м, он смахнул со  лба испарину и принялся  привычно  орудовать
ребром вилки; под  инструмент угодил один из  многих  хрящиков, жирный кусок
чуть не вывалился из тарелки: "Зараза!"  Регина тихонько поглощала  почти не
уменьшающуюся порцию и без особого интереса поглядывала на экран телевизора.
     - Все  же надо  было Горбачеву  с  китайцев брать  пример,  -  деловито
чавкая, заговорил Юрий Антонович. - Они и экономику подняли, и страну единой
сохраняют. Скоро и коммунизм там отомрет.
     - Менять ничего не надо  было! - авторитетно заявила Илга Дайнисовна. -
Пересажали бы хапуг и дураков...
     - Евреев, панков, соцреалистов и прочую гадость, - подхватил Павел. - И
сразу оставшимся на свободе трем-четырем миллионам полегчало б!
     Илга Дайнисовна призадумалась.
     - Наверное, меньше людей осталось  бы на  свободе.  Стоящих  сейчас так
мало.
     Оторвавшись от тарелок, все в изумлении уставились на нее и поняли, что
шуткой даже не пахнет.
     -  Думай,  что  говоришь,  -  поморщился  супруг,   слушавший  подобные
рассуждения жены далеко не в первый раз.
     - А я и говорю, что думаю...
     - Ну и дура! - хохотнула Елена Антоновна.
     Зинаида Антоновна поспешила сменить тему:
     - Лен, когда ж твой Витя из морей вернется?  Года полтора,  почитай, не
видели его.
     Сестра немного посветлела.
     -  Позавчера  как раз звонил, в феврале обещал вернуться. А  через пару
недель опять в рейс уйдет - надо вкалывать, пока контракты предлагают.
     Юрий Антонович покачал головой.
     -  Загоняешь мужика  своей жадностью.  Он, небось, уже столько  деньжищ
заколотил, что со спокойной совестью мог бы устроиться на работу на берегу и
пожить нормальной семейной жизнью.
     - А случись чего,  ты мою семью содержать будешь? - с прищуром спросила
сестра.
     - Не  гневи  Бога,  Елена! -  возмутилась Илга  Дайнисовна. - Продадите
вторую квартиру, и денег вам на все хватит.
     - А  это видела? - Елена Антоновна продемонстрировала ей  кукиш. -  Моя
жизнь -  не  твоего ума  дело!  -  Дергано поправила свитер, не удержалась и
добавила: - Лучше со своим бандюгой разберитесь.
     - Рождество твое, Христос Боже наш, воссияй миру свет разума.
     Позабыв о конфликте, все в изумлении уставились на взмолившегося Павла,
а он потер сложенные ладони и предложил:
     - Может, водочки хряпнем?
     После  краткого  раздумья,  все  еще  хмурясь,  Юрий  Антонович  открыл
бутылку:
     - В самом деле.
     -  А может, не стоит пока?  - оробела Илга Дайнисовна. - Грешно в такой
день напиваться.
     Елена Антоновна тут же протянула брату свою рюмку.
     - Это вам, религиозникам, грешно. А нам, атеистам, можно все!
     Юрий Антонович досадливо закатил глаза, но и на этот раз не проронил ни
слова.  Он  терпеливо  сносил любые  "выкрутасы"  младшей сестры, потому что
именно она двадцать  четыре  года назад  позвала  его и Зинаиду  в  Таллинн.
Многим в своей нынешней жизни Юрий  Антонович был недоволен, но возможностью
встретиться с сестрами  в любой момент дорожил. Хотя иной раз казалось,  что
Елена ему вовсе не родственница.  Может, такой ее сделало время,  в  которое
она росла?
     Ленке  повезло.  Хоть  родилась  она  еще  при  Хозяине,  эпоху его  не
запомнила. И так люто, как старшие  братья и сестра, не голодала. Юра и Зина
регулярно подкидывали родителям деньжат, и младшенькая еще в детстве познала
вкус леденца. Но и кукурузного хлеба отведала тоже.
     С ранних  лет  Ленку  отличала  одна  нехорошая  черта  - она  отчаянно
завидовала чужому достатку и постоянно стремилась заиметь все то, что есть у
соседки. И в  подруги выбирала  только тех, от кого могла быть хоть какая-то
конкретная польза. Годам к шестнадцати стала донимать родителей требованиями
красивых обновок, но те и без того  едва сводили  концы с концами - пьянчуга
Иван бессовестно тянул из них  рубли да трешки.  Посчитав Ивана  виновным  в
своей  серой юности, Ленка  возненавидела брата  и навсегда  перестала с ним
разговаривать.
     В конце шестидесятых сменивший скинутого Хруща чернобровый Орденопросец
посадил экономику на нефтедолларовый допинг, и народу зажилось полегче.
     Ленка  не только  окончила десятилетку, но  и поступила  в пединститут.
Казалось  бы,  везет сверх  всякой меры - не  зная  ни голода,  ни  лишений,
поддерживаемая старшими  братом и  сестрой, становится самой  образованной в
семье. Но  Ленке этого было слишком мало. Приезжая на лето в  отчий дом, она
без  конца вздыхала о  модных шмотках, поездках на взморье и прочих вещах, о
которых  родители раньше и не слыхали. А уж денег на все  это у них  не было
тем паче.
     Пораскинув  мозгами,  Ленка поняла,  что  для  построения  коммунизма в
отдельно  взятой семье нужны валюта (или ее эквивалент)  и выход на западный
рынок; тут же выскочила замуж за  новоиспеченного судового механика и уехала
с ним в Таллинн. Новая жизнь  ей так понравилась,  что  она (в кои это веки)
решила поделиться радостью с родными и пригласила к себе братьев и сестру.
     Иван не поехал. Он  не любил Ленку не меньше, чем она его, да и никогда
не ездил дальше  районного центра.  Ему что  Таллинн, что  Монте-Карло,  что
Сковородино - одинаково по фигу.
     А Юра и  Зина съездили в странноватый русскому глазу Таллинн и решили в
нем остаться. Почему бы не осесть Григорьевым  в одном  месте, пусть  даже в
сотнях километров от родного дома?..
     Юрий Антонович снова встал. На сей раз один.
     - Иногда мы ссоримся...
     - Как встречаемся, - хмыкнул Павел.
     - Паша! - тихо укорила его мать.
     Юрий Антонович глянул на племянника, неохотно усмехнулся.
     - Может,  это и  к лучшему, что мы  так  горячо друг к другу относимся.
Равнодушие  ведь  хуже...  Как  бы там ни  было,  я  знаю  точно:  случись с
кем-нибудь  из  нас  беда,  все  непременно бросятся ему на помощь.  Так что
давайте выпьем за то, чтоб мы такими и оставались!
     - Звучит почти как проклятие, - едва слышно восхитился Павел.
     Зинаида Антоновна в очередной раз бросила  на него укоризненный взгляд.
Остальные приняли без эмоций прозвучавший тост, опустошили рюмки и бокалы  и
с жадностью набросились на еду.
     Юрий Антонович с грустью посмотрел на родню,  проглотил свои пятьдесят,
поморщился и прохрипел:
     - Да поможет нам Бог.
     -   С  каких  это  пор   ты  стал  таким   религиозным?  -  раздраженно
поинтересовалась  Елена  Антоновна.  - Еще  года  три назад  над  Илгой  все
посмеивался.
     Юрий Антонович сел,  мельком глянул на супругу,  пока  еще  сохраняющую
внешнюю безучастность, крепко, со знанием  дела  отрыгнул и, уперев  руки  в
колени, с грустинкой признал:
     - С возрастом многое понимаешь. Нельзя человеку без веры.
     - А я и не замечала! - хохотнула сестра.
     - И ты веришь, - заявил Юрий Антонович. - Не в Бога, конечно.
     - Уж не в черта ли? - с ухмылкой полюбопытствовала Елена Антоновна.
     - В деньги! - выпалила Илга Дайнисовна.
     - Вот оно что,  -  протянула  Елена  Антоновна, отодвинула  тарелку и с
прищуром посмотрела на Илгу Дайнисовну: "Вот  ведь дура  набожная! Сама жить
не умеет, а других поучает... Конечно, не имея денег, на Бога уповать только
и остается!..  Витьку им,  видите ли,  жалко.  А  кто  его  пожалеет,  когда
контрактов  не станет,  а  меня, не дай Бог, эстонцы со  своими реформами из
школы турнут?.. Господи, я ведь  никогда  не одолею их чертов язык!" А вслух
процедила: - Деньги мои вам покоя не дают? Да, я в них верю. Потому как  Бог
ваш меня не накормит и не оденет, о ребенке моем тоже не позаботится.
     Илга Дайнисовна хотела было возразить, но Елена Антоновна ее заткнула:
     - Молчи уж, я твои бредни раз сто слыхала. Только мне,  как Юрке, мозги
ты не запудришь. И Регина моя, как твой Артур, бандиткой не станет!
     - Мама! - вскрикнула Регина.
     Илга Дайнисовна и Юрий Антонович опустили глаза.
     - Зачем ты так, Лена? - Зинаида Антоновна покачала головой.
     - А надоели мне своим  сюсюканьем! Говорят  одно, а  делают... Загребут
Артура в тюрягу, и никакой Господь вам не поможет!
     Регина подперла голову ладонью, не глядя на мать, холодно спросила:
     - А ты, значит, обалденно честная и принципиальная?
     - Мне особо нечего стыдиться, - фыркнула та, но насторожилась.
     - Что ж ты не расскажешь своим беспринципным родственникам, как еще два
года назад эстонское гражданство отхватила?
     Все  в изумлении  уставились  на  Елену Антоновну.  Она опустила глаза,
принялась растерянно поправлять прическу.
     - Так меня об этом никто не спрашивал, - произнесла она едва слышно.
     -  Как же  ты сумела,  Ленка?  - спросил потрясенный Юрий  Антонович. -
Неужели экзамен сдала?
     Елена Антоновна не ответила. Регина зло усмехнулась.
     - Скорее эстонцы китайский освоят!.. Когда все началось, вам  она мозги
компостировала, орала, что  как только Эстония отделится, всех русских сразу
выгонят  - так и  нечего,  мол, за  их  независимость голосовать. А сама  на
всякий случай получила карточку Комитета граждан.
     - Для твоего же будущего, дура! - процедила мать.
     -  Письмо  в Москву о притеснении здесь русских тоже для будущего моего
подписывала?
     Елена Антоновна совсем растерялась.
     - Ой, дура, - иных слов она не находила. - Ну и дура!
     Юрий Антонович покачал головой, чавкая салатом, печально произнес:
     - Ты, Ленка, завсегда  хитрюжницей была. Но чтоб цепляться и за тех,  и
за других...
     Елена  Антоновна вскочила,  побледневшее  лицо исказила едва скрываемая
агрессивностью гримаса отчаянья.
     -  Да,  мать вашу!.. Цепляюсь! Потому что  здесь  жить хочу! И  никакая
эстонская сволочь обратно в Россию меня не вытолкает!
     - Да кому ты сдалась, училка второразрядная? - протянула Регина.
     Елена Антоновна вздрогнула, на лице проступили красные пятна.
     - Ты, дорогуша, как с голландцем  своим связалась, больно наглой стала,
-  прошипела  она.  - Но не  обольщайся: как  с ним не склеится,  вмиг  свои
дурости позабудешь и на коленях ко мне приползешь!
     Регина одарила мать презрительным взглядом.
     - Плевала я на деньги твои! -  сказала, будто плюнула. -  Да и  не твои
они вовсе - все твое хваленое богатство папой заработано.
     Некоторое время  Елена Антоновна,  не  мигая,  смотрела на дочь, тщетно
подыскивала достойный ответ-удар, потом отвернулась и, едва сдерживая слезы,
стремительно вышла из гостиной. Зинаида Антоновна бросилась за ней:
     - Куда ты, Лена?
     Павел сунул в рот сигарету, взглянул на дядю.
     - Александр  Мень, человек блестяще эрудированный, почему-то утверждал,
что животные, в отличие от человека, никогда не убивают представителя своего
вида. Так это чушь. Крысы, например...
     - Заткнись! - простонала Регина.
     Павел пожал плечами, наконец-то закурил и протянул зажигалку дяде. Юрий
Антонович  вышел из оцепенения, отвергнув предложение племянника,  с грустью
констатировал:
     - Не по-христиански получилось.
     Регина  изумленно  посмотрела  на  него,  отвернулась  к  телевизору  и
безнадежно покрутила пальцем у виска.
     -  О  каком  это голландце  говорила  Ленка? - озвучила,  наконец, Илга
Дайнисовна вертевшийся на языке вопрос.
     Регина его проигнорировала. Может быть, и не услышала; мыслями она была
очень далеко - в юности...
     Ей  было шестнадцать, Роме - семнадцать.  Первая любовь.  И  какая! Все
началось в апреле, под музыку капели. После или вместо уроков  они срывались
в  Кадриорг или  на Штромку,  бродили меж душистых сосен,  подставляли  лица
ласковым солнечным лучам. И целовались. Только не взасос - не дай Бог предки
что-нибудь заметят! Потом шли в кино. И снова целовались, даже взасос - черт
с ними, с предками!
     Потом  был  май.  Как  все цвело!  Казалось, природа  тоже влюбилась  -
наверное, в солнце. Все обстояло по-прежнему замечательно. И даже лучше: они
уже не  дрожали  при каждом соприкосновении и тонко чувствовали друг  друга.
Регина стала подумывать: а не пора ли им сделать ЭТО? После экзаменов.
     Мать, понятное дело, заподозрила  неладное  еще в апреле. А к концу мая
знала обо  всем  до мельчайших подробностей.  Однажды вечером усадила Регину
рядом и начала вправлять  ей  мозги: "Не сходи с ума, дорогуша. На кой  тебе
этот  прощелыга?"  - "Что ты, он замечательный!.." - "Сегодня.  В школе и на
улице. А  ты знаешь, что он, два его брата и  родители живут в двухкомнатной
"хрущевке"?" - "Это-то при чем?" - "Да при том, что если  он, не дай Бог, на
тебе,   дуре,  женится,  то  поселится  у  нас!"  -  "Какая  же   ты!.."   -
"Благоразумная. Квартира - это еще полбеды. Слушай дальше..."
     Через пару часов прекрасный цветок любви был изгажен.  На всякий случай
Регина побывала в гостях у жутко смутившегося Ромы; познакомилась с брюхатым
и  красноносым  главой  семейства  -  водителем   говновозки,  пообщалась  с
атлантоподобной  мамашей - ремонтницей на железной дороге, полюбовалась, как
славно умещаются в одной комнатке трое  пацанов.  Через день,  выплакав  все
слезы, сказала бедному мальчику, что встречаться им больше не стоит.
     На  первой же  вечеринке после  экзаменов  она напилась пива  и  вина и
сделала ЭТО. С  каким-то Федькой, видела  которого в первый и последний раз.
Было больно и отвратительно. Придя домой, она впервые послала мать "на хуй".
Потрясенная, та впервые не посмела поднять на дочку руку...
     - Ты,  Лен, сама  виновата,  -  укоряла  на  кухне всхлипывающую сестру
Зинаида Антоновна. - Как только Витька терпит тебя?
     - Ну, не выдерживают нервы!
     -  Нервы... Ты же учительница, человек с  высшим образованием, а ведешь
себя иногда хуже бабы базарной. Разве  может Регина молча сносить,  когда ты
ее на каждом шагу дурой обзываешь?
     Елена Антоновна шумно  шмыгнула носом,  раздосадовано хлопнула ладонями
по коленям.
     - Так ведь дура и есть! На кой черт ей понадобилось говорить об этом? -
она чуть снова не расплакалась. -  Будто мало для нее  делаю:  разодела, как
принцессу, во всякие кружки водила...
     - Может, ей другого не  хватает? - спрашивая, Зинаида Антоновна поймала
себя на мысли, что разговор этот повторяется, наверное, в тридцатый раз.
     -  Да брось  ты!  Думаешь с  голландцем она от большой любви связалась?
Шикарно жить хочет, мерзавка! И чтоб от меня не зависеть.
     Зинаида Антоновна начала сердиться.
     - Почему ты кругом только злой умысел видишь?
     - А то ты не знаешь, что человек человеку - волк?
     - И собственная дочь?
     Елена Антоновна отвела глаза.
     "Как мне надоело всех успокаивать, уговаривать, обнадеживать, мирить! -
Зинаида  Антоновна прерывисто вздохнула. - Почему обо мне никто не  думает?"
Она прислонилась к холодильнику, вытянула уставшие за день ноги. Да что ноги
- ныло все тело. В последние годы ее без конца бросало то в жар, то в холод,
мучила бессонница, сводило судорогой игры -  десятилетия работы на износ  ни
для кого не проходят бесследно.
     Зина начала вкалывать еще  до школы:  стирала,  мыла посуду, помогала с
уборкой, нянчила Ваню.  Потом, когда пошла в школу,  по ночам  делала еще  и
уроки.  Только подрос братишка, родители произвели на  свет  Лену - пришлось
нянчиться с ней.
     В  поисках лучшей  доли  еще девчонкой Зина  уехала  на Урал, а потом и
вовсе в Сибирь. Надежды на  счастье не очень-то оправдались, но о родных она
все равно  не забывала: вкалывая до  упаду и в дождь,  и в снег,  и  в жару,
отказывая себе в  обновках и никогда не наедаясь  досыта, регулярно отсылала
домой  переводы.  Чтоб  хоть Ваня  и  Лена не голодали, как она, выучились и
стали большими людьми. Откуда ей было знать, что большую часть оторванных от
сердца копеек пропьет мерзавец Ванька?
     Зина долго не выходила замуж - все выбирала. Но ближе  к тридцати вдруг
поняла, что рискует остаться старой девой и выскочила чуть ли  не за первого
встречного. Муженек  достался  - поискать таких: дикий, дремучий, пьющий  не
слишком часто, но  всегда до поросячьего визга  и постоянно  охочий до шлюх.
"Ничего,  -  думала  Зина.  - Переломлю!"  Устроилась на  работу  дворником,
получила от ЖЭУ однокомнатную "хрущевку", родила Павлика и  впряглась: одной
рукой нянчила сынишку,  другой  -  готовила,  стирала  и  убирала  квартиру,
содержала в идеальной  чистоте вверенную ей территорию, бегала по магазинам,
а иногда и перехватывала на проходной муженька с еще не пропитой получкой.
     После  долгих  лет  уговоров,  угроз,  хождения по врачам  и  знахаркам
Зинаида  все же  добилась своего  и отвадила мужа  от  водки.  Мужик  быстро
раздобрел,  приосанился, превратился в хозяина - дома, и спеца - на  работе,
откуда-то появились достойные друзья-приятели, совсем не похожие на  прежних
бродяг-собутыльников.
     Два  года  Зинаида  порадовалась новой  жизни,  да  еще в двухкомнатной
кооперативной квартире.  Она  знала, что  муж вовсю  гуляет на  стороне,  но
надеялась, что перебесится и угомонится. Да и вообще  мало об  этом думала -
все силы отбирали две работы.
     А муж  однажды обвинил ее в  том,  что  она  слишком  много  работает и
экономит,  и   ему,  супругу   дорогому,   уделяет   недостаточно  внимания,
приплюсовал целый список аналогичных прегрешений и подал  на развод. Зинаида
была  потрясена,  но думала, как всегда,  не  о  себе  -  сердце  болело  за
травмируемого  сына. "Ничего с ним  не случится,  - заявил его отец, собирая
вещи. - Я вырос без отца, и он не сдохнет!"
     Может,  и сломалась бы  Зинаида Антоновна,  да  было  некогда  -  чтобы
обеспечить Павлу  достойное настоящее и  перспективы на еще лучшее  будущее,
пришлось  устроиться   на  третью  работу.  Она  понимала,  что  времени  на
воспитание  сына  почти  не  остается, но иного  выхода не  было. "Ничего, -
утешала она себя. - Зато вложу в Павлика все, что смогу".
     Калеча организм запредельными нагрузками, отказывая себе порой  в самом
необходимом, Зинаида Антоновна выплатила стоимость  квартиры и накопила семь
тысяч  рублей. Но  ушедший в небытие Советский  Союз  на прощанье  обесценил
вклады своих граждан, и после введения в Эстонии  остановившей гиперинфляцию
национальной  валюты на книжке у Зинаиды Антоновны оказалась  всего-то  одна
тысяча  крон - месячный оклад. А приватизация жилья по-эстонски обессмыслила
вложенные ею  в  квартиру восемь тысяч рублей -  наниматели  государственных
квартир,   смеясь  над   кооперативщиками,  легко   приватизировали  их   за
собственные и купленные  по бросовой цене  у алкашей и  пенсионеров  "желтые
карты".
     И  вновь  Зинаида  Антоновна выслушивала  укоры.  Уже  от  Павла  -  за
недальновидность, за то, что так глупо лишила и его,  и себя многих радостей
жизни.  Зинаида Антоновна молча  кивала - уж  она-то  знала, что можно  было
позволить себе на пятнадцать тысяч! И с ужасом думала, что, выйдя на пенсию,
не только не  сможет поддерживать Павла,  но и окажется для него непосильной
обузой...
     Чтобы  как-то  отвлечься от  невеселых  размышлений, Зинаида Антоновна,
мотнув головой, обняла сестру, слегка качнула.
     -  Ленка, ты же всех  своих подруг растеряла. Я  слышала, даже  с Ниной
встречаться перестала.
     -  Нинка давным-давно  не работает на мясокомбинате,  - вздохнула Елена
Антоновна. - Нужна мне она теперь.
     Зинаида Антоновна укоризненно покачала головой.
     - Но с Региной тебе следует помириться. Дочь свою надо все же уважать.
     Елена Антоновна возмутилась.
     - Ты ж сама слыхала, что она про меня плела!
     - Неправду?
     На секунду Елена Антоновна стыдливо опустила глаза, потом воскликнула:
     - Какая разница? Разве тебе не  обидно, когда Пашка выпендривается? Как
они смеют?!
     - Мы ведь в самом деле были для них старшим братом - приняли в огромную
семью народов, столько всего  понастроили... -  Юрий Антонович осекся, хмуро
глянул на скривившегося племянника. - Скажешь, я не прав?
     - Чего  вы тут понастроили? Панельные бараки,  в