торы. И  когда  его  останавливают,  он  продолжает  говорить  самые
странные ругательства, например, то,  что  его,  Освальда,  сделал  портной,
потому что каменотес или живописец не могли бы  сделать  его  таким  гадким,
хотя бы два часа над  этим  работали.  Говорит  еще,  что  если  только  ему
позволят, то он растолчет этого негодяя Освальда в замазку и смажет ею стены
нужника.
     И таким образом Кент, которого никто не узнает, хотя и король, и герцог
Корнвальский, и присутствующий Глостер должны все хорошо знать его, буянит в
виде нового слуги Лира до тех пор, пока его схватывают и  набивают  на  него
колодки.
     Третья сцена происходит в лесу. Эдгар, убегая  от  преследований  отца,
скрывается в лесу и рассказывает публике о том,  какие  бывают  сумасшедшие,
блаженные, которые ходят голые,  всовывают  себе  в  тело  занозы,  булавки,
кричат дикими голосами и просят милостыню, и говорит, что он  хочет  принять
вид такого сумасшедшего, чтобы избавиться от  преследований.  Рассказав  это
публике, он уходит.
     Четвертая сцена опять против замка Глостера. Приходят Лир  и  шут.  Лир
видит Кента в колодках и, все не узнавая его, возгорается гневом на тех, кто
смел так оскорбить его посланного, и требует к себе герцога  и  Регану.  Шут
говорит свои прибаутки. Лир с трудом сдерживает свой гнев. Приходят герцог и
Регана. Лир жалуется на Гонерилу, но Регана  оправдывает  свою  сестру,  Лир
проклинает Гонерилу. Когда же Регана говорит ему, что ему лучше бы вернуться
назад к сестре, он возмущается  и  говорит:  "Что  же,  мне  просить  у  нее
прощенье?" - и становится на колени, показывая, как бы было неприлично, если
бы он униженно выпрашивал из милости у дочери пищи и  одежды,  и  проклинает
самыми странными  проклятиями  Гонерилу  и  спрашивает,  кто  посмел  набить
колодки на его посланного?  Прежде  чем  Регана  может  ответить,  приезжает
Гонерила. Лир еще больше раздражается и проклинает вновь Гонерилу,  и  когда
ему говорят, что колодки велел набить герцог, он ничего не  говорит,  потому
что тут же Регана говорит ему, что она не  может  принять  его  теперь,  что
пусть он воротится к Гонериле и через месяц она примет его, но не с  сотней,
а с пятьюдесятью слугами. Лир опять проклинает Гонерилу и  не  хочет  к  ней
идти, все надеясь, что Регана примет его со  всей  сотней  слуг,  но  Регана
говорит, что она примет его только с двадцатью пятью, и тогда  Лир  решается
идти назад к  Гонериле,  которая  допускает  пятьдесят.  Когда  же  Гонерила
говорит, что и двадцать пять много, Лир говорит длинное рассуждение  о  том,
что лишнее и достаточное суть понятия условные, что оставить человеку только
то, что нужно, и он ничем не отличится от животного. При этом Лир,  то  есть
скорее актер, играющий Лира, обращается к нарядной даме в публике и говорит,
что и ей не нужны ее наряды: они не согревают ее. Вслед за этим он входит  в
бешеный гнев, говорит, что сделает что-то ужасное, чтобы отомстить  дочерям,
но плакать не будет, и уходит. Слышна начинающаяся буря.
     Таково второе действие, наполненное  неестественными  событиями  и  еще
более неестественными, не вытекающими из положений лиц, речами,  кончающееся
сценой Лира с дочерьми, которая могла бы быть сильною, если бы она  не  была
пересыпана  самыми  нелепо  напыщенными,  неестественными  и,  сверх   того,
совершенно не идущими к делу речами, вложенными  в  уста  Лира.  Чрезвычайно
трогательны были бы колебания Лира между гордостью,  гневом  и  надеждой  на
уступки  дочери,  если  бы  они  не  были   испорчены   теми   многословными
нелепостями, которые произносит Лир о том, что  он  развелся  бы  с  мертвой
матерью Реганы, если бы Регана не была ему рада, или о том, что он призывает
ядовитые туманы на голову дочери, тли о том, что так как силы неба стары, то
они должны покровительствовать старцам, и многое другое.
     Третье действие начинается громом, молнией, бурей,  какой-то  особенной
бурей, которой никогда  не  бывало,  по  словам  действующих  лиц.  В  степи
джентльмен рассказывает Кенту, что Лир, выгнанный дочерьми из жилья,  бегает
один по степи, рвет на себе волосы и кидает их на ветер. С ним  только  шут.
Кент же рассказывает джентльмену, что герцоги поссорились между собою и  что
французское  войско  высадилось  в  Дувре,  и,   рассказав   это,   посылает
джентльмена в Дувр к Корделии.
     Вторая сцена третьего действия происходит в  степи  же,  но  не  в  том
месте, где встретился Кент с джентльменом, а в другом. Лир ходит по степи  и
говорит слова, которые должны выражать его отчаяние: он желает, чтобы  ветры
так дули, чтобы у них (у ветров) лопнули  щеки,  чтоб  дождь  залил  все,  а
молнии спалили бы его седую голову и чтоб гром расплющил  землю  и  истребил
все семена, которые делают неблагодарного человека.  Шут  подговаривает  при
этом  еще  более  бессмысленные  слова.  Приходит  Кент.  Лир  говорит,  что
почему-то в эту бурю найдут всех преступников и обличат  их.  Кент,  все  не
узнаваемый Лиром, уговаривает Лира укрыться в хижину. Шут говорит  при  этом
совершенно неподходящее к положению пророчество, и они все уходят.
     Третья сцена переносится опять в замок Глостера.  Глостер  рассказывает
Эдмунду о том, что французский король уже высадился с войском на берег и что
он хочет помочь Лиру. Узнав это, Эдмунд  решается  обвинить  своего  отца  в
измене, чтобы получить его наследство.
     Четвертая сцена опять в степи перед хижиной. Кент зовет Лира в  хижину,
но Лир отвечает, что ему незачем укрываться от бури, что он не чувствует ее,
так как в душе у него буря, вызванная  неблагодарностью  дочерей,  заглушает
все. Верное чувство это, опять выраженное простыми словами, могло бы вызвать
сочувствие, но среди напыщенного неперестающего бреда его трудно заметить, и
оно теряет свое значение.
     Хижина, в которую вводят Лира, оказывается тою самой, в  которую  вошел
Эдгар, переодетый в сумасшедшего, то есть голый. Эдгар выходит из хижины, и,
хотя все знают его, никто не узнает его, так  же  как  не  узнают  Кента,  и
Эдгар, Лир и шут начинают  говорить  бессмысленные  речи,  продолжающиеся  с
перерывами на шести страницах. В середине этой сцены приходит Глостер и тоже
не узнает ни Кента, ни своего сына Эдгара и рассказывает им о том,  как  его
сын Эдгар хотел убить его.
     Сцену эту перебивает сцена опять в замке  Глостера,  во  время  которой
Эдмунд выдает своего отца, и герцог  обещает  отомстить  Глостеру.  Действие
опять переносится к Лиру. Кент, Эдгар, Глостер, Лир и шут находятся на ферме
и разговаривают. Эдгар говорит: "Фратерето зовет меня и говорит,  что  Нерон
удит рыбу в темном озере"... Шут говорит: "Скажи мне, дядя, кто сумасшедший:
дворянин или мужик?" Лир, лишившийся рассудка, говорит,  что  сумасшедший  -
король. Шут говорит:  "Нет,  сумасшедший  -  мужик,  который  позволил  сыну
сделаться дворянином". Лир кричит: "Чтоб тысячи горячих копий вонзились в их
тело". А Эдгар кричит, что злой дух кусает его в спину. На это  шут  говорит
прибаутку о том, что нельзя верить смиренности волка, здоровью лошади, любви
мальчика и клятве распутницы. Потом Лир воображает, что  он  судит  дочерей.
"Ученый правовед, - говорит он, обращаясь к голому Эдгару, - садися здесь, а
ты, премудрый муж, вот тут. Ну, вы, лисицы-самки".  На  это  Эдгар  говорит:
"Вон стоит он, вон глазами как сверкает. Госпожа, вам  мало,  что  ли,  глаз
здесь  на  суде.  Приплыви  ко  мне,  Бесси,  красотка".  Шут  же  поет:  "У
Бесси-красотки с  дыркой  лодка,  и  не  может  сказать,  отчего  нельзя  ей
пристать". Эдгар опять говорит свое. Кент уговаривает Лира прилечь,  но  Лир
продолжает свой воображаемый суд.
     "- Свидетелей сюда! - кричит он. - Садися здесь, - говорит он (Эдгару),
- ты, облеченный в мантию судьи, и место занимай твое. И ты  (шуту)...  Одно
ведь правосудия ярмо лежит на нем и на тебе; так рядом саднея с  ним  же  на
скамью судьи. И ты в числе судей - садись и ты, - обращается он к Кенту.
     - Пур, кошка-то сера! - кричит Эдгар.
     - Ее прежде, ее в суд. Это Гонерила! - взывает Лир. - Клянусь я  здесь,
перед этим высоким собранием, она била своего отца, бедного короля.
     - Подойдите сюда, мистрис, ваше имя Гонерила? - говорит шут,  обращаясь
к скамейке.
     - Вот и другая, - кричит Лир. - Остановить  ее.  Мечей!  Огня!  Оружия!
Здесь подкуп, плут судья. Зачем ты упустил ее?" и т. д.
     Бред этот кончается тем, что Лир засыпает, и Глостер уговаривает  Кента
(все не узнавая его) унести короля в Дувр, и Кент с шутом уносят Лира.
     Сцена переносится в замок Глостера. Глостера самого  хотят  обвинить  в
измене, приводят и вяжут. Регана рвет его  за  бороду.  Герцог  Корнвальский
вырывает ему один глаз и растаптывает. Регана говорит, что еще один глаз цел
и что этот целый глаз смеется над другим глазом. Раздави и его. Герцог хочет
сделать это, но какой-то слуга почему-то вдруг  заступается  за  Глостера  и
ранит герцога. Регана убивает слугу. Слуга, умирая, говорит Глостеру, что  у
него есть один глаз, чтоб видеть, как злодей  наказан.  Герцог  говорит:  "А
чтоб он не увидел, мы вырвем и его", - и вырывает и второй глаз и бросает на
пол. При этом Регана говорит, что Эдмунд выдал отца, и тогда  Глостер  сразу
понимает, что он обманут и что Эдгар не хотел убивать его.
     Этим кончается третье действие.
     Четвертое действие опять в степи. Эдгар все в  виде  юродивого  говорит
искусственным языком о превратностях судьбы, о выгодах низкой доли. Потом  к
нему в степь, почему-то  в  то  самое  место,  где  он  находится,  приходит
ослепленный Глостер, его отец, ведомый стариком,  и  говорит  тем  особенным
шекспировским  языком,  главная  особенность  которого  в  том,  что   мысли
зарождаются или из созвучия слов, или из контрастов,  тоже  о  превратностях
судьбы. Он говорит старику, чтобы он оставил его; старик же говорит, что без
глаз нельзя ходить одному, потому что не видно дороги. Глостер говорит,  что
у него нет дороги и потому ему не нужны глаза. И рассуждает о  том,  что  он
споткнулся, когда у него были глаза, что нам недостатки  часто  спасительны.
"О милый Эдгар, - прибавляет он, - пища гнева твоего обманутого  отца,  если
бы только мне ощупью увидать тебя, я сказал бы, что  у  меня  опять  глаза".
Эдгар, голый в виде  безумного,  слышит  это,  но  не  открывается  отцу,  а
заменяет старика поводыря и разговаривает с отцом, который не узнает его  по
голосу и считает юродивым. Глостер пользуется случаем сказать  остроту,  что
нынче безумные водят слепых, и старательно прогоняет старика,  очевидно,  не
из мотивов, которые могли быть свойственны в эту минуту Глостеру,  а  только
затем, чтобы, оставшись наедине с  Эдгаром,  проделать  сцену  воображаемого
спрыгивания  с  утеса.  Эдгар,  несмотря  на  то,  что  только  что   увидал
ослепленного отца и узнал, что отец раскаивается  в  том,  что  изгнал  его,
говорит совсем ненужные прибаутки, которые мог знать Шекспир,  прочтя  их  в
книге Гаренета, но которые Эдгару неоткуда было узнать  и,  главное,  совсем
несвойственно говорить в том положении, в котором он находится. Он говорит:
     - Пять духов разом сидело в бедном Томе: дух сладострастия -  Обидикут,
князь  немоты  -  Гоббидидэнц,  Магу  -  воровства,  Модо   -   убийства   и
Флиббертиджиббет - кривляний и корчей. Теперь они все сидят  в  горничных  и
разных служанках.
     Услыхав эти слова, Глостер дает Эдгару кошелек и при этом говорит,  что
его, Глостера, несчастие делает счастье этого  нищего.  "Небеса  всегда  так
поступают, - говорит он. - Если прельщенный и  роскошный  не  хочет  видеть,
потому что не чувствует, пусть он почувствует тотчас власть небес.  Так  что
раздача  должна  уничтожать  излишество,  и  каждый  поэтому  должен   иметь
достаточно".
     Произнеся эти слова, слепой Глостер требует,  чтобы  Эдгар  вел  его  к
известному ему утесу над морем, и очи удаляются.
     Вторая сцена четвертого действия  перед  дворцом  Альбанского  герцога.
Гонерила  не  только  злодейка,  но  и  распутница.  Она  презирает  мужа  и
открывается в своей  любви  к  злодею  Эдмунду,  наследовавшему  титул  отца
Глостера. Эдмунд уходит, и происходит  разговор  Гонерилы  с  мужем.  Герцог
Альбанский,  единственное  лицо  с  человеческими  чувствами,   еще   прежде
недовольный обращением жены с отцом, теперь решительно заступается за  Лира,
но выражает свои чувства такими словами, которые  подрывают  доверие  к  его
чувствам. Он говорит, что медведь стал бы лизать  почтительность  Лира,  что
если небеса не пошлют своих видимых духов, чтобы укротить эти подлые  обиды,
то люди будут пожирать друг друга, как морские чудовища, и т. п.
     Гонерила не слушается его, и тогда он начинает ругать ее.  "Взгляни  ты
только, дьявол, на себя, - говорит он. - И демона ужасный вид не так  ужасен
в нем, как в женщине". - "Дурак, безмозглый!" - говорит Гонерила. "Если  уже
захотела сама стать дьяволом, - продолжает герцог, - то по крайней мере хоть
ради стыда не делай ты свое  лицо  чудовища  лицом.  О,  если  бы  я  считал
приличным дать волю полную моим рукам и сделать то, на что  толкает  их  моя
бунтующая в жилах кровь, все тело бы твое я изорвал и вывернул бы все  кости
у тебя. Но женщина ты с виду, хоть и дьявол!"
     После этого  входит  вестник  и  объявляет,  что  Корнвальский  герцог,
раненный слугой в то время, как он вырывал глаза  Глостеру,  умер.  Гонерила
рада, но уже вперед боится, что Регана, теперь вдова, отнимет у нее Эдмунда.
Этим кончается вторая сцена.
     Третья сцена четвертого  действия  представляет  лагерь  французов.  Из
разговора Кента с джентльменом  читатель  или  зритель  узнает,  что  короля
французского нет в лагере, а что Корделия  получила  письмо  Кента  и  очень
огорчилась тем, что она узнала об отце.  Джентльмен  говорит,  что  ее  лицо
напоминало дождь и солнце: "Her smiles and tears were  like  a  better  day;
those happy smiles that played on her ripe  lip  seemed  not  to  know  what
guests where in her eyes;  which  parted  thence  as  pearls  from  diamonds
dropped" {Ее улыбки и слезы  напоминали  погожий  день;  счастливые  улыбки,
игравшие на ее устах, казалось, не знали, что за гости были в ее  глазах,  -
эти гости ушли оттуда, как падают жемчужины с  алмазов  (англ.).}  и  т.  д.
Джентльмен говорит, что Корделия желает видеть отца, но  Кент  говорит,  что
Лир стыдится видеть дочь, которую он так обидел.
     В четвертой сцене Корделия, разговаривая с врачом, рассказывает о  том,
что видели Лира, как он, совсем сумасшедший, надев  для  чего-то  на  голову
венок из разных сорных трав, где-то  блуждает,  и  что  она  послала  солдат
разыскивать его, причем говорит, что пусть все тайные врачебные  силы  земли
брызнут в него в ее слезах и т. п.
     Ей говорят, что на них идут силы герцогов, но она занята только  отцом,
и уходит.
     В  пятой  сцене  четвертого  действия,   у   замка   Глостера,   Регана
разговаривает с Освальдом, дворецким Гонерилы, который везет письмо Гонерилы
к Эдмунду, и объявляет ему, что она тоже любит Эдмунда, и так как она вдова,
то ей лучше выйти за него замуж, чем Гонериле, и просит Освальда внушить это
сестре. Кроме того, она говорит  ему,  что  было  очень  неразумно  ослепить
Глостера и оставить его живым, и потому советует Освальду, если он  встретит
Глостера, убить его, обещая ему за это большую награду.
     В шестой сцене являются опять Глостер с неузнанным  им  сыном  Эдгаром,
который в виде крестьянина ведет слепого  отца  к  утесу.  Глостер  идет  по
ровному, но Эдгар уверяет его, что они с трудом взбираются на  крутую  гору.
Глостер верит. Эдгар говорит отцу, что слышен  шум  моря.  Глостер  верит  и
этому. Эдгар останавливается на ровном месте и уверяет отца, что  он  взошел
на утес и что под ним страшный  обрыв,  и  оставляет  его  одного.  Глостер,
обращаясь к богам, говорит, что он стряхивает с себя свое горе, так  как  он
не мог бы дольше нести его, не осуждая их, богов, и, сказав это, прыгает  на
ровном месте и падает, воображая, что он спрыгнул с утеса.  Эдгар  при  этом
говорит сам себе еще более запутанную фразу:
     I know not how conceit may rob the treasury of life, when  life  itself
yields to the theft: had he been where he thought, by this, had thought been
past {Я не знаю, как хитрость может ограбить сокровищницу жизни, когда  сама
жизнь отдается этому воровству: если бы он только был там, где он думал,  то
теперь он не мог бы уже думать (англ.).}, и подходит к  Глостеру  под  видом
опять другого человека и удивляется, как он не убился, упав с такой  ужасной
высоты. Глостер верит, что он упал, и сбирается умереть, но  чувствует,  что
он жив, и сомневается в том, что он упал с такой высоты. Тогда Эдгар уверяет
его, что он действительно спрыгнул с ужасной высоты, и говорит ему, что тот,
кто был с ним наверху утеса, был дьявол, так как у него глаза были, как  два
полные месяца, было сто носов и рога, которые  вились,  как  волны.  Глостер
верит этому и убеждается, что его отчаяние  было  делом  дьявола,  и  потому
решает, что отныне он не будет больше отчаиваться, а будет спокойно  ожидать
смерти. В это время приходит Лир, для чего-то весь покрытый дикими  цветами.
Он сошел с ума и говорит еще более бессмысленные речи, чем прежде, говорит о
чеканке денег, об луке, кому-то дает аршин, потом кричит,  что  видит  мышь,
которую  хочет  заманить  куском  сыра,  потом  вдруг  спрашивает  пароль  у
проходящего Эдгара,  и  Эдгар  тотчас  же  отвечает  ему  словами:  душистый
майоран. Лир говорит: проходи! - и слепой Глостер, не узнавший ни  сына,  ни
Кента, узнает голос короля.
     Король  же  после  своих  бессвязных  речей  вдруг  начинает   говорить
иронические речи, сначала о том, как льстецы говорили на все, как богословы,
и да и нет и уверяли его, что он все может, а когда  он  попал  в  бурю  без
приюта, он увидал, что это неправда; потом, что так как вся тварь  блудит  и
незаконный сын Глостера обошелся лучше с отцом (хотя Лир по  ходу  драмы  не
мог ничего знать об обхождении Эдмунда с Глостером), чем с ним  его  дочери,
то пусть процветает разврат, тем более что ему, как королю, нужны солдаты. И
при этом обращается к воображаемой  лицемерной  нравственной  даме,  которая
притворяется холодной и вместе с тем, как животное  в  руйке,  бросается  на
похоть. Все женщины только до пояса подобны богам,  а  ниже  -  дьяволы,  и,
говоря это, Лир кричит и плюет от ужаса. Монолог этот,  очевидно,  рассчитан
на обращение актера к зрителям и, вероятно, производит эффект на  сцене,  но
ничем не вызван в устах Лира, так же как  и  то,  что  на  желание  Глостера
поцеловать его руку он вытирает ее, говоря: it smells of  mortality  {у  нее
трупный запах (англ.).}. Потом  идет  речь  о  слепоте  Глостера,  что  дает
возможность игры слов о зрении, о слепом Купидоне и о том, как говорит  Лир,
что у него нет глаз в голове и денег в кошельке, так  что  глаза  в  тяжелом
положении, а кошелек в легком. Потом Лир говорит монолог о  неправде  судов,
который совершенно неуместен в устах сумасшедшего Лира. После этого приходит
джентльмен  с  солдатами,  посланный  Корделией  за  Лиром.  Лир  продолжает
сумасшествовать и убегает. Джентльмен, посланный за Лиром, не бежит за  ним,
а  продолжительно  рассказывает  Эдгару  о  положении  войск  французских  и
британских.
     Приходит Освальд и, увидав Глостера, желая получить  обещанную  Реганой
за убийство Глостера награду, нападает  на  него,  но  Эдгар  своей  дубиной
убивает Освальда, который,  умирая,  передает  Эдгару,  своему  убийце,  для
получения им награды письмо Гонерилы к Эдмунду. В письме Гонерила  обещается
убить мужа и выйти замуж за Эдмунда. Эдгар вытаскивает за ноги мертвое  тело
Освальда и потом возвращается и уводит отца.
     Седьмая сцена четвертого действия  происходит  в  палатке  французского
лагеря. Лир спит на постели, входят Кор