь повторяющиеся буквы, которые
сливались в общую гармонию где-то глубоко в сердце, заставляя рассудок
трепетать и радоваться.




	- А вы были правы, Александр Никитич, - наконец обратился он к учителю,
сидевшему напротив, - Если это не новый Шекспир, то я ничего не смыслю в
педагогике и литературе.




	- Да вы обратите внимание на речь! На стиль! - восторгался тот.




	- Согласен с вами, - Кандыба перевернул еще один листок и бегло пробежался
по строкам, - А знаете что, почему бы вам не заняться спектаклем по этой
пьесе?




	- Да, Иван Осипович, - сказал учитель, бережно принимая тетрадь назад, -
Великолепная идея, Иван Осипович. Завтра же займусь...




	Кто знает, может быть именно в тот день и родилась идея спектакля; а
может, она была уже преопределена судьбой той незнакомой девочки из пятого
класса, но известно одно - на следующий день Александр Никитич после уроков
собрал старшие классы и предложил ученикам поучавствовать в спектакле.




	В то время весна была в самом разгаре. Зацветали первые цветы и
распускались молодые хрупкие листья, заражая всех радостью своего
пробуждения. Начинался урок литературы в пятом классе. И хотя звонок уже
прозвенел, учитель никак не мог успокоить развеселившуюся толпу детей,
мгновенно заполнивших пустые парты.




	- Дети, тише, - повторял он, с улыбкой глядя на всю эту возню и слушая
общее пыхтение, сопение, шепот и смех. Наконец все стихло. Он подождал еще
немного и начал говорить:




	- У меня к вам хорошая новость, - сказал он, чувствуя, как десятки глаз с
интересом впились в него, готовые принять все, что он скажет.




	- Во-первых, хочу, чтобы все знали, что ваша одноклассница Алена написала
чудесную пьесу.




	Все молчали. Только Аленка почему-то покраснела. "От скромности", -
подумал Александр Никитич и продолжил:




	- И мы, посоветовавшись с директором Иваном Осиповичем, решили сделать по
ней спектакль, - он улыбнулся, ожидая непонятно чего. Но произошедшее после
окончательно сбило его с толку, так как было лишено всякой доступной ему
логики.




	Алена покраснела еще больше. Видно было, что сейчас она расплачется. И
только Александр Осипович открыл рот, чтобы успокоить ее, как кто-то с
первых парт зло прошептпал:




	- Опять эта матрена вперед прыгает.




	И началось.




	Все повернулись к Аленке и стали злословить на нее. Чувствуя такую
огромную общую ненависть, Александр Никитич оцепенел от неожиданности.




	- Дети, тише, - почти шептал он, бледнея. Глаза сами посмотрели на Аленку.
Та сидела, молча глядя ему в лицо. И столько упрека было в ее внезапно
повзрослевших глазах, что учитель не выдержал. С криком "Что же вы делаете"
он ворвался в проход между партами и стал разворачивать детей лицом к
доске. Но они, не слушаясь его, поворачивались назад и продолжали
злословить.




	- Что же вы делаете... Что же вы делаете... - шептал учитель. Алена все
время смотрела на него как то мягко и тем не менее осуждающе. Она доверила
ему тайну, которую сама берегла. Но ведь он не думал, что такое может
случиться после раскрытия столь незначительной тайны!




	- Молчать, - крикнул он, пытаясь взять контроль в свои руки.




	- А ты чего орешь? - и тут учитель почувствовал, что его толкнули. Он
отлетел к противоположному ряду, но там его толкнули снова. Безысходность
сменилась удивлением.




	- Дети, что вы делаете? - закричал он и под общий смех упал на пол.