отно
повернул моа и поехал в обратную сторону. Словно напоминая ему о вчерашнем
дне, насмешница судьба подстроила все так, что он въехал в Рагпасс почти в
то же время, что и накануне, только с  другой  стороны,  совершенно  точно
зная, что по его следу идут те же самые охотники.


   По мере того как дорога, петляя между холмами Носокслоупа,  поднималась
все выше и выше, он обгонял все больше и больше людей, маленькими группами
направлявшихся в ту же сторону, что и он. Они  наверняка  не  рассчитывали
переходить Рагпасс сегодня, ибо солнце уже клонилось к  иззубренной  стене
Носокволла. По большей части это были местные крестьяне, такие же, как те,
которых  Д*вард  привел  с  собой  из  Джоалленда,  даже,   пожалуй,   еще
оборваннее.  Одни  ехали  верхом  на  ламах  или  кроликах,  другие  важно
восседали в повозках. Не иначе слух о прибытии Освободителя опередил  его,
и местная знать тоже захотела взглянуть на такое чудо.
   Хорошо бы еще встретить кого-нибудь верхом на моа - так бы, глядишь,  и
он не вызвал бы подозрения. Однако - увы! Он поднимался с толпой, которая,
смешиваясь с  остатками  тянущихся  из  Джоалвейла  самозваных  Свободных,
сворачивала в боковое ущелье. Наверное,  там  разбили  свой  новый  лагерь
Д*вард и его последователи. В  сумерках  мерцали  костры.  Соблазнительные
запахи поднимались преимущественно от костров, горевших у телег,  экипажей
и стреноженных  животных.  Должно  быть,  здесь  остановились  носокианцы,
захватившие  провизию  с  собой,  хотя  кое-где  предприимчивые  крестьяне
торговали обедами с телег. Как питались те, у кого  нет  денег?  Возможно,
никак. Здесь не росло ягод - здесь вообще не росло ничего, кроме травы,  и
только  изредка  попадались  чахлые  деревца.  Дош  слышал  детский  плач;
впрочем,  дети  всегда  плачут.  Вскоре  он  подъехал  к  подножию  холма,
загораживающего въезд в маленькую  долину.  Со  стороны  разрушенных  стен
какой-то древней постройки доносилось пение множества  голосов.  Если  они
пели, чтобы получить ужин, то ради пропитания им следовало бы  делать  это
погромче.
   Настроение у него улучшилось. Действительно,  среди  трех  или  четырех
сотен паломников затеряться гораздо  проще.  Он  мог  купить  себе  еды  и
подцепить на удочку своего обаяния  какого-нибудь  почтенного  гражданина.
Если после этого  не  обнаружится  несколько  братьев,  готовых  на  время
поручиться за него, это  можно  будет  устроить  с  помощью  денег  -  при
условии, что награда за его голову не слишком высока. Главное теперь -  не
попасться на глаза Освободителю и его...
   - Дош!
   Поздно. К нему бежали трое с копьями и круглыми нагианскими  щитами.  В
первом здоровяке легко можно было узнать Прат*ана  Горшечника,  а  за  ним
следовали Гопенум Мясник и Тьелан Торговец - все трое из Соналби, все трое
- ветераны таргианской кампании.
   Дош рявкнул Ласточке, чтобы та легла, и она буквально рухнула  под  ним
на землю. Он соскочил с седла, у него не было сил,  чтобы  стреножить  или
привязать ее - эта тварь  выдохлась  настолько,  что  даже  не  попыталась
укусить его. Не чувствуя от усталости ног, он прислонился к ее боку и стал
ждать воинов. Непривычное чувство поражения окутывало его  как  саван.  За
свою жизнь он не раз оказывался припертым к стене, но редко терял  веру  в
свою способность выпутаться из отчаянного  положения.  Теперь  он  слишком
устал, чтобы бежать и укрыться от них.  Эти  люди  всегда  презирали  его;
теперь они могли выдать его солдатам, стоит лишь тем показаться. Ну что за
жизнь! Сейчас у него больше денег, чем когда бы то ни было, а его  поймали
идиоты, слишком тупые, чтобы их можно было подкупить.
   Прат ан подбежал первым, остальные двое - сразу за  ним.  Они  опустили
копья.
   - Привет! - сказал здоровяк.
   Дош ожидал издевки. Странное дело, он ее не слышал.
   - Привет и вам, - осторожно проговорил он.
   - Освободитель  сказал,  что  ты  вернешься,  -  усмехнулся  Тьелан.  -
Давненько не виделись, Дош! - Торговец был невысок, но крепок.  Он  всегда
напоминал большого ребенка. Однако даже он, похоже, не глумился над Дошем.
Он шагнул вперед и сжал плечо Доша в традиционном нагианском  приветствии.
Прат*ан и Гопенум поспешно повторили этот жест, словно их уличили в плохих
манерах. Дош неуверенно ответил тем же.
   Ну и ну! Снова лучшие друзья?
   - Судя по твоему виду, день у тебя выдался  не  из  легких.  -  Прат*ан
бросил взгляд на моа и нахмурился. - Ты загнал эту бедную скотину чуть  не
до смерти!
   - Так уж сложилось: или я, или она.
   - Солдаты явились вскоре после того, как  ты  уехал  вчера  вечером,  -
сообщил Гопенум. - Я удивляюсь, как это они тебя не  поймали.  Ну  и  рад,
конечно, этому, - добавил он с некоторым сомнением в голосе.  За  минувших
четыре года он отяжелел, и волос на его груди было теперь заметно  больше,
чем на голове.
   - Вы, конечно, сказали им, в какую сторону я поехал?
   Трое переглянулись. Прат*ан пожал плечами:
   - Ты отверг приглашение Освободителя.
   Дош ждал продолжения, но и они тоже ждали.
   - И что будет, если они нагрянут сегодня ночью? Вы скажете  им,  что  я
здесь?
   - Мы надеемся, Дош, что ты передумаешь.
   - Врете! Д*вард - тот, может, и надеется, но не вы,  ни  один  из  вас.
Присоединиться к вам? С какой стати мне доверять вам?
   - Потому, что мы готовы доверять тебе, конечно.
   - Вы или Д*вард?
   Прат*ан оперся на копье так, словно приготовился стоять здесь долго.
   - Нам довольно того, что желает Д*вард. Он сказал нам, чтобы  мы  ждали
тебя и пригласили к нам, если ты хочешь вступить в ряды Свободных.
   Дош недоверчиво фыркнул:
   - Я пообещаю вам быть всегда  пай-мальчиком,  и  вы  примете  меня  как
блудного брата, так? Это вы-то?
   Здоровяк оскалил зубы в улыбке:
   - Я постараюсь. Честно, постараюсь. Ты был нашим другом когда-то.
   Что-то у него с памятью, наверное. Другом? Никогда. После взятия Лемода
они перестали плевать в сторону Доша Педераста, но и только.
   - Ты хочешь сказать, вы защитите меня от  солдат?  Вы  соврете  им?  Вы
будете драться за меня? - Дош рассмеялся.
   Трое остальных  нахмурились.  По  крайней  мере  Прат*ан  сделал  такую
попытку, наморщив лоб.
   - Ради друга мы пойдем и на это - конечно, я хотел сказать, ради брата.
Д*вард говорит, ты вовсе не был таргианским шпионом тогда, в...
   - Ха! А ведь я был шпионом. Об этом он что, не говорил?
   - Говорил. Но он посоветовал нам  помнить,  как  ты  проявил  себя  при
взятии Лемода, как ты поднялся с ним на стену в ту ночь. Он говорит,  если
ты хочешь присоединиться к Свободным, ты докажешь это.
   - Как докажу? - подозрительно спросил удивленный Дош.
   - Этого он нам не сказал.
   - Он сказал, это решать Прат*ану, - поправил его Тьелан. - Вот ты его и
убеди. Валяй начинай убеждать. Уверен, зрелище будет что надо.
   - Я тоже жду - не дождусь, - хихикнул Гопенум. -  Дела  говорят  громче
слов, так считает Освободитель.
   Ублюдки явно забавлялись. Дош огляделся по сторонам - неужели  никакого
выхода? В долине почти стемнело, так что рассыпанные по ней костры  горели
ярче. Пение прекратилось, толпа  у  развалин  молчала,  внимая  кому-то  -
Д*варду, наверное, но обрывки слов, которые доносил  ветер,  были  слишком
неразборчивы. Издалека доносился стук топоров: последние деревья рубили на
дрова. От моа больше никакого толку; если он попробует  уйти  пешком,  его
догонят без труда. Нагианцы знают, что он здесь, и выдадут  его  солдатам.
Значит, ему остается или присоединиться к ним, или погибнуть. Он дрожал  -
от холода и усталости, но эти увальни наверняка считают,  что  от  страха.
Может, они и правы. Придется присоединяться  к  этим  Свободным,  хоть  до
утра.
   Присоединяться? Как?
   - Вы собираетесь принести смерть Смерти?
   - Попробуем, - ответил Прат*ан. - Мы ведь не идиоты, Дош. Мы  понимаем,
что это опасно. Кто-то из нас может погибнуть. Мы все можем погибнуть.  Мы
считаем, что риск оправдан: подумай только, никаких больше Жнецов!
   - Если боишься, никто тебя не заставляет, конечно, - добавил Тьелан.
   У него оставался только один выход, но все его существо содрогалось  от
этого.
   - Допустим, я соглашусь сейчас, а завтра передумаю?
   Прат*ан пожевал губу. Ему приходилось _думать_, что за ним  наблюдалось
не так уж часто.
   - Наверное, ты будешь волен уйти. Любой волен уйти. Некоторые из  наших
вернулись домой. Сказали, по женам скучают.
   Гопенум шумно встряхнулся.
   - Ты что, здесь всю ночь собираешься торчать? Давай доказывай!
   Дош еще раз обдумал свое положение  и  пришел  к  тем  же  выводам.  Он
вздохнул.
   - Скажи, ты все еще мясник?
   - Был до прошлого месяца. А что?
   - Тут у вас сегодня полно голодного народа. Мне  ведь  не  нужен  будет
моа, если я пойду с вами, верно? Бери его - режь, разделывай, дели.  Седло
можно пустить на обувь детям.
   Гопенум и Тьелан вопросительно посмотрели на Прат*ана.
   - Слабенькое доказательство, Дош. Моа выдает тебя, и потом,  он  и  так
почти сдох.
   - Я еще не закончил! - огрызнулся Дош, хоть и надеялся на  обратное.  -
Даже так он стоит сотню звезд! Вот, у меня еще тут кое-какие деньги. -  Он
достал свой кошелек, жалея, что положил все деньги в одно место.
   - Не нужно нам твое грязное золото! - буркнул Тьелан.
   И это торговец!
   - Не тебе, говнюк! Этим голодным. Пошли, и смотри в оба!
   С трудом веря в то, что сам позволяет  ободрать  себя  как  липку,  он,
шатаясь, побрел к ближнему  костру.  Прат*ан  с  Тьеланом  пошли  за  ним;
Гопенум остался с Ласточкой, и Дош услышал  ее  короткий  вскрик  как  раз
тогда, когда совал первую монету  какому-то  удивленному  ребенку.  Вокруг
него тут же столпились дети; он раздал им серебро. Он переходил от  костра
к костру, выбирая те, на которых ничего  не  готовили.  Он  бросал  монеты
матерям, клал их рядом со  спящими  детьми.  Он  слышал  свой  собственный
визгливый смех при виде изумления на лицах взрослых. Потом кошель опустел.
Он повернулся к нагианцам:
   - Ну? Теперь убедил?
   Тьелан улыбнулся и открыл рот...
   - Зачем останавливаться? - хмуро спросил Прат*ан. - Костюмчик на вид не
из дешевых. Что там у тебя в карманах?
   - Ничего, бык тупой!
   - Ну, реку наполовину не перейдешь - это так Д*вард говорит. Начал, так
уж доведи до конца, Дош. Валяй.
   Бормоча про себя проклятия, Дош разделся.  Он  отдал  куртку,  башмаки,
даже свой драгоценный пояс с ножом. Свои новые холщовые штаны  он  обменял
на  драную  набедренную  повязку  у  какого-то  удивленного   нищего.   Он
повернулся к Прат*ану:
   - Ну? Шкуру мою  тоже  отдать?  Больше  у  меня  все  равно  ничего  не
осталось. Может, хотите, чтобы я выдернул свои ногти, вы...  вы...  -  Ему
хотелось плакать.
   Вместо ответа Прат*ан с оглушительным радостным  ревом  стиснул  его  в
своих медвежьих объятиях так, что у него затрещали ребра.
   - Отлично сделано, Дош! Право, отлично! Говорил же Д*вард, что ты  себя
покажешь, а никто из нас еще ему не верил!
   Потом настала очередь Тьелана. Он  не  только  обнял  Доша,  но  еще  и
чмокнул его в щеку.
   - Добро пожаловать, брат! Пошли, поздороваешься с остальными, брат Дош!
   Они отвели его туда, где Гопенум раздавал толпе куски дымящегося  мяса.
Из темноты то там, то здесь возникали знакомые Дошу лица. Услышав про  то,
что он  сделал,  все  обнимали  его,  поздравляя  со  вступлением  в  ряды
Свободных. Все улыбались так, словно действительно верили в это, хоть он и
не мог разглядеть их глаз. Впрочем, им-то что? Не  им  пришлось  выбросить
целое состояние на ветер - только для того, чтобы вступить  в  сумасшедший
дом.




ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

   Итак, вот, о монахи, благородная истина  избавления  от
   боли:   избавление   от   страстей;   воздержание,   пост,
   освобождение, свобода от привязанностей.
   Будда


17

   Был февраль. Уже почти стемнело. Шел дождь. Впрочем, сказать, что дождь
шел, значило бы не сказать ничего - вода неслась сплошным потоком чуть  не
параллельно земле, над насквозь отсыревшими  равнинами  Норфолка,  как  бы
специально для того, чтобы  слепить  Алисе  глаза,  затекать  под  капюшон
плаща, заливаться  за  голенища  сапог,  колоть  ледяными  каплями  шею  и
запястья. Ветер раздувал полы  плаща,  который  был  ей  слишком  велик  и
сохранился если не с  Тюдоровских,  то  по  крайней  мере  с  Георгианских
времен. Она нашла его на гвозде в доме среди хлама. Забытого или ненужного
тем, кто забрал все остальное. Неудивительно, что англичане покорили  весь
мир - нация, закаленная такой погодой, может одолеть все.
   Руки и лицо ломило от холода. Она сваляла дурака, выйдя прогуляться,  и
еще большего дурака, направившись против ветра.  Теперь  ветер  дул  ей  в
лицо, мешая идти. Ей хотелось свежего воздуха, но не столько же - спасибо,
не надо! Она до сих пор была так слаба, что ветер дважды буквально  сдувал
ее, так что она была теперь ненамного чище дороги. И винить ей  в  случае,
если она простудится, было некого, кроме самой себя, - доктор предупреждал
ее, чтобы она не переутомлялась, но о возможности переохлаждения он как-то
не подумал. Держаться на ногах ей помогала лишь мысль  о  дымящейся  чашке
горячего чая... нет, одной чашкой тут не обойдешься.
   Однако она уже  почти  пришла.  Она  свернула  на  дорожку,  ведущую  к
крыльцу. Разросшиеся кусты прикрыли ее от ветра.
   Надо наполнить ведерко углем, пока она еще одета. В свое время  она  не
ценила ни газовую плиту, ни крышу, которая не протекает. Даже утомительная
работа в офисе представала  теперь  перед  ней  в  некоем  ностальгическом
свете. Непостоянство имя тебе, Алиса! Нет, она уже все решила. Сегодня она
доделает потолок, даже если это ее угробит. Она начала красить его  четыре
дня назад и до сих пор видела больше плесени, чем свежей краски.
   Стоило ей выйти из-под прикрытия кустов, как ветер налетел на нее, чуть
не сбив с ног. Она чуть не  врезалась  в  какую-то  машину.  Откуда  здесь
машина? Она удивленно остановилась, пытаясь смахнуть воду с глаз.
   Это была очень большая машина, и стояла она прямо  перед  ее  крыльцом.
Большая и черная. На какое-то мгновение она напомнила ей старый "воксхолл"
Д*Арси. Дикая, сумасшедшая мысль... "Все это была ужасная ошибка, милая. Я
сидел в немецком концлагере..."
   Нет, это  безумие.  Она  сама  видела  "воксхолл",  разбитый  немецкими
бомбами в Гринвиче, восемнадцать месяцев  назад,  в  те  сумасшедшие  дни,
когда Эдвард возвращался из своей сказочной страны. И сразу же  следующая,
такая же безумная мысль: это вернулся Терри... "Нет, любовь моя,  я  вовсе
не утонул..." Это было бы совсем невероятно. Если бы Терри  и  вернулся  с
того света, то уж никак не на такой машине.
   Но у кого из ее знакомых есть машина и блат с горючим?  Ни  у  кого.  С
окончания войны  прошло  слишком  мало  времени,  чтобы  такие  излишества
появились снова. И потом, никто из ее  знакомых  даже  не  знает,  где  ее
искать. Она еще не разослала писем - руки не доходили, не до того было.
   Заглянул поболтать сосед? Или оставить визитную карточку? Вот  уж  чего
она никак не ожидала от местных - так это того, что  они  могут  оставлять
визитные карточки. Слишком глухое место. Впрочем, она  ожидала,  что  рано
или поздно к ней кто-нибудь  да  заглянет,  чтобы  познакомиться  с  новым
человеком. Но не может ведь машина приехать сама по себе, а эта явно  была
пуста.
   Она нащупала в кармане большой ключ. Она совершенно точно помнила,  что
уходя запирала дверь, хотя, возможно, с точки зрения местных здесь  так  и
не принято. В радиусе мили от нее не было ни одного дома, и телефона у нее
тоже не было. До сих пор это мало ее тревожило.  Она  не  позволит,  чтобы
что-нибудь изменилось.
   Но где же водитель? На крыльце? В сарае за домом? Укрываться в любом из
этих мест - бессмысленно, в машине все равно удобнее. Если гость явился  к
ней с недобрыми намерениями, еще бессмысленнее ждать  ее  где-то,  оставив
машину на виду. Она медленно подошла к двери. Оба маленьких окна  выходили
на эту сторону, да и размер их не  дал  бы  взрослому  человеку  забраться
внутрь. Оба окна были целы; во всяком случае, никаких признаков взлома она
не видела. Трава под ними не тронута.
   Очень  осторожно  она  повернула  ручку.  Дверь  заперта.  Вздохнув   с
облегчением, она сунула ключ в скважину и услышала,  как  щелкнул  древний
замок. Ветер втолкнул ее  в  дом  вместе  с  облаком  водяных  брызг.  Она
захлопнула за собой дверь и задвинула щеколду.
   Дрожа от волнения, она постояла на месте,  слушая,  как  вода  и  грязь
стекают с нее на газеты, валявшиеся на полу у двери, наслаждаясь уже  тем,
что дождь остался за стеной, и не  видя  ничего,  кроме  мерцания  огня  в
печке. Принести еще угля? Уголь подождет. Если ее неизвестный гость просто
отошел по нужде, она услышит, как он залезает обратно в машину.
   Она стянула плащ. Ее тошнило от запаха скипидара. Постепенно она начала
различать комнату: раковину и тумбочку в углу, стремянку, банки с краской,
парафиновую лампу, диван и кресло в чехлах, словно в траурных вуалях.  Всю
остальную мебель она сдвинула в спальню. Женщина на диване пила чай.
   Взвизгнув от неожиданности, Алиса отпрыгнула назад и врезалась спиной в
дверь.
   Гостья нахмурилась и поставила  чашку  на  блюдце,  которое  держала  в
другой руке.
   - Добрый вечер, мисс Прескотт.  Простите,  если  напугала  вас.  -  Она
сидела, чопорно выпрямившись.  В  коричневом  твидовом  пальто  с  меховым
воротником она выглядела очень солидно. Объемистый саквояж лежал на диване
рядом с ней. Ее блестящие  глаза  и  угловатые  черты  странно  напоминали
птицу.
   С минуту Алиса не могла произнести ни слова - она вся дрожала.
   - Вы моложе! - наконец выдавила она.
   Гостья подняла  аккуратно  подведенные  брови,  как  бы  обдумывая,  не
оскорбительно ли подобное замечание.
   - Моложе чего? Великой Хартии?
   - Чем были, когда я встречалась с вами в прошлый раз. И вы все еще мисс
Пимм?
   Она была совершенно сухой - от шляпы до крепких башмаков с  квадратными
носками, хотя дорожка у крыльца вся раскисла от дождя. Даже  на  воротнике
не было видно ни капельки.
   - Полагаю, мисс Прескотт, сойдет и это имя.
   Шок от неожиданности прошел, уступив место злости.
   - А моя фамилия теперь Пирсон. - Одеревеневшими пальцами Алиса пыталась
справиться с пуговицами пальто.
   Ведьма покосилась на палец без  кольца  и  с  минуту  обдумывала  новую
информацию.
   - Однако вы живете одна, миссис Пирсон. Могу ли  я  выразить  вам  свое
соболезнование?
   Объяснение было бы гораздо уместнее. Запертая дверь ни при  чем.  Дверь
она могла еще понять: кто как не мисс Пимм как-то  раз  выдернул  Алису  с
велосипеда и усадил на заднее сиденье автомобиля - это при  том,  что  два
этих транспортных средства сближались друг с другом со скоростью сто  миль
в час? Но вот зачем ей нарушать одиночество, выстраданное Алисой по праву?
Неужели она не понимает, что видит перед собой отшельницу?
   Потом до нее наконец дошло.
   - Эдвард? У вас новости про Эдварда?
   - Он жив и здоров. По крайней мере был две недели назад. Но разумеется,
причина моего вторжения - это он. Это ведь уже не в первый раз, не  правда
ли? - Мисс Пимм чуть раздраженно покачала головой. - Должно быть, там, где
дело касается этого молодого человека,  у  меня  пробуждается  материнский
инстинкт.
   - Он вернулся?
   - Нет. Он все еще в Соседстве. Что бы он ни обещал, он ни разу  не  был
на Земле с тех пор. Я, несомненно, поставила бы вас в известность, если бы
узнала о нем что-нибудь. Это первые достоверные сведения о нем, которые  я
получила.
   И первые, которые получила Алиса за без малого два года.  Она  повесила
плащ и грязное пальто на гвоздь у двери.
   - Значит, недостоверные до вас все-таки доходили?
   - Я получила сообщение, что он  объявил  о  своем  намерении  исполнить
пророчество и после этого ушел из Олимпа.  Подро