убоко дышал.
   - Мальчишка! Совести у него нет...
   Показались первые дома, они были как никогда черные и приземистые под
белыми шапками снега. На краю деревни, притулившись у дороги, стоял  дом
Мари Лавалу. Открытое крыльцо вело прямо в дом, не защищенный от  холода
и зноя. Навстречу с лаем бросилась большая рыжая собака.
   - Исай! Ты пришел починить сеновал?
   Мари Лавалу, сгорбившись, вышла из дома с  корзиной  за  спиной.  Она
весело улыбалась беззубым ртом. Щеки у нее порозовели.
   Исай отвел взгляд. Волна стыда прошлась по всему телу. Он покраснел.,
- Нет. Сегодня мне некогда. Давай завтра...
   - Ты торопишься? Верно, идешь к Жозефу?
   - Как ты догадалась?
   - Все мужчины уже там.
   Его охватил безотчетный страх.
   - Что такое?
   - Они собрались потолковать.  И  есть  о  чем!  А  я  иду  в  лес  за
хворостом...
   Исай обернулся ей вслед: по серой дороге ковыляла  крепенькая  черная
фигурка. Большая рыжая собака бежала  следом,  обнюхивая  землю,  подняв
хвост трубой.
   В деревне было пусто. Только в кафе  Жозефа  царило  оживление.  Исай
толкнул дверь и остановился на  пороге,  привыкая  к  полумраку  и  гулу
голосов. Из трубок шел  дым.  Все  были  возбуждены.  У  чугунной  печки
грелись мокрые  собаки.  Марселен  сидел  за  большим  столом  вместе  с
Белакки, Колозом, Руби и Бардю.
   - Проходи, Исай! Ты как раз вовремя! - крикнул Жозеф. -  Подвиньтесь!
Пропустите его к Марселену. Пусть сидят рядом!
   Исай улыбнулся всем по кругу, перешагнул через скамью и сел справа от
брата. Марселен  вертел  в  руках  стакан  с  белым  вином.  Голова  его
отяжелела, взгляд был мутным.
   - Ничего, что я пришел? - прошептал Исай. - Ты не против?
   - Делай, что хочешь! - ответил Марселен.
   - Я уже все обдумал...
   - Ты слышал новость, Исай? - спросил мэр. - Сегодня в десять утра  из
города вышла группа спасателей. Две связки по  три  человека.  Их  повел
Николя Сервоз. Это в такое-то время года? Думаешь, они пройдут?
   Исай пришел поговорить с братом и теперь чувствовал себя  так,  будто
сбился с пути. Он смотрел по сторонам и не мог понять, что хотят от него
все эти люди. Наконец он разобрался в своих мыслях и сказал:
   - Раз Николя Сервоз так решил, значит, все правильно.  Он  свое  дело
знает...
   - Он знает свое дело. Но это большой риск, - заметил полицейский.
   - Верно, риск большой, - согласился Исай.
   - Да это безумие, - воскликнул мэр, - ставить на  карту  жизнь  шести
человек! Если бы еще речь шла  о  спасении  людей.  Так  нет!  По  радио
передали, что там только трупы и  мешки  с  почтой.  Они  рискуют  из-за
мешков с почтой! Из-за никому не нужной бумаги!
   Воспользовавшись шумом, поднявшимся после слов Белакки, Исай нагнулся
к брату и зашептал:
   - Давай уйдем отсюда, я тебе объясню, почему не хочу продавать дом. Я
хорошо объясню - ты не будешь сердиться.  После  твоего  ухода  я  нашел
нужные слова.
   Толчком в бок Марселен заставил его замолчать.
   - В четыре они будут на леднике, - уточнил Жозеф.
   - Считай в пять, - вздохнул  Бардю.  -  Хорошая  стоянка,  ничего  не
скажешь! Но самое страшное начнется завтра.
   - Надо было им выйти ночью и пройти ледник днем, - предложил  мэр.  -
Было время, когда ты проходил его за день, Исай.
   Исай вздрогнул. Он опять погрузился  в  свои  заботы,  и  слова  мэра
застали его врасплох.
   Нить его размышлений прервалась и повисла в воздухе.
   - Исай! С тобой говорят! - крикнул Жозеф.
   - Да. Когда-то я проходил его за день. Но это  было  лето.  А  сейчас
начало ноября. Время - хуже не придумаешь! На высоте  свыше  трех  тысяч
метров  горы  покрыты  снегом  или  коркой  льда.  И  с  каждой  минутой
становится все хуже. Они пойдут вслепую, по колено  в  мокром  снегу.  В
холод, в туман.
   - На его месте я бы пошел по южному склону, - сказал Бардю.
   - Ты что, спятил? - удивился  Жозеф.  -  Там  же  совершенно  гладкая
скала.
   - Ну так что?
   - Да в такое время это все равно что идти с завязанными глазами.
   Исай робко потянул Марселена за рукав.
   - Пойдем отсюда. Здесь нам свои дела не решить.
   Вместо ответа Марселен  допил  вино,  отер  рукавом  рот  и  попросил
Жозефа:
   - Включи радио!
   - Еще рано. Новости - через пять минут, - ответил Жозеф.
   Он  положил  руку  на  единственный  в  их  деревне   приемник.   Все
почтительно  посмотрели  на  темный  деревянный  ящичек  с   эбонитовыми
ручками. Он покоился на прибитой к стене полочке, у камина, притягивая к
себе таинственным матовым блеском. С антенны лохмотьями свисала сажа.
   - Все равно сейчас еще ничего не известно, - заметил мэр.
   - Пойдем, Марселен, - позвал Исай. - Ну,  зачем  тебе  этот  самолет?
Пойдем домой.
   Нам надо о многом поговорить.
   - Плевал я на этот самолет, - процедил сквозь зубы  Марселен,  -  тут
хоть мне не приходится сидеть один на один с тобой. Я тут душу отвожу.
   Исай опустил глаза. Сознание затуманилось, стало трудно дышать.
   Вокруг  него  говорили  о  лавинах,  скалах,  снаряжении   и   долгих
переходах;  превозносили  достоинства  Сервоза,  перечисляли   трудности
похода. Вдруг мэр сказал:
   - Уже полдень.
   - Ты уверен? - недоверчиво спросил Жозеф.
   Он посмотрел на часы, вынул из кармана очки в  металлической  оправе,
водрузил их на свой огромный нос и чинной походкой подошел к  приемнику.
Голоса  смолкли.  Кончиками  пальцев  Жозеф  осторожно  коснулся   ручек
приемника. Зажегся зеленый огонек.
   - Он нагревается, потерпите немного.
   Наконец послышался пробивающийся сквозь треск голос.
   - Политические новости, - уточнил мэр.
   Марселен взял со стола бутылку вина и наполнил стакан. Исай хотел его
остановить.
   - Тебе потом будет плохо.
   - Мне плохо не от вина, а от твоего ослиного упрямства!
   - Да помолчите вы там! - прикрикнул на них Жозеф.
   Все ждали, затаив  дыхание,  не  отводя  глаз  от  приемника.  Диктор
говорил без остановок плавно, вежливо и монотонно.
   - Вот! - сказал Колоз. - Начинается!
   - Несмотря  на  гололед,  туман  и  лавиноопасную  обстановку  группа
спасателей  из  шести  опытнейших  проводников  во  главе   со   старшим
инструктором Николя Сервозом сегодня, в десять часов утра, вышла в горы,
намереваясь добраться до обломков самолета  "Блу  Флауэр",  совершавшего
рейс по маршруту Калькутта - Лондон. Хотя и нет никакой надежды  на  то,
что кто-нибудь из  пассажиров  выжил  в  этой  авиакатастрофе,  в  месте
трагедии  был  сброшен  запас  продовольствия  и  медикаментов.   Хорошо
подготовленные и оснащенные новейшим  снаряжением  спасатели  обеспечены
всем  необходимым:   провиантом,   санями   для   раненых,   портативной
радиостанцией и сигнальными ракетами. По последним сообщениям, они  идут
вперед двумя связками по три человека, их продвижение  затруднено  из-за
глубокого снега, покрывшего горные склоны. Вчера, во  время  футбольного
матча между сборными Франции и Англии...
   Жозеф выключил радио, и голос умолк.
   - Это все? - спросил Марселен.
   - А что они еще могли передать? - бодро  отозвался  Жозеф.  -  Завтра
сообщат более подробные сведения.
   Мужчины поднимались один за другим, качали головой, расплачивались  и
направлялись к двери.
   - Пока, Жозеф.
   - Я еще загляну к тебе.
   - Будут новости, скажи.
   - Ну, теперь мы можем уйти? - спросил Исай.
   Они  вышли  последними.  Марселен  шагал,  заложив  руки  в  карманы,
уставившись  в  землю.  От  одного  взгляда  на   него   Исай   впал   в
замешательство. Он забыл заготовленные в  отсутствие  брата  слова.  Как
там? "Отец не позволил бы... Был бы жив отец..." Уже у  самого  дома  он
остановился и сказал:
   - Ты только посмотри на него, Марселен.
   Ты чувствуешь? Он же наш.
   - Мы станем только счастливее, когда он будет принадлежать другим.
   - Может, стоит подождать? Посмотрим...
   - Я и так уже слишком долго ждал.
   - Завтра ты пойдешь к нотариусу?
   - Да, с этим надо кончать.
   - А если я не хочу с этим кончать?
   Марселен стиснул зубы. На его скулах заиграли желваки.  Они  вошли  в
дом, и Исай, как обычно по вечерам, стал готовить ужин.
 
Глава 4 
 
   - Исай! Исай! Иди скорей сюда!
   Это был голос браконьера Бардю. Исай,  который  уже  два  часа  чинил
сеновал Мари Лавалу, распрямился, отложил  молоток  и  крикнул:  "В  чем
дело?" Снежный вихрь, прорвавшийся сквозь щели в стене, заглушил  ответ.
Сгущались сумерки, в глубине сарая  стоял  полумрак.  Работы  оставалось
немало: надо было законопатить все дыры.
   На деревянных гвоздях висели две косы и  трое  грабель.  Исай  обошел
копну сена, свесился с крутой лестницы и снова крикнул:
   "В чем дело?" Потом стал спускаться вниз.
   Колени у него дрожали. Сердце  вдруг  тревожно  сжалось.  После  того
разговора с братом он со страхом ждал дурных новостей.
   Рано утром, не сказав ни слова, Марселен уехал в город.  Может  быть,
он уже вернулся с нотариусом, с судьей, с полицией. И эти люди,  сойдясь
все вместе на хуторе, уже продают дом.
   - Черт возьми! Неужели это правда?
   Он скатился по ступеням и очутился рядом с Мари Лавалу и Бардю. Вид у
них был озабоченный. Старый браконьер, морщинистый, обрюзгший человек  с
заросшим седой щетиной лицом, сокрушенно качал головой.
   - Ну, что там у тебя? - спросил Исай.
   - Сервоз... Сервоз погиб, - тихо проговорил Бардю.
   Мысли Исая были так далеко, что он не сразу понял смысла сказанного.
   - Погиб? - машинально повторил он.
   - Да... Сегодня утром... При переходе через  ледник...  Край  трещины
подломился.  Снежным   потоком   его   смело   в   пропасть...   Накрыло
шестиметровой толщей снега... Когда его откопали, он был уже мертв.
   - Матерь Божия! - пролепетала Мари Лавалу. -  Какая  смерть!  И  ради
чего! Из-за чужого самолета!
   Она взглянула на Исая, как бы спрашивая его мнения. Но Исай молчал  и
не двигался.
   - У бедняги остались жена и дети! - снова запричитала Мари Лавалу.  -
Представляю, что сейчас творится в городе.
   Ее покрытое морщинами лицо с круглыми выцветшими глазами  дрожало  от
возмущения. В одной руке она держала нож, в другой - картофелину.  Исай,
не отрываясь, смотрел на нож,  на  картофелину  и  проникался  сознанием
реальности непоправимой беды. Вот и Сервоз, друг юности,  свидетель  его
лучших лет, сошел с тропы. С уходом этого человека  каждый  в  их  краях
почувствует себя немного осиротевшим и несчастным.
   - Вот уж горе так горе! - пробормотал Бардю.
   - Да, Николя Сервоз, - с усилием выговорил Исай, - Николя Сервоз  был
большой человек. Сколько  дорог  мы  с  ним  исходили!..  И  так  нелепо
погибнуть!.. Не надо было ему...
   Если бы я был рядом, я бы его остановил...
   Слова застревали у него в горле.
   - Группа возвращается назад,  -  сказал  Бардю.  -  Они  несут  тело.
Правительство приказало прекратить поиски. Слишком велик риск.  Это  мне
рассказал парнишка Антуанетты. Он только недавно вернулся из города.
   - Я бы его остановил, - не мог успокоиться Исай. - Он всегда  ко  мне
прислушивался... Поругался бы немного, а потом сказал:
   "Твоя правда, Исай". - Вдруг он закричал: Как же он упал? Почему  они
не удержали его? Они же были в связке.
   - Если ты хочешь узнать подробности, иди к Жозефу, - сказал Бардю.
   - Да. Перевелись нынче  хорошие  проводники.  Нынешние-то  -  барышни
кисейные.
   Голову потеряли... Упустили Сервоза...
   - Иди к Жозефу, - сказала Мари Лавалу - А как же сеновал?
   - Темно уже. В другой раз закончишь?
   - Не удержали Сервоза... Нет больше Сервоза!
   Мари взяла его за плечи и подтолкнула к двери. Снег  таял,  у  дверей
дома стояло грязное месиво. Мужчины со всей деревни собрались у  Жозефа,
чтобы обсудить новость.
   Даже господин кюре пришел. Никто не пил.
   Все сидели со скорбными лицами. Исай был как во сне, до него долетали
только обрывки разговора.
   Посол Индии приехал в город...  Похороны  Сервоза  через  два  дня...
Объявлен национальный траур... Он  бы  все  равно  не  прошел...  Он  бы
прошел... Не повезло... А я тебе говорю, с самого  начала  было  ясно  -
дело дрянь!.. Да, дорого нам обходится эта груда железа... Вот  скажите,
господин кюре, посылать людей на верную гибель - это по-христиански?
   Исай незаметно вышел. Ему вдруг захотелось побыть одному,  проститься
с Сервозом в дороге, на свежем ветру. Он медленно брел  к  хутору.  Снег
скрипел под ногами. Холодный ясный вечер спустился  на  землю.  На  небе
зажигались звезды - Прощай, Николя!.. Ничего, Николя... - повторял Исай.
   Изо рта у него  шел  пар,  и  порой  ему  казалось,  что  это  чья-то
неприкаянная  душа  маячит   перед   ним,   кружится,   приплясывая,   и
растворяется в воздухе. Он миновал кладбище,  лежавшее  на  пригорке  за
деревней, поднялся к церкви, открыл дверь и вступил под  сень  холодного
каменного храма. Пустые скамьи были вытерты до блеска. В глубине  алтаря
светилась  золоченая  резьба.  Исай  помолился,  произнес  имя  Сервоза,
перекрестился  и  пошел  домой.  Теперь  он  успокоился,  как   человек,
уладивший важное семейное дело. Он уже вглядывался в густую тьму,  искал
глазами дом. Вдруг он заметил огонек.
   Ну, конечно. Это в  его  доме,  в  их  доме.  "Неужели  Марселен  уже
вернулся? Даже к Жозефу не заглянул? Ни с кем не повидался?"
   Исай прибавил шагу, потом побежал, дыша открытым ртом, согнув руки  в
локтях. Дверь была приоткрыта. Исай толкнул ее.
   - Привет, Зай, - сказал Марселен.
   Он сидел за столом и ел козий сыр с ржаным хлебом. Рядом с  ним,  под
керосиновой лампой,  лежала  развернутая  газета.  Толстый  растрепанный
словарь в забрызганной чернилами голубой обложке был под рукой.
   - Ты уже вернулся? - удивился Исай. - А я думал, ты пойдешь сначала к
Жозефу - Что там делать?
   - Поговорить с людьми...
   - Не люблю болтунов. Чего зря  лясы  точить?  Сервоза  все  равно  не
вернешь. Что, разве не так?
   Исай кивнул головой в знак согласия.
   Марселен перелистнул страницу газеты. Читая, он не переставал жевать.
   - Хочешь есть? - спросил Исай -Да.
   - Еще рано.
   - Хочу лечь пораньше.
   - Ты устал?
   - Да.
   - Город тебя утомляет, - сказал Исай. - Ты не создан для такой жизни.
   Он сел напротив, вынул нож, прочертил на буханке хлеба крест, отрезал
кусок и поднес его ко рту.
   - А я совсем  не  хочу  есть,  -  заговорил  Исай  -  У  меня  сердце
разрывается от горя.
   Кусок в горло не идет.
   Он жевал хлеб и украдкой смотрел на  брата.  Склоненное  над  газетой
лицо Марселена выражало сильное  недовольство.  Чем  он  был  расстроен:
смертью Сервоза или ответом нотариуса? В сердце, как болезнь, поселилась
тревога. Но он все никак не решался задать вопрос,  который  вертелся  у
него на языке.
   Чтобы оттянуть время, он спросил:
   - Газету купил?
   - Да.
   - Они пишут о смерти Сервоза?
   -  Нет.  Это  будет  в  завтрашнем  номере.  Посмотри-ка   фотографию
разбившегося самолета, ее снял летчик, летавший на разведку.
   Снимок был нечетким, изображение - размыто:  белый  скалистый  склон,
вершина, затянутая густой пеленой тумана. То  здесь,  то  там  виднелись
черные точки, напоминавшие раздавленных насекомых.
   - Это обломки самолета, - сказал Марселен. - Или трупы.
   - Пресвятая Дева! - воскликнул Исай.
   Но думал он о мэтре Петифоне.
   - Самолет пролетал  десятью  метрами  выше,  -  пояснил  Марселен.  -
Министр внутренних дел приказал прекратить поиски.
   Ничего не скажешь, вовремя!
   - А откуда летел самолет?
   - Я же говорил, из Калькутты. Это в Индии.
   - А где, примерно, Индия?
   - Посмотри в словаре. Для этого я его и достал.
   - Покажи мне, - попросил Исай.
   Он все медлил, оттягивая разговор с братом.
   - Отстань, -  огрызнулся  Марселен.  -  Найди  сам.  Я  там  закладку
положил.
   Исай стал листать словарь. В глазах  пестрило  от  колонок  текста  и
серых  иллюстраций.  Он  остановился  на  странице,  заложенной  клочком
газетной бумаги: "Индия". Широкая розовая коса отходила  от  материка  с
изрезанными  берегами.  Поверхность  земли  была  испещрена  извилистыми
линиями, пунктиром, черными кружками, как изъеденная болезнью  кожа.  Он
прочел  наугад   несколько   названий:   Бомбей,   Мадрас,   Хайдарабад,
Калькутта...
   - Калькутта...
   Он смотрел на эту точку на карте.
   - Значит, они вылетели отсюда?
   - Да.
   - А это далеко от нас?
   - Надо посмотреть  карту  мира.  Целых  десять  тысяч  километров  по
прямой. Край света!
   - Да, край света!
   Исай  перевернул  страницу.  На  обратной  стороне  друг  под  другом
помещались  картинки  с   видами   страны:   храмы   в   тесном   кольце
гримасничающих  скульптур,  колоннады  под  открытым   небом,   сторукие
танцующие  боги  или  боги,  сидящие  с  задумчивой  улыбкой  на  устах,
священные  слоны,  дворцы  в  руинах,  современные  дворцы.  Весь   этот
сказочный фейерверк брызнул искрами в глаза Исая. Он закрыл книгу. Искры
потухли. За дверью тихо блеяли овцы. Марселен доел сыр.
   - Да-а... - протянул Исай. - У них все совсем по-другому.  Интересно,
у них есть церкви, как у нас?
   - Нет.
   - Большая страна, - вздохнул он.
   Потом встал, налил себе стакан молока и, не торопясь,  выпил.  Теперь
можно было спросить о главном. Только как лучше начать? Он  перебирал  в
уме слова, отделяя хорошие от плохих. "Если я еще буду медлить, Марселен
ляжет спать, и я ничего не узнаю до завтрашнего утра". Это было выше его
сил. Он хотел все знать и боялся правды.  Он  стоял  на  краю  пропасти.
Бездна притягивала его.
   - Марселен, - заговорил он.
   - Да.
   - Хотел у тебя спросить... Ты был у нотариуса?
   - Да, был.
   - Ну и что?
   - Ничего не вышло.
   В наступившем молчании было слышно, как с крыши сорвался пласт снега.
   - Почему не вышло? - Сердце учащенно билось.
   - Мэтр Петифон позвонил клиенту.
   - Господину с севера?
   - Да. Тот передумал.  Покупает  дом  в  другом  месте.  Говорит,  наш
слишком далеко от города.
   От радости у Исая подкосились  ноги,  и  он  оперся  руками  о  стол.
Марселен криво усмехнулся и сказал с горечью и раздражением:
   - Ну, теперь ты доволен?
   На его обмякшем лице появилось унылое выражение: он сдался. На  щеках
обозначились две морщины. У него был такой беспомощный, потерянный  вид,
что Исаю стало стыдно за свою радость.  Волна  жалости  толкнула  его  к
брату. Он нагнулся, положил руку ему на плечо.
   - Не огорчайся, Марселен. Все устроится.
   Ты найдешь кого-нибудь еще.
   Внезапно до него дошла вся его непоследовательность.
   - Ты сам не знаешь, чего хочешь, - буркнул Марселен. - Сначала ты был
против продажи дома. А теперь, когда все провалилось, ты меня утешаешь.
   - Я не хочу, чтобы ты так огорчался, - сказал Исай.
   Все в нем переворачивалось при мысли,  что  Марселен  подавлен  своей
неудачей.  Он  вдруг  почувствовал,  что  готов  отказаться  от   самого
дорогого, только бы снова увидеть улыбку на лице брата.
   - Завтра мы вместе пойдем к нотариусу, - не унимался он.
   - Зачем? Я уже обо всем его предупредил.
   Как только у него появится покупатель, он  даст  мне  знать.  Но  это
займет не один месяц, - ответил Марселен.
   Он закрыл лицо руками.
   - Я был уверен, что все пройдет гладко. Я все  так  хорошо  продумал.
Огаду был согласен. Рад до смерти. И вот теперь все рухнуло. Чертов дом!
Чтоб ему пусто было!
   Исай перекрестился.
   - Не бери грех на душу, Марселен. С Божьей помощью ты его продашь.
   Марселен  с  силой  тер  кулаками  выпуклый  лоб,  как  будто   хотел
разгладить его.
   - Одни слова! Пустые слова! Дни проходят. А я не нахожу  себе  места!
Слышишь? Я схожу с ума! Идти снова на лесопильню или куда-нибудь еще? Ни
за что? Я хочу немедленно уехать!
   Он со всего размаха стукнул кулаками по столу. Лицо было освещено, на
коже проступили белые прожилки.  Уголки  глаз  покраснели.  Он  медленно
произнес: "Это невыносимо..."
   - Успокойся, - сказал Исай.  -  Сколько  людей  достойны  сострадания