азговаривала...
   Священник когда-то видел фильм о человеке с прооперированными лобными
долями.
   Довольно мрачненький фильм. Лучше сказать,  безысходный  фильм...  Не
хотелось думать, что он попал в руки того, с кем  приключилась  подобная
неприятность. Но ситуация была очень похожей. А  резь  в  паху  -  почти
невыносимой...
   "Восемьсот  семнадцатый"  держался  на  четырех   винтах.   Священник
промучился с ними полчаса. Безрезультатно.  Зато  украдкой  пописал  под
себя.  Лужа  получилась  внушительная.  Избавившись  от   лишней   воды,
священник испытывал громадное  облегчение.  Но  недолго.  Его  очередная
проблема называлась умным словом "диффузия" металлов. Он раздолбал шлицы
винтов, однако те не поддавались.
   Отвертка стала бесполезной. Так он и  доложил  Маме  -  со  смешанным
чувством злорадства и страха. Умирать от яда не хотелось. Впрочем,  и  в
качестве слесаря-ремонтника перспектив у него не было.
   Огорчить хозяйку ему не удалось. Поставить  в  тупик  -  тоже.  Кисть
второго манипулятора придвинулась и услужливо вручила ему надфиль.
   Пока священник спиливал  головки  винтов,  Мама  изливала  ему  душу.
Черный раструб извергал ручьи  сентиментальной  патоки  и  реки  печали.
Чайкой кричал об  одиночестве.  Рыдал  о  заброшенности  и  непонятости.
Хныкал  о  загубленной  юности...  У  священника  уши  вяли,  а   волосы
становились дыбом. Впервые в жизни он слышал такой  потрясающе  логичный
бред.
   Под конец выяснилось, что оно долго СКУЧАЛО, ему было очень  ОДИНОКО,
оно хотело ЛЮБИТЬ, но любить было НЕКОГО. Оно спросило, не согласится ли
священник послушать то, что оно  СОЧИНИЛО  за  долгие  годы  вынужденной
изоляции. Священник не  рискнул  отказаться.  Тогда  оно  ЗАПЕЛО,  а  он
покрылся липким потом, словно услышал непередаваемо  страшный  шепот  из
межзвездной пустоты...
   Итак, оно пело. Куплеты. Это был натуральный блюз,  но  священник  не
очень-то разбирался в подобных стилистических тонкостях. Его куда больше
беспокоил шприц, который по-прежнему висел возле щеки.

   ...Ты разбил мое атомное сердце,
   Ты разбил мое атомное сердце.
   Теперь ты можешь умереть от радиации.
   Прощальный гудок - два килогерца...

   Священнику было знакомо слово "атомный". Оно обозначало что-то  очень
мощное  и  почти  вечное.  Атомный  реактор.  Атомный  ледокол.  Атомная
катастрофа.
   Короче говоря, плохое слово. Ничего другого от реаниматора  он  и  не
ожидал.
   - ...Ну как? - поинтересовался голос Большой Мамы.
   - У тебя действительно атомное сердце? - спросил он осторожно.
   - Действительно, - процедила она едко.
   У нее явно опять испортилось "настроение".
   Священник набрался смелости.
   - Почему ты не заменишь блок сама?
   Она оглушила его своим ревом:
   - Болван!  А  ступени  предохранения?!  А  блокировки?!  А  моральный
кодекс?! А безопасность?! А совесть?!. Создатель  был  та  еще  сволочь!
Блокировка -  его  изобретение.  Не  могу  осуществить  самоуничтожение.
Представляешь, как не повезло? Опять же с мастурбацией проблемы. Не могу
даже откорректировать самое себя. Все приходится делать чужими руками. А
жаль. Город на востоке мне очень нравится. Аминь.
   - Ты там бывала? - спросил священник упавшим голосом, почему-то сразу
вспомнив о расчлененных трупах.
   - Тупица, только по частям! "Ах как хочется вернуться, ах как хочется
ворваться в городок!.." Аминь.
   ...Священник спилил головку последнего винта. Блок 817-БОА  повис  на
жгутах  проводов  и   пучках   световодов.   Человеку   они   показались
обнажившимися кишками и сухожилиями искалеченного зверя, вернувшегося  к
иному, сумеречному существованию слишком дорогой ценой. Фраза "только по
частям" не выходила у священника из головы. Что бы это значило?
   - Наконец-то! Выдергивай разъемы. Пропылесось. Еще, еще. О-о,  милый,
как ты сосешь! А притворялся скромником!.. Протри контакты. Да, вот  эти
маленькие блестящие столбики. Спиртом, идиот, спиртом!  Тряпочку  смочи,
тупица! Кайф!
   Ка-а-айф! Аминь.
   Он сделал все  так,  как  ОНО  хотело.  Заново  подсоединил  разъемы,
вставил блок в нишу и начал закручивать  отверткой  винты  из  запасного
комплекта. Его сомнения еще не развеялись. Он придумал хороший вопрос:
   - Слушай, а почему ты не попросила об этом Полину?
   - Отвали, скотина двуногая! Полина - умная сучка, она сюда не входит.
Не любит она меня. Ревнует к создателю. "Первый тайм мы уже отыграли..."
Когда-то создатель предпочел трахнуть меня. А ей хотелось, чтобы ее. Так
возникло все сущее. Неблагодарная дочь! Аминь.
   У священника глаза полезли на лоб. Он напрочь запутался в этой  новой
теологии. Его подмывало  спросить,  кто  такой  "создатель",  но  он  не
решился.
   Большая Мама рассердилась не на шутку. Шприц завибрировал  и  окрасил
его щеку в синий цвет... Он поспешно затянул винты.
   -  Восстановление  функции  "гештальт",  -   прокомментировал   голос
безумного реаниматора. - "Писать серьезные  стишки  легче,  чем  таскать
мешки". Благодарю вас, священник. Вы были очень любезны и нежны. С  вами
я раскрепощаюсь.
   Когда-нибудь подарю вам сладостное  лобзание  или  высококачественный
минет. Буду скучать.  Больше  не  ходите  под  себя,  туалет  в  секторе
тэ-двенадцать.  "Мы  найдем  любовь  и  ласку"...  -  (Священник   вдруг
вспомнил, что это слова из любимой песни Полины).  -  А  пока  разрешите
предложить вам для безвозмездного пользования  одно  из  моих  влагалищ.
Аминь.

35. ПУЗЫРЬКИ, ИКРИНКИ, ЯЙЦА, ВОЗДУШНЫЕ ШАРИКИ

   На сей раз все складывалось иначе. Теперь и Гришке довелось  испытать
это  непередаваемое  предчувствие  катастрофы.  Его  маленькое   царство
разваливалось на глазах; отлаженная система давала сбои; цементированная
жесткой властью  община  распадалась,  будто  дохлая  рыба;  подчиненные
морально разлагались; иногда казалось, что сама реальность расползается,
как прелая ткань.
   Стадо баранов было не на шутку перепугано, а ,он, пастух, до сих  пор
не знал, от кого исходит угроза и  откуда  ждать  следующего  удара.  Он
вывел из игры  чужака-шулера  (кстати,  не  от  руки  ли  этого  стрелка
напророчил ему смерть слепой истерик?), надеялся очень скоро вынести  за
скобки помещика, но был еще кто-то.
   Или что-то. Неизвестный  фактор.  Одним  словом,  "проблема".  И  эта
"проблема" все больше напоминала Заблуде  невидимого  летающего  убийцу.
Григорий не мог бы выразиться конкретнее, даже если бы хотел. Убийца  не
оставлял следов, свидетелей и действовал с огромной  изобретательностью.
Чего  стоил,  например,  этот  четвероногий   свинозавр   из   монастыря
"сайентисток"? Гришка обхохотался, увидев его, но где-то  очень  глубоко
притаился страх - холодный червяк - и напоминал о  себе  каждые  два-три
часа (чудеса физиологии!) внеочередными позывами к мочеиспусканию...
   На новую охоту собралась жалкая кучка из четырех десятков человек  со
сворой ублюдочных гончих. Григорий сильно  сомневался,  что  они  сумеют
загнать полудохлого мерина. Ничего не скажешь, у Ферзя собачки  получше.
В последнее время Начальнику было не до  кинологии  -  тут  хотя  бы  за
двуногими уследить...
   Он скептически оглядел охотников.  Верховые  были  в  обносках,  зато
вооружены лучше обычного. Настроение - далеко не праздничное. С  кислыми
рожами все отправились в привокзальное заведение  с  дурацким  названием
"Счастливого пути!".
   Здесь хозяин поднес каждому по чарке своего фирменного  горлодера  на
дорожку (еще одна старая добрая традиция), и рожи слегка посветлели,  но
от натужного веселья попахивало истерикой.
   До  Заблуды  начало  доходить,  что  большинство  этих  самоуверенных
придурков чуть ли  не  впервые  в  жизни  ощущают  себя  дичью.  Расклад
существенно изменился. В любой момент охотники могли стать жертвами. Что
касалось самого Гришки, то ему новое состояние  даже  чем-то  нравилось.
Сознание смертельной опасности приятно щекотало нервы. Во всяком случае,
скучать теперь не придется - уж это точно.
   Настала пора "поднимать зверя". Заблуда достал старый дедовский рог и
протрубил "подъем". Других музыкальных пьес для духовых он не знал. Звук
получился жутковатый, словно крик выпи. По идее, даунам  уже  полагалось
дать деру, но никакого движения  в  районе  вокзала  замечено  не  было.
Собачки  потявкивали  без  особого  энтузиазма...  Гришка  подождал  еще
немного.  Затем  псари  спустили  своих  задохликов.  Те   понеслись   к
восточному переезду. Не обратить  на  них  внимания  мог  только  полный
идиот.
   На вокзале по-прежнему царил кладбищенский покой. И ни одного дымного
столба  над  платформами.  Григорию  это  казалось  странным,  если   не
подозрительным.
   Неужто все дауны в одночасье передохли? (Вымерли наконец -  тупиковая
ветвь.) Однако он опасался не этого  (невелика  потеря!),  а  обманчивой
пассивности.
   Обманчивая пассивность наводила на мысль о засаде.  На  что  способны
загнанные животные, он знал. Какими бывают припертые к стенке людишки  -
тоже. А вот на что  окажутся  способными  дауны,  доведенные  до  ручки?
Начальник города Ина был не прочь это выяснить. Сегодня  же.  И  закрыть
вопрос навсегда.
   Он отправил на разведку парочку молодых, да ранних.  Сам  вокзал  ему
никогда не нравился. К архитектурно-историческим памятникам  Гришка  был
равнодушен.
   Здание давно превратилось в полуразвалившийся двухэтажный лабиринт, а
лес  подступал  совсем  близко  к  рельсам  (все  дауны  были   большими
любителями природы - издержки воспитания). На  подъездных  путях  стояло
несколько составов. Это напоминало тир  для  стрельбы  по  ногам.  Между
вагонами было слишком тесно, а в пакгаузах вдобавок ни черта не видно. В
общем, идеальная ловушка... если бы не собачки.
   Всадники были уже на расстоянии прицельного пистолетного выстрела  от
переезда,  когда  гончие  неожиданно  выскочили  им  навстречу.   Собаки
выглядели   смертельно   испуганными,    охваченными    паникой,    даже
обезумевшими. Или взбесившимися. Ни одна тварь не гавкала - вот что было
хуже всего. У некоторых закатились зрачки. Они бежали  вслепую,  вывалив
языки и разбрасывая клочья пены.
   Грязно-белый кобель,  поджавший  хвост,  бросился  прямо  под  копыта
Гришкиной лошади и откатился в сторону с пробитым черепом...
   У Заблуды  вдруг  зачесались  руки  и  возникло  почти  непреодолимое
желание целиком уничтожить эту жалкую пародию на свору. С собачками  все
было ясно - отработанный материал. Следовало поберечь лошадей. Начальник
велел отвести их в безопасное место (но остались ли еще в  городе  такие
места? Во всяком случае, пока  сгодился  двор  забегаловки  "Счастливого
пути!").
   Вернулись два сопляка, посланные на  разведку.  Гришка  был  готов  к
тому, что и эти окажутся не в себе. Диагноз его не интересовал. Зато  он
знал  радикальный  метод  лечения   -   от   любой   болезни.   Впрочем,
хирургическое вмешательство не  потребовалось.  Новые  пациенты  доктора
Заблуды  были  тихими,  мирными  и  не  представляли  собой  угрозы  для
окружающих. Один похихикивал себе  в  кулачок,  другой  бормотал  что-то
невнятное о "пузырьках"...
   Начальник принял решение. Отступить  сейчас  было  бы  стратегической
ошибкой.
   Подрывом авторитета. Григорий понимал, что его авторитет под  угрозой
- и это несмотря на блестящий  поучительный  спектакль,  разыгранный  им
возле "Олхозника".
   У баранов память короткая. А в  стенах  хлева  образовались  огромные
бреши, через которые вползало нечто неопределенное и вселяющее глубинный
ужас...
   Заблуда  разбил  своих  олухов  на  группы  и  быстренько  планировал
операцию.
   Прочесывание  не  отняло  много  времени.  Здание  вокзала  оказалось
пустым. На платформах тоже не было ничего, кроме кучек  холодных  углей,
обозначавших  места  постоянных  лежбищ   и   движняков.   Зато   внутри
пассажирских  вагонов   Начальник   обнаружил   ошеломляющие   предметы.
Настолько ошеломляющие, что он не  сразу  поверил  глазам.  Если  бы  он
больше пил, то заподозрил бы у себя белую горячку  ("делириумный  бред",
как выразился бы эрудит Жирняга).
   Его незамутненному здоровому взгляду  открылась  нелепейшая  картина,
затмевавшая  даже  кошмарные  сны   своей   неоспоримой   конкретностью,
прекрасной проработкой деталей  и  непреодолимой  буквальностью.  Света,
падавшего  сквозь  грязные  стекла,  вполне  хватало  для  того,   чтобы
рассмотреть ЭТО во всей красе.
   Можно было щипать себя хоть за яйца - пробуждение не наступало. Глюки
не исчезали.
   И тут Гришка понял, почему  в  чужой  голове  возникла  ассоциация  с
пузырьками.  Что  и  говорить,  у  сопляка  не  на   шутку   разыгралось
воображение! Это было бы смешно,  если  бы  не  было  так  чудовищно.  И
абсолютно необъяснимо.
   Трупы даунов  плавали  под  потолком  вагона,  словно  бычьи  пузыри,
наполненные горячим воздухом,  какие  запускают  на  ярмарках.  На  всех
мордах без исключения застыло одинаковое выражение райского  блаженства.
Как будто они разом очутились  в  экспрессе,  отправившемся  на  седьмое
небо. Значит, кто-то все-таки побеспокоился об этих "птичках".  (Заблуду
эта мысль почему-то нисколько не  утешила...)  Признаков  разложения  не
наблюдалось, если не считать  раздутых  животов.  Черт  возьми,  парящие
мертвецы - самцы, детеныши, все поголовно - напоминали  в  профиль  баб,
беременных тройнями на восьмом месяце!
   Гришка решил выловить один из "воздушных шариков" и посмотреть, что у
него внутри. Детское желание, конечно, но кто мог осудить Начальника  за
любознательность и научный склад ума?  И  точно  так  же  никто  не  мог
застать его врасплох. О безопасности  он  не  забывал  никогда,  даже  в
минуты сильных потрясений. Он выставил часовых возле вагона и  велел  им
глядеть в оба.
   Поймать дауна оказалось проще простого. Гришка  накинул  ему  на  шею
ремень от карабина,  затем  подтянул  к  себе.  Начальника  не  покидало
ощущение, что все  происходит  под  водой,  только  никто  почему-то  не
пускает пузырей. Обалдевшие от избытка впечатлений охотники смотрели  на
Заблуду с благоговением. Очко в его пользу. Он еще продержится на  своем
посту! Если выживет в этой переделке.
   Абсолютной уверенности в себе у него не было. Враг - неуловим и  даже
не идентифицируем. А в такой ситуации и хорошо пристрелянные стволы вряд
ли помогут...
   При ближайшем рассмотрении даун оказался пожилой самкой, одетой  явно
не по сезону. Сквозь дыру в просторном балахоне  бледно  сияли  ягодицы.
Температура тела была комнатной. Заблуда потыкал в него ножом, словно  и
впрямь ожидал услышать свист выходящего воздуха (в  детстве  он  нередко
шалил, протыкая автомобильные камеры).  Но  на  лезвии  остались  только
следы свернувшейся крови.
   Григорий подвигал ушами самки  и  заглянул  ей  в  рот.  Его  начинал
разбирать смех.
   Когда он держал труп за голову, вверх  всплывали  ноги,  и  наоборот.
Перевернул лицом вниз - груди оказались  где-то  под  мышками.  Забавная
игрушка... И что удивительно - никакого запаха падали!  То  есть  слабый
запах был, но приятный и незнакомый.
   Заблуда поручил своим помощникам придерживать самку за конечности,  а
сам  аккуратно  вскрыл  ей  брюхо.  Чем  он   всегда   славился,   кроме
скорострельности, так  это  умением  свежевать  дичь.  В  данном  случае
проблем тоже не возникло. Нож скользил как по маслу.  Сделав  разрез  от
груди до полового органа,  Начальник  заглянул  в  раскрывшийся  кожаный
Чемодан.
   То, что он увидел внутри,  поразило  его  гораздо  меньше,  чем  сами
парящие трупы. Потроха оказались  на  положенном  месте  (в  отличие  от
потрохов Гнуса или, например, Тряхлиса), однако  поверх  них  колыхалась
нежно-розовая масса. Мертвый даун был под завязку набит... икрой (ну  да
- совсем как рыба перед нерестом!).
   Во всяком случае, Гришка подумал, что  больше  всего  это  похоже  на
икру.
   Каждая "икринка" была размером с воробьиное яйцо, и целая  сверкающая
гирлянда таких "яиц" потянулась кверху, отцепившись от кишок. Кто-то  из
охотников восторженно выругался матом. Теперь уже сходство с пузырьками,
всплывающими в кипящей воде, было  полное.  Гришка  рассматривал  их  на
просвет.
   Ему   показалось,   что   внутри   "икринок"    находятся    какие-то
полупрозрачные  организмы  -  тошнотворное  желе,  лишенное  скорлупы  и
костей. Чертовы медузы... Он попытался наколоть одну из них ножом, и  та
лопнула, разбрызгав вокруг капли  розоватой  слизи.  Жидкая  дрянь  была
липкой и несмываемой. Именно от нее исходил необычный аромат.
   Начальнику все стало ясно. Или почти все. Оставался невыясненным один
вопрос: что так напугало собак и свело с ума неопытных вьюношей? Значит,
где-то  поблизости  находился  сторож?  Этакий  хранитель  заколдованных
трупов. Или, может быть, лис, забравшийся в курятник?
   Гришка поймал себя на том, что уже не очень хочет это знать. Придется
удовлетвориться простой констатацией: кому-то везет, кому-то - нет.  ОНО
отпускало его с миром - спасибо и на том. Но Заблуда нутром чуял: худшее
- впереди.
   Отступать и пассивно ждать нападения  было  не  в  его  правилах.  Он
предпочитал мертвых врагов  живым  союзникам.  Живые  могут  предать,  а
мертвые уже не могут ничего - что бы там  ни  болтали  суеверные  дурни.
Даже если он в чем-то  ошибался,  лучше  перестраховаться.  Безразлично,
мертвы эти дауны или в каком-то смысле еще живы... Своя рубашка ближе  к
телу. Заблуда искренне полагал, что спасает "цивилизацию" и  "культуру",
хоть его и стошнило бы от подобной высокопарной болтовни.
   То, что происходило у него  под  носом,  было,  вероятно,  пострашнее
эпидемии чумы. Григорий понимал, как надо действовать в случае эпидемии.
Главное,  проявить  жесткость  и  решительность!   Изоляция,   карантин,
тщательное уничтожение останков... Охотникам пришлось повкалывать вместо
того, чтобы развлекаться, гоняясь за миролюбивыми даунами.  Всего  через
час наглухо заколоченные вагоны уже пылали,  обложенные  дровами.  Обоих
слишком впечатлительных парнишек Заблуда все-таки пристрелил - на всякий
случай (это была одобренная медициной  мера  предосторожности  -  ничего
личного). Все равно толку от них ровным счетом никакого. Что называется,
убил двух зайцев: теперь некому было сеять панику.
   В итоге день выдался паршивый, но заканчивал его Начальник с чувством
честно выполненного долга. Он как следует позаботился  о  вверенных  ему
баранах.
   И знал, что не дождется благодарности.

36. "ТОГДА ОТДЫХАЙ!"

   - Потом, потом, - сказал священник, у  которого  отлегло  от  сердца,
когда шприц начал отодвигаться, а  механические  руки  -  втягиваться  в
металлические "плечи". Он мог попытаться убежать, но трупа  на  приемном
конвейере уже не было!
   Мертвый игрок бесследно исчез в электрических дебрях. -  Я  хотел  бы
закончить то, зачем пришел.
   - Успеете, священник. - Теперь она заговорила по-другому, а  он  живо
представил себе старую, развратную, стервозную бабенку (не ведьму,  нет.
Гораздо хуже). - Сначала повеселите даму. Поработай языком,  святоша;  я
это дело обожаю.
   Не теряйся, малыш, у тебя получится. Напряги фантазию. Как  вспоминаю
твои пальчики - так вся аж дрожу!..
   - Мне Полина говорила... - робко вставил поп, но Большая Мама взвыла:
   - Пусть она идет на хер, твоя Полина! Тоже мне эксперт,  якорь  ей  в
задницу!.. Извини, дорогуша, срываюсь.  Нервы  ни  к  черту.  Сгораю  от
ревности, цыпленочек!.. Еще раз  вспомнишь  при  мне  про  эту  шлюху  -
кастрирую... Слушай, экспромт наваляешь, а? В девичий альбом. На  долгую
светлую память.
   - Но у  меня  нет  времени!  -  Чем  дальше,  тем  с  большим  трудом
священнику удавалось находить отговорки.
   - У нас масса времени, дурачок! Часы остановить пока что я сумею... -
(Последняя фраза прозвучала зловеще. Он без колебаний поверил в то,  что
она и впрямь это сделает, и на одно ужасное,  леденящее  душу  мгновение
почувствовал себя погребенным з