замечали  его  шрам  и  дружно
отворачивались.
   Обычно Райвис, чтобы подразнить их и заставить-таки  поднять  глазки,
небрежно кланялся и цедил сквозь зубы: "Мое почтение, дамы". Но  сегодня
он молча прошел мимо.
   Он шел дальше и дальше,  вниз  по  Эмалевой  улице,  мимо  мастерских
золотых и серебряных дел мастеров, переписных, контор сборщиков налогов,
ювелирных магазинчиков. Ближе к северной гавани  мостовая  кончилась,  и
под ногами захлюпала жидкая грязь, а восточный ветер принес запахи дыма,
кислоты, гнили.
   Случайно, краем глаза Райвис заметил  человека  в  зеленой  тунике  с
серебряной эмблемой на  груди.  Цвета  Торнов.  Этот  тип  довольно-таки
неумело старался держаться в тени, а заметив  взгляд  Райвиса,  неуклюже
попытался скрыться. Учитывая же,  что  он  -  очевидно,  чтобы  спрятать
арбалет, - кутался в широкий зимний плащ, совершенно неуместный в  конце
весны, его маневры только привлекали внимание. Короче  говоря,  бедолага
прескверно справлялся со своей задачей. По-видимому, Кэмрон поручил  ему
проследить за новым наемником. Райвиса это не обеспокоило бы,  но  после
заката он собирался вернуться в бордель  и  проверить  рассказ  Кэмрона.
Столь неловкий шпион мог выдать его. А ведь  не  исключено,  что  это  -
самый проворный из людей Торнов.
   Райвис привычно прикусил губу. Если он и впрямь возьмется за  то,  на
что  согласился  в  винном  погребе  Марселя,  ему  понадобится  хорошая
команда. А судя по неудачному первому выступлению посланца Кэмрона,  эту
команду придется обучать самому.
   Райвис ускорил шаги и вышел на набережную. Северный порт был меньше и
имел куда меньшее значение, чем западный. Здесь не бросали якорь большие
торговые корабли, сюда не подплывали груженные специями и шелком шлюпки.
В доках не строились огромные  суда,  и  на  пристани  не  заметно  было
таможенников с их перьями и свитками. Рыбаки, их лодки, их удочки, сети,
женщины - вот и все обитатели  северной  гавани.  Если  не  оглядываться
назад, на громаду Бей'Зелла, можно было подумать, что попал  в  рыбацкий
поселок, а не в крупнейшей на западе портовый город.
   Пробираясь между мотками  веревки,  деревянными  лотками,  в  которых
плескались живые еще рыбины,  чинящими  сети  рыбаками,  Райвис  шел  по
деревянной пристани. Северная гавань, точно муравейник, жила незаметной,
полной забот и трудов жизнью. Рыбаки половину жизни проводили, плавая на
двухмачтовых судах и  добывая  камбалу  и  палтуса,  а  вторую  половину
посвящали плаванью на трехмачтовых судах и ловле трески. У них просто не
оставалось времени для показной  суеты.  Они  работали  долгие  часы,  с
закатом напивались, с рассветом вставали, и пока сети были в порядке,  а
корпуса лодок крепки, считали себя счастливчиками и  каждый  день  смело
пускались в открытое море.
   В  мире  полно  всяческих  организаций  и  объединений  -   братства,
рыцарские ордена, лиги, гильдии, - но никто из них  не  покрывает  такие
расстояния, никто не относится  с  таким  царственным  пренебрежением  к
границам государств, как свободное, точно ветер, племя рыбаков.  Матросы
торгового флота так часто меняют суда и страны, что не успевают завязать
отношения с товарищами. Команду торгового судна можно сменить  буквально
за один день. Рыбаки же из  года  в  год  плавают  по  одним  и  тем  же
маршрутам, на одной и той же лодке с одной и той же командой, и если  уж
дружатся, то на всю жизнь. И хотя между рыбаками из  Рейза,  Мэйрибейна,
Истании и Балгедиса существует конкуренция, от взаимовыручки зависит  их
жизнь. Они предупреждают  друг  друга  о  надвигающихся  бурях,  делятся
сведениями о подводных течениях и мелях, извещают о появлении пиратов  и
других опасностях. И когда рыбацкий баркас пристает к берегу, никому  из
местных рыбаков в голову не придет поинтересоваться, под каким флагом он
плавает. Рыбаки выбирают любое место,  которое  считают  подходящим  для
лова, и делают то, что умеют делать.
   Конечно же, обмениваются они не только жизненно  важными  сведениями.
Морские байки и слухи лениво кочуют от лодки  к  лодке.  Рыбаки  обожают
сплетни. А их жены вообще и живут-то только для  того,  чтобы  дождаться
мужа и услышать новые истории.
   Райвис взял за правило дружить с рыбаками в  любом  порту,  куда  его
заносила судьба. Никогда ведь не знаешь, не пригодятся  ли  тебе  услуги
просоленного морского волка.
   Заметив у дальнего мола знакомую темноволосую фигуру, Райвис сразу же
свернул и направился к ней. Он вернется в дом  Марселя  и  встретится  с
Кэмроном Торнским, но чуть погодя: сначала надо узнать свежие новости  -
чтобы потом, когда давать задний ход  будет  поздно,  не  столкнуться  с
неприятными неожиданностями.
   - Эй, Пэграфф! - позвал Райвис и приветственно помахал  рукой.  -  Ну
как море, не жалуешься?
   - Море-то ничего, жена  хуже,  -  последовал  ответ.  Пэграфф  кончил
привязывать  лодку  и  спокойно  ждал,  пока  Райвис   подойдет   ближе.
Бейзеллские рыбаки никогда не делают лишних движений.
   Мужчины обменялись рукопожатием - и заодно вопросительными взглядами.
По лицу Пэграффа сразу было видно - этому человеку частенько  приходится
окунаться в соленую морскую воду. Кожа покраснела, губы потрескались,  а
брови выцвели добела.
   - А Джеми где? - спросил Райвис.
   - Я послал его на рынок за воском.
   Райвис кивнул. Джеми был единственным сыном Пэграффа. Впервые  Райвис
встретился с ним на одной  из  маленьких  улочек,  ведущих  к  восточной
гавани. Джеми тогда решил наняться  в  солдаты.  Он,  видите  ли,  устал
чинить сети и вощить бревна. Райвис отговорил нежного и мягкого юношу от
опрометчивого шага. Не все люди рождены для ратных  подвигов.  Некоторым
лучше оставаться на море. Райвис отослал Джеми назад к отцу. Он не  стал
бранить его, просто рассказал - и то была чистая  правда,  что  в  жизни
наемника нет ничего романтичного и труд солдата так же тяжек,  как  труд
рыбака. Райвис поступил так не по доброте душевной, а потому что брал он
только добровольцев, которых мог научить убивать. Но  Пэграфф  счел  это
доказательством его доброты - и Райвис не стал тратить время на споры.
   - У него появилась девчонка, - продолжал Пэграфф,  отвинчивая  крышку
от оловянной фляги с арло и протягивая ее  Райвису.  -  Крепкий  орешек,
между прочим. Как раз то, что надо Джеми. Может, хоть остепенится чуток.
   Райвис взял предложенное питье. У Пэграффа не было состояния  Марселя
Вейлингского, но в его фляге почему-то всегда оказывался лучший  арло  в
Бей'Зелле. Райвис отер губы и спросил:
   - Какие новости с моря, дружище?
   Пэграфф  взял  флягу  и,  прежде  чем  глотнуть  самому,   хорошенько
отполировал ее рукавом. Моряки что сороки - обожают все блестящее.
   - Мэйрибейнский бриг бросил  якорь  у  порта  Бэлинок.  Мой  приятель
Гиллиф, он ловит там омаров, клянется, что на прошлой неделе среди  ночи
к бригу направилась шлюпка, набитая гэризонцами.
   - А почем он знает, что это были гэризонцы?
   - А что, недостаточно  видеть,  как  они  орудуют  веслами?  -  Рыбак
невесело усмехнулся. У старых морских волков вроде Пэграффа Гэризон, как
всякая страна, не имеющая выходов к морю,  вызывал  подозрение.  Они  не
сомневались, что любой правитель  будет  стремиться  заполнить  подобный
пробел. И в отношении Гэризона были совершенно правы. - Гиллиф  говорит,
что пики у них были какие-то чудные.  И  еще  он  заметил,  что  все  их
солдаты теперь бреют бороды.
   Райвис кивнул. Он сам ввел в употребление среди гонцов  Изгарда  пики
нового образца, более широкие, чем раньше.
   - Что-нибудь еще?
   Пэграффа, похоже, задело, что такая интересная новость не удостоилась
должного внимания. Он утешился еще  одним  глотком  арло  и  лишь  потом
продолжал:
   - Не все ладно между мэдранцами и истанианцами  в  Восточном  заливе.
Только за этот месяц  на  мэдранские  баркасы  двенадцать  раз  нападали
пираты.  Мэдранцы  не   сомневаются,   что   это   работа   истанианцев.
Поговаривают, что надо послать галеоны в Галф.
   - В Галфе не было военных  кораблей  вот  уж...  -  Райвис  осекся  и
задумался.
   - Пятьдесят лет, - закончил за него Пэграфф. - Точно вам говорю, лорд
Райвис, паршивые времена настают. Плохо  будет  на  море.  Плохие  слухи
ходят. На прошлой  неделе  Бей'Зелл  удвоил  пошлины,  и  гавань  забита
пиратскими галерами  и  военными  кораблями.  Дрохо  вообще  все  клешни
повыставил, точно  краб  в  ведерке.  Выслали  военные  шлюпки  охранять
гавань. Хуже всего, конечно,  в  Мэйрибейне.  Из-за  бейзеллских  пошлин
накрылся весь их экспорт. Они боятся,  что  Истаниа  и  Дрохо  последуют
примеру Рейза. Мэйрибейнцы перевели два самых больших своих  галеона  из
порта Шрифт в Хэйл. Якобы чтобы защитить их от идущих с севера бурь.  Но
всем известно, что бури начнутся только в следующем  месяце.  -  Пэграфф
снова приложился к фляжке. - Я рыбачу в этих водах вот уж тридцать  лет,
у меня были неплохие уловы. И, честно вам скажу, не помню, чтобы мне еще
когда-нибудь так не хотелось  выходить  в  море,  как  в  последние  два
месяца. Нехорошие времена настают, очень нехорошие - море говорит это, а
море не ошибается.
   Пэграфф покачал головой, вздохнул, почмокал губами,  еще  раз  протер
фляжку и допил остатки арло. Спрятав флягу  под  тунику,  он  повернулся
спиной и начал возиться с удочками.  То  есть  на  свой  рыбацкий  манер
показал, что разговор окончен.
   Райвис поблагодарил и повернул обратно, к набережной.
 
10 
 
   - Гонцы, убившие  твоего  отца...  не  заметил  ли  ты  в  них  нечто
странное, сверхъестественное? - В ожидании ответа Райвис  отвернулся  от
Кэмрона Торнского.
   Они  сидели  в  кабинете  Марселя.  Потрескивали   буковые   поленья,
подогретый берриак  дымился  в  бокалах,  от  порывов  восточного  ветра
позвякивали с трудом закрытые банкиром жалюзи. Хотя в камине пылал яркий
огонь, в комнате было полутемно.  Бронзовая  каминная  решетка  защищала
дорогой шелковый ковер от случайных искр,  абажуры  из  цветного  стекла
закрывали серебряные светильники.
   Огонь  внушал  Марселю  мистический  ужас  -  ведь  в  пламени  могли
погибнуть его драгоценные бумаги. В Великом банковском  пожаре  двадцать
лет назад уцелели все золотые слитки  Марселя,  но  огонь  пожрал  массу
документов,  в  которых  заключалось  целое  состояние  -   приписки   к
завещаниям, платежные поручения, долговые расписки, обменные чеки,  акты
и договоры об аренде. И Марсель до сих пор  не  забыл  этого  кошмара  и
безумно боялся повторения.
   В голове Райвиса промелькнула соблазнительная мысль - случайно задеть
фонарь, опрокинуть  его  и  полюбоваться,  как  керосин  растекается  по
письменному  столу  Марселя  и  язычки  пламени  лижут  его  бумаженции.
Посмотреть, как банкир будет отчаянно бороться с огнем, было бы  забавно
и хоть немного вознаградило бы его за вчерашнее унижение. Однако  Райвис
отказался от этой идеи. На многолетнем  опыте  он  убедился,  что  месть
приносит   очень   мало   удовольствия.   Только   мимолетное    злобное
удовлетворение, которое  в  конечном  счете  оборачивается  против  тебя
самого.
   Отгоняя ненужные мысли, он решительно повернулся к Кэмрону и заставил
себя сосредоточиться на их  беседе.  Прежде  чем  высказать  собственное
суждение, ему необходимо было кое-что прояснить.
   - Когда я впервые увидел гонцов в кабинете отца, они  показались  мне
настоящими чудовищами. - Он неуверенно  передернул  плечами.  -  Но  все
произошло так быстро... У меня сердце рвалось из груди, руки тряслись, я
практически ничего не соображал.  А  потом  я  увидел...  -  Он  покачал
головой и провел рукой по волосам. - Потом  я  увидел  отца  -  и  ничто
больше уже не имело значения.
   Кэмрон Торнскнй  выглядел  еще  хуже,  чем  во  время  их  последнего
свидания. Волосы висели космами, глаза были окружены темными кругами,  а
одежда мешком  висела  на  исхудавшем  теле.  Райвис  видел,  что  этому
человеку действительно плохо, но не испытывал к нему  жалости.  Его  мир
был жестоким миром: в нем умирали люди,  лгали  друзья,  а  родные  были
готовы предать тебя в любой  момент.  Да,  отец  Кэмрона  был  варварски
зарезан в собственной постели, но во многих отношениях это -  далеко  не
худшая смерть. Кэмрон был единственным сыном единственного сына. Братья,
кузены, дядюшки и мачехи не будут оспаривать его права на унаследованное
богатство. Наследство его и только его. Так  что  с  этой  точки  зрения
Кэмрон Торнский куда счастливей его, Райвиса.
   Райвис провел языком по рубцу на внутренней стороне  губы.  Почему-то
он вдруг явственно ощутил жесткость и выпуклость шрама.  Он  сделал  над
собой усилие и спокойно продолжал:
   - Я хочу знать подробности, все, что ты сможешь припомнить.  На  кого
они были похожи, как себя вели, как пахли.
   При слове пахли Кэмрон вздрогнул.
   - Господи! - Марсель за своим  столом  атласного  дерева  зашелся  от
возмущения. - Зачем же такие бестактные вопросы? Лорд Кэмрон и без  того
расстроен.
   Райвис сжал кулак - да так, что заскрипели кожаные перчатки.
   - Слушай, Марсель, занимайся своими подсчетами и не  суйся,  куда  не
просят.
   Марсель хотел было возразить, но Кэмрон жестом остановил его:
   - Все в  порядке,  Марсель.  Полагаю,  если  наш  друг  и  склонен  к
праздному любопытству, он понимает,  что  здесь  оно  в  высшей  степени
неуместно. - Он повернулся к Райвису. - Не так ли?
   Райвису дела не было до тона Кэмрона - и все же он с  неудовольствием
отметил его.
   - Вчера ты сказал, что гонцы  напоминали  животных.  Что  ты  имел  в
виду?
   Кэмрон провел рукой по лицу.
   -  Ну,  эти  зубы,  десна...  -  Он   судорожно   пытался   вспомнить
подробности, потом сокрушенно покачал головой. - Они были в тени,  я  не
смог разглядеть... но запах...
   - Какой запах?
   - Животный. Воняло, как в конюшне, когда жеребится кобыла, -  кровью,
потом, мокрой  шерстью.  Острый  запах  возбужденного  зверя.  -  Кэмрон
посмотрел на Райвиса. Взгляд его серых потускневших  от  слез  глаз  был
тверд и решителен. - А почему это так важно?
   Райвис оглянулся на  Марселя.  Банкир  был  ужасно  занят  -  точнее,
притворялся  занятым.  Он  деловито  перебирал  бумаги,  макал  перо   в
чернильницу, старательно морщил  лоб.  Ну  просто  актер  из  погорелого
театра.
   Райвис наклонился к Кэмрону и понизил голос почти до шепота:
   - Прошлой ночью, когда мы с Тессой  расстались  с  Эмитом,  на  мосту
Парсо на нас напали два человека. И еще минимум  по  двое  караулили  на
каждом конце моста. Если бы нам не удалось сбить их со следа, прыгнув  в
реку, вряд ли я сейчас сидел бы здесь и наслаждался твоим обществом.
   Кэмрон кивнул. Казалось, эта новость ничуть не удивила  его.  Марсель
перестал было  притворяться,  что  занят  своими  расчетами,  но  взгляд
Райвиса заставил его вновь уткнуться в бумаги.
   - Ни разу в жизни я не сталкивался с такой бешеной,  дикой  силой,  -
продолжал Райвис. - Понадобилось все мое искусство, чтобы  справиться  с
ними. Они набрасывались на меня снова и снова. Одного я  раз  двенадцать
ударил ножом в грудь, и только тогда он наконец упал мертвым.  Но  после
этого черты его начали меняться. Он опять стал похож на человека.  Пахли
же они оба действительно как разъяренные звери.
   - Ты обучал их, - с кривой усмешкой заметил Кэмрон, - твоя работа.
   Райвис впился зубами в шрам, как другие люди кусают губы, чтобы с них
не сорвались опрометчиво резкие слова.
   - Да, я обучал их. И засаду они устроили точно  по  моему  рецепту  -
двое ждут жертву в укрытии, остальные перекрывают пути к отступлению. Но
это были не мои люди. Я учил солдат убивать быстро и без  лишней  суеты,
отступать, если кто-то из них ранен, и всегда сохранять хладнокровие.  А
они... они жаждали крови и не  желали  отступать,  не  удовлетворив  эту
жажду. - Райвис говорил нарочито бесстрастным тоном,  хотя  по  спине  у
него прошел холодок.
   -  И  к  какому  же  выводу  ты  пришел?  -  Кэмрон  пытался   скрыть
заинтересованность под маской безразличного презрения.
   - С ними что-то сделали, как-то  изменили  их  человеческую  природу.
Возможно, это было сделано с помощью колдовства.
   Марсель подавился берриаком.
   Кэмрон едва заметно кивнул.
   Прошло несколько томительных секунд. Марсель  Вейлингский  зашелся  в
кашле. Райвис Буранский и Кэмрон Торнский  мерили  друг  друга  глазами.
Погас один из фонарей. Янтарно-желтый абажур  стал  черным  от  дыма,  а
потом темная струйка поднялась к потолку. Ртутные часы Марселя  оттикали
час, и молоточек ударил по  чугунному  колокольчику.  Раздался  странный
звук - не глухой и не звонкий, а так, нечто среднее.
   Наконец Кэмрон заговорил:
   - Я расскажу тебе, что увидел после  того,  как  позаботился  о  теле
отца. Я пошел в казармы посмотреть, кто из нашей охраны уцелел.  Но  мне
пришлось считать не живых, а мертвых. - Кэмрон, не отрываясь, смотрел на
Райвиса. Взгляд его оставался твердым, но голос дрогнул.  -  Погибло  не
меньше двух дюжин солдат. Это были хорошие  люди.  Я  считал  их  своими
друзьями. Некоторые были мне как братья. Один когда-то учил меня  ездить
верхом. И все они дорого продали свою жизнь. Никого не удалось  убить  с
одного удара. Стены были забрызганы кровью,  и  по  ним  были  размазаны
мозги. А  на  полу  валялись  разрубленные  платья,  и  кишки,  и  клоки
выдранных волос. Мне случалось бывать на поле боя.  Я  знаю,  что  такое
смерть. Но это... - Кэмрон отвернулся, - это было побоище, а не битва.
   Райвис прикрыл глаза. Ему впервые стало жаль Кэмрона. Он знал, каково
это - терять людей, бок о бок с которыми провел не один год. И однако он
ничем не выказал своего сочувствия. Опыт подсказывал Райвису, что не это
нужно Кэмрону Торнскому.
   - Такую же картину я видел прошлой ночью. Гонцы  зарезали  владельцев
постоялого двора, где мы остановились.
   - При чем же тут колдовство? - вмешался Марсель. - Ведь известно  же,
что гэризонцы не лучше животных.
   - Но это не мешает вам брать их деньги. -  Кэмрон  опередил  Райвиса,
который хотел сказать то же самое.
   Марсель поднялся из-за стола.
   - Господа, - произнес банкир с истинно банкирским достоинством.  -  Я
вижу, что эмоции ваши вышли из-под контроля, а воображение  разыгралось.
Полагаю, мне лучше покинуть вас на некоторое время. Возможно,  позже  мы
сможем спокойно сесть и обсудить все как разумные, образованные люди.  -
Он поклонился сначала Кэмрону, потом Райвису, собрал бумаги и выплыл  из
комнаты, высоко держа голову.
   Когда дверь за ним захлопнулась, Райвис повернулся к Кэмрону:
   - Сколько он получит с этой сделки?
   - Сорок процентов.
   - Сорок? - Райвис покачал головой и рассмеялся. - Изгард  платил  ему
десять.
   Кэмрон не сразу  понял  его,  но  потом  сообразил,  о  чем  речь,  и
улыбнулся.
   Райвис взял графин с берриаком со  стола  Марселя  и  наполнил  их  с
Кэмроном бокалы до краев.
   - Беда в том, - сказал он, протягивая Кэмрону его порцию, - что я  не
понимаю, с чем мы имеем дело. Это-то  меня  и  пугает  больше  всего.  Я
обучал людей Изгарда и вербовал наемников для его армии, но  к  событиям
последних дней я отношения не имею. Там, в  Вейзахе,  кое-что  приводило
меня в недоумение. И теперь я пытаюсь свести все воедино.
   Кэмрон кивнул:
   - Когда, по твоему мнению, Изгард собирается напасть на Рейз?
   - При первой же возможности. - Райвис сделал большой глоток берриака.
С уходом Марселя он почувствовал себя свободней, хотя не  исключал,  что
банкир  подслушивает  под  дверью.  -  Он   не   может   тянуть   время.
Землевладельцы и военачальники ждут от  него  немедленных  действий.  Он
должен  воевать  и  одерживать   победы,   должен   доказать,   что   он
Изгард-завоеватель,  только  таким  путем   гэризонский   король   может
удержаться на троне.
   Кэмрон больше не изображал равнодушное презрение  к  собеседнику.  Он
наклонился к Райвису:
   - Но почему