сама водит машину. По-моему, та  машина  с  откидным  верхом
принадлежит ей.
   Жильберта ничего не отвечала. Только  смотрела  и  смотрела  в  окно.
Робер повернулся в ее сторону. Лицо Жильберты четко выделялось в  слабом
отраженном свете. Девушка улыбалась. Ветер ерошил ей волосы, и она то  и
дело откидывала назад прядку, которая лезла ей в рот.
   - Как у них красиво, - прошептала она.
   - Да, и телевизор есть.
   - Ты его видел?
   - Нет, просто знаю, что у них есть.
   - Хорошая штука - телевизор!
   - Серж говорит, - это, мол, редкое занудство, и показывают одно и  то
же. Жильберта обернулась к Роберу.
   - Ну, что теперь будем делать? Где Серж?
   - Не знаю. Если бы он был тут, мы бы точно его углядели. Значит, он у
себя в комнате.
   - Надо проверить.
   Робер спрыгнул с забора, Жильберта  последовала  за  ним.  Они  пошли
через пустырь той же дорогой, которой накануне вечером Серж вел  к  себе
приятелей.
   С другой стороны дома ни одно окно не было освещено.  Когда  до  дома
оставалось несколько шагов, Робер просвистел сигнал сбора. Подождал.
   - Вроде бы окно в его комнате открыто, - неуверенно сказал Робер.
   - Да, правда, одно окно в первом этаже открыто. Ты  уверен,  что  это
его окно?
   - Да.
   Они медлили. Робер не  осмеливался  свистнуть  еще  раз.  Наконец  он
бесшумно двинулся вперед.
   - Я брошу камешек к нему в комнату. Приготовься,  если  появится  кто
другой, придется удирать.
   Они услыхали, как камень покатился по полу. Однако в  комнате  сейчас
же снова все стихло.
   - Будь он там, он бы точно услышал.
   - Попробуй еще.
   Робер отошел чуть в сторону и снова бросил камень, но стука  при  его
падении не последовало.
   - Может, он упал прямо на кровать? - предположила Жильберта. - Скорее
всего. И если он спит, это должно его разбудить.
   - Что будем делать?
   - Попробуй еще разок; если опять никто не откликнется, значит, он уже
ушел.
   - Может, лучше туда залезть? Я тебя подсажу.
   - Ты совсем спятила, если меня там увидят, решат, что я вор.
   - Но ведь Серж твой приятель.
   - Да, зато его родители... Нет уж, лучше я кину  еще  булыжничек.  Он
метнул камень, послышался звон разбитого стекла.
   - Бежим, - шепнул Робер. - Бежим, по-моему, там что-то разбилось.
   Схватив Жильберту за руку, он потащил ее прочь. Несколько раз девушка
споткнулась, и Робер ее поддержал. Выбравшись на дорогу,  они  постояли,
прислушиваясь. Все было тихо, и они снова пустились в путь.
   Когда они отошли подальше, Жильберта спросила:
   - Что же теперь делать?
   - Все пропало... Они уже ушли. Теперь ничего не поделаешь.
   Робер выпалил это одним духом, голос его снова задрожал.
   - Нужно предупредить жандармов, - предложила Жильберта.
   - Ты совсем с ума сошла. Они же нас арестуют.
   - Никто не просит тебя рассказывать о налете на  ферму  Бувье.  Можно
вообще не называть  никаких  имен.  Скажешь,  что  видел,  как  какие-то
незнакомые парни крутились возле дома старухи, и показалось,  будто  они
что-то замышляют -  нужно  присмотреть  за  домом.  Этого  будет  вполне
достаточно. Те явятся, а как увидят жандармов, у них духу  не  хватит  с
ними связываться.
   - Нет, не могу. Они станут  меня  расспрашивать.  Отец  говорит,  что
жандармы всегда вытянут из человека все, что  им  нужно.  Нет,  нет,  не
могу.
   Жильберта остановилась. Робер прошел по инерции несколько  шагов,  но
тут же спохватился, вернулся к подружке и спросил:
   - Что с тобой?
   - По-твоему, пусть лучше убьют мамашу Вентар?
   - Ты же знаешь, я не могу пойти и все рассказать  легавым.  Тогда  мы
все пропали!
   - Если ты расскажешь все - да, но если ты Только предупредишь - нет.
   - Да ты их не знаешь! Если бы ты видела, на кого был  похож  Фердинан
Маньен после допроса!
   - Это совсем другое дело, они подозревали его в краже автомобилей.
   - А ничего такого и не было, как потом  выяснилось.  Помолчав,  юноша
прибавил:
   - Нет, как они его отделали! Господи Воже, если бы ты его видела!
   После недолгого молчания Жильберта спросила:
   - Ты боишься, да?
   Робер отрезал:
   - Попасть им в лапы - да, боюсь! Пожав плечами, девушка проговорила:
   - Тебя больше устраивает, если мамашу Вентар укокошат?
   Она проговорила это негромко, но так, что  Робер  опешил:  крыть  ему
было нечем. Он очень испугался, что Жильберта  разозлится  и  уйдет.  На
него опять накатил  страх.  Ночь  показалась  еще  более  беспросветной,
холодной, а главное - вокруг была лишь пугающая пустота.
   - Жильберта, я  даже  не  знаю...  Не  представляю,  что  тут  можно,
сделать. Ведь я не могу их выдать! Друзей не предают!
   - Друзей? Ничего себе, друзья! Девушка  повторила  это  слово,  точно
впервые его услышала. Затем, поразмыслив, прибавила:
   - А если они обворуют старуху? Если им удастся стянуть ее  деньги,  а
она так и не проснется? Если жандармы их не сцапают, ты и  тогда  будешь
считать их друзьями?
   Робер повесил голову. Помолчав, девушка  придвинулась  к  нему  почти
вплотную.
   - Отвечай! - приказала она. - Ты будешь считать их друзьями?
   - Нет, конечно, если они украдут... Но я.., ведь не пошел с ними.
   На этот раз Жильберта действительно разозлилась. Она не  закричала  -
кругом спали люди, - но ее голос звучал жестко и сурово.
   - Значит, они идут на кражу,  а  ты  об  этом  знаешь  и  собираешься
помалкивать? Но ведь я теперь тоже знаю... Может, ты  и  меня  заставишь
молчать? А если меня будут расспрашивать,  заставишь  меня  врать?  Даже
если мой отец заведет об этом разговор, мне придется  выкручиваться  или
смолчать, как смолчал сегодня ты, когда я рассказывала тебе о  том,  что
телка Бувье сдохла.
   - Да ведь старухе ни к чему  эти  деньги...  Жильберта  не  дала  ему
договорить. На этот раз она не выдержала, сорвалась на крик:
   - Значит вот она, причина! Может,  так  они  тебе  и  сказали,  чтобы
втянуть в это дело? А ты клюнул... И ты еще  хочешь,  чтобы  я  была  на
твоей стороне?!
   Девушка внезапно смолкла. Где-то поблизости хлопнул ставень.
   - Что тут такое?  -  послышался  мужской  голос.  Робер  и  Жильберта
пустились бежать, а голос позади них прокричал:
   - Ну погодите, поганцы! Вот я сейчас выйду!  Во  дворе  слева  залаял
пес, лай его тут же подхватили другие собаки; хлопнул еще один ставень.
   - К мыльне! - бросил на бегу Робер. По тропе, огибавшей памятник, они
добежали до городского водосборника и спрятались за ним. Скорчившись  за
огромной бетонной чашей, беглецы затаили дыхание. Собаки надрывались еще
довольно долго, но в конце концов смолкли. Фонари качались на  ветру,  и
свет ближайшего из них временами доходил  до  самого  дна  водосборника.
Стена  на  мгновение  освещалась,  и  тогда  Робер  и  Жильберта   могли
разглядеть друг друга. t- Нам повезло, - проговорила Жильберта.
   - Нечего было так кричать!
   - Сам хорош. Ты хоть понимаешь, что делаешь? Ведь тебе известно: если
ты что-то знаешь и молчишь, стало быть, ты тоже виноват.
   - Все будет в порядке, если нас не застукают жандармы.
   - Ты никак не поймешь,  что  я  хочу  сказать.  Ты  не  имеешь  права
молчать, если тебе известно, кто обворовал старуху.
   - Но ведь не могу же я на них донести!
   - А разве лучше позволить им убить женщину?
   - Все равно предавать - подло.
   - Может, это и подло, но если ты не помешал им, а потом смолчал - это
страшный грех. Помедлив, она прибавила, ущипнув его за руку:
   - Это смертный грех, понимаешь? Смертный грех! Робер не отозвался.  В
чашу водосборника стекала вода,  и,  когда  ветер  налетал  с  особенной
яростью, мелкие брызги долетали до них. Жильберта схватила его за руку и
воскликнула:
   - Я придумала!
   - Что? Говори! Говори скорее!
   - Тут нужен такой человек, который может их остановить, но  при  этом
ничего не скажет жандармам и не станет требовать, чтобы их наказали. Кто
может их остановить и объяснить, что они сошли с ума, но не  упрячет  их
потом в тюрьму, а главное - не подставит тебя.
   - Ну?
   - Господин кюре.
   От изумления Робер не находил слов, потом наконец выдавил:
   - Кюре? Ты говоришь, кюре?
   - Ну да! Сейчас ступай к нему и все ему объясни! Сам знаешь,  у  него
есть мотоцикл. Вы поедете в Малатаверн, а когда придут  те  двое,  он  с
ними поговорит. Они наверняка его послушают.
   Робер не отвечал. Жильберта встала и  потянула  его  за  руку.  Робер
поднялся, но так и не двинулся с места.
   - Идем, - проговорила девушка, - нужно спешить.
   - Нет, не могу. Ты представляешь себе, с какими  глазами  я  приду  к
кюре! Ведь после маминой смерти ноги моей не было в церкви!
   - Ты совсем ума  лишился?  Неужели  из-за  этого  он  откажется  тебя
выслушать?
   - Да нет, но понимаешь, несколько раз он пытался со мной  поговорить,
а мне удалось отвертеться. Так что он наверняка сердит на меня.
   - Зато я просто уверена, что он тебя выслушает.
   - Нет, это невозможно.
   - Почему?
   - Я точно знаю, что тем двоим будет все равно, кому я на них донес  -
кюре или жандармам, в любом случае они взбесятся.
   - Ну знаешь, это уж чересчур! Чем они рискуют? Ну, получат пинок  под
зад или пару затрещин, только и всего.
   Жильберта немного помолчала, но Робер не отвечал, и она продолжала:
   - Тем более что они прекрасно его знают, я-то в курсе. Кто-кто, а они
ходят к мессе.
   - Только не Серж.
   - Иногда и он тоже - с бабушкой. А уж  Кристофа  я  там  вижу  каждое
воскресенье.
   - Знала бы ты, почему он туда  ходит!  Девушка  наклонилась  поближе.
После недолгого колебания Робер хмыкнул и проговорил:
   - Все из-за родителей. Его папаша всегда говорит:  "Если  занимаешься
коммерцией, то собственное мнение совершенно Ни к чему, нужно  поступать
так, как все".
   - Что ты несешь?
   - Это чистая правда. Кристоф даже говорит, что если бы  у  отца  была
бакалейная лавка в селении зулусов, ему пришлось бы исполнять вместе  со
всеми танец живота.
   - Что вы за дураки! -  воскликнула  Жильберта.  -  Я  точно  знаю,  я
уверена, что мать Кристофа очень набожная женщина.
   - Плевать мне на это!
   Он заметно нервничал: двинулся было в сторону улицы, огляделся, вновь
подошел к Жильберте, которая так и не тронулась с места.
   - Нужно что-нибудь делать, - возмутился он. - Еще  немного,  и  будет
поздно.
   - Мне кажется, кроме господина кюре никто тебе не поможет. Не  хочешь
- не надо... Тогда нечего здесь больше делать!
   Она шагнула было в сторону, но Робер удержал ее.
   - Нет, не уходи... Не бросай меня одного... Ты ведь не уйдешь?
   - Ты должен решиться...
   Девушка недоговорила. Ветер донес рокот  мотора.  Робер  и  Жильберта
опять отошли подальше от дороги и спрятались за чаном.
   Машина проехала мимо. Фары осветили  стену  водосборника,  исписанную
мелом  вокруг  таблички:  "Родители  несут  ответственность  за   ущерб,
причиненный их детьми общественной мыльне".
   - А что, если ты сама пойдешь к кюре? - спросил Робер.
   - Я?
   - Ну да! Ты ходишь к мессе  каждое  воскресенье  и  знаешь  его  куда
лучше, чем я.
   - Тогда придется сказать, что мы с тобой встречаемся.
   - Не  обязательно.  Ты  вполне  можешь  сказать,  будто  видела,  как
какие-то люди крутились у дома мамаши Вентар.
   Жильберта задумалась.  В  неверном  свете  раскачивавшихся  на  ветру
фонарей Робер видел ее нахмуренные брови,  упрямо  склоненную  голову  и
буравивший его жесткий взгляд исподлобья.
   - Нет, не могу, - отрезала она. - Он сразу спросит, почему  я  ничего
не сказала отцу. Да еще поинтересуется, почему это я шляюсь по улицам  в
такую поздноту, да и вообще - как я сумела выбраться из дома. Нет,  нет,
я не могу.
   - Вот видишь, ты тоже предпочитаешь, чтобы старуху убили.
   Жильберта ничего не  возразила.  Она  по-прежнему  смотрела  на  него
исподлобья.  Робер  подошел  поближе   и   медленно,   подбирая   слова,
проговорил:
   - Когда ее убьют, ты пожалеешь об этом.
   Девушка не отвечала, и Робер продолжал гнуть свое:
   - Ты очень пожалеешь, и тогда,  может  быть,  кюре  все  и  узнает...
Может, он узнает, что ты могла им помешать.., что ты просто не  захотела
к нему обратиться, хоть ты хорошо его знаешь. Мы  все  пострадаем.  Все!
Из-за одной тебя!
   Над водосборником пронесся шквал, подняв целую тучу  мелких  брызг  и
окатив Робера и Жильберту, а фонарь так и заходил ходуном  -  луч  света
несколько раз скользнул по стене. Робер придвинулся ближе,  чтобы  лучше
видеть лицо девушки. Жильберта плакала. Слезы катились по ее щекам. Она,
казалось, была потрясена и выглядела очень несчастной. Робер взял ее  за
руку.
   - Что ты?
   Жильберта понурилась.
   - Скажи, что с тобой? - настаивал парень.
   - Ее убьют. Я  уверена.  Я  точно  чувствую:  ее  убьют.  Что-то  мне
подсказывает: случится несчастье.  Ничего  удивительного:  Малатаверн  -
скверное место. Так  говорят  старики.  Еще  когда  тут  ездили  ломовые
извозчики, там находилась  харчевня...  Развалины  -  все,  что  от  нее
осталось.  Там  случилось  много  преступлений,  вроде   бы   даже   под
развалинами погибли люди.
   - Это все сказки!
   - Нет, я чувствую, что несчастья не миновать.  А  произойдет  оно  по
нашей вине и падет на нас... На наш дом, на моих родителей тоже.  И  все
из-за меня.
   - Что за чушь ты несешь? Это все ерунда. Голос Робера звучал  уже  не
так уверенно. Он тоже припомнил истории, связанные с  Малатаверном.  Дом
под горой.  Дом,  где  творились  страшные  дела.  Гиблый  дом.  Кое-кто
утверждал, что места эти назывались гиблыми вовсе  не  из-за  того,  что
располагались на северном склоне холма, где всегда было холодно, а из-за
людей, которых когда-то убили в этом доме и закопали в лесу.
   -  Послушай,  Робер,  ты  должен  пойти  к  кюре.  Он  их  остановит.
Обязательно!
   Помявшись, девушка  наклонилась  к  Роберу  и  совсем  тихо,  на  ухо
шепнула:
   - Понимаешь, это ведь Божий человек. А если  там  и  впрямь  случится
несчастье, то это, наверное, дело рук дьявола. Ведь  он..,  способен  на
такое... Ну, ты понимаешь.
   - Тебе отлично известно, что  я  ни  во  что  такое  не  верю.  Голос
Жильберты посуровел:
   - Когда мамашу Вентар убьют, наверняка поверишь. Робер обернулся. Ему
показалось, что у него за спиной кто-то стоит. Ветер  понемногу  стихал.
Робер прислушался. Отовсюду доносились шорохи. Ему  опять  стало  не  по
себе, как совсем недавно, когда он сидел у себя в комнате.
   - Робер!
   - Чего?
   - Зря ты говоришь, что ни во что такое не  веришь.  Я  не  могу  тебе
объяснить, но мне страшно. Я чувствую, что случится  несчастье.  Это  не
объяснишь.
   - Вот именно, потому что это глупости.
   - Робер!
   - Что?
   - Мне страшно. Мне кажется, вся наша жизнь пойдет  наперекосяк,  если
мы не попытаемся их остановить.
   - И зачем я к тебе пошел?!
   Девушка ничего не ответила. Она снова разрыдалась  и  стала  вытирать
глаза. Так  они  стояли  довольно  долго,  вдруг  Жильберта  проговорила
охрипшим голосом:
   - Знаешь, что мне сейчас пришло в голову? Если Серж так рано ушел  из
дома, значит, они наверняка решили встретиться раньше. Может  быть,  они
уже там.
   - Ты так думаешь?
   - Ну, не знаю. Я стараюсь понять. Точно  тебе  говорю:  там  случится
страшное несчастье. Как знать? Может быть, уже случилось.
   Девушка вцепилась Роберу в плечо. Он пытался взять ее за руку, но она
вырвалась.
   - Тогда уже слишком поздно, - проговорил Робер.
   - Да нет же, ничего  неизвестно,  -  возразила  Жильберта,  голос  ее
звучал громче, и Робер понял, что сейчас она опять расплачется, -  нужно
торопиться, Робер! Нужно торопиться... Идем  скорее.  Идем  к  господину
кюре. Может, еще успеем.
   Они встали, вышли на тротуар. Ветер завывал, но теперь очень  далеко,
в глубине долины. Слышно было, как он приближается, налетает  и  треплет
придорожные платаны. Посыпались блестящие листья,  переливаясь  в  свете
беснующихся фонарей.
   И вновь Робер обернулся.
   - Ты чего? - спросила Жильберта.
   - Сам не знаю.  Показалось,  что  там  кто-то  есть.  Девушка  пожала
плечами.
   - Ты же видишь  -  это  ветер.  Ладно,  идем.  Теперь  нельзя  терять
времени.
   Она ухватила его за руку и потащила за собой.

Глава 18

   Шли они быстро. Жильберта жалась к стенам  домов.  Она  не  выпускала
руку Робера, хотя он и так не отставал. Юноша то и дело оглядывался.  Он
всматривался в тени под  ногами,  в  темные  улочки,  поднимая  глаза  к
освещенным окнам. Улица была безлюдна. Вокруг -  ни  души,  но  в  самой
пустынности улиц было что-то пугающее.
   На Робера накатило то же ощущение, что мучило его дома, но теперь оно
не оставляло его ни на миг. Порой это было не просто смутное чувство,  а
абсолютная уверенность, что кто-то шагал рядом с ним. Кто-то шел за ним,
следил за каждым жестом.., может быть, даже знал, что у него на уме.
   Он хотел было остановиться и  заставить  Жильберту  повернуть  назад.
Невольно он замедлил шаг. Девушка потянула его вперед.
   - Идем. Да не оборачивайся ты все время. Ты  же  видишь,  никого  там
нет.
   Они прибавили шагу. Потом настал черед Жильберты замедлить шаг. Перед
ними был дом водопроводчика.
   - Вот видишь, - проговорила Жильберта. - У  твоих  хозяев  еще  горит
свет.
   В окнах мастерской по-прежнему отражался  свет,  лившийся  из  кухни.
Робер заторопился, увлекая за собой Жильберту.
   - Давай, пошли скорее, - забормотал он - Это хозяйка. Я  уверен,  что
хозяин давно спит. Я точно знаю. Ну, пошли же, нам нечего тут делать.
   И вновь они пустились по темным улицам. Луна уже поднялась,  но  лишь
изредка появлялась в разрывах облаков. Все же небо немного прояснилось.
   Когда они вышли на площадь, Жильберта взглянула на часы, висевшие  на
колокольне.
   - Уже почти четверть  двенадцатого.  У  ведущей  в  церковь  лестницы
лежала густая тень. Робер остановился.
   - Времени совсем не осталось, - проговорил он. -  Лучше  объясни  ему
все сама.
   - Нет, - отрезала  девушка  и  в  сердцах  топнула.  Робер  медлил  в
нерешительности, потом робко спросил:
   - А если он лег спать?
   - Он  встанет,  не  волнуйся.  Встает  же  он,  когда  нужно  идти  к
умирающему с причастием и святыми дарами!
   - Может, пойдешь со мной?
   Она опять топнула и в негодовании воскликнула:
   - Нет, нет и нет. Пойдешь к нему сам. Пойдешь  один.  Все  решено,  и
менять ничего не будем.
   Она отняла у него руку и сдавила  ему  плечо.  Тот  покорно  двинулся
вперед, шепча на ходу:
   - Да не могу я, понимаешь, никак не могу... Я же  знаю,  что  у  меня
ничего не выйдет.
   - Все у тебя выйдет. Я спрячусь где-нибудь поблизости, дождусь, когда
вы появитесь и пойдете туда, а потом вернусь домой. .1- Ага!  Ты  же  не
можешь идти домой одна! Сама видишь: ничего не получается.
   - Что ты выдумываешь? Воображаешь, что я прямо умираю со  страху?  За
меня можешь не волноваться. Робер понурился. Они пересекли площадь.
   - У Кристофа все заперто, - заметила Жильберта.
   - Да, все ставни закрыты.
   Теперь Робер ни о чем не думал, ничего не ощущал, будто превратился в
автомат, тупо двигавшийся вперед по воле Жильберты.
   У  дома  священника  они  остановились.  Калитка   была   приоткрыта.
Жильберта распахнула ее пошире.
   - Свет еще горит. Нам повезло - проговорила она.
   - Пойдем со мной, пойдем, Жильберта! Втолкнув  его  за  калитку,  она
позвонила.
   - Давай, иди, я постою тут.
   Она притворила калитку, и Робер  очутился  во  дворе.  Один.  Дверной
колокольчик звякнул, стукнувшись об оштукатуренную стену. Полосы желтого
света, пробивавшегося сквозь ставни, лежали на ступенях лестницы.
   Робер замер. Взгляд его был  прикован  к  решетчатому  ставню.  Время
летело. Ему казалось, что  так  прошло  много  часов.  Может  быть,  вся
ночь...
   Юноша вздрогнул. За стеклом мелькнула тень. Дверь отворилась.
   - Что такое? Кто там? - То  был  голос  старенькой  служанки.  Позади
Робера, за калиткой послышался шорох.
   - Давай, входи, - шипел