ни  я
принимаю знакомых женщин, и, сколько помню себя, я всегда отдавал себе отчет
в том, кого мне хотелось бы видеть. Поверьте, мисс Флойд, как бы я ни  любил
Юнис и Бруно, я никогда не пригласил бы к  себе  кого-то  только  для  того,
чтобы доставить им удовольствие. Могу я помочь вам снять жакет?
   Они вошли в гостиную, и его холодные пальцы коснулись ее  шеи,  когда  он
снимал жакет, чтобы передать его лакею. Затем он провел ее через  комнату  к
удобному креслу и направился  к  витиеватому  буфету,  где  стояли  напитки.
Мартина наблюдала за длинными худыми руками, достающими стаканы  и  бутылки.
Каждое его движение было непринужденным, предельно отточенным,  говорило  об
умении владеть собой. Неожиданно он обернулся,  держа  два  стакана,  и  она
поняла, что он почувствовал ее наблюдающий взгляд. Она снова увидела  блеск,
промелькнувший в его глазах, и в них опять появилась неприкрытая насмешка.
   - Нет, действительно, я рад, что мы пообедаем вместе. Если  позволите,  у
вас очень красивый костюм. Он совершенно  очарователен.  -  Он  протянул  ей
стакан и чокнулся. - Ваше здоровье. Надеюсь, вы голодны, как и я.  Не  ел  с
самого утра.
   Он шутливо посмотрел на нее поверх  стакана,  и  у  нее  вдруг  появилось
чувство замешательства.
   Отпив из стакана, она поставила его.
   - Ведь вы приглашали к восьми?
   - Да, и, как порядочный гость, вы прибыли  вовремя.  -  Он  посмотрел  на
часы. - Даем Бруно и Юнис пятнадцать минут.
   Сам он не присел. Стоя у камина,  он  расспрашивал  ее,  что  ей  удалось
увидеть  в  Венеции.  Какой-то  трепет  и  удивление  от  всего  окружающего
светились в ее глазах, когда  она  подробно  рассказывала  о  тех  красотах,
которые  видела.  Постепенно  она  разговорилась,  стала  чувствовать   себя
спокойнее. А когда они перешли к столу, она не была уверена, сожалеет  ли  о
том, что Юнис и Бруно не пришли.
   Обед не был таким тяжким, как она ожидала. Доминик  все  делал  сам,  как
настоящий хозяин. Великолепные блюда подавались  молчаливыми  и  услужливыми
лакеями. Вино было исключительно приятное. Мартина не возражала против того,
чтобы он управлял разговором, затрагивая ту или иную тему. Она лишь отвечала
ему, чувствуя, что он ценит в женщинах красоту и элегантность, а  не  пустую
болтливость. Она с удовольствием слушала его  низкий,  удивительно  приятный
голос. У него было развито чувство юмора, и у Мартины возникло  впечатление,
что, только находясь рядом с ним, в том месте, где он жил, среди тех  вещей,
которые его окружают, она могла бы узнать, кто же  действительно  скрывается
за этой видимой всеми оболочкой.
   Каждое последующее блюдо было таким же вкусным, как и  предыдущее.  Вечер
был необыкновенным, и каждая деталь  его  врезалась  в  ее  память.  Доминик
поддерживал общий разговор, она отвечала ему, постепенно осознавая, что  она
не может противостоять его обаянию.
   После  обеда,  на  который  Юнис  с  Бруно  так  и  не  пришли,   Мартина
почувствовала, что она справляется и без их поддержки. Причем настолько, что
у нее вдруг появилось совершенно осознанное чувство вины перед Домиником  за
свою холодность, с которой она  держалась  в  начале  встречи.  Более  того,
несмотря на ее неучтивость, Доминик  был  сама  вежливость.  Отказавшись  от
предложенной сигареты, она раздумывала, как бы ей извиниться перед ним.
   Доминик сам помог найти ей выход из затруднительного положения. Во  время
короткого молчания он  потянулся  за  сигарой.  Прикурив  от  зажигалки,  он
посмотрел на ее отвлеченное выражение лица, положил  зажигалку  в  карман  и
прищурился, как бы о чем-то догадавшись.
   - Спорю, что знаю, о чем  вы  думаете,  -  произнес  он.  Вздрогнув,  она
подняла покрасневшее лицо.
   - Я очень сожалею о том, что грубо вела себя, когда пришла к вам сегодня,
- откровенно призналась она. - Извините, на меня это не похоже.
   - Почему вы извиняетесь? - ответил он с явным безразличием в голосе, хотя
глаза его  критически  смотрели  на  нее.  -  Вы  были  очень  добры,  когда
согласились заполнить собою образовавшуюся брешь. Забудем об этом.
   Считая вопрос таким образом решенным, он сказал:
   - То, что вы  пришли,  дает  нам  достаточно  времени,  чтобы  посмотреть
картины, о которых я говорил вам.
   - Вашей матери?
   - Да, и другие. - Он откинулся на спинку стула и,  наслаждаясь  ароматной
сигарой, выпустил тонкую струйку дыма. - Я не всем  показываю  картины  моей
матери. Мне кажется, они должны вам понравиться.
   Мартина  вспомнила,  что  Юнис  не  видела  их,  и   почувствовала   себя
польщенной, хотя ей и стыдно было в этом признаться. Она  положила  салфетку
на стол, внезапно поняв, что перед нею на стене висит  картина,  на  которой
изображен Большой канал. Доминик проследил за ее  взглядом,  затем  медленно
повернулся опять и посмотрел на нее.
   - Вам нравится Карапаччио?
   - Конечно. Я обожаю его гондольеров, - ответила она.
   На гондольере, изображенном на полотне, довольно ярком молодом  человеке,
была вызывающая шляпа, прикрывающая спускающиеся до  плеч  волосы,  за  ухом
торчало перо. На нем была одежда с туго перетянутыми  модными  красно-белыми
рукавами.  Гондола,  подобная  тем,  которые  окружали  его,  была   покрыта
ракушками и совсем не  походила  на  величавые  черные  гондолы  теперешнего
времени.
   Она сказала все это. Доминик, наклонившись, чтобы  положить  недокуренную
сигару, глубокомысленно заметил:
   - Вы очень наблюдательны. Хотелось бы знать, вы так  же  наблюдательны  в
жизни по отношению к людям, которых встречаете? Ко  мне,  например.  У  меня
такое впечатление, что вы не очень-то восприняли меня.  -  Он  встал.  -  Не
пойти ли нам посмотреть картины?
   У нее чуть не сорвалось с языка, что неприязнь была взаимной. Однако  она
молча пошла за ним, не желая испортить вечер, который начинал доставлять  ей
удовольствие. Он не произнес ни слова.
   Галерея была  освещена  розовым  светом,  падающим  на  стены.  По  обеим
сторонам комнаты в специально подобранных рамах были развешаны картины.
   На Мартину произвели впечатление прекрасные цветовые тона, в которых  они
были  написаны.  Этот  час  доставил  ей  истинное  удовольствие.   Медленно
продвигаясь вдоль стен рядом с ним, она с пониманием обсуждала каждую работу
и радовалась также его интересу. Наконец они подошли к последней картине, на
которой были изображены дети и собаки. Картина особенно притягивала.
   -  Мне  кажется,  ужасно  посредственно  писать   картины   после   таких
произведений, которые я  вижу  здесь,  -  сказала  она  с  чувством,  слегка
засмеявшись, и ее смех прозвучал удивительно приятно.
   Она бросила на него слегка игривый, бесхитростный взгляд и затрепетала от
того, как пристально смотрел он на нее. Опустив глаза, она осознала, что уже
не чувствует к нему прежней антипатии.
   - Я сказал бы, что они должны вдохновлять художника, - произнес он,  и  в
его глазах снова вспыхнул огонек.
   - Вдохновляли ли они вашу матушку?
   - Мама начала рисовать задолго до того, как она поселилась в Венеции. Два
года  учебы  в  Париже  после  того,  как  она  выиграла  стипендию,  будучи
школьницей. Некоторые ее картины с изображением английских сельских пейзажей
сравнивали с работами Констабла на эту же тему. Отчим,  граф  ди  Равенелли,
переделал верхний этаж дома в студию для нее.
   Медленно вышли они из галереи и  перешли  из  коридора  в  очаровательную
комнату, где также по стенам, выкрашенным в неброский цвет,  были  развешаны
картины.  Мартина  переходила  от  картины  к  картине,  восхищаясь   такими
жизненными пейзажами и мастерски написанными портретами.
   Она совершенно забыла о том, что он был рядом, пока не  увидела  портрет,
на котором  Доминик  был  изображен  мальчиком.  В  этом  не  было  никакого
сомнения: та же гордая посадка  хорошей  формы  головы,  упрямый  взгляд  на
решительном лице. Он выкапывал в песке  ямку  для  червей,  собираясь  удить
рыбу. Ее сердце больно кольнуло, но она отошла, ничего не сказав.
   По окончании осмотра она подняла на  него  свои  ясные  блестящие  глаза,
пытаясь высказать ему свою признательность за увиденное.
   - Большое спасибо, что вы показали мне работы вашей матушки,  -  искренне
сказала она. - Я получила огромное удовольствие, не думаю, что у  меня  есть
хоть частичка ее таланта. Уверена, она была очень хорошим человеком.
   - Это так, - коротко ответил он и повел ее опять в гостиную. Она присела,
пока он готовил напитки. - Один глоток на дорогу. - Он с улыбкой протянул ей
стакан искрящегося красного вина. - Хотелось  бы  услышать,  что  вечер  вам
понравился.
   - Спасибо. - Она заставила себя посмотреть ему в глаза, которые  трогали,
возбуждали ее. - Чувствую себя совершенно пьяной от такого обилия красоты.
   - Очень хороший способ  стать  алкоголиком,  -  сухо  сказал  он,  -  при
условии, что не будет никаких последствий.
   Эти  слова  привели  Мартину  в  замешательство.  С  трудом  она   начала
осознавать, что его присутствие мешает ей спокойно мыслить.  Она  посмотрела
на себя не как на гостью, а как на  женщину,  которую  легко  ранить,  когда
рядом такой привлекательный мужчина.
   Едва пригубив вина, она посмотрела на часы.
   - Я действительно должна уходить. Уже слишком поздно.
   - Допейте. Ночью холодно от воды. Вино поможет вам согреться. - Он  вдруг
шутливо улыбнулся. - Обещаю, что я не воспользуюсь вашим состоянием.
   Мартина послушалась, потому что ей действительно пора было уходить. В тех
неясных чувствах, которые она испытывала, было повинно не вино и  не  обилие
картин. Это было связано с человеком, который, стоя, смотрел  на  нее  таким
критическим, насмешливым взглядом, который был ей невыносим.  Он  действовал
на нее так, как никто другой. Это было как бы явление  судьбы,  стремительно
налетевшей и захватившей ее. Поставив пустой стакан, она  встала.  Он  помог
надеть ей вечерний жакет, при этом она старалась избегать его прикосновений,
и они пошли вниз, в холл.
   - Вы не будете против, если я провожу вас? - спросил он вежливо, открывая
дверь.
   - Нет, - ответила она, подумав при этом, не сам ли  он  собирается  вести
лодку.
   Оставив дверь открытой, он посторонился, пропуская ее, и  она  ступила  в
ночь. И тут же у нее вырвалось восклицание:
   - Гондола!
   Она направилась  к  гондольеру,  поправлявшему  подушки  для  сидений,  с
облегчением увидев, что это не тот развязный молодой человек, который привез
ее сюда. Этому было около тридцати, и выглядел он довольно серьезным.
   -  Добрый  вечер,  синьорина,  добрый  вечер,   синьор,   -   почтительно
приветствовал он их.
   - Buona sera, Роберто.
   Доминик помог ей сесть в лодку и расположился рядом. Устроившись в  своем
углу, Мартина слушала  звуки  весла,  разгребавшего  воду,  и  наблюдала  за
темными разводами воды, остававшимися за лодкой. Неожиданно Доминик протянул
свою длинную руку и достал из маленькой серебряной вазы розу.
   - Вам, мисс Флойд, - произнес он, вставляя  цветок  в  верхнюю  петлю  ее
жакета.
   Когда он потянулся  к  ней  со  своего  сиденья,  она  почувствовала  его
дыхание, смешанное с ароматом сигары. Его близость вызвала сумятицу всех  ее
чувств. С  самой  первой  встречи  она,  как  нечто  реальное,  ощущала  его
магнетизм. И сейчас  Мартина  должна  была  собрать  всю  свою  волю,  чтобы
сдержать  непреодолимое  желание  прикоснуться   к   его   загорелой   щеке,
находящейся в такой опасной близости.
   - Спасибо, - поблагодарила она, откинувшись на сиденье,  стараясь  скрыть
гулкое биение сердца.
   Ее сознание полностью растворилось в его присутствии. В ней  возникло  то
изначальное, что охватывает мужчину и женщину, когда они рядом.  И  Мартине,
которая никогда бы не поверила, что это может произойти так  скоро,  страшно
захотелось, чтобы он обнял ее.
   Не он ли сказал, что Венеция -  это  Цирцея,  вызывающая  сентиментальные
желания? Вяло следила она за водой, в  которой  отражался  серебристый  свет
медленно восходящей луны. Если Венеция околдовала ее, ей  становилось  ясно,
что это только по вине человека, сидящего рядом. То, что происходило сейчас,
ему, конечно, было знакомо до мелочей. Но, несмотря на их  близость,  каждый
из них оставался сам по себе.  Во  время  затянувшегося  молчания,  которое,
казалось,  никто  не  хотел  прерывать,  она  старалась  подавить   внезапно
вырвавшийся из груди вздох. Однако Доминик услышал его.
   Подавшись вперед, он тихо прошептал иронически:
   - Что это значит? Страстное желание? Удовольствие? Наслаждение  гондолой,
когда ты молод, и влюблен, и неизлечимый романтик?
   Услышав насмешливые интонации в его голосе, она торопливо ответила:
   - Уверена, вам кажется, что я и первое, и второе, и третье.
   - Вне всякого сомнения. Я был  бы  очень  удивлен,  если  бы  Роберто  не
разделял моего мнения. В любой момент он может запеть.
   Мартина  сцепила   руки,   думая,   не   лунный   ли   свет   делает   ее
сверхчувствительной к его замечаниям.
   - Так почему же он не поет? Если он запоет, это докажет, что он не  такой
неисправимый циник, как вы.
   Ее удивило, как легко произнесла она эти слова, хотя  внутри  у  нее  все
дрожало от негодования.
   Он засмеялся, потому что Роберто начал тихо напевать.
   - Все зависит от того, как посмотреть  на  это.  Возможно,  он  настолько
галантен, что не хочет слышать наш разговор, думая, что я объясняюсь  вам  в
любви.
   Мартина повернулась к  нему,  встретясь  с  насмешливым  взглядом,  слабо
чувствуя, что она не может противостоять его подшучиваниям. Его вызов,  если
это был вызов, заставлял  ее  подыскивать  слова,  которые  скрывали  бы  ее
истинные чувства.
   -  Было  бы  неплохо,  если  бы  вы  показали  мне  наиболее   интересные
романтические места, пока Роберто поет.
   Его улыбка блеснула в темноте, и он с готовностью наклонил голову.
   - Ваше желание - приказ для  меня.  Что  может  быть  замечательнее  того
места, к которому мы приближаемся? - Подняв небрежно  руку,  он  показал  на
воздушный дворец, неясные очертания которого выступали из воды слева от них.
- Это дворец Резоникко, где, приехав навестить своего сына, скончался Роберт
Браунинг.
   Однако Мартина не позволила ему рассказывать об этом в таком тоне.
   - Романтическая фигура, - прошептала она. - Но, очевидно, безнравственный
Байрон больше вам по вкусу?
   Он довольно пристально посмотрел на нее, нисколько не смутившись.
   - Конечно. Он наслаждался жизнью, хотя его избранницы не в моем вкусе.  -
Он показал на дворец справа. - А  это  -  дворец  Моченидо,  где  он  жил  с
прекрасной,  но  сумасшедшей  венецианкой  по  имени   Маргарита   Годжи   и
четырнадцатью служанками. - Когда Мартина живо повернулась, чтобы посмотреть
на него, он продолжал:
   - Это не так романтично, как кажется. У  Маргариты,  женщины  с  большими
черными искрящимися глазами, был слишком горячий  темперамент.  Кроме  того,
она обладала такой силой, что могла померяться с любым бойцом на ринге.  Она
всегда пользовалась ею, когда  хотела  разделаться  со  своими  соперницами.
Байрон устал от постоянной ревности и попытался заставить ее уйти. Маргарита
же накинулась на него со столовым ножом, а затем  бросилась  со  ступенек  в
канал. Ее спасли и отправили домой к мужу.
   Мартина не  могла  оторваться  от  дворца,  представив  себе  неудачливую
Маргариту, которая  предпочла  самоубийство  разлуке  с  любимым  человеком.
Облако, слегка закрывшее луну, придавало еще большую  таинственность  теням,
притаившимся в стенах дворца. Она поежилась от всего этого и подумала,  что,
к сожалению, красота, жестокость и безжалостность существуют повсюду.
   - Бедная Маргарита, - сказала она почти про себя.  -  Она,  должно  быть,
сильно его любила. Она его ранила?
   Забавляясь, он поднял брови.
   - Вас это волнует? Ему удалось убежать, она  поранила  ему  только  палец
руки. Вам легче? - Он засмеялся в своей обычной легкой манере. - Только  что
вы обвиняли меня в том, что я предпочитаю Байрона Браунингу.  А  теперь  вас
беспокоит Байрон. Между прочим, вы  так  и  не  спросили,  как  умер  Роберт
Браунинг.
   - Он умер в возрасте  семидесяти  лет  из-за  горячки.  Он  действительно
никогда не жил в Венеции и не писал здесь стихи?
   - Да, говорят, что он приехал на несколько недель  во  дворец  Резоникко,
чтобы повидать сына. - Небрежно он  достал  из  кармана  портсигар,  щелкнул
крышкой и предложил Мартине:
   - Сигарету?
   Мартина вежливо отказалась, наблюдая за тем, как он сам закурил и положил
обратно в карман сигареты и зажигалку. Прищурившись, он выпустил  спиральную
струйку дыма в сторону, противоположную той, где сидела Мартина, и продолжал
молча курить. Казалось, ему нечего было больше сказать.
   Роберто продолжал тихонько  напевать,  и  Мартина  чувствовала,  что  это
что-то знакомое. Однако она была слишком поглощена  своим  спутником,  чтобы
думать о чем-то другом. Как легко завоевал  он  ее  сердце,  разбудив  такое
страстное чувство! Она так мало знала о нем, этом ушедшем в себя человеке, а
его  ироническая  независимость  подчеркивала,  что  она  одинока  в   своих
чувствах.  Как  всякая  женщина,  она  спрашивала:  почему?  Она  продолжала
размышлять над этим, когда они подошли к дому Бруно.
   Роберто развернул гондолу к  причалу,  Доминик  встал,  выбросив  остаток
сигареты, и протянул ей руку, чтобы помочь выйти. Нервничая, Мартина сделала
слишком быстрое движение и поскользнулась. Она бы упала, если бы Доминик  не
подхватил ее.
   - Равновесие! - Его голос нежно прозвучал ей на ухо.
   Мартина была убита тем ироническим смыслом, который выражало  это  слово.
Она могла вести себя как угодно, только не сохранять равновесие.  Ее  сердце
часто билось в груди, нервы напряглись из-за его близости. Он крепко  держал
ее в своих объятиях. Почти потеряв сознание и  чувствуя  только  мучительное
прикосновение его рук, она на мгновение счастливо приникла к нему.
   Он ли не хотел ее отпускать, она ли прильнула к нему, желая во имя  всего
небесного этих рук? Она не отдавала себе в этом отчета.  Но  затем  она  уже
стояла на платформе, и холодный ночной воздух, проникавший до самого сердца,
охладил ее.
   - Извините, - тихо произнесла она.  -  По  моей  вине  мог  бы  произойти
несчастный случай.
   Он тут же успокоил ее, сказав, что ничего не произошло.
   - Вы поскользнулись. Самое главное, что  с  вами  все  в  порядке.  -  Он
озабоченно смотрел на ее покрасневшее лицо.  -  Вы  не  растянули  ногу  или
что-нибудь еще?
   - Нет.., нет. - Мартина нерешительно улыбнулась. Он приблизился к ней.  -
Спасибо за великолепный вечер.
   На его лице появилась чудесная улыбка. Он протянул руку.
   - Нет, это я должен благодарить вас за то, что вы составили мне компанию.
Спокойной ночи, мисс Флойд. Выспитесь как следует.
   Затем наступило молчание, и его пальцы сильно сжали  ее  маленькую  руку.
Мартина отдала бы все на свете, если бы вместо этого он обнял ее.

Глава 5

   Собираясь в Венецию, Мартина была  настолько  поглощена  приготовлениями,
что совершенно не раздумывала о возможных последствиях. Как она  и  ожидала,
все было более чем великолепно. Неожиданным было одно - ее такая внезапная и
такая безнадежная любовь. Самонадеянный и неприступный, он легко  пленил  ее
чувства с самой  первой  встречи.  Она,  Мартина  Флойд,  неуязвимая,  легко
справляющаяся со всеми своими увлечениями, отдала свое  сердце  без  борьбы.
Вся трагедия заключалась в том, что он не знал этого. Все, что он сделал, он
сделал бессознательно. Не было никаких влюбленных взглядов, никаких ласковых
слов или обещаний, только холодное равнодушие, которое вызывало у нее досаду
и возбуждало интерес.
   Стоило  ей  только  прикрыть  глаза,  как  перед  ней  возникала  картина
великолепной гондолы, и Доминик в ней - загорелый,  двигавшийся  с  грацией,
какой ей не доводилось до сих  пор  встречать  ни  в  одн