ок  прозвучал  еще  в  1967  году,  разделившем мир  на два
глобуса.  На  одном  жили  неевреи  всех   национальностей,   независимо  от
убеждений,  на другом  -  евреи и люди  с  любой примесью древней  синайской
крови,  их  добровольные  жены и мужья  любого  гражданства  и  политических
убеждений.  Советские  патриоты-евреи,  все без  исключения  вдруг внутренне
стали на сторону своего еврейского народа против всех прочих. Это разделение
было  неожиданным,  неосознанным,  но   необратимым.  Оставаясь  И   никакие
Комитеты, никакая пропаганда с  той и с другой стороны уже не могли  вернуть
людей на общую планету.
  В  1967  году  мир  ПОЗВОЛИЛ  очередной  Холокост. Американские военные
аналитики  советовали президенту не  вмешиваться - Израиль обречен: o ly  ot
our   oy . Советские гуманисты раздели и разули собственный народ,  оставили
его навеки без  своего хлеба: все  для  братского арабского фронта,  все для
победы над сионистским врагом, две трети которого - старики, женщины, дети и
ученые  богословы. Духовные отцы  ислама признавали  по  отношению к  евреям
только одну богопротивную  заповедь "УБИЙ!!" Духовные отцы коммунизма готовы
были для этой цели отнять у своих народов все.
  ООН охотно подчинилась требованию Насера и вывела свои войска  с Синая,
коль скоро всем ясно, что крышка не  Египту, а Израилю.  Совет  безопасности
мирового сообщества  не  осудил  приказы арабского  командования  о геноциде
после победы.
  Мир с нетерпением и любопытством ждалВТОРОГО ХОЛОКОСТА.
  ЗА были  все, кроме вооруженных евреев. Впервые за последние тысячи лет
своей истории они выступили с современным  оружием  в  руках -  сами  в свою
защиту. Выступили достаточно жестко, к изумлению и разочарованию до шока, до
истерики "интернационалистов".  После открыто объявленной  арабами войны  на
уничтожение, никого не удивила бы куда  более  жестокая реакция победителей.
Как минимум -  окончательный разгром армий  агрессоров. В  подобной ситуации
никогда мало не  было и  жителям беззащитных  городов. Евреи  жевыступили со
своей вечной  оглядкой  на  мнение "гуманного и  справедливого"  сообщества,
которое тут же, на шестой день, забыло, кто на кого пошел войной...
  И вот теперь смысл своей жизни ветераны Великой отечественной видели не
в том, что последние сорок лет они ковали оружие арабским палачам евреев,  а
в том, что без  их Победы Израиль вообще не появился бы на свет, и никому из
окружающих, включая ироничную молодежь, просто некуда было бы сегодня ехать.
Без атак  яростных тех на Безымянной высоте,  батальонов, просящих огня, без
Громыко  на  сессии  ООН,  опиравшегося  на  авторитет  главного  победителя
фашизма.  Они снова гордо подняли голову: они не были предателями еврейства.
Они воевали за его самое существование!..
  С этими мыслями Илья  благодарно взглянул вокруг и на флаг над головой.
Ничего,  подумал он, отныне мы вместе, мы - с вами.  Мы  едем не с праздными
руками, не с пустой головой каждый. С нами мощь Израиля удесятерится. Именно
мы сделаем то, что  обещано народу Израиля Творцом: Давид еще успешнее будет
бить  Голиафа.  Миллионы новых энергичных граждан  и их  подрастающих детей,
тысячи проектов, это ли не мощь, превосходящая сотни арабских дивизий!
4.
  "...а  не  для  репатриантов, -  услышал Илья обрывок разговора  рядом,
когда кончилась перекличка. - Это отношение  в сто раз хуже,  чем к евреям в
самом антисемитском году на Украине..." "Простите, - спросила Женя, держа за
локоть  мужа,  чтобы  не  потерять  его  в толпе,- о  каких  репатриантах вы
говорите?" "Как это о каких, - изумилась дама  в мокрой  норковой шубке, - о
нас с  вами. Мы  теперь уже больше не граждане,  а  репатрианты, на иврите -
олим..."  "Как это не  граждане? - удивилась, в  свою  очередь,  Женя. - Все
знают, что это в Америке или Канаде гражданства надо ждать годами. А Израиль
предоставляет его прямо в аэропорту." "У вас что,  никого  там нет?" "Нет, а
что? Мы  читали..."  "Тогда  до встречи в Тель-Авиве." Дама  нервно раскрыла
зонтик:  "Леhитраот."  "Что  она  сказала?"  "А  черт  ее знает.  Подослана,
наверное... Тут, скорее всего, полно гебистов!"
  Репатрианты! И  что  же?  Вот у подруги  Жени  Зинки  Малаховой  была в
молодости встреча так  встреча! Подошел к ней в электричке "чурка с глазами"
в  грязной  форме стройбата,  да еще  по-русски едва  говорит,  нашел  дуру,
знакомиться, ишь ты, Ромой  его зовут, а ее  Зиной, и что? Ага, он  ее давно
"лубит"... Осчастливил! Да ее, пышку  белобрысую вся  Россия  и Кавказ клеят
повсюду. Нашел дуру...
  "Женька, - орала Зина  на  другой  день,  -  ты  представляешь  кем  он
оказался?!  РЕПАТРИАНТОМ!!"  "А  что  это  такое?"  "Как   что?  Иностранец!
Вообще-то они  армяне, но жили в  Аргентине. И вот их потянуло на Родину. Им
та-акие условия!.. У  его отца дом  в горах в  Гаграх  и свое  фотоателье на
побережье. Машина - оба-алдеть! Одно слово - репатриант! И он на мне женится
сразу после армии..."
5.
  Продрогшая Лена  ждала  родителей  в  подворотне дома  напротив.  Евреи
превратили  тихую Ордынку в ад  для ее  жителей и прохожих. Лена  строила из
себя местную девчонку, не имеющую отношения к жуликам, продающим очередь  на
вход в  посольство, к русским парням с  вызывающим плакатом на  груди "Куплю
жену", к столпотворению на улице,милиции, торговцам.
  "Что  тут такое?  -  спросил  у  нее  мужчина  в  тулупе.  -  Неушто  в
Третьяковскую галерею такая  очередь?"  "Галерея прямо, мил человек.  А тута
очередь  за  границу.  Предатели  тута  стоят!  -  нарочно  громко  ответила
дворничиха.- Жиды. Ту войну  отсиделись,  теперь  новую нам делать в Израиль
едут."
  "Иди ты! - изумился  провинциал. - И что,  только евреям уезжать можно?
Надо же! И тут им..."
  "Завидуешь, что ли? - насторожилась  баба в белом фартуке. -  В  России
тебе плохо?" "А тебе хорошо? Хотя, конечно, в Москве всегда жизнь, не то что
у нас!.. И чего я  на еврейке не женился?  Стоял бы сейчас тут предателем, а
завтра твою,  курва московская,  красную рожу  только в страшных  снах бы  и
видел, а обо всей  этой поебени  только в газетах вражеских  злорадно  читал
бы... Меня совестить надумала! Наела  харю. Всю жизнь Москва жирует за  счет
России. Мы вам только в рабы-лимитчики и годимся."
  "Вот  я  счас  милицию...-  неуверенно заявила  дворничиха.  -  И  чего
выступаешь? -  вдруг  снизила  она тон. - Нам  выступать не гоже. Им-то что?
Завтра на самолет и к агрессорам под крыло. А мы с  тобой сегодня что не так
друг дружке скажем, а завтра наши придут. Мы  ж с тобой как  пить дать  один
другого  заложим  и оба - в  лагерь, как  моя мамочка, царство ей  небесное.
Только меня родила и в застенок.  Оттуда, слышь, седая вышла, люди говорили.
Вдруг снова?"
  "Вот уж им хуй на рыло, - побагровел мужик в тулупе. - Мы этих коммуняк
вот-вот самих  всех по лагерям. Пусть отрабатывают свой великий  грех... Так
что  не  ссы,  бабка.  А  евреи что, пускай  уезжают.  Им-то  зачем  в наших
разборках мельтешить. Уже намельтешили  раз в 1917.  Хотели, главное, именно
нас, русских осчастливить, а вышла... твоя  мамочка и наша нынешняя нищета у
разбитого корыта.  Есть у них своя страна, пусть ее обустраивают, как умеют.
А мы свою."
  "Россия  -  для  русских,   что  ли?   -  напористо  спросил  парень  в
искусственной  дубленке, жавшийся в подъезде рядом с Леной,  что  ее немного
пугало. - Что это за разделение? Вы - фашист?" "А для кого  же Россия, ежели
Франция для  французов? Вот уже и  Израиль - для евреев,- обвел  мужик рукой
толпу. -  То  есть всем можно жить в своей стране, самим для себя, а русским
стыдно?  Сразу  нас  в  фашисты?"  "Кого  это  -  вас?"  -  нажимал  парень.
"Нормальных русских патриотов, которые хотят, чтобы Россия была прежде всего
для русских, а потом для тех, кому своя страна не удалась."
  Дальнейший  спор Лена уже не слышала. Она бросилась навстречу помятым в
толпе возбужденным родителям. Наконец-то... Сколько можно?..
  Дворничиха  прищурилась  на Илью  и презрительно  сплюнула: "О!  Так  и
знала...  Мальчику  она  тут  свидание назначила, как  же! Кто  ж  нынче  на
Ордынке-то назначает?.."
  "Извините, -  бросился к Лернерам парень в дубленке. - Вы из посольства
сейчас  вышли?" "И  что?" "Простите меня.  Я приехал  из  Владимира.  Просто
убедиться, что такое возможно - не сбежать с корабля или там из тургруппы, а
просто взять и  уехать... А  вы  действительно уезжаете? Навсегда? И  вам не
страшно  и...  не  стыдно?"  "Вы - еврей?" "Как  вам сказать... По паспорту,
конечно, я еврей. И мама и папа,  но мы же все - советские люди. Разве можно
подчеркивать,  что я  еврей? Чем  это  хуже или лучше, чем  быть русским или
калмыком?  Для  меня  лично все  нации  равны.  Это главное достижение нашей
революции.  Меня всегда возмущает это разделение, национальный вопрос. Вот и
этот - Россия - для русских! Главное, чтобы был хороший человек, а..."
  "Идиот какой-то, - проронила внимательно следящая за жидами дворничиха.
-  Ишь  ты! Еврей  ему такой  же человек, как  русский!  Нашел  себе  ровню,
иуда..."
  "Вы не совсем  правы, мадам, -  вмешался  Илья, поправляя  воображаемое
пенсне. -  Более того, боюсь,  что вы  даже  заблуждаетесь."  "Чегой-та?- не
поняла краснолицая "мадам".  - Мелет  чего-та, сам  не знает  чего. Чего ты,
эта?" "Я к тому, что вы ему не  ровня по другой  причине.  Я вот  ему сейчас
объясню, ху из  ху, он через месяц будет в Израиле в теплом море купаться  в
январе и апельсины с дерева прямо на улице себе срывать,  пока вы будете тут
снег с  блевотиной сгребать, а потом за перемороженными  апельсинами  час  в
очереди себе  подобных стоять. Посудите теперь сами,  равны вы с нами  перед
Б-гом или вы много хуже?"
  "Чего  ты?!  -  задохнулась дворничиха под  хохот человека  в тулупе. -
Матерится тут, а еще вроде грамотный. Сам ты хуй!.. Апельсины у его на улице
растут!..  Чай не рябина.." "Оставь  ее, - вмешалась Женя. - А  вам, молодой
человек, я вот что скажу: "Родину себе не выбирают. Начиная думать и дышать,
Родину на  свете получают, непреложно, как отца и мать." Только любовь здесь
должна быть взаимной. Вот у нее - взаимопонимание. А у нас - нет. Поэтому мы
здесь."
  "А  долг? -  не сдавался парень из  Владимира. - Меня Россия выкормила,
вырастила, дала образование, доверила ее  защищать в армии наравне со всеми.
Как же так, взять и бросить, переметнуться к ее врагам - к сионистам? Как же
я жить-то  буду,  предателем?" "Вы -  сирота?" "Нет, у  меня  и папа  и мама
живы-здоровы".  "Так вот это они вас выкормили, а заодно и эту  страну своим
недооплаченным  трудом. Все  остальное  -  нормальный  в любой  стране  долг
государства гражданину - образование и прочее.  Там  вы будете  на  истинной
родине, молодой человек.  Не  комплексуйте, подавайте документы и вперед. Вы
даже не представляете, как Израилю нужны наши головы и руки, чтобы..."
  "Да  нихрена  ему не  нужно, вашему чванному  Израилю! - раздался вдруг
рядом знакомый голос.  Дама в мокрой норковой  шубе,  простуженно сморкалась
под своим  ломаным черным  зонтом. - Не знаете, так не пудрите мозги  парню.
Никто нас всех там не ждет, кроме жуликов-маклеров и работорговцев-кабланов.
Вот  он сейчас сказал  про  москвичей - лимита  ей  нужна в  качестве рабов,
остальным прописки в  Москве век не видать. Вот  тут  лимита и стоит, в рабы
просится. Нет людей на свете страшней евреев и страны гнуснее Израиля!"
  "Но вы же тоже вроде едете?..." - растерянно произнес Илья, оглядываясь
на окаменевшее  лицо дочери. "Еду, а что прикажете делать? Дом мой в Фергане
сожгли. Наш  уютный интернациональный город  дикари-националисты  захватили,
все и озверели.  Только там,  куда мы едем  еще  хуже! Я  у детей своих  год
гостила в  Тель-Авиве,  насмотрелась! Кругом все от  жира лопаются,  а  наши
несчастные олим каждый их проклятый шекель считают,  потому что кругом жулик
на жулике, все тебя  обкрадывают и продают. Квартиры не отапливаются. Сейчас
там на  улице  восемь тепла..." "Так это  же  прекрасно!  Тут около нуля,  -
пытался свести к шутке монолог дамы Илья, сжимая дрожащий локоть Лены. - Что
же плохого?" "Так и в комнатах  столько же! А лето! Полгода за тридцать... А
шум! Все орут, машины сигналят, сирены день и  ночь воют, во всех  квартирах
что-то  горхочет и визжит - они там  каждый  год все перестраивают, мусорные
машины  по  утрам  ревут  как  танки.  Иврит  отовсюду, как  собачий лай.  А
люди!Бесконечное  разнообразие  каких-то  истеричных,   куда-то  лихорадочно
спешащих уродов,  и у каждого на морде прямо написано - сволочь! Паноптикум,
обезьянник.  Посмотришь  на улице,  на рынке, особенно на пляже на евреев...
Мужики  все волосатые,  пузатые, лысые, все в шортах, спущенных  на полпопы.
Нормальных людей вообще нет, какой-то остров доктора Моро, не поймешь только
из каких зверей их сделали... А марокканцы, эти наши там главные  враги! Вот
уж кто на евреев похож как эскимосы на зулусов! Тараканье проклятое,  у всех
золотая цепь на  шее,  серьга в  ухе, взгляд  бараний,  интеллект только  на
обокрасть способный, браслеты на руках и ногах. Евреи мне! Вся у них радость
- хлопнуть дверцей роскошной  иномарки и  умчаться  обжираться в  ресторан с
идиотской их арабской музыкой. Да на их фоне  те  же арабы - высшая  раса! И
марокканья, этих арабов  испорченных - половина Израиля. К ним-то мы и едем.
Нашли нам "свой  народ" наконец-то! Да русские, даже узбеки  наши в сто  раз
больше похожи  на  евреев,  чем  марокканье!  Вот  кто нас там  ждет,  чтобы
обокрасть,  обмануть и еще над нами же посмеяться... А наших там сразу можно
узнать  - они с сумками через  весь город с рынка продукты пешком  прут, так
как в  маколетах им не по  карману,  а автобусы тоже безумно  дорогие. Детей
наших марокканье бьет, все кричат, чтобы мы убирались  обратно в  Россию. Да
такого  антисемитизма  сроду ни в одной стране не  было! Пакиды-чиновники их
черномазые на нас орут. Даже бывшие наши в мисрадах-оффисах и в поликлиниках
нарочно все придуриваются, что русского  не знают, чтобы поиздеваться. Самый
там  страшный для нас народ, кстати,  бывшие  наши, что  двадцать лет  назад
уехали, ватиким называются. Вот уж кто нам припомнит все то говно, какое они
сами там съели. Кстати, это их любимое выражение: мы свою порцию съели, а вы
своей  подавитесь.  Так что наши  там,  русские, делятся на уже  сытых и еще
голодных говноедов, родина историческая, страна еврейская! Работы нет, жилья
нет, люди снимают квартиры на  две-три семьи,  чтобы где-то жить, а  пособия
все равно не хватает даже на счета."
  "Какого пособия? -  Илья уже и сам стал дрожать почище своих близких  к
истерике женщин. - Зачем мне какое-то  пособие? Что я, работать  не могу?.."
"Работать!  Да мы  там на любую работу согласны. Вот мои дети так давились в
автобус, когда эти проклятые машавники-хуторяне  их вроде бы на апельсиновую
плантацию нанимали, на день. Тысячи людей по четырнадцать часов лазили по их
лестницам. Думаете заплатили? Ни агоры! Никому. А сами живут в таких виллах,
не  описать,  у  каждого  бассейн,   камин,  мазган,  это  кондиционер   так
называется. Нас, русских, там  только так обирают, да еще и оскорбляют. Кому
жаловаться, если  все говорят  на своем картавом  иврите? Еврейский язык мне
нашли! Моя мама на  нем ни  слова  не  знала,  а дедушка только молился, как
француз по-латыни. Звучит еще противнее арабского, одни рычащие-шипящие, как
они сами. А дети! Все визжат,  кривляются, наглые  такие... И мужчины,  даже
громадные,  жирные  и  волосатые  не  говорят, а  визжат что-то,  причем все
одновременно, без  конца  друг друга  щиплют и целуются взасос. А на нас как
смотрят!  Даже  на  меня,  а  мне полтиник,  со  всех  сторон  дверцы  машин
открывают. Козлы  похотливые, потные и лупоглазые.  Нашли  мне мой  народ! А
женщины! Все курят даже в автобусах и магазинах, голоса хриплые, все резкие,
поджарые,  ни  одной приличной  женской  фигуры,  не  зря их  козлы  на  нас
кидаются. А  архитектура! Бетонные  серые  бараки вместо домов. Зимой  в них
холодно, летом раскаляются. А море! Мутное, зеленое, мешочки плавают, медузы
как  кислотой брызгают, все лето вода горячая. А  комары!  Черные,  шустрые,
летают со  скоростью  мух, а хитрые какие, на белое не садятся, убить  их на
себе невозможно, а жалятся со страшной силой."
  "Позвольте, вы не ответили насчет работы. А это ведь главное. Я читал в
брошюре об  окладах израильских инженеров, ученых, врачей - чуть ли не выше,
чем  в  Америке."  "Так  то  же  для израильтян,  а  вы  -  эмигранты, олим.
Израильтян вообще ничего,  что я  тут  нарассказала не касается. Из виллы  с
масганом садится себе  в ауто с мазганом, а оттуда - в оффис с масганом же -
весь день кофе пить. На лето они все в Европу от жары уезжают. Их и  мерзкий
африканский климат не касается. Только вас к их науке и к достойной жизни на
пушечный  выстрел  не подпустят. Вы  небось  ученый,  доктор наук?  Я  так и
поняла. У меня зять кандидат наук, наслушалась. Знаете шутку: и днем и ночью
кот ученый все ходит, поц, эпикругом... Вот по  этому  холодному эпикругу  и
ходят наши ученые. Одному  из тысячи они позволят просочиться в свой  теплый
эпицентр, одному из  сотни  дадут пособие вчетверо  меньше, чем  у такого же
специалиста-израильтянина, а  труд на износ. Примут на  временную работу,  а
потом украдут этот  труд,  за свой  выдадут,  выжмут и  выгонят..  Остальные
мужчины  наши там от постоянного безделия  превращаются  в  мягкое  скулящее
дерьмо,  а женщины - в каменных мегер! И  не мудрено:  для женщин там работа
еще есть, их  виллы убирать  под окрики  жирной  свиньи-хозяйки,  а  мужчине
считай повезло, если устроится как эта тетка с метлой. А большинство мужиков
наших образованных целый день ищет пятый  угол в чемодане, пока его жена там
у них вкалывает,  пока они там  над ней  измываются. Вот жена и возвращается
ежедневно к такому мужчине.  О чем с ним говорить?  Как  его любить,  за что
уважать?  Вот  вы сейчас такая милая нормальная семья. Через год вы себя и в
зеркале не узнаете. Погибли мы все. Лучше бы сразу - в газовую камеру..."
  Она истерически  зарыдала,  сморкаясь  и  вздрагивая всем своим хрупким
сгорбленным телом.  От порыва ветра в ее кривом  зонтике  лопнула  очередная
спица, и несчастная бросила его в урну, промахнулась, поддала в ярости ногой
- слетел ботик. Женщина схватила себя за виски и села на мокрый снег.
  Илья  поспешно  поднял ее,  Лена надела  ботик на  потемневший  грязный
носок.  Дворничиха  налила  ей  из  термоса  чаю.  Она  кивнула  благодарно,
поцеловала  добрую антисемитку в обветренную  и  уже тоже заплаканную щеку и
хрипло продолжила:  "Вот вы в семидесятые могли  уехать? Я тоже. Так вот эти
двадцать  лет, что я прожила  в Союзе  вместо  Израиля  -  единственное  мое
богатство, которое  Израиль у меня отнять уже не в состоянии.  Мы им даже  в
качестве негров не нужны, у них рабами палестинцы, с ними удобнее, они иврит
знают и сильнее наших физически..."
  "Зачем же тогда они нас зовут?"  - закричала теперь Лена, вся в слезах.
Женя прижала голову девочки к своему мокрому пальто."Это же подло, нечестно!
- билась девочка  в мягких руках мамы. - Мы же люди!" "Мы-то люди, а вот те,
что врут и зовут -  нелюдь,  - пришла в себя  жуткая дама в норковой шубе. -
Они  за  это деньги получают, они больше ничего  делать не умеют.  Вы что, в
посольстве не заметили, что  все они - НЕЛЮДЬ,  не  звери даже и не люди  уж
конечно..."
  "Ни-хе-рас! - крякнул мужик в  тулупе. - Выходит, правду нам говорили о
сионистах. Если они со своими так обращаются, то что говорить об арабах?"
  "К арабам, кстати, они относятся гораздо лучше, чем к евреям - отметила
норковая дама. - Арабы свои права качать умеют!"
  "Я, пожалуй, пойду, - глухо сказал парень из Владимира. - Езжайте сами.
Грустить с тобой,  земля моя, и праздновать с  тобой!" - громко запел он. На
него оглядывались.
  "Ну,  съел?  - окрыслась на Ил