овольные друг другом. Максим чувствовал,  что  это  "почти"  разъедает  его
сильнее, чем ненависть. Масон опять умудрился не дать ему никаких ориентиров
и, может быть, сам ничего не знал о них. В последнем случае им  было  не  на
что рассчитывать.
   Он прогулялся по оранжерее, пытаясь  успокоить  нервы.  Жизнь  становится
абсурдом, когда неизвестна хотя бы часть причин и  следствий.  Известная  их
часть совершенно не устраивала Голикова. Если верить  Клейну,  ему  угрожало
что угодно - от взбесившейся любовницы до падения метеорита...
   Дурацкое  состояние  ожидания  в  полной  неизвестности...  Даже   музыка
раздражала  его.  Он  решил  отправиться  к  Ирине,  несмотря  на   недавнее
прохладное  расставание.  Наверняка   она   испытывала   то   же   самое   и
была-единственным человеком, способным его понять.
   Он открыл сейф в кабинете и увидел тускло блестевшие стволы. Это  зрелище
всегда успокаивало. Оружие было его третьей по силе страстью после женщин  и
машин. Среди прочего, у Макса имелся уникальный капсюльный револьвер  Кольта
"патерсон"  1836  года,  тупорылый  "питон"  калибра  357,  двадцатизарядный
"маузер" К-96, израильский "дезерт игл" под револьверный патрон и  мощнейшая
в  мире  американская  пушка  "АМП".  Небольшое,  но   вполне   боеспособное
собрание...
   Однако  сегодня  ровный  ряд   образцов,   покоившихся   на   специальных
подставках, казался нарушенным. Поверх "питона" и  "стара"  лежал  еще  один
пистолет. Макс ощутил приятное покалывание в затылке, что случалось с ним  в
последнее время при столкновении со сверхъестественным. Это был его  любимый
"беретта" - больше, чем просто кусок металла. Эта пушка спасла его там, и  к
ней у него было особое отношение...
   Он взял пистолет в руку, чтобы убедиться в его материальности.  Привычная
рукоятка, привычная тяжесть и - что было особенно приятно -  полная  обойма.
Вопрос с оружием разрешился сам собой. Он засунул "беретту"  сзади  за  пояс
брюк. Несмотря на жару, пришлось надеть пиджак.
   Чтобы не привлекать к себе внимания,  Максим  выбрал  неброский  скромный
"вольво" из своей "конюшни" и поехал на улицу Бунина, где в  многоквартирном
доме жила Савелова.

***

   Он добирался туда  около  сорока  минут,  дважды  попадая  в  пробки.  От
палящего солнца спасал только кондиционер в машине. Жидкий воздух дрожал над
раскаленным  асфальтом.  Разжижались   мозги.   Макс   ощутил   беспричинное
беспокойство.
   За два квартала до цели  ему  стало  казаться,  что  с  Ириной  случилась
какая-то беда. Ее непроявленный кошмар вибрировал в нем,  пытаясь  вырваться
из могилы подсознания. Они  были,  словно  два  близнеца,  чувствовавшие  на
расстоянии одинаковую боль...
   Он с  визгом  затормозил,  вклиниваясь  на  пар-ковочной  площадке  между
"татрой" и огромным черным "запорожцем"  представительского  класса.  Машины
стояли так тесно, что дверь не могла открыться полностью. Максим  просочился
в узкую щель и побежал к подъезду. На бегу  поднял  голову  и  посмотрел  на
Иркины окна. Они были слепыми,  черными  и  отражали  жалящие  лучи  солнца,
словно  прозрачные  стены  пыточной  камеры...  В  эту  минуту  он  забыл  о
собственной безопасности, и Клейн, наверное, осудил бы его за это.
   Он не стал ожидать прибытия кабины лифта и понесся по лестнице  на  пятый
этаж. Задыхаясь, нажал на кнопку звонка. Только теперь он вспомнил, что  мог
позвонить из машины, и постучал в дверь. Тишина, царившая там,  в  квартире,
сводила его с ума. Соседи тоже безмолвствовали...
   Ему казалось, что он звонил и стучал около трех минут, пока, наконец,  не
звякнула цепочка и послышался звук отпираемых замков. Он отступил на  шаг  и
приготовился схватиться за пушку.
   Дверь приоткрылась. В узком просвете он  увидел  бледное  и  перекошенное
лицо Ирен. Она выдохнула с явным облегчением. Ее волосы были всклокочены,  а
халат наброшен кое-как.
   - С тобой все в порядке? - спросил он, чувствуя себя довольно глупо.
   - Ты меня разбудил, - сказала она, хотя не выглядела сонной.  Он  мог  бы
поклясться, что еще несколько минут назад с ней происходило что-то страшное.
То, о чем не рассказывают никому, даже самым близким людям.
   - У тебя кто-то есть?
   - Нет, я одна.
   - Тогда я могу войти?
   - Только без дурацких вопросов! У меня голова раскалывается...
   Он прошел мимо нее и почувствовал странный запах.  То  ли  крови,  то  ли
свежего мяса. Все окна в квартире были  наглухо  закрыты.  Он  подозрительно
осмотрел гостиную и заглянул в спальню.
   Как он и думал, кровать была  нетронута,  зато  ковер  разрезан  каким-то
тончайшим инструментом. Линии  сливались  в  очень  сложный  рисунок,  будто
сделанный лазерным лучом. Макс был не в  состоянии  воспринять  целиком  эту
сложнейшую  паутину.  Возле  кровати  валялась  книга  знаменитого  русского
литератора Эда Лимонова с вырванными страницами.
   Ирен опустилась в кресло и закурила  длинную  дамскую  сигарету.  Голиков
прошел в  ванную.  Здесь  кто-то  нарисовал  помадой  на  зеркале  несколько
непристойных картинок. Очень реалистично и с большим знанием дела.  По  пути
Максим приоткрыл дверь туалета и отшатнулся. Из сливного отверстия  раковины
торчала человеческая рука со скрюченными и окровавленными пальцами.
   Он подавил дрожь  и  аккуратно  закрыл  дверь.  Удержал  кошмар  в  себе,
вернулся в гостиную, распахнул окна и некоторое время  смотрел  на  растущий
столбик пепла.
   - Что это там, в туалете? - спросил он, стараясь говорить  небрежно,  как
будто речь шла о самых обыденных вещах.
   - Клянусь, не знаю. А что та там видел? Похоже, она не шутила. Надо  было
обладать весьма специфическим чувством юмора, чтобы так шутить.
   - Ладно, оставим это. Я только прошу - не  отталкивай  меня.  Кто-то  был
здесь?
   - Я не удивлюсь, если и ты окажешься одним из них...
   - Из них?!
   - Я же просила...
   Он сел на пол рядом с креслом и взял ее за руку.
   - Послушай, милая, я хочу тебе помочь.
   Ирен смотрела мимо него стеклянными глазами.
   - Ты не можешь мне помочь, - сказала она, четко выговаривая каждый  слог,
словно выносила окончательный приговор.
   Макс выругался про себя и забрал у нее из пальцев сигарету. Она  апатично
опустила руку, утратив способность к сопротивлению.
   - Одевайся! - приказал он. - Мы едем обедать.
   - Оставь, все это ни к чему.
   - Приди в себя! - он рванул ее из  кресла  и  обнял.  Даже  сквозь  ткань
халата он ощутил,  что  ее  тело  было  неестественно  холодным.  Статуя  из
размягченного мрамора; тающие кристаллы льда; аморфное  время  бессмысленных
чудес...
   Он нашел сифон с содовой и направил струю себе в  рот.  Легче  не  стало.
Надо было бежать подальше от этой квартиры с ее запахом и чужими призраками.
Теряя контроль над собой, он сильно толкнул Ирину к стенному шкафу.
   - Одевайся!!
   Она сбросила халат и осталась нагой. Сейчас это  его  не  возбуждало.  Он
увидел на ее теле кровоподтеки, которых  не  было  утром.  Протяженные,  как
следы огромных пальцев... Она надела белье и легкий брючный костюм.  "Так-то
лучше", - подумал Макс, глядя на то, как  она  расчесывается.  Пока  женщина
думает о собственной внешности, еще не все потеряно. И тут  же  он  заметил,
что некоторые пряди  ее  густых  волос  подпалены  и  завязаны  в  маленькие
узелки...
   Он схватил ее за руку и потянул  из  квартиры.  Захлопнул  дверь,  и  они
устремились вниз по лестнице. Тесная клетка лифта внушала  ему  необъяснимое
отвращение...
   Их провожал звук, от которого Ирине хотелось кричать. Некоторое время она
не видела ступеней, и каждый шаг был шагом в"  пустоту.  Сквозь  собственное
шумное дыхание она слышала, как они запирали изнутри дверь ее квартиры.
   Значит, оргия продолжалась без нее.

Глава тридцать шестая

   Клейн позволял себе немного расслабиться только в своем особняке на улице
Гоголя. Дому было уже более двухсот  лет,  и  он  помнил  лучшие  времена  и
знаменательные события. Например, тайные собрания ложи,  проходившие  в  его
обширных  подвалах,  которые  воспроизводили  символический  лабиринт  Храма
Соломона. Или открытия, совершаемые в сфере духа, и  потому  незаметные  для
людей на протяжении двух-трех поколений, но исподволь  изменяющие  жизнь  на
Земле.
   Об истинном значении и назначении дома знали только Магистры, из  коих  в
живых оставалось всего трое. Отсутствие  преемственности  Клейн  воспринимал
трагически,  как  свидетельство  распадающейся  связи  времен  и   торжества
обезличенной силы - вопреки антропоморфным представлениям о
   Враге рода человеческого.
   Всю свою долгую жизнь Клейн искал  доказательство  неизбежности  грядущих
перемен, связующий закон, источник иллюзий,  причину  катастрофы...  Полтора
века назад он узнал об Энтропии и думал, что слепцы  случайно  нашли  ответ.
Жестокое заблуждение длилось недолго. Клейн заплатил за него  жизнями  своих
невинных детей, юной жены и правым полушарием мозга.
   С тех пор он стал недоверчивым и осторожным, как побитый  пес.  Во  время
русско-японской войны он отправился в Тибет. Потом были  Филиппины,  Шанхай,
камбоджийские джунгли... Клейн вернулся в Россию в тысяча девятьсот первом и
был свидетелем глубочайшего кризиса и распада ложи. Эти годы  были  отмечены
предательством Чинского, нарушением международных связей, смертью  некоторых
Мастеров и "усыплением" многих активных масонов.
   Мировую войну он пережил затворником, делая щедрые пожертвования в пользу
армии и  флота.  После  установления  конституционной  монархии  в  середине
двадцатых Клейн снова отправился  в  Тибет  и  оказался  в  монастыре  секты
дзог-чен.  В  иносказательной  форме  его  мистический   опыт   сводился   к
следующему. Когда он узрел Существо Света и  пожелал  узнать,  как  провести
остаток жизни в плотной оболочке, оно определило его как никчемного игрока в
куклы.
   - Что мне делать? - спросил он, готовый отступить.
   - А что ты умеешь делать?
   - Ничего. Только следить за злом, когда оно охотится.
   - Тогда следи, - сказало Существо Света и исчезло, чтобы  больше  никогда
не появиться вновь.
   Все. Это тоже было иллюзией. Клейн долго и едко смеялся над собой и своей
трусостью. Он вернулся на родину во второй раз и попытался  возродить  ложу,
но тут как раз наступил недолгий период восстановления абсолютной  монархии,
совпавший по времени с расцветом Третьего Рейха в Германии. Деятельность лож
была под строжайшим запретом во всей центральной и восточной  Европе.  Клейн
чуть было не угодил за решетку, но отделался ссылкой за  пределы  империи  и
эмигрировал в Италию, где с пользой  провел  время,  напав  на  след  старой
итальянской ложи, у адептов которой он украл тайну мандрагоры.
   С тех пор ему приходилось не только следить, но и прятаться. Он  прятался
от силы гораздо более  неумолимой  и  беспощадной,  чем  любая  человеческая
организация. Дважды он был ранен и находился на волосок от смерти. Он не мог
открыть союзникам свое истинное лицо. Внешняя безмятежность давалась  Клейну
очень дорогой ценой. Времени у него оставалось гораздо меньше, чем  полагали
Голиков и его подружка - люди, не имевшие понятия о том, что такое настоящий
страх, испытываемый десятилетиями!..

***

   Клейн отпустил слуг и проверил, включена ли охранная система. После этого
он отправился в библиотеку. Здесь он открыл потайную  дверь  и  спустился  в
подвал по узкой спиральной  лестнице.  Стены  подземелья  (шли  выложены  из
камней, на каждом из которых имелось невидимое в обычном свете клеймо  ложи;
Держа в руке  электрический  фонарь  фирмы  "сименс",  масон  прогулялся  по
лабиринту, такому же мрачному и темному, как конец человеческой жизни.
   В центре лабиринта находилось подобие зеркального алтаря. Когда-то  здесь
приводили к клятве членов ложи и  происходило  таинство  посвящения.  Теперь
только призраки  могли  говорить,  но  оставались  немыми.  На  полированном
металле блестели капли конденсата. Клейн сел на трон, целиком высеченный  из
известняка, и положил руку на круглое горизонтальное зеркало.
   Туман сгустился вокруг отпечатка его  ладони.  В  этом  тумане  открылась
бездна и недолго оставалась черной. Тусклые  пятна  превращались  в  мертвые
лица, которые всплывали со дна самого  глубокого  колодца  в  мире.  Зеркало
создавало видения из тончайшей материи воспоминаний...
   Старые Мастера ложи приходили к Клейну, изможденные и печальные. Никто не
обрел покоя, каждый унаследовал после смерти личный ад.  Чего  он  хотел  от
них? Во всяком случае, не совета, и уж, конечно,  не  ждал,  что  кто-нибудь
разделит его тяжкую ношу. Все они останутся одинокими навеки. Может быть, он
хотел сообщить, что и это, последнее  известное  ему  убежище  вскоре  будет
разрушено при прокладке новой линии метро? Древние руны уже не  защищают  от
вторжения. Невежды  сделают  свое  дело  быстро  и  равнодушно.  К  тому  же
неведение оградит их от проклятия...
   Он услышал шорох среди камней. Где-то пересыпался песок.  В  луче  фонаря
клубилась пыль. Может быть, она выбралась из клетки? Нет, не может быть...
   Вдруг он увидел в зеркале лицо Чинского. Клейн до сих пор  не  знал,  жив
или мертв  этот  отступник,  которого  он  не  мог  считать  ни  врагом,  ни
предателем. Кем же считать человека,  открывшего  запретную  дверь?  Жертвой
собственной глупости? Воплощением греха?.. Один его взгляд вызывал озноб.
   ...Чинский улыбался Клейну. Масон понял, что тот поджидает  его  в  своем
Зазеркалье. Возможно, встреча состоится раньше, чем он думает. Возможно, уже
за ближайшим поворотом притаился экипаж, доставляющий прямиком в могилу. Что
угодно, только не  смерть!  Любые  измерения,  любые  сны.  Удушливая  тайна
времени сдавливала Клейна в своей петле...
   Он знал, что делать. Намерение  было  внезапным  и  сильным,  но  не  его
намерение. Кто-то  руководил  им  -  невидимый  кукловод,  от  рук  которого
протянулись нити к мозгу и конечностям масона. Клейн встал  и  отправился  в
самый дальний закоулок подземелья. Чинский наблюдал за ним из зеркала до тех
пор, пока искаженная  человеческая  фигура,  пересекавшая  ночное  небо,  не
исчезла за вогнутым горизонтом.
   Тогда отступник  беззвучно  рассмеялся  и  вернулся  в  материнское  лоно
тьмы...

Глава тридцать седьмая

   Острый луч, бивший из фонаря Клейна, нашел нишу, в которой  когда-то  был
живьем замурован слуга масона,  случайно  открывший  тайну  подвала.  С  ним
поступили жестоко, но этого  требовали  интересы  ложи.  Приглушенные  крики
несчастного, доносившиеся через  вентиляционное  отверстие,  были  слышны  в
течение нескольких  дней  и  мешали  проведению  собраний.  Теперь  то,  что
осталось от костей его скелета, серой горкой  лежало  в  углу.  Из  кирпичей
старой разрушенной кладки были сложены ступени. Выше поблескивала решетчатая
дверь из стальных прутьев, запертая - на большой висячий замок.
   В нише не первую неделю находился живой  человек.  Соответственно,  здесь
почти нестерпимо пахло экскрементами. Луч фонаря  переместился  на  женщину,
ослепленную светом и сжавшуюся в комок, словно загнанный зверь. На ней  была
разорванная мужская рубашка "miltons" и белые джинсы "lee", давно утратившие
белизну. В паху они были пропитаны следами менструаций. На спутанных волосах
женщины пепельным налетом лежала пыль. Из  небьющейся  пластмассовой  миски,
стоявшей на полу, доносилось благоухание позавчерашнего обеда.

***

   Светлана Колчинская, жертва опасного маньяка, была не старше девятнадцати
лет, и  еще  несколько  месяцев  назад  ее  считали  если  не  красивой,  то
миловидной. Теперь она выглядела на все сорок. Клейн  похитил  ее  прямо  на
улице, оглушил в машине и привез в свой дом. Она очнулась уже  за  решеткой,
внутри каменного мешка, немногим более просторного,  чем  телефонная  будка.
Все последующее было сплошным кошмаром.
   Человек, приносивший ей еду и  воду,  оставался  глух  к  ее  вопросам  и
мольбам. Он ничего не объяснял и ничего от нее  не  требовал.  В  темноте  и
неизвестности ее рассудок изменялся быстро и незаметно  для  самой  девушки.
Когда кожа покрылась слоем жира и  грязи,  уже  не  приходилось  говорить  о
миловидности.
   Наступил момент, когда она больше не плакала и  не  страдала.  Неизбежный
запах стал привычным, хотя она старалась вдыхать как можно реже. Подавляющую
часть времени Светлана лежала на боку  лицом  к  стене  и  пила  отравленный
воздух из неисчерпаемого океана темноты. Яд тихого безумия  опустошил  мозг,
избавил от мыслей и сожалений...
   Ее искали около месяца, и  она  попала  во  все  полицейские  сводки.  По
истечении этого срока она навсегда осталась в списках пропавших  без  вести.
Ее мать сошла с ума.  Газетчики  продолжали  преследовать  ее  и  в  частной
клинике для душевнобольных. Еще через  пару  недель  произошла  трагедия  на
телебашне, и вскоре пропавшая девушка была забыта...

***

   Клейн положил фонарь на камень  и  вошел  в  конус  мглистого  света.  Он
обхватил пальцами прутья решетки. Масон с  вожделением  смотрел  на  грязную
женщину, целиком зависевшую от него. Уже много лет  он  был  импотентом,  но
вот, наконец, настало время использовать мандрагору. Он прочел сообщение  об
этом в улыбке Чинского. Об этом и еще о скорой смерти.  Скорой  в  понимании
существа, для которого мало что значила сотня лет.
   - Ты родишь мне  сына,  -  еле  слышно  прошептал  Клейн  и  увидел,  как
исказилось ее лицо. Он тихо засмеялся, будто только что отомстил кому-то  за
смерть своих детей.
   Его пальцы переместились вправо и  уже  искали  еле  заметные  трещины  в
кладке. Один из камней не был скреплен раствором, и  масон  с  трудом  вынул
его, обломав ухоженные ногти. В  открывшейся  небольшой  камере  лежали  два
драгоценных корня - мужской и женский экземпляры.
   Клейн вытащил их на тусклеющий свет  и  стал  рассматривать  таинственные
скульптуры, созданные матерью-природой  с  помощью  земляных  демонов...  Он
особенно любил мужское растение, которое возил с собою  повсюду.  Однажды  в
Гималаях масон был свидетелем жутковатого и чудесного зрелища: корень засиял
ночью холодным голубым светом...
   В тот раз это спасло Клейна от гибели на леднике.  Спустя  много  лет  он
узнал, что  арабы  называют  мандрагору  "свечой  дьявола".  С  тех  пор  он
познакомился со многими ее свойствами и наблюдал  удивительное  перерождение
женской особи...
   Он гладил маленькую мужскую фигурку, осязая выпуклости гениталий.  Он  не
был гомосексуалистом,  как  кое-кто  из  его  друзей-тамплиеров,  но  сейчас
почувствовал влечение к фаллическому символу.  Предстоял  несложный  ритуал,
после которого корень передаст ему силу зачатия...
   Чем дольше он гладил его, тем большей тяжестью  наливалось  тело,  пальцы
теряли подвижность, а предметы утрачивали привычные пропорции.  Свет  фонаря
стал зыбким, будто свеча трепетала  на  ветру.  Клейн  услышал  глухой  шум,
доносившийся снизу, - стук из подземелья.
   Одна из каменных плит пола дрогнула; что-то выталкивало ее  и  заставляло
вибрировать...  Клейн  снова  засмеялся.  Его  нельзя  было  напугать   даже
пробуждением целого кладбища. Он знал об ужасном столько, что давно перестал
бояться чудовищ, живых людей, мертвецов.
   Он понял: все худшее гнездится у  него  внутри...  Корень  размягчился  и
зашевелился в его руках. Масон увидел, что держит миниатюрного ребенка.  Тот
постепенно увеличивался в размерах, раздвигая  его  ладони.  Это  был  голый
младенец со взрослой мимикой  и  серой  кожей,  покрытой  разводами,  словно
древесная кора. Он тоже смеялся над Клейном и его надеждами,  издавая  тихое
кваканье, от которого смерзались волосы. Обнажились беззубые розовые  десны.
Клейн опустил взгляд ниже. У ребенка была эрекция. Маленький  пенис  торчал,
как засохший обломанный  сучок.  Младенец  был  весь  покрыт  слизью,  будто
действительно  только  что  родился.  Достигнув  естественного   роста,