ачить место, почувствовать эфирные сущности людей, невесомо, как луч света, прикоснуться к будущему.
     Места он не увидел - слепое тусклое пятно бельма закрывало магическое зрение. Будущее повеяло холодом, тьмой и болью.
     Бывший маг обреченно откинулся, прислонился виском к холодной стене, затраченные усилия не стоили полученного результата. ?Я знал, на что пошел, - повторял Людвиг, повторял для себя. Кто еще мог его слышать? - Да, я предвидел такой конец, когда разбудил запретный талисман демона. Эти стены и ужас ожидания, то, что мой дар покинул меня, - это честно. Я победил. Это только плата за победу...?
     Говорят, надежда умирает последней. Сначала разум, вера и любовь, добавляют скептики. В душе Людвига не осталось ничего, кроме пустоты и ожидания. Иногда пустоту заполняла ненависть - и это было хуже всего.
     Тишина и тьма по капле вытягивают из узников душевные силы, поэтому в камере нет окон, факел лишь на короткое время вносит тюремщик-кормилец. Эти люди хорошо знали, с кем имеют дело. Зато, по крайней мере, его не забили в кандалы, должно быть, Гаген по старой дружбе позволил дать преступнику эту поблажку.
     Людвиг неслышно смеялся в лицо подступающей тьме - он слишком хорошо служил Империи. Слишком много случайно нажитых врагов, слишком много походя обиженных во имя высшей цели. Теперь с бывшим доверенным императора расквитаются за все. И еще - Сфера. Сфера - его преодоленный соблазн, его триумф и его проклятие.
     Стена камеры сочилась каплями, ?плакала? медленной подземной влагой, фон Фирхоф понимал, что со временем не понадобится и эшафот - доконают холод, сырость, одиночество и ожидание. Казалось, неназванные мучители забыли про низведенного до ничтожества заключенного.
     Однако настал день, и в камеру вместе с тюремным сторожем вошел человек в черной маске.
     - Вы тот, кто именует себя фон Фирхофом? Следуйте за мной.
     Людвиг неспешно поднялся с соломенного тюфяка - торопиться не хотелось. За дверью его окружила стража. В застенок даже не пришлось спускаться по лестнице, видимо, камеры для самых отпетых располагались на том же ярусе - для удобства. В углу галкой нахохлился скучающий писец, неподалеку занял место худощавый ?замаскированный? допросчик. Процедура отдавала бюрократической рутиной.
     Фон Фирхоф старался не смотреть по сторонам - на дыбу и палача, деловито перебирающего инструмент.
     - Имя, возраст, сословие?
     - Людвиг фон Фирхоф, тридцать шесть лет, сын барона.
     - Фон Фирхоф - ваше настоящее имя?
     - Предпочитаю пользоваться им как настоящим.
     - Иоганн, запиши в протокол - преступник, именуемый Людвигом фон Фирхофом, отказался назвать свое подлинное имя. Впрочем, это не столь уж важно. Именующий себя Людвигом, вы признаете, что, вступив в сговор с врагами Церена, завладели предметом, называемым Сферой Маальфаса, и обманным образом пустили его в ход против подданных Империи, угрожая безопасности государства?
     - Я признаю только то, что использовал Сферу Маальфаса, защищая Империю. Все, что я делал, было дозволено мне полномочиями и приказами императора.
     - Преступник признает предъявленные ему обвинения, сопровождая признание оскорблениями величества.
     - Вот как, господин духовный дознатчик? Petitio principii  С каких пор инквизиция занимается государственными преступниками? Такие дела подлежат лишь светскому суду Империи. По обвинениям в измене вы, любезный, не можете ни арестовывать барона, ни подвергать его допросу с пристрастием, тем более не имея веских доказательств.
     - Не торопитесь с выводами, фон Фирхоф, или как вас там зовут на самом деле? Я сказал ?признал предъявленные обвинения?. Вы использовали Сферу? Да. Значит, вы обвиняетесь в колдовстве и сношении с дьяволом. К тому же, у нас тут имеет место flagrante delicto , ваше преступление изобличают показания отца Кантеро, куратора фробургской миссии. Все документы, которые вы у него требовали, так или иначе касаются Сферы.
     ?Проклятый честолюбец, ударил-таки меня?, - обреченно подумал Людвиг. Было страшно. Черная маска мешала ему наблюдать за лицом противника. Зыбкая почва фактов колебалась, смахивая на трясину, приветливо поросшую ряской и незабудками.
     - Я использовал Сферу, между прочим, получив ее из хранилища государственного казначейства. Я имел дело с отцом Кантеро. Я не имел дел с дьяволом. Попробуйте, докажите обратное. Вам придется брать и пытать сотни людей - все они так или иначе видели Сферу либо прикасались к ней.
     Инквизитор пренебрежительно усмехнулся. Тонкие губы под краем черной маски растянулись в нитку.
     - Даже так? Вы на краю заслуженной кары пытаетесь давать мне советы? Сотни показаний ни к чему - в качестве доказательства сгодится одно-единственное признание - ваше собственное. Которое мы, без сомнения, получим. Впрочем, продолжим... Итак, вы не отрицаете, что использовали Сферу Маальфаса. Где она теперь?
     Людвиг понял - вот оно, главное, то, ради чего его привели в застенок. Деловитая возня палача мешала ему сосредоточиться.
     - Как видите, Сферы у меня больше нет.
     - Назовите место, где вы спрятали этот предмет.
     - Я же сказал, Сферы просто нет. Она разрушилась в процессе использования.
     - Не лгите, фон Фирхоф! Эту вещь нельзя уничтожить. Скажите, где вы ее спрятали, возможно, это несколько улучшит вашу незавидную участь.
     - У меня нет Сферы.
     - Ну что ж. Иоганн, запишите. Преступник упорствует в отрицании. Думаю, из-за нехватки времени мы не будем придерживаться установленных протоколов, показывать вам, любезный фон Фирхоф, инструментарий, ждать понапрасну раскаяния. Вы, как мой бывший коллега, и так должны прекрасно разбираться, что к чему... Палач, приступайте!
     ?Господи, - думал Людвиг, - Господи-Господи-Господи. Я верю, что ты есть. Я обязан верить, что ты справедлив. Хочу верить, что ты все видишь. Должно быть, я заслужил это. Я сам приказывал творить подобное. Я считал, что поступаю правильно. Те, кого я обрекал на мучения, были преступниками. Я верил, что были. Господи, пусть я заслужил это, но дай мне силы молчать. Дай мне силы. Я буду молчать. Я должен молчать... Молчать... ...Сфера Маальфаса, подарок Сатаны...?
     - Запишите Иоганн, преступник упорствует в молчании. Палач, продолжайте.
     - Не безумствуй. Ты не поможешь ему. - Дайгал спокоен, но Алиенора чувствует: за броней напускного равнодушия закипает бессильный гнев.
     - Ты хочешь, чтобы Людвига убили?
     - Не безумствуй. Ты сама знаешь, я этого не хочу.
     - Его нужно спасти.
     - Что ты собираешься делать - скажи-ка?
     - Надо ехать в Эберталь, добиться встречи с императором...
     - Я не устаю восхищаться тобою, моя звезда, судьба тебя ничему не научила. Один раз ты уже имела с государем доверительную встречу и едва не поплатилась головой.
     - Так что, ты предлагаешь сидеть здесь и ждать, пока казнят твоего друга?
     При слове ?друг? Дайгал лишь пожал плечами.
     - Инквизитор стал моим другом? Не будь я столь же безумен, как ты, так уже собирал бы дорожные сумки. Разве ты не понимаешь? С фон Фирхофом не станут церемониться. Поверь мне, я на своей шкуре узнал, как это происходит. Рано или поздно, так или иначе, его сломают и он расскажет все - про Сферу, про нас. Так вот. До того, как это произойдет, тебе желательно оказаться как можно дальше отсюда - за пределами Церена.
     - Я не могу бросить своих людей.
     - Если ?псы Господа? нагрянут сюда с трибуналом, твоим крестьянам не станет лучше.
     - Так что, мы должны оставить Людвига одного?!
     Альвис нехотя покачал головой - признание в том, что судьба бывшего инквизитора ему не безразлична, давалось с трудом.
     - Нет! Разрази меня святой Регинвальд - я не хочу этого! Но Фирхофу уже ничем не помочь. Если повезет - он умрет быстро.
     - Я не могу примириться с таким концом. Если бы Тассельгорн не сжег письмо Саргана...
     - Поздно. Теперь это только большая серая куча пепла. Впрочем, и ту давно смыло дождем.
     - Большая? Письмо было совсем маленькое.
     - Может быть, он еще что-то палил. У такого сорта проходимцев нередко имеется в запасе нечто, что им показывать отчаянно не хочется.
     - Нет же. Постой! А вдруг это письмо вовсе и не сгорело? С чего мы взяли, что это был пепел пергамента?
     - Раз записки не нашли, значит, она уничтожена.
     - А теперь я верю - она цела.
     - Блаженны верующие, моя радость.
     - Тассельгорн мог спрятать письмо незадолго до смерти. Он ведь не знал, что умрет. Такая вещь могла пригодиться...
     - Что ж, возможно. На его месте я бы просто зарыл эту штуку в землю. Допустим, мы начнем искать - сколько акров земли придется перерыть? На это уйдет вся твоя жизнь. Но тебе не отмерят этой жизни, Нора. В одиночку я еще рискнул бы помочь фон Фирхофу. Но тебе лучше не соваться в эти дела. Я решил - мы уезжаем.
     - Нет!
     - Тогда ты уезжаешь одна, а я остаюсь. До тех пор, пока можно - буду искать.
     - Ты один ничего не найдешь.
     - Хм. Не собирается ли благородная Алиенора взять в руки заступ?
     - Я соберу своих людей. Тому, кто найдет письмо - свобода. Они будут очень внимательны, ты мне поверь.
     Дайгал заколебался.
     - Это может сработать. Но времени у нас мало. Я не верю, что бумаги Тассельгорна уцелели, но попробовать стоит. Сам поеду туда, буду осматривать каждый подозрительный предмет, ты поедешь тоже. Конечно, не копать землю, просто до границы оттуда совсем близко...
     Телеги, груженные инструментами и провизией, землекопы, лошади, солдаты - все они спешно покинули бург Виттенштайн всего два дня спустя. Остались позади холмы, скрылся за вершинами деревьев шпиль ?враждебного? замка Шарфенбергов.
     Медленно приближались предгорья. Еще через два дня горизонт заслонила громада хребта Эстенмауэр - жемчужно-серый рисунок, выросший до размеров полумира. Караван не пошел к перевалу, лагерь разбили неподалеку от первых скал, на травяных полянах, поддеревьями, неподалеку от места событий, разыгравшихся в третий день новой луны.
     Едва поставили шалаши и палатки, едва закурился летучий дымок костров - заступы немедленно вонзились в густо проросший корнями дерн. Цена находки казалась баснословной: свобода счастливцу, свобода его семье и, как всегда, - деньги. Люди едва ли не дрались за право первым начать раскопки. Зеленый бархат луга запачкали пятна обнаженной земли. Копали неглубоко - почву снимали едва на пол-локтя. Ни один предмет, имевший хоть ничтожный шанс оказаться искомым, не проходил незамеченным. Дайгалу несли давно потерянные сбитые подковы, бесформенные, истлевшие в земле обрывки невесть какого хлама, хрупкие косточки птиц и мелких зверюшек.
     Альвис пытался руководить землекопами, потом, видя в глазах людей яростную, безумную надежду, махнул рукой. Теперь он лишь отвергал ненужные находки. Не то. Не то. Нет. Вилланы уходили, опустив голову и уронив руки. И копали-копали-копали снова. Куча пестрых обломков у входа в ?командную? палатку быстро росла.
     Энергия Алиеноры иссякла. Баронесса почти не выходила из шатра. ?Что она там делает? - думал Дайгал, выбрасывая очередной образец хлама. - Плачет? Должно быть, молится святому Регинвальду?. Альвис и сам с радостью молился бы, имей надежду, что это поможет делу. Тем, кто прикасается к талисманам демонов, стоит рассчитывать на благосклонность святых?
     Шли дни. Люди копали. В довершение несчастий зарядили дожди, и зеленый бархат луга, таявший под ударами заступов, превращался в мешанину травы и жидкой грязи. Старик, чья лопата, едва прикоснувшись к дерну, ударила о твердый предмет, давно уже ни на что не надеялся. Узловатые пальцы в венах извлекли из мягкой глины металлический обломок - статуэтка? Нет, рукоять кинжала - то ли кошка, то ли рысь растянулась в броске. Глаз у фигурки не оказалось - должно быть, выкрошились когда-то вставленные камни. Пустые глазницы кошки забила мокрая земля. Старик повертел в руках сломанное оружие. Отнести это господам? Говорили, искать записку. Оставить фигурку себе, чтобы потом продать старьевщику? - старик с минуту поколебался, но от изображения веяло чем-то зловещим, и он заковылял в сторону дымящих под дождем костров.
     Дайгал равнодушно взял находку. Вещица странная, но это явно не то, что они ищут. Он сполоснул фигурку в мутной лужице дождевой воды. На дне пустой глазницы пантеры все равно оставалось что-то. Точка? Пружинка? Дайгал вынул из ножен на поясе собственный кинжал и осторожно прижал ее концом лезвия. Раздался щелчок - открылось полое навершие рукояти. На ладони альвиса очутился сморщившийся клочок тонкой кожи.
     - Алиенора!
     Откинут полог палатки. Почтительно расступаются люди, чтобы пропустить свою баронессу.
     - Вот она.
     Обрывок слипся, и следует действовать осторожно. Вот так, еще немного...
     Пергамент, найденный с таким трудом, лежит перед ними, полностью расправленный. Странный пергамент, такого не делают в Империи.
     Ахнула Нора. Дайгал полуневнятно уронил старое непристойное проклятие на языке пещер.
     - Ты получишь свою награду, старик. Ты опоздал, но ты ее получишь.
     Надежды больше не было. Клочок кожи чист. Вернее, напротив - на нем грязные разводы полусмытой туши. Все, что оставила всепроникающая вода от письма Саргана.
     Людвиг очнулся от окатившего его ледяного потока. Болели выбитые плечевые суставы. Палач сердито гремел в углу ведрами. Человек с грубоватым, открытым лицом, в латах императорского гвардейца, спорил с ?замаскированным? инквизитором.
     - Это противоречит данным мне указаниям...
     - Какого диявола, любезный, - гвардеец брезгливо отодвинул сапог от бурого пятна на полу. - У меня приказ его величества - забрать преступника в крепость короны. До суда. Вот пергамент, вот печати. Спустите-ка этого типа вниз. Надеюсь, ваш пациент еще жив?
     У инквизитора в маске задергался уголок тонкого, нервного рта.
     - Но интересы дознания...
     - Для вас, любезный, есть нечто превыше приказов императора?
     - Разумеется, нет. Приказ императора превыше всего.
     - Так поторапливайтесь.
     Заскрипел блок дыбы, ноги Людвига коснулись скользкого пола, подкосились, и он упал. Офицер поморщился.
     - Окатите его еще разок водой, он слишком грязный.
     И оденьте.
     Палач, одевая, вертел бессильного фон Фирхофа так и сяк, причиняя ему нестерпимую боль.
     - Погодите, капитан. Обвиняемый должен подписать протокол признаний.
     - Как хотите. По-моему, он не в состоянии писать.
     ?А ведь подписывать-то и нечего, - подумал Людвиг. - Лист-то почти чистый?. Впервые за долгие недели он почувствовал настоящую радость.
     Инквизитор все же попытался вложить перо в сведенные судорогой пальцы узника, вывихнутая рука фон Фирхофа дрожала, на пергаменте осталось несколько неразборчивых царапин и клякса, похожая на раздавленную муху.
     - Не слишком радуйся, изменник, - шепнул, улучив момент, ?замаскированный?. - Теперь ты умрешь относительно легко, зато очень скоро.
     Людвиг выслушал это вполне правдивое обещание и ничуть не расстроился. Он испытывал кратковременное, ничем не омраченное блаженство - избавление от физических страданий.
     Путь до замка Лангерташ бывший фаворит церенского правителя проделал в карете с зашторенными окнами, пластом лежа на носилках. Новый тюремщик хмуро оглядел узника и махнул помощнику в сторону лестницы, что вела вверх, а не вниз. Так у Людвига появились роскошные апартаменты - собственная камера в башне, с видом на море. Почти как кабинет императора, подумал он с печальной иронией. Узника два раза посетил врач (вправляя вывихи и леча ожоги) и один раз - судейский чиновник. Суть обвинений осталась прежней: государственная измена, использование черной магии, убийство рыцарей и солдат Церена.
     Людвиг упрямо не подписывал ?повинного? свитка, чиновник не настаивал, сухо заметив, что это не обязательно - достаточно груды свидетельских показаний.
     Слегка отошедшего от страданий фон Фирхофа немало позабавило, что никто - ни допросчик в маске, ни чиновник - так и не догадался, что пустить в ход Сферу не под силу одному человеку. ?Я-то работал получше?, - злорадно подумал бывший инквизитор. Где-то далеко на востоке Алиенора и Дайтал - они в безопасности, а Сфера Маальфаса тихо лежит на дне заброшенного колодца - пусть она останется там вечно.
     Силы мало-помалу возвращались, с ними сначала спокойствие и умиротворение, потом - желание жить. Что может он, Людвиг, сделать для самого себя? Просить императора о помиловании? Если бы император хотел, мог пощадить его, то наверняка бы выслушал лично, прежде чем передать в руки палачей.
     Остатки гордости все еще мешали фон Фирхофу - он подавил их мучительным усилием. Попросить встречи с Гагеном, рассказать ему все... или почти все. Можно и нужно открыть предательство Тассельгорна, но нельзя впутывать в это дело альвиса и баронессу, нельзя сознаваться, что Сфера Маальфаса уцелела. Жаль, что пропало послание Саргана.
     Фон Фирхоф потребовал перо, бумагу и воск - их без промедлений принесли. Он написал то, что считал возможным, запечатал письмо, приложив перстень, возвращенный ему вместе с одеждой. Письмо унес тюремщик. Шли дни, недели - ответа не было. ?Это все, - понял Людвиг. - Я выйду отсюда один раз, от силы два - на суд, если он будет, и на казнь?.
     Он так и ждал, день за днем, и все равно - за ним пришли внезапно. Тюремщик отпер дверь, гремя ключами в огромном замке. Старый знакомец - знаменитый капитан гвардейцев Кунц Лохнер, служивший еще императору Гизельгеру, - стоял за дверью. Во дворе замка не оказалось ни виселицы, ни плахи - только черный экипаж, запряженный четверкой лошадей.
     - Вы повезете меня на казнь?
     - Нет, только на суд, мессир.
     ?Значит, будет суд, - подумал Людвиг. - Ну что ж. Придется сыграть еще одну роль - последнюю. Шансов оправдаться почти нет. Зато и терять больше нечего. Sursum corda!? Он почувствовал нечто вроде озорного веселья.
     - Ну что ж, я готов, капитан.
     Дорога до Эберталя не показалась Людвигу долгой. Карета остановилась ни много ни мало - у дворца Халле.
     - Ого! Дворец баронских Собраний. Открытый суд. Такая честь для меня. С чего бы это, любезный капитан?
     Кунц Лохнер молча отвернулся. Людвига ввели в зал. Казалось, в лицо ему ударил ветер, не ласковый ветер весны или холодное дуновение стужи - горячий ветер ненависти.
     - Изменник! Предатель!
     Стража скрестила алебарды, не подпуская к преступнику разгневанных баронов. На возвышении восседали судьи - пятеро высших, самых родовитых и самых прославленных латинистов Империи. Кресло императора пустовало. Стража, не чинясь, древками алебард подтолкнула Людвига к отведенному для него месту - табурету в углу зала. По бокам замерли гвардейцы.
     ?Как при венценосной особе?, - подумал фон Фирхоф и почувствовал, как им овладевает безумный смех. Нельзя. Не время смеяться и сходить с ума. Нужно собраться, еще не все кончено. Скорее всего он проиграет, но недостойно сдаваться без борьбы.
     Вперед выступил знакомый судейский чиновник, расправил свиток, близоруко прищурился.
     - Людвиг фон Фирхоф, барон Империи, обвиняется перед судом баронов Империи по следующим пунктам...
     Прочитанное не отличалось новизной - бывшему инквизитору пришлось в третий раз выслушать заверенный свидетелями немалый перечень собственных прегрешений.
     - Людвиг фон Фирхоф, можете ли вы что-либо сказать в свое оправдание?
     ?Ага, - отметил Людвиг, - видно, адвокат мне не полагается. Или для такого предателя, как я, попросту на нашлось адвоката. Ладно, попробуем сами?.
     - Хочу сделать суду заявление. Я публично отрекаюсь ото всех своих признаний в государственной измене. Confessio extrajudicialis in se nulla est; et quod nullum est, non potest adminiculari...
     (Недовольный голос из зала: что за тарабарщину несет этот шельмец?)
     - ...клянусь всемогущим Богом-творцом и святыми покровителями Церена - эти признания вырваны у меня пытками или вымышлены следователем инквизиции. Посмотрите