а.
   В лабиринте искореженных труб, балок, камней, проволоки и  металла  лежал
Гулли Фойл. Его освещало мерцающее сияние сверху и маленькие  языки  пламени
вокруг. Одежда на нем горела. На его лице пылала татуировка.
   - Боже мой! - воскликнул Йанг-Йовил. - Горящий Человек!
   - Что?
   - Горящий Человек, которого  я  видел  на  Испанской  Лестнице.  Впрочем,
сейчас это уже неважно. Как нам быть дальше?
   - Идти вперед, разумеется.
   Слепящий белый плевок меди внезапно упал сверху  и  с  громким  чавканьем
расплескался в десяти футах от Фойла.  За  ним  последовал  второй,  третий.
Начало  образовываться  маленькое  озеро.  Дагенхем  и  Йанг-Йовил  опустили
лицевые пластины своих костюмов и  полезли  через  щель.  После  трех  минут
отчаянных попыток им стало ясно: они не смогут подобраться к Фойлу.  Снаружи
пройти через лабиринт оказалось невозможно. Дагенхем и Йанг-Йовил попятились
назад.
   - Нам к нему не подойти, - прокричал Дагенхем. - Он может выбраться сам.
   - Каким образом? Он очевидно не в состоянии джан - тировать иначе бы  его
здесь не было.
   - Он может ползти. Смотри. Налево, потом вверх,  назад,  обогнуть  балку,
поднырнуть под нее и выпихнуть тот спутанный клубок  проволоки.  Внутрь  нам
его не протолкнуть.
   Край озера расплавленной меди медленно ползло к Фойлу.
   - Если он сейчас же не вылезет оттуда, то зажарится заживо.
   - Ему надо подсказать, что делать. Они начали кричать:
   - Фойл! Фойл!
   Фойл!
   Горящий человек в лабиринте  двигался  еле-еле.  Шипящий  металл  полыхал
огнем.
   - Фойл! Поверни влево. Ты слышишь? Фойл! Поверни влево и лезь наверх.
   Потом... Фойл!
   - Он не слушает... Фойл! Гулли Фойл! Ты слышишь нас?
   - Надо послать за Джиз. Может быть, он ее послушает.
   - Нет, лучше за Робин.
   - Согласится ли она? Спасти именно его?
   - Ей придется. Это больше, чем ненависть. Это больше, чем все на свете. Я
приведу ее.
   Йанг-Йовил повернулся, но Дагенхем остановил его.
   - Погоди, Йео. Взгляни на него. Он мерцает.
   - Мерцает?
   - Смотри! Он... исчезает и появляется. Часто-часто. Вот он  есть,  а  вот
его нет.
   Фойла  словно  била  мелкая  дрожь.  Он  напоминал  неистово  трепещущего
мотылька, плененного манящим огнем.
   - Что это? Что он пытается сделать? Что происходит? А Фойл  тем  временем
пытался спастись. Как загнанный зверь,  как  раненная  птица,  как  бабочка,
заманенная  открытой  жаровней  маяка,  он   отчаянно   бился...   опаленное
измученное создание,  из  последних  сил  пытающееся  выжить,  кидающееся  в
неведомое.
   Звук он видел. Воспринимал его как странной формы свет.  Они  выкрикивали
его имя. Он воспринимал яркие ритмы:
   Ф ОЙ Л Ф ОЙ Л Ф ОЙ Л Ф ОЙ Л Ф ОЙ Л Ф ОЙ Л Ф ОЙ Л Ф ОЙ Л Ф ОЙ Л Ф ОЙ  Л  Ф
ОЙ Л Ф ОЙ Л Ф ОЙ Л Ф ОЙ Л Ф ОЙ Л Движение казалось  ему  звуком.  Он  слышал
корчащееся пламя, слышал водовороты дыма, мерцающие глумящиеся  тени...  Все
обращались к нему на странных языках.
   - БУРУУ ГИАР РУУАУ РЖЖИНТ? - вопрошал пар.
   - Аш. Ашша. Кири-тики-зи мдик, - причитали мельтешащие тени.
   - Ооох. Ааах. Хиии. Ччиии. Оооо. Аааа, - пульсировал раскаленный  воздух.
- Ааах. Мааа. Пааа. Лааааа!
   И  даже  огоньки  его  собственной   тлеющей   одежды   шипели   какую-то
белибердувегоуши:
   - МАНТЕРГЕЙ-СТМАНН! УНТРАКИНСТЕЙН ГАНЗЕЛЬСФУРСТИН-ЛАСТЭНБРУГГ!
   Цвет был болью... жаром, стужей, давлением, ощущением непереносимых высот
и захватывающих дух глубин, колоссальных ускорений и убийственных сжатий.
   КРАСНОЕ ОТСТУПИЛО ЗЕЛЕНОЕ НАБРОСИЛОСЬ  ИНДИГО  С  ТОШНОТВОРНОЙ  СКОРОСТЬЮ
ЗАСКОЛЬЗИЛО  ВОЛНАМИ,  СЛОВНО  СУДОРОЖНО  ТРЕПЕЩУЩАЯ  ЗМЕЯ   Осязание   было
вкусом... прикосновение к дереву отдавало во рту кислотой  и  мелом.  Металл
был  солью,  камень  казался  кисло-сладким  на  ощупь,  битое  стекло,  как
приторное пирожное, вызывало у него  тошноту.  Запах  был  прикосновением...
Раскаленный камень пах как  ласкающий  щеку  бархат.  Дым  и  пепел  терпким
шероховатым вельветом  терли  его  кожу.  От  расплавленного  металла  несло
яростно колотящимся сердцем. Озонированный взрывом воздух пах как  сочащаяся
сквозь пальцы вода. Фойл не был слеп, не был глух,  не  лишился  чувств.  Он
ощущал мир. Но ощущения поступали  профильтрованные  через  нервную  систему
исковерканную, перепутанную и короткозамкнутую.  Фойл  находился  во  власти
синестезии,  того  редкого  состояния,  когда  органы  чувств   воспринимают
информацию от объективного мира и передают ее в мозг, но  там  все  ощущения
путаются и перемешиваются друг с другом. Звук выражается светом, движение  -
звуком, цвета кажутся болью, прикосновения - вкусом, запах - прикосновением.
Фойл не просто затерялся в адском лабиринте под собором Святого Патрика,  он
затерялся в калейдоскопической мешанине собственных  чувств.  Доведенный  до
отчаяния, на самой грани исчезновения,  он  отказался  от  всех  порядков  и
привычек жизни, или, может быть, ему в них было отказано. Из сформированного
опытом  и  окружающей  средой  существа  Фойл  превратился   в   зачаточное,
рудиментарное создание, жаждущее спастись и выжить и делающее для этого  все
возможное. И снова, как и  два  года  назад,  произошло  чудо.  Вся  энергия
человеческого организма, целиком, каждой  клетки,  каждого  нерва,  мускула,
фибра питала эту жажду. И Фойлу  удалось-таки  джантировать  в  космос.  Его
несло по геопространственным  линиям  искривленной  вселенной  со  скоростью
мысли, далеко превосходящей скорость света. Пространственная  скорость  была
столь пугающе велика, что его временная ось отошла  от  вертикальной  линии,
начертанной от Прошлого через Настоящее и Будущее. Он мчался по новой, почти
горизонтальной   оси,   по   новой   геопространственной   линии,   движимый
неисчерпаемыми  возможностями  человеческого  мозга,  не  обузданного  более
концепциями невозможного.
   Снова он достиг того, чего не смогли Гельмут  Грант,  Энрико  Дандридж  и
другие   экспериментаторы,   так   как   паника   заставила    его    забыть
пространственно-временные оковы, обрекшие на неудачу все предыдущие попытки.
Он джантировал не в Другое Место, а в Другое Время. Произошло самое  важное.
Сознание четвертого измерения, завершенная картина Стрелы Времени  и  своего
положения на ней,  которые  заложены  в  каждом  человеке,  но  находятся  в
зачаточном состоянии, подавляемые тривиальностью бытия, у  Фойла  выросло  и
окрепло. Он джантировал по пространственно-временным линиям, переводя "i"  -
квадратный корень из минус единицы - из  мнимого  числа  в  действительность
действием воображения.
   Он джантировал на борт "Номада", плывя через бездонную стужу космоса.
   Он стоял у двери в никуда.
   Холод казался вкусом лимона.  Вакуум  когтями  раздирал  кожу.  Солнце  и
звезды  били  все  тело  лихорадочной   дрожью.   у   -   ГЛОММНА   ФРЕДНИИТ
КЛОМОХАМАГЕН-ЗИН! - ревело в его уши движение.  Фигура,  обращенная  к  нему
спиной, исчезла в  конце  коридора.  Фигура  с  медным  котлом,  наполненным
пищевыми концентратами был Гулли Фойл.
   - МЕЕХАТ ДЖЕСРОТ К КРОНАГАНУ НО ФЛИМ-МКОРК, - рычало его движение.
   - Ох-хо! Ах-ха! О-оооо? Соооо? Кееее. А-ахххх, - стонали завихрения света
и теней.
   Лимонный вкус во рту стал просто невыносим. Раздирающие тело когти мучали
его.
   Он джантировал.
   И появился в полыхающем горниле  под  собором  Св.  Патрика  всего  через
секунду после своего исчезновения.  Его  тянуло  сюда,  как  снова  и  снова
притягивает мотылька манящее пламя. Он выдержал в ревущей топке  всего  лишь
миг.
   И джантировал.
   Он находился в глубинах Жофре Мартель.
   Бархатная  бездонная  тьма  показалась  ему  теперь  раем,   блаженством,
вызывала эйфорию.
   - А-ах! - облегченно выдохнул он.
   - АХ! - раздалось эхо его голоса. Звук предстал ослепительно ярким узором
света:
   АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ  АХ  АХ
АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ  АХ  АХ
АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ  АХ  АХ
АХ АХ АХ Горящий человек скорчился.
   -  Прекратите!  -  закричал  он,  ослепленный  шумом.  И  снова   донесся
сверкающий рисунок эха.
   И все же снова и снова он пробивался в неведомое.
   Джантировал.
   И оказался на пустынном австралийском побережьи.
   Бурление пенящихся волн оглушало:
   - ЛОГГЕРМИСТ КРОТОХАВЕН ЙАЛЛ.
   ЛУГГЕРМИСК МОТЕСЛАВЕН ДЖУЛЛ.
   Шум пузырящегося прибоя слепил.
   Рядом стояли Гулли Фойл и Робин  Уэднесбери.  Недвижное  тело  лежало  на
песке, отдававшем уксусом во рту Горящего  Человека.  Обдувавший  ветер  пах
оберточной бумагой.
   Фойл шагнул.
   - ГРАШШШ! - взвыло движение. Горящий человек джантировал.  И  появился  в
кабинете доктора Ореля в Шанхае. Фойл снова стоял рядом  и  говорил  узорами
света:
   К Т О К Ы Т Т Ы Ы Т Ы Т Т Ы О О К О О Джантировал.  он  был  на  бурлящей
испанской лестнице, он  был  на  бурлящей  испанской  лестнице,  он  был  на
бурлящей испанской лестнице, он был на бурлящей испанской лестнице,  он  был
на бурлящей испанской лестнице, он был на бурлящей  испанской  лестнице,  он
был на бурлящей испанской лестнице.
   Горящий Человек джантировал.
   Вновь холод, вкус лимонов и раздирающие кожу  когти...  Он  заглядывал  в
иллюминатор серебристой яхты.  Сзади  высились  зазубренные  горы  Луны.  Он
увидел резкое перестукивание подающих кровь и  кислород  насосов  и  услышал
грохот движения Гулли Фойла. Безжалостные клешни вакуума удушающе сжали  его
горло.
   Геодезические линии пространства-времени понесли его назад, в  Настоящее,
в сатанинскую жаровню под собором Святого  Патрика,  где  едва  истекли  две
секунды с тех пор, как он начал бешенную борьбу за существование.  Еще  раз,
словно  огненное  копье,  Фойл  швырнул  себя  в  неведомое.  Он  очнулся  в
катакомбах колонии Склотски на Марсе. Перед ним извивался и  корчился  белый
слизняк, Линдси Джойс.
   - НЕТ! НЕТ! НЕТ! - кричало ее судорожное дерганье. - НЕ ТРОГАЙТЕ МЕНЯ. НЕ
УБИВАЙТЕ МЕНЯ. ПОЖАЛУЙСТА... НЕ НАДО... ПОЖАЛУЙСТА... ПОЖАЛУЙСТА...  Горящий
Человек оскалил тигриную пасть и засмеялся.
   - Ей больно, - сказал он. Звук собственного голоса обжег его глаза.
   Е Е Е Й Й Й Б Б Б О О О Л Л Л Ь Ь Ь Н Н Н О О О Е Е Е Й Й Й Б Б Б О О О Л
Л Л Ь Ь Ь Н Н Н О О О - Кто ты? - прошептал Фойл.
   КККККККККККККККККККККК   ТТТТТТТТТТТТТТТТТТТТТТ    ОООООООООООООООООООООО
ТТТТТТТТТТТТТТТТТТТТТТ ЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫ Горящий Человек содрогнулся.
   - Слишком ярко. Меньше Света. Фойл шагнул вперед.
   - БЛАА-ГАА-ДАА-МАА-ФРАА-МИШИНГЛИСТОН-ВИСТА! - загремело движение.
   Горящий Человек страдальчески скривился и в ужасе зажал уши.
   - Слишком громко! - крикнул он. - Не двигайся так громко!
   Извивания корчащегося Склотски продолжали заклинать: НЕ ТРОГАЙТЕ МЕНЯ.
   НЕ ТРОГАЙТЕ МЕНЯ.
   Горящий Человек опять засмеялся.
   - Послушай ее. Она кричит. Она ползает на коленях. Она молит о пощаде.
   Она не хочет сдыхать. Она не хочет боли. Послушай ее.
   - ПРИКАЗ ОТДАЛА ОЛИВИЯ ПРЕСТЕЙН. ОЛИВИЯ ПРЕСТЕЙН. НЕ Я. НЕ ТРОГАЙТЕ МЕНЯ.
ОЛИВИЯ ПРЕСТЕЙН.
   - Она говорит, кто отдал приказ. Неужели ты не слышишь?
   Слушай своими глазами. Оливия.
   ЧТО? ЧТО? ЧТО? что? что? что? что? что? что? что? что? что?
   Шахматное сверкание вопроса Фойла было непереносимо.
   - Она говорит Оливия. Оливия Престейн. Оливия Престейн. Оливия  Престейн.
Он джантировал.
   Он был в каменном капкане под собором Св. Патрика. Внезапное  смятение  и
отчаяние подсказали ему: он мертв. Это конец Гулли  Фойла.  Это  вечность  и
реальный ад. То, что он видел, - прошлое, проносящееся  перед  распадающимся
сознанием в заключительный момент смерти. То, что он  перенес,  ему  суждено
переносить  бесконечно.  Он  мертв.  Он  знал,  что  мертв.   Он   отказался
подчиниться вечности.
   И снова швырнул себя в неведомое.
   Горящий Человек джантировал.
   И оказался в искрящемся тумане... в  вихре  звезд  снежинок...  в  потоке
жидких бриллиантов. Тела его коснулись невесомые  трепетные  крылья...  Язык
ощутил вкус нити прохладных жемчужин... Его перемешавшиеся чувства не  могли
помочь ему сориентироваться, и  все  же  он  отчетливо  понимал,  что  хочет
остаться в этом Нигде навсегда.
   - Здравствуй, Гулли.
   - Кто это?
   - Робин.
   - Робин?
   - Бывшая Робин Уэднесбери.
   - Бывшая?..
   - Ныне Робин Йовил.
   - Не понимаю. Я мертв?
   - Нет, Гулли.
   - Где я?
   - Далеко, очень далеко от Св.Патрика.
   - Где?
   - Мне некогда объяснять, Гулли. У тебя мало времени.
   - Почему?
   - Потому, что ты еще не  умеешь  джантировать  через  пространство-время.
Тебе надо вернуться и научиться.
   - Я умею. Должен уметь. Шеффилд сказал, что я джантировал к "Номаду"
   - шестьсот тысяч миль.
   - Тогда это было случайностью, Гулли.  Ты  снова  сделаешь  это...  когда
научишься... А пока ты  не  знаешь,  как  удержатся...  как  обратить  любое
Настоящее в реальность. Вот-вот ты опять сорвешься в собор Святого Патрика.
   - Робин, я только что вспомнил. У меня для тебя плохие новости.
   - Знаю, Гулли.
   - Твоя мать и сестры погибли.
   - Я знаю это очень давно, - Давно?
   - Тридцать лет.
   - Это невозможно.
   - Возможно. Ты далеко, далеко от Св. Патрика... Я хочу  рассказать  тебе,
как спастись от огня, Гулли. Ты будешь слушать?
   - Я не мертв?
   - Нет.
   Я буду слушать.
   - Ты страдаешь  синестезией.  Все  твои  чувства  перепутаны.  Это  скоро
пройдет. Пока же придется оворить так, чтобы ты понял.
   - Почему ты мне помогаешь?.. После того, что я сделал с тобой...
   - Все прощено и забыто, Гулли.  Слушай  меня.  Когда  опять  окажешься  в
соборе, повернись к самой громкой тени. Ясно?
   - Да.
   - Иди на шум, пока не ощутишь покалывание на коже. Остановись.
   Сделай полоборота и давление и чувство падения. Иди туда. Пройдешь  через
столб света и приблизишься  ко  вкусу  хинина.  На  самом  деле  это  клубок
проволоки. Продирайся прямо через хинин. Там увидишь что-то, стучащее словно
паровой молот. Ты будешь в безопасности.
   - Откуда все это тебе известно, Робин?
   - Мне объяснил специалист, Гулли. - Появилось ощущение смеха.
   Вот-вот ты сорвешься в прошлое... Здесь Питер и Саул. Они  передают  тебе
привет и желают удачи. Джиз Дагенхем тоже. Счастливо, Гулли, милый...
   - В прошлое?.. Это будущее?..
   - Да, Гулли.
   - А я там есть?.. А... Оливия?
   И  в  этот  миг  он,   кувыркаясь,   полетел   вниз,   вниз,   вниз,   по
пространственно-временным линиям вниз в кошмарную яму Настоящего.

Глава 16

   Его ощущения пришли в норму в  Звездном  Зале  дворца  Престейна.  Зрение
вернулось к нему. Он увидел высокие зеркала и золотые  стены,  библиотеку  с
библиотекарем-андроидом на шаткой  библиотечной  лесенке.  Он  услышал  стук
механического пишущего устройства, за которым сидела секретарша-андроид.  Он
почувствовал вкус, когда пригубил  коньяк,  поданный  ему  роботом-барменом.
Фойл понимал, что находится в безвыходном положении, приперт к стене. Сейчас
ему предстоит принять самое важное решение  в  жизни.  И  тем  не  менее  он
пренебрег врагами и обратился к сияющей улыбке, застывшей  на  металлическом
лице бармена, классическому ирландскому оскалу.
   - Спасибо, - поблагодарил Фойл.
   - Счастлив служить, - ответил робот, ожидая следующей реплики.
   - Приятный день, - заметил Фойл.
   - Где-нибудь всегда выдается чудесный день, сэр, - просиял робот.
   - Отвратительный день, - сказал Фойл.
   - Где-нибудь всегда выдается чудесный день, сэр, - отозвался робот.
   - Погода, - сказал Фойл.
   - Где-нибудь всегда выдается чудесный день, сэр.
   Фойл повернулся к присутствующим.
   - Это я, - сказал он, указывая на робота. - Это мы все. Мы много  болтаем
о свободе воли, хотя  не  представляем  из  себя  ничего,  кроме  реакции...
механической реакции, однозначно заданной и определенной. И  вот...  вот  я,
здесь, готовый реагировать. Нажмите на кнопочку, я подпрыгну.
   - Он передразнил холодный голос робота:
   - Счастлив служить, сэр. - Внезапно его тон изменился  и  прозвучал,  как
удар бича. - Что вам надо? Они беспокойно зашевелились.  Фойл  был  обожжен,
обессилен, изранен... и все же оставался хозяином положения.
   - Давайте оговорим условия, - продолжал Фойл.  -  Меня  повесят,  утопят,
четвертуют, если я не... Чего вы хотите?
   - Хочу вернуть свою собственность, - холодно улыбаясь заметил Престейн.
   - Восемнадцать с лишним фунтов ПирЕ. Так. Что вы предлагаете?
   - Я не делаю никаких предложений. Я требую то,  что  принадлежит  мне  по
праву.
   Вслед за ним Дагенхем и Йанг-Йовил попытались вставить слово. Фойл  резко
оборвал их.
   - Пожалуйста, давите на кнопку по одному, джентльмены. - Он повернулся  к
Престейну. - Жмите сильнее... кровь и деньги... или найдите  другую  кнопку.
Кто вы такой, чтобы выставлять сейчас требования? Престейн поджал губы.
   - Закон... - начал он.
   - Угрозы? - Фойл рассмеялся. - Хотите меня запугать? Не  валяйте  дурака,
Престейн. Разговаривайте со мной так, как говорили на новогоднем балу... без
милосердия,  снисхождения,  лицемерия.  Престейн  склонил  голову,   глубоко
вздохнул и прекратил улыбаться.
   - Я предлагаю власть, - заявил он.  -  Признание  вас  моим  наследником,
равную долю в предприятиях Престейна, руководство кланом и семьей. Вместе мы
сможем править миром.
   - С ПирЕ?
   - Да.
   - Ваше предложение рассмотрено и отклонено. Предложите свою дочь.
   - Оливию?! - Престейн сжал кулаки.
   - Да. Оливию. Кстати, где она?
   - Ты!.. - вскричал Престейн. - Подонок... мерзавец... Ты смеешь...
   - Вы предложите дочь за ПирЕ?
   - Да, - едва слышно произнес Престейн.
   Фойл повернулся к Дагенхему.
   - Ваша очередь, мертвая голова.
   - Если разговор пойдет таким образом... - возмущенно начал Дагенхем.
   -  Именно  так  он  и  пойдет,  не  сомневайтесь.  Без  милосердия,   без
снисхождения, без лицемерия. Что вы предлагаете?
   - Славу. Мы не можем предложить денег или власти. Можем предложить честь.
Гулли Фойл - человек,  спасший  Внутренние  Планеты  от  уничтожения.  Можем
предложить безопасность. Ликвидируем ваше досье. Дадим уважаемое имя.
   Прославим навеки.
   - Нет, - вмешалась неожиданно Джизбелла Мак Куин. - Не соглашайся.
   Если хочешь быть спасителем, уничтожь секрет. Не давай ПирЕ никому.
   - Что такое ПирЕ?
   - Тихо! - рявкнул Дагенхем.
   - Это термоядерное взрывчатое вещество, которое воспламеняется одной лишь
мыслью... психокинеэом, - пояснила Джизбелла.
   - Какой мыслью?
   - Просто желанием взорвать его, направленным желанием. Этого  достаточно,
если ПирЕ не изолирован Инертсвинцовым изомером.
   - Я же велел тебе  молчать,  -  прорычал  Дагенхем.  -  Это  больше,  чем
идеализм.
   - Ничего нет больше идеализма.
   -  Секрет  Фойла  больше,  -  пробормотал  Йанг-Йовил.  -   ПирЕ   сейчас
сравнительно маловажен. - Он улыбнулся Фойлу. - Секретарь Шеффилда подслушал
часть вашей милой беседы в соборе.  Нам  известно,  что  вы  джантировали  в
космосе.
   Воцарилась внезапная тишина.
   - Джантация в космосе! - воскликнул Дагенхем. -  Невозможно!  Ты  знаешь,
что говоришь.
   - Знаю. Фойл доказал; это возможно. Он джантировал на шестьсот тысяч миль
от крейсера ВС до останков "Номада". Как я сказал, это гораздо  важнее,  чем
ПирЕ. По моему мнению, этим и следует заняться в первую очередь.
   - Тут каждый говорит только о том, что он хочет,  -  медленно  произнесла
Робин Уэднесбери. - Чего хочешь ты, Гулли Фойл?
   - Спасибо тебе, - промолвил Фойл. - Я жажду понести наказание.
   - Что?
   - Хочу очищения, - продолжил он сдавленным голосом. Позорное клеймо стало
проступать на его перебинтованном лице. - Хочу  искупить  содеянное,  свести
счеты. Хочу освободиться от своего тяжкого креста...  Эта  боль  раскалывает
мне  спину.  Хочу  вернуться  в  Жофре  Мартель,  хочу,  чтобы  мне  сделали
лоботомию, если я этого заслуживаю... И я хочу знать.