ледует, что
чувственное воображение  влияет на секс, а нравственное воображение никак не
влияет. Душа на секс не влияет. Точно так  же наш ум не влияет на наш  образ
мыслей.
     -- Почему это?
     -- Ум  только  выполняет задание  души. Я,  например, считаю,  что душа
человека намного  выше ума.  Этим самым  я унижаю  ум, но все доказательства
преимущества души логизирую через ум. Ум не  обижается на свое  унижение, он
честно выполняет  мой  заказ. Но  точно так же все  человеконенавистнические
идеи логизирует ум. Ум -- что-то вроде  самогонного аппарата. В его змеевике
охлаждаются и  превращаются в жидкость  виноградный  алкоголь или  алкоголь,
добытый из любого дерьма.
     Ум всего лишь машина логизации того, что  вибрирует  и закипает в нашей
душе. Точно так же секс -- машина логизации нашего чувственного  стремления.
Вмешательство  душ и только  мешает  сексу. Секс  даже требует отупения. Как
гениально  сказал наш Тютчев, "угрюмый  и  тусклый огонь сладострастья". Тут
особенно точное, особенно яркое слово -- тусклый. {570}
     Помню,  студентом на  комсомольских  собраниях,  забившись где-нибудь в
угол,  я  слушал  отупляющие  речи  и,  отупев  от  них, нередко  чувственно
просыпался: ложный сигнал  отупения. И обратите внимание -- человек в момент
наибольшего  напряжения  сексуальных  сил может  разрыдаться,  но  не  может
расхохотаться.  Серьезное  дело!  К этому  я могу  добавить  только то,  что
неаппетитная добродетель не допускается к состязанию добродетелей, поскольку
неясен источник ее добродетельности. И на этом мы закрываем тему.
     -- Однако Думающие о России, я вижу, думают не только о России!
     -- Попутно прихватываем.
     -- Вото чем мы еще не говорили -- о религии. Один мой друг так объяснял
свой атеизм.  "Как-то неприятно думать, -- говорил он, -- что кто-то, хоть и
с неба, за тобой следит, следит, следит. Утомительно."
     --  Остроумно. Но не хватает  гибельной  веселости.  Мне тоже  один мой
знакомый говорил: "Вот я крестился, а с похмелья все так же тяжело. Зачем же
я крестился?" То, что вера  плодотворней неверия,  это сейчас  ясно  всякому
мыслящему человеку, Но чувство Бога,  соприкосновение с его духом -- большая
редкость. Я  его недавно испытал. В тот день я беспрерывно думал о России. И
весь вечер, до того как  лечь, думал о России. И мне стало  совершенно ясно,
что не думать --  грех. Большинство  человеческих грехов происходит  оттого,
что человек не думает и не понимает, что не думать -- грех.
     И  я невольно  сказал себе  перед  тем,  как  лечь  спать,  сказал с не
поддающейся сомнению искренностью: "Господи, благодарю Тебя за этот день!"
     И было мне хорошо,  а когда я сказал себе это, стало мне еще лучше. И я
понял в тот вечер,  что услышан Им и  одобрен Им. Во всяком случае,  за этот
день. Вера  -- неистребимая  потребность человека в высшей благодарности и в
высшей  жалобе. Неистребимость  этой  потребности  в  веках  и  тысячелетиях
доказывает естественность веры в Бога.
     Кроме того, есть и чисто житейские преимущества веры.
     --  Вот о  них  я  и  хотел  бы  услышать.  Мы,  американцы,  пламенные
поклонники прямой выгоды. Ничто так не убеждает, как выгода.
     -- Расчетливые люди плохо считают, но это  выясняется на том свете. Вот
житейское преимущество веры. {571}
     Верящие в Христа, Магомета, Будду стараются быть  достойными учениками.
Им и в голову не приходит сравняться с Учителем или тем более превзойти его.
А  неверующий  человек  всегда  создает  себе  кумира,  с  которым  надеется
сравняться,  а  если  повезет, и превзойти его. И это развивает  два  разных
человеческих  качества. Недостижимость Учителя  --  источник сдержанности  и
восхищения всем недостижимым для верующего человека. Вечная мечта сравняться
с кумиром или превзойти его -- развивает в человеке наглость.
     -- Что такое гордость?
     -- Гнев, скованный презрением.
     -- Что такое скромность?
     -- Очень терпеливая гордость.
     -- Что такое зависть?
     --  Ложное  чувство,  что  другой украл  нашу  судьбу,  и  одновременно
неприятная догадка о неправильности нашей жизни.
     -- Безвыходное положение?
     --  Это  когда человек  пьет  от застенчивости,  а  лечится от  пьяного
буйства.
     -- Что такое антисемитизм?
     -- Вот вам метафизика антисемитизма. Евреи старше нас и якобы могли нас
спасти, пока мы  были  маленькими, но  не спасли и при этом  имеют  наглость
выглядеть не старше нас.
     -- Может быть, вы знаете, что такое шутовство?
     -- Тайная целомудренность истины.
     -- Кто пользуется наибольшим авторитетом?
     --  Наибольшим авторитетом  пользуется  тот,  кто не  пользуется  своим
авторитетом.
     -- Тогда скажите, что такое христианское терпение?
     -- С христианским терпением я недавно  оскандалился. Я ночевал на даче.
Перед тем, как заснуть, как всегда думал о России. Но какой-то упорный комар
мне и заснуть не  давал, и думать о России мешал. Он то  зудел надо мной, то
садился на меня. Как я ни пытался его прихлопнуть -- не удавалось. И вдруг я
увидел  картину своей  борьбы с  комаром  в  истинном  свете. Человек,  царь
природы, могучий психологический аппарат, заставляет свое тело  находиться в
ложной  неподвижности,  чтобы перехитрить  комара. Какой  позор!  И я решил:
пусть комар  сядет  на меня,  напьется  крови,  я потерплю, а он, напившись,
улетит. Я замер.  Он позудел, позудел  надо  мной, а потом сел  на мое тело.
Угомонился. Воткнул в меня свой хоботок и начал пить  {572} кровь.  Потерпи,
говорю я себе. Но что-то ему вкус моей крови, видимо, не очень понравился, и
он  добровольно  слетел с  меня.  Неужто,  думаю, так быстро напился? Слышу,
опять зудит, капризно выбирая место, где бы ему сесть. Я опять замер. Думаю,
теперь-то он  напьется.  Сел,  немного поерзал  и снова  вонзил в  меня свой
хоботок. Терпи, говорю я себе, теперь-то  он напьется. Отвалил, но почему-то
не улетает. Снова зудит надо  мной. Долго выбирал место. Сел, лапками сучит.
Успокоился.  Снова вонзил в  меня свой хоботок. Пьет. Неужто комар  знает  о
нашей крови больше нас, думаю. Может,  и в самом деле кровь  в разных местах
нашего тела имеет  разный  вкус? А  он все выбирает. После пятого раза я  не
выдержал! Забыв про христианское терпение,  я навалился на него и  раздавил,
как  взбесившаяся  бочка  своего  дегустатора!  "Да  будет  то  же  самое  с
паразитами России",  -- подумал  я и, постепенно  успокоившись,  уснул.  Как
сказал один человек,  тоже  Думающий о России, убивая комара,  мы  проливаем
собственную кровь.
     -- После комара самое время поговорить о паразитах России. Как  все это
могло случиться в России? В стране Пушкина, Толстого и Достоевского?
     -- Наш  знаменитый философ  Бердяев  как-то  сказал: в русском человеке
есть что-то бабье. Я бы сказал -- бабья доверчивость последнему впечатлению.
     Знаменитое  изречение   Ницше:  "Падающего  толкни".  Предположим,  это
становится государственным законом. Сколько непадающих толкали бы. "Он же не
падал, почему ты его толкнул?" "А мне показалось, что он падает".
     Марксизм  -- в  сущности,  ницшеанство, только  без его поэзии.  В роли
сверхчеловека  -- диктатор. Его главный лозунг:  "Буржуазное общество падает
-- толкни его".
     И  толкали  как могли.  В  результате  развалились сами,  при  этом без
всякого внешнего  толчка.  Это лишний раз  напоминает нам о том, что  каждый
человек  в отдельности и  каждое общество должны быть озабочены  собственной
устойчивостью. Сосредоточившись на мысли о чужой неустойчивости, мы поневоле
забываем о собственной устойчивости.
     Но как  они победили? Кроме насилия, есть один психологический  эффект,
который использовали  большевики. Человек, разрушающий свой собственный дом,
по меньшей мере, кажется безумцем. Человека, разрушающего все дома на улице,
мы   склонны   воспринимать   как   проектировщика   новой,    более   {573}
благоустроенной улицы.  Человеческий мозг отказывается признавать  тотальное
безумие и ищет ему рациональное оправдание. Такой особенностью человеческого
сознания  всегда  пользовались  творцы  всех великих  переворотов.  У  наших
предков  в  свое  время  не хватило духу  признать  безумие  безумием,  хотя
Думающие о России и тогда предупреждали, что все это кончится катастрофой.
     -- Но  сегодня что делать? Все  сходятся на том,  что  вы стоите  перед
пропастью.
     --   Думающие  о  России  разработали  несколько  вариантов  выхода  из
катастрофы. Я лично обдумал самый тяжелый случай:  как вести себя,  падая  в
пропасть. Мы сейчас с вами разыграем этот случай. Представьте, что мы с вами
летим в пропасть.
     -- А я при чем? Я американец.
     -- Но мы  же пока теоретически  разыгрываем этот вариант. Значит,  мы с
вами  летим  в пропасть,  имея  возможность  разговаривать  друг  с  другом.
Спросите что-нибудь у меня.
     -- Что я должен спрашивать?
     --  Включайтесь в этот пока  теоретический эксперимент. Выше голову, мы
летим  в  пропасть  и  разговариваем. Спросите что-нибудь у меня,  а я  буду
отвечать, как здесь. Все время спрашивайте у меня что-нибудь!
     -- Что-то я не пойму. Мы еще летим или уже там, на дне?
     -- Еще летим. На дне не поговоришь.
     -- Значит, нам конец там, на дне?
     -- Не обязательно. Мы можем ногами пробить дно и полететь дальше.
     -- А разве можно ногами пробить дно?
     -- Можно. Еще  Пушкин сказал: вышиб дно и вышел вон. Дно наше. А раз  у
нас все  прогнило,  значит, и  дно  прогнило. Пробьем ногами  дно и  полетим
дальше. Только ноги надо держать параллельно. Не забывайте!
     -- И будем лететь до следующего дна!
     -- Да, до  следующего. Следующее дно тоже наше. Значит,  оно  прогнило.
Пробьем его ногами и полетим дальше.
     -- А по-моему, в русском  языке нет множественного числа от  слова дно.
Мы обречены остаться на первом дне.
     -- Ошибаетесь! В русском языке  все  есть. Множественное число от слова
"дно" --  "донья".  Все  предусмотрено.  Да  здравствует великий  и  могучий
русский язык!
     -- Странное слово -- "донья", я его никогда не слыхал. {574}
     -- Но вы никогда и не летели на дно. Еще не такое услышите!
     -- Вы считаете, что мы пробьем ногами и второе дно?
     --  Уверен. Если  у  нас все прогнило, значит,  и  все  донья прогнили.
Пробьем ногами. Только нам на время полета придется стать  сыроедами. Склоны
пропасти довольно плодородны. Попадаются  черника,  ежевика,  грибы,  кизил.
Только не хлопайте глазами. На лету цап  рукой и  в рот!  Теперь я  понимаю,
почему у нас  в стране многие сыроедством стали заниматься. Предвидели! Ох и
хитер наш народ!
     -- Выходит, хорошо, что у вас все прогнило. Это сохранит нам жизнь.
     -- Да, выходит. Если уж гнить, то до конца!
     --  Как хорошо, что есть донья! Да здравствуют донья! Но ведь и  доньям
когда-нибудь придет конец?
     -- Есть шанс,  что  мы когда-нибудь плюхнемся в рай.  Представляете  --
радость-то какая! Здравствуй, мамочка! Здравствуй, папочка! А вот и я!
     -- А если плюхнемся в ад?
     --  Еще лучше!  Я все обдумал, я  об  этом  мечтал  всю  жизнь. Там  мы
встретим всех вождей  революции.  Я им  крикну:  "Учение  Маркса  всесильно,
потому что оно суеверно!"
     Я так мечтал встретиться с  ними.  Увидев Сталина, я скажу: "А  с вами,
товарищ Сталин, я хотел бы продолжить дискуссию о языкознании!" Но он скорее
всего мне ответит: "Тэбэ не по рангу".
     Тут  из  своего адского  кабинета выскочит уже  навеки бодрый Ленин. Он
воскликнет: "Ходоки  из России? А  вы, товарищ, из  Коминтерна? Превосходно.
Там у вас кухарки управляют государством, как я предсказывал? Очень хорошо!
     А мы опять в эмиграции. Архидикая страна!  Далековато им до  Швейцарии!
Азиатчина! Какие-то странные аборигены.  Никакой агитации не поддаются.  При
этом утверждают, что  именно для нас, как для родственного племени,  создали
почти кремлевские условия. Ничего  себе кремлевские условия, чай и то пахнет
серой. Кругом горячие реки! В них купаются какие-то ревматики, и день и ночь
кричат, по-видимому,  от  болезненного  удовольствия.  Я  их вождям  говорю:
"Горячие  реки!  Надо  тепловые  электростанции  ставить.  Коммунизм  -- это
советская власть плюс электрификация всего ада!"
     Как только начинаю их вождям говорить  об этом, они  делают вид, что не
понимают  языка.  Я  уж  с  ними  и  по-русски,  {575}  и  по-французски,  и
по-немецки!  Они  на все отвечают:  "Моя  твоя не понимай! Бесы  и черти  --
братья  навек!" Чушь  какая-то!  На  днях  прямо вывели  меня из  себя,  и я
закричал: "Папуасы проклятые! Я вам не  Миклуха-Маклай! Я  Ленин! Я  прикажу
Феликсу Эдмундовичу вас расстрелять!"
     Нервишки  пошаливают.  Это, конечно,  можно  истолковать  как шовинизм.
Получается, что  русские выше папуасов. А мы, большевики, всегда утверждали,
что все народы равны. Особенно  перед расстрелом! Придется извиниться  перед
товарищами. Извиниться и расстрелять! Диалектика!
     А тут  еще  Коба продолжает  свои  интриги. Он  считает,  что по  моему
тайному указанию гроб с его телом вынесли из Мавзолея. Бред какой-то! И  это
при  том,   что  мой  труп  без  моего   разрешения  поместили  в  Мавзолей.
Архиглупость! Вообще  Коба  относится к  своему  трупу  с  недопустимым  для
большевика пиететом. Помесь идеализма с язычеством. Не  стыдно, Коба? Я могу
этот  вопрос  поставить  перед ЦК.  "Труп трупу  рознь, -- угрюмо надувшись,
ответит Сталин. -- У меня труп генералиссимуса". "И вот этого интригана,  --
воскликнет Ленин, -- местные аборигены  считают главным теоретиком партии! И
это затрудняет мою работу! Невежество немыслимое!"
     И тут я им врежу всю правду. Об этом я мечтал всю жизнь. Я крикну: "Вот
вы все здесь вожди революции. Скажите, есть ли во всей вашей истории хотя бы
один благородный поступок?"
     И  тут  они сначала загалдят со всех сторон, заспорят, а потом придут к
единомыслию и  станут  кричать:  "Голодный обморок Цурюпы!  Голодный обморок
Цурюпы!"
     -- Кто такой Цурюпа? Я что-то не слыхал о нем.
     --  Был  такой  деятель,  он  заведовал   всеми   продуктами  Советской
республики и  действительно однажды упал в голодном обмороке. "А где  же сам
Цурюпа? -- спрошу  я. --  Что-то я его не  вижу". "А его направили в рай, --
вмешается Калинин, поглаживая бородку, -- к нему приводят  делегации ангелов
и показывают  на  него: вот  большевик, который  заведовал всеми  продуктами
страны, а  сам  упал в голодный обморок.  Святой Цурюпа! И ангелы плачут  от
умиления, глядя  на  Цурюпу.  А мы,  между  прочим,  уже  налаживаем связи с
Цурюпой. С его помощью мы  переберемся в рай и взорвем его изнутри". "Знаю я
этот ваш голодный обморок Цурюпы, -- вмешается тут вечно завистливый Сталин,
-- я  его попросил выдать  из  складов ЦК дюжину бутылок {576} кахетинского.
Гостей  ждал. А  он мне отказал. Тогда я на  него так  посмотрел, что  он  в
обморок упал. Вот вам и голодный обморок Цурюпы". "Коба опять  клевещет,  --
вмешается Ленин,  --  голодный обморок Цурюпы подтвержден всеми кремлевскими
врачами. А  то,  что  в раю его признали, --  тоже неплохо. Иногда признание
врагов  служит  лучшим  доказательством  нашей  правоты.  А   кстати,  среди
сегодняшних ваших вождей бывают голодные обмороки?" "Среди вождей не слыхал,
--  отвечу  я,   --   но  среди  шахтеров  и  учителей  случаются".  "Подвиг
заразителен! --  воскликнет  Ленин.  --  Народ  подхватил  голодный  обморок
Цурюпы! Я всегда стоял за монументальную пропаганду!"
     -- Боже, какой кошмар! Но, может, мы пролетим мимо ада?
     -- Все  может  быть! Летим себе,  пробивая донья! Наговоримся всласть и
разрешим все неразрешенные русские вопросы. Видно, их надо было разрешать на
лету. А мы пытались на своих кухнях под чай или под водочку их разрешить. Не
получилось. А ведь недаром какой-то  мыслитель сказал: движенье -- все. Цель
-- ничто.
     -- Но  что толку разрешать  ваши  вопросы,  когда вы  ничего не  можете
передать наверх, своим.
     -- Зачем наверх? Наши все будут внизу.
     -- Все?
     -- Все, кто долетит.
     -- Долетит до чего?
     -- Вот этого я не знаю. Главное -- долетит.
     -- Так вы считаете, что не все долетят?
     -- Конечно, не все долетят. Но те из нас, кто долетит, поделятся своими
мыслями с согражданами.
     -- Так вы считаете, что мы все-таки долетим?
     -- Все так считают.
     -- И те, кто не долетит, тоже так считают?
     -- Конечно.
     -- Мне жалко их. Но ведь у нас шансов больше?
     -- Конечно.  У  меня опыт прыжков с  парашютом. Я увлекался  парашютным
спортом. Но потом все парашюты у нас отобрали и засекретили. Уже тогда можно
было догадаться, что дело плохо, но я не догадался. Доверчивый.
     -- Так ведь мы летим без парашютов?
     -- Но у  меня большой  опыт приземления. Делайте, как я. Кстати, ноги у
вас опять ножницами. Держите их параллельно! Привыкайте! {577}
     -- Тогда начнем обсуждать: кто во всем этом виноват и где выход?
     --  Сейчас поздно обсуждать, мы приближаемся ко дну. Пробьем его ногами
и начнем обсуждать.
     -- А если не пробьем?
     -- Тогда тем более было бы глупо сейчас это обсуждать.
     --  Как  выдумаете,  начальство  перед  падением  прихватило   с  собой
парашюты?
     -- Не думаю, а уверен! Недаром они сперва засекретили парашюты, а потом
разворовали. Но как раз из-за этого их ожидают полные кранты.
     -- Почему?
     --  Мягкая  посадка. Они никак  не смогут  пробить  ногами  дно. Так  и
останутся на первом дне -- ни вверх, ни вниз. С голоду перемрут.
     -- Но, может, им будут гуманитарную помощь спускать на парашютах?
     -- Не смешите людей! Никто же не будет знать, где они. Они сами во всем
виноваты.  Оторвавшись  от  народа,  они решили,  что  дно  окончательно.  А
народная мудрость гласит, что нет дна, но есть донья.
     -- А что дает эта мудрость?
     -- Все!  Народ уверен, что  ничего дном не  кончается, потому что  есть
донья,  а не  дно. И  вся  жизнь продолжается  между доньями.  Народ, падая,
живет,  потому что верит в донья. И потому народ -- бессмертен. А начальство
не верит в донья и потому, падая, гибнет.
     -- Да здравствуют донья! Да здравствуют донья! Все-таки странное слово.
В нем есть что-то испанское.
     --  А  разве  вы  не  слышали о  всемирной  отзывчивости  русской души?
Революция, инквизиция, гражданская война. У нас с испанцами много общего.
     -- А где Франко?
     -- Долетим, будет и Франко.
     -- Как вы думаете, он уже летит?
     -- Летит. Даже с опережением.
     -- А что если он с парашютом летит?
     --  Не такой он  дурак. Когда  будем  пролетать  первое дно, мы мельком
увидим начальство всех  мастей. Одни будут  кричать: "Остановитесь, мы уже в
коммунизме!"  Другие будут кричать: "Остановитесь, у нас полная демократия!"
А мы {578} пролетим и крикнем: "Привет от Цурюпы! Да здравствуют донья!"
     Пусть они там сами выясняют отношения друг с другом. А мы пролетим мимо
них и ногами пробьем дно! Только ради этого стоило лететь! Мы приближаемся к
первому дну. Ноги параллельно! Глубже дышите!
     -- Привет от Цурюпы! Да здравствуют донья!
     -- Привет от Цурюпы!  Да  здравствуют донья!  Будем надеяться,  что  мы
пробили первое дно. Те из нас,  кто долетит, узнают, наконец, в чем спасение
России...
     В это время к ним подходит какой-то парень.
     -- Купите полное собрание сочинений Ленина и Сталина?
     --  Боже мой, последние национальные богатства уплывают!  И сколько они
стоят?
     -- Пятьдесят долларов собрание сочинений Ленина и столько же Сталина.
     -- А где они у вас?
     -- В машине.
     --  Прямо как балетные девочки! Но как  же у вас  получается --  полное
собрание сочинений Ленина, кажется, пятьдесят пять томов. А Сталина -- всего
десять томов. А цена одна.
     --  А  когда  начали  запрещать  Сталина?  Еще  при  Хрущеве!  А Ленина
фактически никогда  не  запрещали, хотя и не  переиздавали