озрениями...
     - Знаешь, я бы тебя утопила. Велела бы Кручинке пару раз хвостом стукнуть... Может, и жалко было бы потом.
     - Кручинка меня любит больше, чем ты, - сказал Варан.
     - Дурак, - Нила отвернулась. - Знаешь, что тут было... из-за тебя?
     - Опять я виноват...
     Пламя костра высвечивало стены, узор мха на камнях, рисунок трещин. Варан хотел рассказать о комнате, обшитой деревом, о прожилках для соков, когда-то текших внутри столетних стволов, - но испугался, что это не к месту. Или что Нила не поймет.
     Дым тянулся вверх. Искал путь наружу. Вытягивался в дверной проем.
     - Скоро конец сезона, - сказала Нила.
     - Ты вернешься на Малышку? - спросил Варан, обрадованный возможностью сменить тему. Нила покачала головой:
     - Мать... Ну, короче, мать договорилась, чтобы меня взяли наверх. Княжна, ну, Князева дочка, хочет большую свиту...
     Варан молчал, пораженный этой новой бедой.
     - Я думала, - отрешенно продолжала Нила, - что ты... Ну, что тебя уже - все... Поэтому согласилась. А теперь поздно менять... Слушай, может, и тебе... Тут, наверху, тоже люди нужны. Хоть бы и на пристани...
     Варан вспомнил причальника Лысика.
     - Нет. У меня дом, поле, отец, мать, сестры... И ведь мы хотели пожениться - ты помнишь?
     Нила отвела глаза:
     - Помню. - Нила пожала плечами: И что теперь?
     - He знаю.
     - У тебя кто-то есть? - свирепо спросил Варан.
     Нила улыбнулась:
     - Нет... Когда ты ревнуешь, ты смешной.
     - Смейся, - предложил Варан. - А ты знаешь...
     Он вдруг вспомнил, что не успел сообщить Ниле о том, кем на самом деле был ?этот хлыщ?. Он уже открыл рот, чтобы сказать, чтобы увидеть на ее лице растерянность, недоумение и страх - и вдруг понял, что говорить ни в коем случае нельзя. Так она забудет его через день - а зная, станет вспоминать сегодня и завтра, перетряхивать в памяти детали, придавать им новый смысл; незначительный образ ?хлыща? укрепится и вырастет, питаемый любопытством...
     - Что? - спросила Нила.
     - Ничего, - Варан отвернулся. - Давай спать.
     На другой день он провел по малому маршруту чьего-то зазнавшегося слугу - самоуверенного и наглого, в отсутствие хозяина мнящего себя господином. Варану, впрочем, было не привыкать - он ни разу не потерял терпения. Уходя слуга бросил ему мелкую монетку на чай; Варан поймал.
     Больше заказов не было.
     Варан оседлал Журбину (Кручина, чем дальше, тем свирепее проявляла норов) и отправился в пещеры - один. Добравшись до ?каменного сада? - места, где была найдена сотка, - натянул поводья и велел змейсихе остановиться.
     В расщелине скалы нашел подходящий камень - не очень большой, но и не маленький, обросший ракушками. Прижав камень к груди, нырнул.
     Брюхо у Журбины было желтое, лапы врастопырку. Варан опускался все ниже, почти не прилагая усилий. Здесь нет дна; камень будет падать и падать, пока не ляжет на чей-нибудь огород...
     Вода все сильнее наваливалась на уши. Варан судорожно сглатывал, выпускал из носа пузырьки воздуха; среди толщи воды ему виделось радужное сияние. После тюрьмы оно мерещится всюду: в выгребной яме, в тарелке супа, в морской глубине...
     Воздух в груди перегорел, превратившись - так казалось - в жгучую смолу. Варан выдохнул его, пузырь за пузырем, поднимаясь на поверхность; схватил воздух ртом. Отдышался. Снова полез в расщелину - на поиски нового камня.
     Журбина смотрела на него с насмешливым удивлением.
     - Отдыхай, - сказал ей Варан. Змейсиха утомленно положила голову на воду, так что над поверхностью остались только ноздри, глаза да рога.
     Он нырял еще и еще. Звенело в ушах, кололо в груди. Камни попадались легче и тяжелее, один раз Варан нырнул так глубоко, что едва сумел выбраться...
     Близился вечер. Пробивающийся из-под воды свет сделался очень теплым, мутно-опаловым.
     - В последний раз, - хмуро сказал Варан Журбине. - Ты уж подожди меня, не злись.
     И нырнул.
     И почти сразу увидел радужное сияние.
     Выронив камень, он завис в толще воды, растопырив руки и ноги, как змейсиха. В десяти шагах - если расстояние под водой можно мерить шагами - смутно переливалась маленькая радужка.
     Нет-нет, подумал Варан. Из ноздрей его вырывались пузырьки, уходили наверх, где никто, кроме Журбины, не ждал.
     А если она настоящая? Вдруг вывалилась из кармана давешнего спесивого слуги?
     Он схватил купюру. Лихорадочно огляделся, но вокруг не было ничего, кроме воды, темной внизу, светлой - с бликами - над головой. Тогда, зажав деньги в кулаке, он ринулся наверх.
     На поверхности, очень некстати, у него пошла носом кровь. То и дело вытирая губы тыльной стороной ладони, он велел Журбине плыть домой.
     Нилы, по счастью, не было в гроте. Возможно, она еще не вернулась с базара, а возможно, просто вышла по какой-то надобности и вот-вот могла вернуться. Найдя в пещере самое светлое место, Варан разглядел купюру внимательнее. Вторая сотка была точной копией первой.
     Варан решил, что самое время сесть и подумать.
     А вдруг купюра настоящая, ныл тоненький внутренний голосок. А вдруг на нее можно купить лодку и уплыть с Круглого Клыка хоть сегодня? Уплыть в кильватере большого корабля - к тем землям, где леса до неба...
     Этот молодой поддонок, сказал князь, нашел тайник с фальшивыми деньгами и тем отвел от нашего острова угрозу карантина. Он заслуживает награды. Пусть он теперь будет горни и живет под солнцем со своей женой...
     Варан поднялся - и снова сел.
     Да засунь ты эту купюру куда-то под камни, чтобы никто не нашел. Забудь о ней, будто и не бывало... Что, соскучился по Тюремной Кишке?
     Где две купюры - там, значит, есть еще? И когда они выплывут? И кто их поймает?
     Если только дойдет до князя... Даже не так. Если только дойдет до мага - остров будет немедленно заперт от всего мира, не разъедутся гости, не придут плотогоны. Нечем будет топить в межсезонье. Нечем будет кормить невольных узников. А на следующий сезон - и на послеследующий, и еще, и еще - богатые горни повезут семейства куда угодно, только не на ?этот проклятый Круглый Клык?...
     Варан, сунул купюру за пазуху. Он решил пойти к отцу; в последнее время он слишком часто полагался на себя и слишком явно совершал глупости. Пойти к отцу и рассказать все как есть: у Варана будто камень свалился с души. Он выбрался из пещеры и, то и дело вытирая губы (проклятая кровь все не унималась), запрыгал с камня на камень к дороге.
     - Далеко собрались?
     Варан споткнулся. Человек, появившийся невесть откуда, загораживал ему дорогу; у человека были серо-голубые глаза и длинные волосы. Широкополая шляпа бросала тень на слишком бледное - не по сезону - лицо.
     - Откуда кровь? - спросил Императорский маг, подходя ближе. - Донырялся?
     Варан отступил на шаг. Отнял от лица руку; губы сразу же сделались мокрыми и противно-липкими.
     - Стой, - повелительно сказал маг, протягивая руку, и Варан обмер.
     - Это не тебе, - маг усмехнулся уголком рта. - Пошли...
     - Куда?!
     - Куда-нибудь, где ты мог бы морду вымыть...
     Кровь на лице подсыхала, стягивая кожу. Варан подумал, что можно выбросить купюру так, чтобы маг не видел. Или теперь уже нельзя?..
     Не сводя с него глаз, маг снял с пояса баклажку. Вытянул пробку, протянул:
     - Умойся.
     Варан плеснул из баклажки на ладонь. Руку свело от холода - вода была ледяная и чистая. Варан осторожно лизнул - так и есть, пресная, не иначе, как из личных Князевых запасов. Глутто и даже бесчестно тратить такую воду на умывание. Проведя мокрой рукой по лицу, он вернул баклажку хозяину:
     - У нас здесь пресную просто так не льют.
     - Строго, - маг прищурился. - Может, напьешься?
     Варан, помедлив, покачал головой. Радужная купюра жгла кожу под мокрой рубашкой. Проклятая Шуу, да ведь она, наверное, просвечивает!
     - Ты много нырял, - сказал маг. - Поражаюсь, как у вас это получается... Что люди, что звери... Да, хотел бы я провести детство на Круглом Клыке...
     Варан потрогал нос. Кровь остановилась. Его могущество - вот этот парень в широкополой шляпе - сказал ?стой?, и она послушалась. Его, Варана, собственная кровь.
     - Гляди-ка, - маг смотрел теперь Варану через плечо. - Красиво...
     Если это ловушка, мне все равно не отвертеться, подумал Варан и посмотрел на море.
     От Круглого Клыка веером, как птицы, уходили корабли. Разноцветные паруса казались особенно яркими в свете вечернего солнца. Время от времени над бортами поднимались клубы дыма, и спустя несколько секунд доносился хлопок. Гости салютовали острову, прощаясь.
     А над кораблями плыл, раздувая бока, расписной шар, надутый огнем. Варан подумал, что шар красивее, чем солнце.
     - Ловят последний ветер, - сказал маг за спиной Варана. - Уходят... Туда, где не бывает сезонов.
     В его голосе прозвучала откровенная зависть. Варан подумал: если ты так не любишь сезоны, то и отправляйся с ними, мы тебя не держим.
     Маг вдохнул воздух. Ноздри его задрожали; он слабо улыбнулся:
     - Моряки на палубе, наверное, говорят о смерчах. Они боятся водоворотов, сейчас ведь как раз начинает крутить... Он такой красивый, этот ваш ?каменный сад?. Жалко, что в межсезонье до него никак не добраться...
     Играет, как сытуха с червем, тоскливо подумал Варан. Он велел отпустить меня, строго приказал, чтобы отпустили... Чтобы я навел его на поддельный клад. И я, как дурак, сделал то, чего от меня ждали.
     - А галеры уйдут последними, - сказал маг, все еще глядя на море. - Редкое зрелище - три сотни одновременно взлетающих весел... Для вас, местных, это всего лишь конец сезона. Для меня - все впервые.
     С верхней пристани поднялась патрульная крылама. Описала первый круг очень низко, пронеслась над головами Варана и мага, обдав теплым запахом ухоженного птичника. Свечой поднялась в небо, замерла в зените, снова закружила, теперь неторопливо, с ленцой, то и дело зависая в потоках восходящего воздуха...
     Парусники уходили, оставляя за собой покрытое узором море - сочетание многих следов на воде.
     - А вот эти мачты, - пробормотал Варан. - Сколько же деревьев на них уходит... Десять... или больше...
     - Одно. Каждая мачта - одно дерево. Просто ты не видел корабельного леса.
     - И не увижу, - устало заключил Варан.
     Маг странно на него посмотрел:
     - Да? Почему?
     Он лицемерил. Варан пожал плечами:
     - Мы рождаемся здесь... И здесь умираем. Это Круглый Клык...
     - Люди приходят и уходят. На свете есть корабли, лодки, воздушные упряжки, в конце концов...
     Он стоял рядом, говорил о другом и смотрел вдаль, и это было хуже всего. Ожидание разоблачения сделалось совсем уж невыносимым; Варан сунул руку за пазуху, вытащил подсохшую купюру и с каким-то даже облегчением протянул магу:
     - Я нашел. Нес отцу... И все.
     Маг сдвинул на затылок свою шляпу. Взял купюру небрежно, как меняла. Положил ее на ладонь. Прищурился на радужное сияние, бледное при свете дня.
     - Я думал, может, она настоящая, - неизвестно зачем добавил Варан.
     Маг покачал головой:
     - Она поддельная... Как и та, первая. Одна рука, один почерк... Мы ведь никому об этом не скажем, правда?
     - Мы? - пробормотал Варан. Маг вскинул голову:
     - Тихо, вот она идет... Ты ей, пожалуйста, тоже не говори.
     Варан обернулся, но дорога была пуста. Он открыл рот, чтобы спросить о чем-то, но в этот момент Нила появилась - она шла медленно, в обеих руках у нее были корзинки с продуктами для хозяина и лакомством для змейсих. Кручина и Журбина, питавшиеся исключительно рыбой, иногда в порядке поощрения получали сладкие репсовые печенья.
     Варан выпустил нож:
     - Не хочешь за меня замуж - так и скажи.
     - Ты еще с отцом не говорил. Может, после всего он тебе и не разрешит, - Нила смотрела в сторону. - А ты мне голову морочишь...
     Варан поднялся и вышел из пещеры.
     Небо - последнее небо сезона - было белым от звезд. И в нем кругами плавала патрульная крылама.
     Я люблю тебя - и буду за тебя драться.
     Нет, не так.
     Я люблю тебя - и буду драться за тебя, даже если ты меня уже разлюбила. Я буду драться за свою любовь, даже если в этой драке придется тебя прикончить...
     Варан сплюнул под ноги.
     Бред..
     - Я боялась, ты будешь с ним драться.
     - Вот еще.
     Нила чистила большой закопченный котел. Тонкие руки по локоть были перепачканы сажей.
     Варан потрошил рыбу.
     - Когда я увидела вас вдвоем на дороге, я подумала, что сейчас сяду на попу, Шуу свидетель. Кто он такой? Что здесь вынюхивает?
     - Просто горни, - соврал Варан.
     - Да нет, - помолчав, сказала Нила. - Не просто... Что-то в нем есть. Что - не пойму.
     - Как насчет свадьбы? - неожиданно грубо спросил Варан.
     Нила вздохнула:
     - А ты наверху останешься?
     Он бросил очередную потрошеную рыбину в корытце с красной водой:
     - Меня никто не зовет... И что мне тут делать? Только прислуживать...
     - Отвалится от тебя кусок, если будешь прислуживать, - Тихо сказала Нила.
     Последними с острова ушли весельные лодки. На них отплывали жители ближайших островов, являвшиеся на Круглый Клык не столько отдохнуть, сколько заработать.
     По морю ходили, переливаясь сизыми боками, воронки. По небу ходили смерчи; глядя утром на горизонт, Варан мог насчитать и пять, и семь, и девять за раз.
     Небо сделалось блеклым, будто от усталости.
     Хозяин закрыл для публики ?катание на серпантерах?. Кручина нервничала, предчувствуя конец сезона, ладить с ней становилось все труднее. Даже Журбина, всегда меланхоличная и покладистая, теперь позволяла себе скалить зубы и однажды цапнула Варана за руку. Впрочем, желающих посмотреть на ?красоты подводных пещер? уже несколько дней как не было. Сезон заканчивался.
     Хозяин честно выплатил Варану заработанное - ни грошиком меньше, но и не больше положенного. Варан отнес деньги отцу.
     - Я хочу жениться, - сказал, глядя в пол.
     - В следующем сезоне, - сказал отец.
     Не спросил, на ком. А может, давно знал. Не стал удивляться, выяснять, сердиться. Просто сказал, сообщил легко и буднично: в следующем сезоне.
     Варан ушел, не ответив ни слова.

***

     Он каждый день нырял в ?каменном саду?. До последнего. Сносил Журбинин испортившийся характер, таскал ей печенье в рукаве, упрашивал не сбрасывать с седла, не бить хвостом и не кусаться, потому что на лодке добраться до ?сада? не было никакой возможности.
     Вода с каждым днем становилась все мутнее.
     Однажды Варан попал в течение. Сам виноват - надо было предвидеть; он привык, что летом вода в гроте спокойна, как стекло. Привык - и потерял бдительность.
     Его рвануло, как огромной грубой рукой, и потащило под камень. Мелькнул и погас свет; спасло дурака только то, что длинная уздечка Журбины, в последние дни склонной к побегу, была в тот момент намотана на запястье. Змейсихи чуют течения, как никто в мире; Журбина поплыла, избрав единственное направление, способное спасти ее и ныряльщика. Выбравшись, Варан долго кашлял и плевался, а потом от полноты чувств поцеловал Журбину в холодную чешуйчатую морду, и змейсиха сразу же отоварила его по ноге жгучим хвостом - чтобы не забывался...
     Больше Варан не осмеливался нырять.
     Сезон заканчивался. Все хорошее и все плохое, что несут в себе течения, водовороты и смена ветров, - все это будет потом.

Глава четвертая

     Ковчег мотало и вертело. Море снова и снова, в который раз, пыталось потопить уродливую, неуклюжую с виду, громоздкую посудину. Поддонки цеплялись за стены и друг за друга. Кого-то рвало. Кто-то спокойно спал.
     Море было бурое с белым, в клочьях пены, больное, отвратительное море. Оно выдыхалось с каждой минутой. Оно теряло силы, над ним собирались, как рыбы над падалью, тучи.
     Сестры, Лилька и Тоська, висели на Варане с двух сторон. Они отяжелели за сезон. Скоро, пожалуй, они сравняются с ним в росте.
     - Вараш... А правда, что ты жениться хочешь?
     - Кто сказал?!
     - Долька соседская... А что?
     Тучи становились плотнее. Верхушки острова не стало видно; каменный мир горни остался там, где ему следует быть - наверху.
     Над водой мало-помалу поднимались осклизлые, покрытые илом и водорослями крыши подцонья.
     И пошел дождь.
     Утопленников нашлось меньше, чем в прошлом сезоне, - всего одиннадцать. Троих опознали по заранее разосланным княжеским разыскным грамотам, обернули просмоленной шкурой и отправили наверх. Прочих отдали, как положено, морю.
     Сняли сетки с полей. Донные поднялись даже веселее, чем обычно.
     - Без репса не останемся, - удовлетворенно говорил отец.
     Варан помогал матери прибираться в доме. Иногда среди грязи удавалось найти что-нибудь по-настоящему ценное - металлическое украшение или монету. Малявки радовались, прыгали до потолка; Варан всякий раз вздрагивал, когда в куче мусора обнаруживалась цветная тряпка.
     Ему мерещилось радужное сияние.
     Отец починил и вычистил водосборники. Море мало-помалу успокаивалось, обретая обычный серый цвет. Старый Макей взялся развозить почту на своей педальной шлепалке. Сестра матери с Малышки писала, что староста рудокопов велел поставить на берегу новую печь. И никто нигде не слышал, чтобы среди ила или умирающих водорослей отыскалась настоящая сотенная купюра - радужная, новенькая.
     Возвращались к дому дойные кричайки - некоторые с приплодом. Появилось молоко. Варан вспомнил вкус сыра.
     Налетели сытухи - они всегда налетают осенью, собирают дань с обнажившейся суши. Варан с отцом ходили на охоту, провели ночь на холодном камне с арбалетами наизготовку и пару сытух подстрелили. С победой возвращались домой - будет новая одежда, будут бочки маринованного мяса; к сожалению, сытух нельзя есть иначе, кроме как крепко промариновав. Воняют.
     С раннего утра и до ночи находилось множество неотложных дел. Едва справившись с домом, полем и водосборниками, взялись налаживать винт. Тросы подгнили, пришлось добывать новые; староста Карп торопил, велел подготовить транспорт как можно скорее. Не спали ночами; наконец запустили винт на пробу, и Варан, поднявшись над облаками, увидел мир горни после сезона - в желтых листьях увядшего шиполиста, в оголившихся камнях, в замусоренных расщелинах.
     Солнце палило немилосердно. Пришлось сразу же надеть очки.
     На пристани стоял причальник Лысик. Глядел мимо Варана. Цедил слова, как сквозь сито.
     Так началось межсезонье.

***

     Стояли туманы. Бродили по суше, съедая иногда половину поселка. Висели над морем, проглатывая и выплевывая лодки рыбаков; На носу каждого суденышка болталась в рамке металлическая рыбка, носом всегда указывала на Малышку, а правым плавником - на Круглый Клык.
     Донные посевы поднялись в половину человеческого роста.
     Мать учила Лильку и Тоську доить кричалок. Девчонки, торопливые и неуклюжие, получали то когтем по ноге, а то и клювом полбу. Роптали. Мать грозила даже ремнем.
     Варан ходил кругами, налегая на рычаг, глядя в землю. Страшно представить, сколько тысяч кругов он прошел за свою жизнь, наворачивая пружину спускателя. А сколько прошел отец?!
     Вокруг пружины была вытоптана круглая бороздка в земле. Идти было не так уж трудно, просто уныло и скучно до одури; иногда после нескольких часов непрерывного хождения по кругу Варан засыпал с открытыми глазами. Ему виделись белые дворцы, поднимающиеся из воды, странные птицы на деревянных плотах, а иногда виделось, будто он летит на крыламе и море - внизу...
     Подниматься надо было каждый день. Горни требовали пресную воду. Поддонкам необходим был сушняк; винтом поднимали влажные водоросли и принесенные морем кусочки дерева, раскладывали на сушильнях под жгучим солнцем. Потом оборачивали просмоленной тканью и спускали вниз и распределяли под надзором старосты Карпа, и совершенно естественно получалось, что половина всего топлива попадала ему, старосте, в хранилище и в печь...
     Пружину винта наворачивали непрерыв