которых живут  теперь
только те, кому некуда деваться...
     - Большинство! - уточнила Илга Дайнисовна.
     - Правильно, - охотно согласился Павел. - Потому что большинство до сих
пор нищие.
     Илга Дайнисовна горько усмехнулась.
     - Разбогатеешь тут, когда почти все заводы обанкротили!
     -  Ну, заводчане в богатеях никогда не бывали, - напомнил ей племянник.
- И заводы не обанкротили.  Сами  они развалились, потому что построены было
по указке того самого "старшего  брата" и выпускали продукцию, на фиг никому
не нужную.
     - Пока был Союз, ее даже не хватало! - не сдавалась тетка.
     - Правильно!  Потому  что  нормальные товары мы видели только в рекламе
финского телевидения.  Кое-что  за  бешеные  деньги доставали  у  моряков  и
фарцовщиков.  Елки  зеленые,  совсем  забытое  слово   -  "фарца"!..  Купить
вшивенькие  джинсы   -   это  ж  было   событие,  несколько  месяцев  деньги
откладывали!  А сегодня  на  свою совсем  обыкновенную зарплату я могу легко
купить за раз хоть три пары вполне приличных джинсов...
     - А квартплата?
     Ответить Павел не успел.
     -  Ладно,  -  вздохнул   Юрий  Антонович.   -  Согласен:  многое   было
недоработано. Но  это не повод,  чтобы нас ненавидеть.  Мы  ведь нормально к
эстонцам относились.
     - По-разному, - Павел поморщился. - Как вспомню эти рожи интеровские...
     - Прекрати! - возмутила Юрий Антонович. - Люди пытались сохранить Союз,
боролись за дружбу народов!
     - Что  же они не продолжают борьбу, такие, блин, идейные? - Павел  даже
крякнул от досады. - Где их вождюшки?
     Юрий Антонович оторопело захлопал глазами. Племянник ответил сам:
     -  Сделали на  голосовавших  за них идиотах  карьерищи  и устроились  в
уютных московских  креслах. Об Эстонии уже  и не вспоминают. Многие, кстати,
цепко захватили кабинеты  и  лимузины на нашем Северо-Востоке, получили  "за
особые  заслуги" совсем недавно так ненавистное  им эстонское гражданство  и
настроены теперь  так  проэстонски, что не сразу поверишь  в  их интеровское
прошлое.
     Юрий Антонович ослабил галстук, закурил. Руки его мелко подрагивали. Он
сам   голосовал  за  человека,  сделавшего  во  время  перестроечной   смуты
потрясающую  карьеру.  Работал  с ним  на  заводе  молодой  парень -  Сергей
Звонков. Он  никогда  не блистал особым умом, но работал  аккуратно  и норму
выполнял всегда. Вроде бы,  никогда  не  высовывался,  а  как-то  выбился  в
комсомольские  вожаки. В год  последних  советских  выборов  его  и  двинули
кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР. Решили, раз  молчаливый  и без
зауми, значит, честный, за работяг. И стал Звонарь депутатом! Юрий Антонович
видел его потом раз пять  по  телевидению: сидит себе  в дальнем ряду зала и
загадочно чему-то улыбается. А чего грустить? Перевел семью в Москву, сделал
квартиру не только  себе,  но и сыну.  После того,  как гикнулся СССР, мигом
перевелся  в  какую-то  комиссию   при  российской  Думе.  Звонил   недавно,
интересовался:  не турнули  еще  эстонцы  родных  заводчан? Есть возможность
какое-то число пристроить в лагеря беженцев... Гадина!
     -  Все  равно,  - подала  голос Илга Дайнисовна.  -  В  советское время
эстонский язык  никто не запрещал. Эстонские дети учились в эстонских школах
и институтах. И все были советскими гражданами!
     - А что плохого было, - добавил немного успокоившийся Юрий Антонович, -
так вместе хлебали.
     Павел взглянул на внешне безразличную к спору Регину, мелко закивал.
     -  Правильно.  Но  основная масса  эстонцев  не  ненавидит  нас,  а  не
понимает. Как и  мы их, - он  немного поразмыслил, почесал затылок. -  У нас
ведь принципиальные различия в темпераменте и менталитете. Эстонец - образ -
это кто? Эдакий  двухметровый блондинистый потомок Калевипоэга, тратящий  на
принятие  любого  решения не  меньше  месяца,  и  раз  что-либо надумав,  не
передумывающий  уже никогда.  А русский? В глазах эстонца -  это пронырливый
холерик,  способный  за минуту  принять  десяток  совершенно  противоречивых
решений,  но  поступать в соответствии с еще неведомым  ему одиннадцатым.  В
отличие от эстонца  реакция у  него  мгновенная - размышления  идут потом  и
отстают от действий  безнадежно.  Эстонец, кроме  своего хутора  и ближайших
окрестностей, четко  упирающихся в  границы  страны, ничем иным  никогда  не
интересовался  - с хозяйством дел по горло, да и мерзлые мозги  не поспевают
следить за событиями в "слиском суустро" меняющемся мире. А для русского что
родная Россия, что весь мир - все едино, ибо необъятно одинаково. Даже после
отмены крепостного права ничего своего он не заимел, болтался  то в общинах,
то в колхозах  и из-за неполной занятости любопытства и энергии  имел всегда
море. Подходит  к  нему,  на  завалинке тоскливо  восседающему, какой-нибудь
агитатор, просит, скажем:  "Эй, Вань, а отчебучь-ка  ты мне революцию!" Ваня
стремглав  летит  за  топором,  лишь  на   секунду   задержавшись,   вежливо
интересуется: "А те, мил  человек, какую  -  масштаба местного али весь свет
шоб содрогнулся?"
     Регина  невольно  слушала  Павла  и  улыбалась.  Юрий Антонович  провел
пятерней по лысине,  немигающими глазами уставился  в дальний угол  комнаты.
Чувствовалось: не согласен он,  никак не согласен. Судя  по  пустому взгляду
Илги Дайнисовны, ей рассуждения племянника были вообще до фени.
     Наконец вернулись сестры. Елена Антоновна чувствовала себя явно неловко
-  пряча глаза,  глуповато улыбалась и без конца поправляла прическу.  Потом
вдруг дергано взмахнула рукой и громко предложила выпить еще раз.
     Юрий Антонович пристально посмотрел на нее.
     - Почему бы и нет? - налил себе и сестре. - Кому еще?
     Кроме Павла, желающих больше не нашлось. Натянутость сохранялась. Елена
Антоновна  подняла  рюмку,  осмотрела  родню, немного  задержала  взгляд  на
насупленном лице Илги Дайнисовны.
     - Вы уж простите меня,  родственнички мои  дорогие! Все от  нервов... А
что касается голосования - не думала я, что слушать меня станете.
     - Зачем тогда разорялась? - поинтересовалась Регина.
     Елена Антоновна напряженно сглотнула.
     - Успокойся, - сказал Юрий Антонович. - Не голосовали мы не из-за твоих
слов. Слава Богу, свои головы на плечах имеем.
     - Вот и хорошо,  - с  облегчением  выдохнула сестра. - Так давайте жить
дружно!
     Все переглянулись. Кто кивнул, кто пожал  плечами, но прямых возражений
не возникло. Павел и  Юрий Антонович выпили, принялись торопливо закусывать.
Вслед за ними опустошила рюмку и  Елена  Антоновна. Хлебнув лимонада,  одной
рукой она обняла дочь, другой - Илгу Дайнисовну, уже хмелея, произнесла:
     - Регина, ты не думай... Я очень хочу, чтоб ты счастливой была.
     - Угу.
     -  И  ты, Илга, на  слова мои не обижайся.  Бывает, срывается...  - она
заметила,  как задумчиво  смотрит Илга Дайнисовна  на нож в своей тарелке, и
вдруг  предложила:  - Ну, хочешь, когда Артура  посадят, я ему тоже передачи
носить буду носить?
     Наверное, случилось бы убийство, не прозвучи  в  воцарившейся  гробовой
тиши  дверной звонок. Илга Дайнисовна мгновенно позабыла обо всем на свете и
с облегчением выдохнула:
     - Вот и Артур!
     - Больше некому, - едва слышно согласился супруг, о чем-то размышляя.
     Зинаида  Антоновна встретила гостя и быстро вернулась. Тут же, не  сняв
даже дорогую куртку  на меху,  в комнату  заглянул Артур.  Пахнуло  кожей  и
морозцем.
     - Кого  хороним? -  Артур  с насмешливым  удивлением  окинул близоруким
взглядом невеселую родню.
     - Ешую...  - отрешенно произнес отец, тут же спохватился:  - То есть...
наоборот...
     - Рожаем, значит,  - хмыкнул Артур. -  Дело  хорошее, - его и  без того
длинноватое,  немного девичье лицо слегка вытянулось, взгляд пал на Павла. -
Пошли, братан, побазарим.
     Как  только братья ушли, Елена Антоновна залпом осушила стакан лимонада
и, утирая  пригоршней губы, покосилась на дочь.  Когда  зазвучал звонок, она
сообразила,  что в очередной раз брякнула нечто очень неудачное и, как вошел
Артур, со страхом ожидала, что Регина ее выдаст. Но та промолчала. Пожалела?
     Илга Дайнисовна, глядя сыну вслед, снова посуровела.
     - Мог бы для начала хоть минуту за столом посидеть.
     - Еще насидится, - махнула Зинаида Антоновна, вставая. -  Кофе никто не
желает?
     Юрий Антонович, выходя из  задумчивого оцепенения, чуть  дрогнул, потер
подбородок и предложил:
     - Делай на всех.
     - Я вам помогу, - вызвалась Регина и пошла вслед за хозяйкой на кухню.
     Павел  усадил брата  на  диван,  сам сел  за  письменный стол,  включил
радиоприемник  магнитолы: "Не  ходи  к  нему  на встречу, не  ходи!  У  него
гранитный  камушек в груди!" Артур бросил короткий взгляд на единственный  в
комнате брата  мало-мальски  ценный  предмет -  недавно купленный кульман  у
окна.
     - У  меня  всегда  по  черчению  "тройбан"  был, - сказал  безразлично,
вскользь.
     Павел пожал плечами: "каждому свое", нетерпеливо поинтересовался:
     - Ну, говорил ты со своим барыгой?
     -  Думай, че  говоришь, -  брови  на  лице Артура взмыли вверх. - Он не
барыга, он - человек.
     - Если он человек, то кто ж такие барыги? - спросил удивленный Павел.
     - Фирмачи всякие, - пренебрежительно произнес брат.
     - Ладно, - кивнул Павел. - Говорил ты со своим человеком?
     - Говорил, - Артур наконец-то снял куртку. - Проектом  вашим он доволен
-  все,  говорит,  в кайф. Для  полной  классухи  хочет,  чтоб пару моментов
изменили... Ну, он сам тебе покажет.
     - А насчет строительства?
     - Согласен. Как весна начнется, тащи своих парней - и впрягайтесь.
     - По поводу цен возражений не было?
     - Нет. Только не забывай, - Артур погрозил брату длинным пальцем,  - со
всех ваших мне причитается три процента.
     Павел развел руками.
     - Как и договаривались.
     Артур собрался было встать, но тут  же передумал и  хлопнул  ладонью по
дивану.
     - Эх, если бы не козлы эти!..
     - Ты о ком?
     - Об эстохах, - протянул Артур, отворачиваясь. - О ком же еще?
     - А что тебе эстонцы?
     Артур немного помолчал, криво усмехнулся.
     - То же, что и тебе, - житья не дают!
     - Не выпендривайся, - скривился уже Павел. - Гражданство купил?
     Артур кивнул.
     - "Бабок" на житье имеешь предостаточно, - добавил Павел. - Чего еще?
     - Не могу я здесь, - почти  прошептал Артур, с усталым вздохом уткнулся
в ладони. - "Французов" этих ненавижу - перестрелял бы всех!
     - Интересная мысль, - поразился Павел. - Что ж, можешь начинать.
     - Че? - Артур туповато глянул на брата.
     - Приставь пистолет к виску и пали.
     Артур зло прищурился.
     - Ты на че намякиваешь?
     - У тебя мать кто?
     - Не эстонка - это точно!
     -  Но  латышка,  - Павел был  невозмутим.  -  А "французами",  к твоему
сведению, в нашей некогда единой и неделимой тепло величали всех прибалтов и
латышей в том числе. Следовательно, "француз" и ты, хоть и с поганой для них
русской примесью, - он с ухмылкой посмотрел на брата. - Чего ж так пыжиться?
     Артур замялся, опустил лицо. Ему было что сказать, но...
     - Тебя  это не касается, - он резко встал, с прежней ухмылкой глянул на
брата.  -  Твоя  задача сейчас -  не разочаровать  человека  и построить ему
клевый дом.
     - И заработать тебе немного "бабок", - кивнул Павел. - Ладно, иди уж.
     Артур ушел. А  Павел вдруг впервые подумал, что, в общем-то, понятия не
имеет  о  жизни и проблемах  двоюродного  брата.  Да,  слыхал краем  уха про
какую-то мафию,  но не особенно в это верил. Однако деньги у Артура водились
немалые. Отлично обставленная двухкомнатная квартира в Мустамяэ и пятилетний
"Фольксваген-Пассат" тоже наводили на кое-какие размышления. Артур ведь хоть
и не был глуп,  в представлении Павла с образом бизнесмена никак не вязался.
Да и сам особой любовью фирмачей не жаловал. Так что...
     -  Если  бы не  поднялся тогда ураган...  -  давясь от распирающего его
хохота, почти кричал Юрий Антонович. - Никто, наверное, и не узнал бы... что
Галка носит "семейники"!
     Илга  Дайнисовна,  краснея,   с  кислой  улыбкой  посмотрела  на  Елену
Антоновну.  Та в ответ небрежно махнула ладонью - к этим рассказам брата она
привыкла еще с детства.
     В  комнату вошел Артур,  сел рядом с отцом и торопливо наполнил тарелку
самой разнообразной снедью.
     -  Че  вы  тут  смотрите?  -  глянув  на  экран  телевизора,  брезгливо
поморщился, с помощью пульта прошелся по каналам. - Вот это вещь!
     Юрий  Антонович с  минуту тускло смотрел  идущий  по кабельному  каналу
круто "запеченный" боевик, пожал плечами.
     - Как только может нравиться такая гадость?  - вздохнув,  скрестил руки
на груди. - Не понимаю я этих американцев. Не умеют снимать, хоть ты тресни!
Ума хватает только на пальбу и ругательства. Да и актеры у них слабоватые.
     Артур, быстро жуя, с ухмылкой мотнул головой, но промолчал.
     -  Вот кино  французское,  итальянское  там  или  старое  советское,  -
продолжал Юрий  Антонович,  -  совсем  другое  дело!  Особенно  комедии  или
что-нибудь про любовь; все жизненно, узнаваемо...
     -  Чем  же  твоя  любимая "Эммануэль"  так  похожа на твою жизнь? -  не
выдержал Артур и хмуро посмотрел на отца.
     Юрий Антонович  покосился  на  жену, проведя рукой по лысине, досадливо
крякнул.
     -  Или "Семнадцать мгновений весны"  напоминают о подвигах  героической
молодости? - добавил Артур.
     -  А  я фантастику ненавижу, - призналась Илга Дайнисовна,  не  обратив
внимания на  раздражение сына. - Там одно вранье. Помню, показали однажды по
телевизору американский фильм с каким-то дурацким козлиным названием...
     - "Козерог-один",  что  ли?  -  опешил  Артур  и,  когда мать  кивнула,
прыснул. - Ну, ты даешь!..
     - И о чем тот фильм был? - зевая, поинтересовалась Елена Антоновна.
     - Космонавты  должны были  лететь  на Марс,  -  стала  припоминать Илга
Дайнисовна.  -  Но в  ракете  что-то  отказало,  полет отменили, космонавтов
отвезли в какой-то секретный железный сарай...
     - Ангар, - с усмешкой уточнил Артур.
     - Какая разница? - махнула  мать. - И вот из этого... ангара показывали
их  по  телевизору  будто с  Марса, - скрестила руки на груди. - После этого
фильма я и поняла, как нас с космосом дурачат.
     - Тоже мне  правдолюбица! - подивился Артур. -  Можно подумать, в твоих
любимых ужасах про вампиров и прочую нечисть есть хоть капля истины.
     - И истина! -  Илга  Дайнисовна слегка повысила голос. -  Чем незнанием
похваляться, почитал бы "Скандалы".
     Артур хмыкнул, пожал плечами и снова уткнулся в тарелку.
     - И все-таки я горжусь Региной! - заявила вдруг Елена Антоновна.
     Юрий Антонович и Илга Дайнисовна с недоумением уставились на нее. Елена
Антоновна охотно пояснила:
     - Другие дуры годами  за иностранцами охотятся, а моя враз подцепила. И
какого!
     - А какой он? - поинтересовалась Илга Дайнисовна.
     Елена Антоновна чуть смутилась.
     - Как выглядит, не знаю -  Регина даже фотку не показывает. Но, урода и
не  выбрала б! -  она  немного  понизила  голос.  - Знаю  зато  в  точности:
голландец этот не из голодранцев - столько деньжищ  ей дает! Она с тех денег
не только кормится и одевается, а еще и квартиру в центре снимает.
     - А  чем ее голландец занимается? - спросил Юрий Антонович, косо глянув
на безучастного к разговору сына.
     -  Наркотики продает!  - Елена Антоновна не без удовольствия увидела на
лицах брата и его жены тень секундного испуга и хохотнула. - Шучу!  Машинами
торгует... -  на миг призадумалась,  махнула. -  Да и какая  разница, чем он
занимается? Главное, девка за ним не пропадет!
     Илга  Дайнисовна обменялась скептическим взглядом с мужем и  продолжила
дознание:
     - А чего она к голландцу своему в Голландию не едет?
     - Потом  что гордячка  эдакая!  -  воскликнула Елена  Антоновна,  играя
зажатой между пальцев вилкой. - Она ж самостоятельная,  не хочет от богатого
мужа  зависеть. Собирается  выучиться  на  секретаря-референта. Только после
этого замуж пойдет.
     - На кой черт ей это ре... фере?.. - изумилась Илга Дайнисовна.
     Елена Антоновна, вскинув брови, снисходительно улыбнулась.
     - За такую работу прилично платят, дорогуша.
     "Знаю я эту  работу, - подумала Илга  Дайнисовна. - Платят за  то,  что
ноги перед хозяином раздвигают!"
     Вернулась Зинаида Антоновна.
     - Кофе  скоро  будет готов,  - она с  теплотой посмотрела  на аппетитно
жующего Артура. - Может, рыбки?
     - Спасибо, тетя Зина! -  Артур сцепил  руки над  головой. - Я и так уже
почти под  завязку... - глаза пали на недопитую бутылку. - Надо  же!  Пришел
целую вечность назад, а во рту еще не было ни капли! - взял бутылку. - Батя?
     Юрий Антонович прикрыл рюмку ладонью и качнул головой.
     - Как знаешь, - Артур посмотрел по сторонам. - Никто не будет?
     Желающих  не нашлось. Ничуть  не огорчившись,  Артур  пожал плечами, до
краев наполнил рюмку, с выражением произнес: "Во имя мира  на всей Земле!" -
и  залпом  выпил.  Морщась,  несколько секунд он  смотрел на бутылку, словно
размышляя:  а не  принять ли  еще грамм пятьдесят?  Потом  шумно  вздохнул и
взялся  за недоконченное  мясо. Затем  откинулся на спинку стула  и блаженно
протянул:
     - Хорошо-о... -  глядя, как закуривает отец, задумчиво добавил: - А вот
если бы курил, наверное, могло бы стать еще лучше.
     - Что ты? - испугалась мать. - Одна радость - и той лишить хочешь?
     - Значит, в остальном я - сплошные горести? - Артур напрягся.
     - Нет, ну что ты...
     - Тогда почему радость только в том, что не курю?
     - Отвяжись, - велел отец. - Ты ведь знаешь, как любит тебя мать.
     Артур  угрюмо  глянул  на  него,  неожиданно  поморщился,  помассировал
пальцем висок.  Опять  начала  болеть голова. В  последнее время  она болела
слишком  часто  и  нередко  очень  сильно. Сбить мигрень в  какой-то степени
помогала водка. Уже не ища компаньонов, Артур торопливо наполнил рюмку и тут
же выпил.
     Родители тревожно переглянулись...
     Регина долго  сидела без движения, смотрела  в  одну  точку прямо перед
собой. Так хотелось разреветься и закричать: "Люди! Убейте,  но не мучайте -
я больше  не могу!" На самом деле плач  получился какой-то  жалкий,  сиплый.
Закрыв  лицо   ладонями,  минуты  две  она   вздрагивала,  хлюпала  носом  и
прислушивалась, не идет ли кто? Немного успокоившись, прерывисто вздохнула и
принялась старательно вытирать лицо. Вроде полегчало.
     Кофе давно  был готов. Регина высморкалась в небесно-голубой  платок  и
взяла посудину из кофеварки.
     В дверях она столкнулась с сияющим Павлом.
     - Очи у тебя на мокроватом месте, - обронил он походя.
     - Да? - всхлипнув, Регина вяло улыбнулась. - А я и не заметила.
     Павел,  забыв  о существовании сестры,  отыскал  в  одном из  шкафчиков
большой бокал, потянулся  к дверце рядом и только в этот момент заметил, что
Регина все еще здесь.
     - Че?
     - Сияешь ты, как новехонький франк, - не без зависти сказала сестра.
     - Как и положено гарному хлопцу в расцвете лет и сил!
     - Завидный оптимизм.
     -  А  чего мне?  - Павел  пожал плечами. - Ты  вот  выглядишь  неважно.
Стряслось чего?
     Регина закусила губу.
     - С голландцем своим не в ладах? - предположил Павел.
     И Регина не выдержала:
     - Да нет никакого голландца! Выдумала я его для матери.
     Павел озадаченно почесал затылок.
     - К кому же ты в Амстердам-то ездила?
     Дважды  за   невероятно   длинную  минуту  молчания  Регина  порывалась
рассказать брату обо всем от начала и до  конца. Но  так и не решилась. Даже
не заплакала, когда поняла, что не может, потому что,  несмотря на отчаяние,
все равно боится. Чего? Как это ни смешно, в какой-то мере даже матери!
     - Дурак ты, Пашка, - она горько усмехнулась. - Да и я не лучше.
     Теперь Регина