отелось  только  кофе;
наливая себе из медного кофейника с длинным носиком, она  сказала  служанке,
чтобы та унесла еду.
   - Я не голодна, только пить очень хочу. Должно быть, это  воздух  пустыни
вызывает у меня такую жажду.
   - Лелла еще не привыкла к пустыне? - Захра  совершенно  спокойно  подняла
кибр, валявшийся на табурете, а у  Лорны,  наблюдавшей  за  нею,  вся  кровь
прихлынула к щекам.
   - Я приехала из страны, где солнце  гораздо  прохладнее,  а  песок  можно
найти лишь на морском берегу. - В голосе  Лорны  слышалось  тихое  отчаяние.
Англия, монастырь, школа, затем год в Париже с больным отцом. Откуда ей было
знать, что паломничество на Восток навлечет на нее такую беду, о которой она
теперь страшилась даже  думать?  Ее,  презиравшую  мужчин  и  превыше  всего
ценившую свою свободу, теперь этой свободы лишили.  И  сделал  это  человек,
которого ее чувства нимало не трогали!
   - Лелла должна поесть, не то принц Касим будет гневаться на меня,  что  я
плохо смотрю за вами. - Захра подняла  крышку  с  блюда  хрустящих  риссолей
<Риссоли - маленькие круглые пирожки с начинкой из мясного или рыбного фарша
с картофелем и яйцами, жареные в масле.>. - Разве такая еда не  придется  по
вкусу лелле?
   Пряный аромат риссолей достиг ноздрей Лорны, и она поняла,  что  все-таки
хочет есть.
   - Похоже, указующий перст вашего шейха действует даже в его отсутствие, -
заметила она, принимаясь за еду.
   Служанка уставилась на нее, словно не понимая, как  можно  в  таком  тоне
говорить о ее хозяине.
   - Захра, - сердце у Лорны колотилось  от  волнения,  -  ты  поможешь  мне
убежать?
   Девушка отшатнулась от постели точно так же,  как  слуга  шейха  минувшим
вечером. Она завесила глаза длинными ресницами, а вся  ее  манера  держаться
мгновенно переменилась: из дружелюбной стала почти враждебной.
   - Пойду поставлю воду для ванны лелле. - И выскользнула, превратив слабый
лучик надежды в глыбу льда, придавившую сердце Лорны.
   Как они все боятся его! Его власть над ними так велика, что  никому  и  в
голову не приходит спросить, а почему, собственно, в  этом  шатре  находится
молодая англичанка. Похоже, все считают, что этим он оказывает ей честь!
   Оттолкнув поднос, Лорна выскользнула из кровати. В  алькове,  где  стояла
большая  медная  лохань,  обнаружился  еще  и  маленький  комодик.   Девушка
огляделась, снова отметив, в какой безупречной чистоте содержится здесь все.
Принц Касим бен  Хусейн  оказывается  брезглив;  хоть  какое-то,  маленькое,
утешение...
   Она расхаживала взад и вперед по ковру, утопая босыми ногами в  рыжеватой
шкуре леопарда. Эта пустыня - предмет ее  детских  мечтаний,  куда  она  так
рвалась, - предала ее и  жестоко  ранила.  Лорна  чувствовала  себя  птицей,
попавшей в клетку.
   Девушка улеглась на шкуру, погрузившись  в  мех  и  подложив  под  голову
диванную подушку. Волосы, шелковистые и  золотистые,  рассыпались  по  лицу;
сквозь полупрозрачную ткань платья просвечивала белая кожа.
   В такой позе и нашла ее Захра, вернувшаяся с  медными  чайниками  горячей
воды.
   - Лелла плачет? - Служанка прикоснулась к ее волосам, и Лорна повернула к
ней сумрачное лицо с совершенно сухими, хоть и затуманенными глазами.
   - А ты считаешь, я должна улыбаться? - спросила она.
   - Но шейх очень мужественный и красивый. - Захра смутилась. Как  и  любую
арабскую девушку, ее воспитали в убеждении, что мужчины -  высшие  существа.
Ей было  невдомек,  что  Лорна  не  из  тех  девушек,  что  сдаются  первому
встречному и без звука подчиняются его воле.
   - Шейх Касим - самый жестокий человек из  всех,  с  кем  мне  приходилось
сталкиваться, - с горечью произнесла Лорна. - От всей души желаю ему познать
страдание.
   Большие карие глаза Захры с ужасом уставились на Лорну.
   - Сиди <Сиди -  господин  (араб.).>  Касим  вовсе  не  жесток  со  своими
людьми...
   - Я видела, как  он  запорол  человека.  -  Лорну  передернуло  при  этом
воспоминании.
   - Тот человек, верно, заслужил наказание,  а  лелла  должна  понять,  что
здесь, в пустыне, законы совсем другие, чем в городе.
   - Наверное, это пустыня так ожесточает людей, - прошептала Лорна.
   Захра  пожала  плечами:  ей  были  совершенно  чужды  понятия  этой  юной
англичанки о жестокости. Она наполнила лохань горячей водой, от которой  еще
шел пар, и опять капнула в нее ароматного масла, сделавшего  воду  мягкой  и
мыльной. Взяв  губку  со  стоящего  рядом  низкого  столика,  девушка  молча
посмотрела на свою госпожу.
   - Я прекрасно справлюсь и сама, - заверила ее Лорна.
   - Я вымою леллу, как делают у нас в хаммане <Хамман - баня  (араб.).>,  и
кожа леллы разрумянится. Очень приятное ощущение.., так расслабляет...
   - Нет... - Лорна была слегка шокирована. - Я предпочитаю мыться сама.
   - Лелле не надо стесняться. - Захра говорила с ней,  как  с  ребенком.  -
Зачем стыдиться, если на теле нет никаких изъянов.
   "Весьма эстетическая точка зрения", - вынуждена была признать  Лорна  про
себя, но тем не менее, пока она раздевалась и усаживалась в ароматную  воду,
щеки ее все еще пылали.
   Захра натерла ее губкой, слегка шершавая поверхность  которой  вызвала  у
Лорны удивительное  ощущение  внутреннего  жара  и  восхитительной  свежести
одновременно. Служанка избегала ее взгляда и не  подняла  глаз,  даже  когда
Лорна вскрикнула от боли: губка случайно коснулась синяка  на  правой  руке,
выше локтя. Эта темная отметина на белой коже была следом гнева шейха  после
того, как она кинулась на него с кинжалом. Лорна потрогала синяк  пальцем  и
порадовалась тому, что и ей удалось оставить на теле  шейха  свою  отметину.
Кинжал все-таки оцарапал его, и там, наверное, есть маленький шрам.
   Вымытая, завернутая  в  банное  полотенце,  девушка  стояла  и  задумчиво
рассматривала свои бриджи и рубашку. Бриджи можно было вычистить, сапожки  -
тоже, а вот рубашка явно нуждалась в стирке.
   Опустившись на колени у кедрового комода, Лорна принялась перебирать  его
содержимое. Среди разнообразных шелков и бархатов там  обнаружилась  голубая
парчовая туника без рукавов, которую можно  было  использовать  как  блузку,
заправив в бриджи. К тунике были приложены шелковые шальвары.., но нет, будь
она проклята, если наденет их.
   Напрасно Захра старалась уговорить ее надеть весь наряд.
   - Я не одалиска, - оборвала ее Лорна  непререкаемым  тоном.  -  Не  стану
носить прозрачные штаны, и все тут!
   - Если вы рассердите принца Касима, то увидите, каким недобрым  он  может
быть. - Захра опустила ресницы. - Мужчины - они такие, у них свои привычки.
   - Ты хочешь сказать, что  им  просто  нравится  быть  такими,  со  своими
привычками? - Лорна натянула сапожки и застегнула пояс у бриджей. Из  туники
получилась прехорошенькая свободная блуза,  а  ткань,  переливающаяся  всеми
оттенками голубого, была просто великолепна. - Ты еще слишком молода, Захра,
чтобы хорошо знать мужчин, их потребности и привычки.
   - Я замужем, - ответила  та  застенчиво.  -  Мой  муж  Юсуф  -  табунщик,
стережет лошадей; очень важное дело,  потому  что  сиди  Касим  очень  любит
лошадей, и его лошади - лучшие на много миль.
   Лорна с удивлением рассматривала служанку.  На  вид  ей  не  было  еще  и
семнадцати, а она уже несла  на  своих  плечах  тяжесть  домашней  работы  и
покорно подчинялась воле своего мужа.
   - Теперь я понимаю, почему вчера вечером на тебе была  чадра,  -  сказала
Лорна. - Арабы не любят, когда их жены показывают свои лица другим мужчинам,
а ты очень хорошенькая.
   Захра покраснела, и нежный жар румянца,  окрасивший  золотистую  смуглоту
кожи, сделал ее еще краше.
   - Юсуф очень добр ко мне, - произнесла она.
   - Еще бы! Ведь ему просто повезло иметь такую жену.
   Лорна подошла к зеркалу и бросила на себя взгляд сбоку. В этой тунике без
рукавов, мягко поблескивавшей на ее светлой коже, с  аккуратно  расчесанными
белокурыми волосами она была  похожа  на  изящного  мальчика-пажа  из  свиты
какого-нибудь языческого короля. Кладя на место гребень, девушка  неожиданно
обнаружила агал <Агал  -  кушак  (араб.).>,  забытый  шейхом  на  комоде,  и
отшатнулась от него, словно от свернувшейся змеи.  Правда,  через  несколько
минут она благополучно забыла о нем, желая побыстрее уйти из  гарема,  пусть
всего лишь на другую половину шатра.
   Подойдя к бисерной занавеске, Лорна остановилась.
   - Ты не должна одна вытаскивать эту огромную, тяжелую лохань,  -  сказала
она служанке, приводившей все в порядок  после  мытья.  -  Я  пришлю  Хасана
помочь тебе.
   - Лелла добра, - произнесла та, ласково улыбаясь.
   - Лелла глупа! - вырвалось у Лорны. - И упряма, как ослица. Я, Захра,  не
послушалась  друга,  который  умолял  меня   остерегаться   пустыни   с   ее
опасностями.
   Бисерная  занавеска  прошелестела  и  Лорна  снова  оказалась  в  главной
половине просторного шатра. Наружная занавеска  была  подвернута,  и  внутрь
потоком лилось солнце, освещая белую хламиду Хасана, который как раз вошел и
вежливо приветствовал ее.
   Лорна напряженно смотрела на открытый вход. Кажется, вот она, возможность
сбежать. В своем отчаянии девушка готова была пешком уйти в пустыню,  только
бы избавиться от Касима бен Хусейна.
   Хасану было ведено помочь Захре вынести лохань с водой, и он  повиновался
с непроницаемым лицом. Выйдя из шатра, Лорна огляделась. Нетерпеливый взгляд
наткнулся на человека, небрежно привалившегося к груде седел.  У  него  было
худое, какое-то ястребиное лицо, и как только девушка вышла и направилась  к
главной площади лагеря, он тут же последовал за нею. Она оглянулась, и снова
этот человек показался ей похожим на ястреба.
   Лорна задержалась у лагерного костра, по краю которого выстроились в  ряд
закопченные от дыма кофейники с длинными носиками.
   - Полагаю, вам приказано следовать за мной как  тень,  -  произнесла  она
по-французски.
   Араб слегка наклонил голову; на  смуглом,  обожженном  пустынным  солнцем
лице резко выделялись крючковатый нос и  скулы.  Белоснежные  одежды  только
подчеркивали эту черноту лица, и Лорну поразило, что он гораздо больше похож
на араба, чем шейх.
   - Я не желаю, чтобы меня охраняли словно пленницу, - заявила она.
   - У меня  есть  приказ,  мадам.  -  По-французски  он  говорил  с  резким
акцентом.
   - Sans duote  <Не  сомневаюсь  (фр.).>.  Его  высочество  просто  обожает
раздавать приказы!
   - Мадам может прогуляться и осмотреть лагерь.
   - А могу ли я прокатиться верхом на одной из хозяйских лошадей?
   - Боюсь, нет, мадам, пока сиди Касим не даст разрешения.
   Лорна прикусила  губу,  чувствуя,  как  в  ней  все  сильнее  разгорается
ненависть к этому сиди Касиму. Она  пошла  дальше,  высоко  держа  белокурую
головку  и  ощущая  на  себе  взгляды  обитателей  лагеря;   дети   украдкой
поглядывали на нее, высовываясь из-за длинных ярко-синих материнских юбок.
   Несколько гончих лениво развалились  на  клочках  тени,  а  за  изгородью
сгрудились  молодые  жеребята.  Они  были   такими   гладкими,   блестящими,
ухоженными, что Лорне безумно захотелось погладить одного из  них.  С  какой
радостью она ускакала бы на любой лошади от этого человека,  который  держит
ее в плену как свою добычу!
   И, словно прочитав ее мысли, араб повел девушку  в  тень  зеленых  пальм,
оберегавших колодец. Проходя под ними, Лорна опять подумала, что  еще  вчера
она была свободна, как птица. Тогда ей и в голову не  приходило,  что  оазис
Фадна подтвердит свою славу дурного места.
   Фадна... Рок. Возможно, она и ошибается,  но,  скорее  всего,  ее  просто
ослепили то счастье, вдохновение и душевный покой, которые  обрел  здесь  ее
отец.
   -  Пожалуйста,  отведите  меня  обратно,   -   попросила   Лорна   своего
надсмотрщика с настойчивостью, которую тот ошибочно принял  за  нетерпеливое
желание поскорее снова оказаться в шатре шейха.  Улыбка  тронула  его  губы,
когда он худыми пальцами прикасался к своему лбу и глазам,  как  бы  говоря,
что он - ее раб и ее желания - его желания.
   Девушка заметила эту улыбку, и на ее щеках вспыхнул румянец.
   Вернувшись в шатер,  она  бросилась  на  диван  и  принялась  внимательно
рассматривать каждый предмет, каждую мелочь  в  убранстве.  Лампы  оказались
весьма искусной работы, ковры сияли яркими, чистыми  красками,  орнамент  на
медных и латунных вещах отличался изысканностью.
   Диванные подушки, ковры, роскошные портьеры, - все дышало стариной, а вот
небольшой шкаф с книгами и письменный стол в уединенном  уголке  шатра  были
вполне  современными.   Стол   украшала   перламутровая   инкрустация;   его
многочисленные ящички и привлекли внимание Лорны.
   Поколебавшись с минуту,  она  поднялась  и  подошла  к  столу.  Кончиками
пальцев провела по золоченым  инициалам  кожаного  несессера  с  письменными
принадлежностями, а потом попыталась один за другим открыть ящички. Все  они
оказались заперты, кроме одного.
   Лорна выдернула его полностью  и  стала  рассматривать,  вертя  в  руках.
Внутри ящичка поблескивали какие-то предметы, и девушка  принялась  вынимать
их, затаив дыхание от волнения. В руках у нее оказались медальон на  цепочке
и распятие из слоновой кости, подвешенное к четкам  из  множества  крошечных
бусинок. Лорна  открыла  медальон  и  увидела  миниатюру,  на  которой  была
изображена молодая женщина с классической прической и с  прекрасными  слегка
раскосыми глазами.
   "Моя  мать  была  родом  из  Испании",  -  вспомнила  она  слова   своего
похитителя.
   Его мать - прелестное создание с чувственным  изгибом  губ;  женщина,  по
своей доброй воле согласившаяся вести замкнутую жизнь гаремной жены...  Она,
наверное, обожала своего мальчика, но не дожила до того,  чтобы  увидеть,  в
какого красивого и безжалостного мужчину он превратился.
   Лорна закрыла медальон и  вместе  с  распятием  положила  его  обратно  в
крохотный ящичек. Затем сунула руки в  карман  бриджей.  Тот  факт,  что  ее
похититель получил хорошее воспитание и  образование,  только  усиливал  всю
гнусность содеянного им. Девушка с безнадежным видом уставилась на  открытый
вход в шатер... Там, снаружи, были люди, множество людей, но никто из них не
захочет помочь ей бежать.
   Через час или два он вернется в лагерь и широким шагом  войдет  в  шатер.
Лорна  четко  представляла  его:  сильного,  высокого,  опаленного  солнцем,
полного мужественной грации. Девушку затрясло при мысли, что опять  придется
смотреть в эти желтые, как у леопарда, глаза. Силы, казалось,  оставили  ее;
она упала на диван и зарылась лицом в подушки.
   - Пусть его сбросит лошадь и он сломает себе шею! -  умоляюще  прошептала
она.

Глава 6

   Звяканье верблюжьих колокольчиков прервало послеполуденный сон лагеря.
   Лорна тоже проснулась и села среди диванных подушек, поправляя волосы.  В
шатре стало сумрачно, и она поняла, что день  на  исходе.  Встав  с  дивана,
направилась к выходу, чтобы полюбоваться закатом.
   Женщины  в  длинных  одеждах  хлопотали  у  костров;  неизвестно   откуда
появившиеся  всадники  увеличивали  эту  вечернюю  суету.  Топоча   ножками,
пробежал малыш, но тут же оказался подхваченным сильными отцовскими  руками.
Невнятное бормотание гортанных голосов  смешивалось  в  вечернем  воздухе  с
позвякиванием серебряных подвесок  на  лошадиной  сбруе,  и  над  всем  этим
пустынным бытием неистово полыхал красно-золотой закат.
   Лорна  стояла,  полускрытая  входной  занавеской  шатра,  и  с  интересом
наблюдала за разворачивавшейся перед нею картиной жизни лагеря.  От  костров
поднимался дым, смешиваясь с ароматом кофе и пряным  запахом  мяса,  которое
тушилось в горшках, подвешенных над огнем. Жалобно звенели струны  какого-то
музыкального инструмента; мелодия была странной и чуждой.
   В другое время и в другой ситуации Лорна, без сомнения, была бы очарована
живописностью этого лагеря, но  теперь...  Солнце  стремительно  уходило  за
горизонт, в воздухе разливалась прохлада; уже совсем скоро вернется  шейх...
Она старалась не думать об этом, рассеянно слушая болтовню женщин, шедших  с
кувшинами от колодца. Походка их была грациозна, а  браслеты  на  щиколотках
нежно позванивали в такт плавным шагам.
   В болезненной вспышке красок умирало заходящее солнце... Природа  хранила
в себе все: страсть и жестокость, красоту и печаль.
   Последний луч угас, оставив в небе  трепещущие,  мучительно-алые  штрихи.
Ночь наступила почти сразу, и над лагерем зажглись звезды.
   В этот момент Лорна заметила,  что  из  пустыни  к  лагерю  мчались  трое
всадников в плащах; и вскоре лошади, сверкая серебряной  сбруей,  влетели  в
освещаемое кострами пространство.
   Словно ледяная рука сжала  сердце  Лорны.  Несколько  секунд  она  стояла
недвижно, напряженно следя  за  передовым  всадником:  как  он  пришпоривает
вороного коня, как стремительно слетает с него, взмахнув широким плащом. Вот
протянул руку, чтобы приласкать животное, весь день возившее  его  на  своей
спине. Жеребец тихо заржал и положил голову на плечо хозяина.
   Куда тот ездил? Что делал в эти долгие часы за  пределами  лагеря?  Лорна
очень быстро поняла все, как только ее взгляд упал на высокую,  внушительную
фигуру, а ушей достиг низкий голос, отдающий приказания. Шейх  был  хозяином
лежащих в дальних пределах поселений  горных  племен  и  ездил  туда,  чтобы
своими глазами проверить  все,  посетить  сельский  сход,  вынести  приговор
нарушителям закона.
   Законы, им самим придуманные, не дозволено было никому  ни  осуждать,  ни
нарушать!
   Лорна вернулась в шатер, а через минуту  пришел  и  Хасан,  чтобы  зажечь
лампы. Вскоре они расцвели ярким огнем, и в его  шафрановых  отсветах  стало
заметно, какое у Лорны болезненно-бледное лицо: глаза потемнели от страха, а
сердце готово было выскочить из груди. Из одной  лишь  только  гордости  она
подавила в себе желание удрать поглубже в шатер. Нет, когда шейх войдет, она
уже не побежит, не доставит ему удовольствия видеть ее струсившей.
   - Я принесу кувшин свежего лаймуна, - произнес Хасан, войдя, как  всегда,
неожиданно и тихо. - Хозяин его очень любит.
   Взглянув на слугу, Лорна с трудом удержалась, чтобы не заявить  ему,  что
пристрастия его хозяина интересуют ее не более,  чем  мотыльки,  летящие  из
темноты на свет ламп.
   - Разумеется, ему  захочется  пить,  -  ответила  она  со  сдержанностью,
выдававшей ее внутреннее напряжение.
   Хасан поклонился и исчез,  оставив  девушку  одну  в  освещенном  лампами
шатре. Каждая жилочка, каждый нерв в ней были натянуты,  как  струна.  Сунув
руки в карманы бриджей, она напряженно ждала: едва дыша,  застыла  в  центре
ковра, словно беломраморная статуя. Послышалось звяканье шпор; по телу Лорны
пробежала леденящая судорога. Шейх вошел,  как  всегда,  бесшумным,  крупным
шагом. На плече лежал плащ, шелковая  подкладка  которого  отбрасывала  алый
отблеск на его белую рубашку и бриджи. На ногах были высокие мягкие сапоги в
тон подкладке. Словно языческий бог, стоял он у входа в шатер, оглядывая  ее
с головы до ног.
   - Прошу прощения за опоздание, - произнес он низким голосом, от  которого
нервы у девушки просто завибрировали. -  Надеюсь,  моя  девочка  не  слишком
огорчена моим поздним возвращением.
   Лорна смело встретила взгляд его наводящих страх глаз.
   - Я надеялась, что ваш конь  сбросит  вас  и  вы  сломаете  себе  шею!  -
выпалила она ему в лицо.
   - Если женщина раздражена, значит она слишком долго была одна, -  заметил
он насмешливо.
   - А вы рассчитывали найти меня в слезах, принц Касим?
   С недоброй усмешкой шейх выхватил длинную  крученую  плеть,  которой  так
ловко пользовался. - Вы, моя девочка, слишком  неукротимы,  чтобы  проливать
слезы.
   - Какое, должно быть, разочарование для вас,  мсье.  Он  сбросил  плащ  и
швырнул его на диван.
   -  Совсем  наоборот.  -  Его  взгляд   скользнул   по   голубой   тунике,
подчеркивавшей стройную наготу ее тонких рук. - Я