режим...
     Лидка поставила портфель, сверху положила сверток с мелками.
     - Ну показывай, что хотел.
     Окон в музее не было. На их месте тянулось цветное панно с электрической 
подсветкой - древний город с забытым названием, когда-то полностью уничтоженный 
апокалипсисом и реконструированный по сохранившимся гравюрам. Напротив в витрине 
лежали на линялых подушечках закопченные металлические обломки, а сверху на 
стене медными буквами было выложено чье-то изречение: "Пока мы помним о погибших 
цивилизациях, история продолжается". Лидка поежилась.
     - Идем, пигалица...
     - У меня есть имя, - сказала Лидка скорее для порядка. Она давно не 
обижалась на прозвище, тем более что в Славкиных устах оно звучало почти нежно.
     - Идем, тут новый экспонат...
     Фотография действительно была новая, матовая, цветная. И огромная, почти 
метровой высоты; сквозь дым и языки огня на Лидку смотрела, как живая, 
здоровенная уродливая глефа.
     Лидка отпрянула.
     - Страшно? - нарочито небрежно спросил Славка.
     - Гадко, - сказала Лидка, глядя в сторону. - Зачем ЭТО показывать?
     - Затем, что скоро они из моря полезут, - Славка наставительно поднял 
палец. - Мы должны быть готовы...
     - Я не собираюсь на них смотреть!
     - Вот видишь, ты трусишь! А находятся же храбрые люди, которые их 
фотографируют! Это подлинный снимок, восемнадцать лет в спецхране...
     Лидка еще раз мельком глянула на фото. Потом на Славку, насмешливо 
прищурилась:
     - В спецхране? Восемнадцать лет? Слушай, это подделка. Я в детстве тоже 
глеф рисовала. Мистификация...
     Славка надулся.
     - Скажи еще раз.
     - Ми-сти-фи...
     Славка быстро наклонился вперед и губами поймал Лидкины губы. Ей сделалось 
страшно и неприятно, она не думала, что симпатяга Зарудный способен на такую 
глупость.
     - Дурак...
     Вырываясь, Лидка оступилась и села на ворсистый ковер. И отбила бы себе 
мягкое место, если бы Славка не подхватил ее.
     - Дурак, Зарудный, совсем спятил?!
     - Пигалица... - сказал Славка жалобно. - Успеешь на свою математику...
     Руки у него были взрослые - жилистые, твердые и в то же время красивые, с 
длинными пальцами. Славка закончил музыкальную школу.
     - Что ты меня так гладишь все время, как будто я тебе кошка?
     - А как тебя гладить, пигалица?
     - Никак, пусти...
     Он не позволил ей встать. Наоборот, навалился сверху и снова полез 
целоваться. Лидка решила минуточку потерпеть- когда-то ведь он отстанет?! А на 
будущее надо будет учесть: Зарудный- дурак...
     Но Славка не думал отставать. Наоборот, сунул руку Лидке под юбку, а этого 
она не собиралась терпеть ни в коем случае.
     - Одурел?! Сейчас как заору...
     - С чего бы тебе орать? Глупенькая, что ли?
     - Пусти!
     - Да перестань...
     - Пусти, говорю!
     Она все еще надеялась на его благоразумие и не решалась вырываться всерьез. 
И заорать тоже не решалась, а потом уже было поздно, потому что Славка зажал ее 
рот своим ртом, и трудно стало не то что издавать звуки - дышать. А когда он 
принялся стаскивать с нее колготки и сделалось ясно, что происходящее не игра, у 
Лидки вдруг не оказалось сил. Теперь она вырывалась еле-еле, и Славке, вероятно, 
казалось, что девчонка сопротивляется только для виду.
     - Пус...ти... иди... от...
     В дверь постучали.
     Новый ужас придал Лидке силы. Она вырвалась. На четвереньках отползла в 
сторону, натянула колготки, судорожно одернула юбку. Губы ее горели и саднили, 
казалось, рот разорвали до ушей, как у клоуна.
     - Зарудный, открой, пожалуйста. Я знаю, что ты здесь!
     Голос завучихи, и достаточно нервный.
     - Зарудный, открой сию секунду!
     Лидка затравленно огляделась. Под стеллажами не спрячешься, дверь в 
специальный зал заперта на кодовый замок. И Славка струсил, видать, вон как 
побледнел, даже губы трясутся.
     - Си-ю се-кун-ду! Или будут неприятности, слышишь?!
     Стук каблуков по паркету, еще чьи-то голоса. Сколько их там собралось? И 
когда уйдут?!
     Славка точно решил не открывать. И ей махнул рукой, молчи, мол, сиди, как 
мышь, обойдется...
     - Принесите второй ключ! - голос завучихи был как струна. - Елизавета 
Павловна, второй ключ, пожалуйста...
     Лидка успела подумать, как легко проходят звуки сквозь укрепленную дверь 
Музея.
     Потом щелкнул замок, и дверь медленно, как в ужасном сне, начала 
раскрываться.
     Славка уже стоял, прижав одну ладонь к лицу, а другую к груди, будто 
решившись в последний момент симулировать сердечный припадок.
     А Лидке нечего было симулировать. Она сидела под витриной, под остатками 
погибшей цивилизации, и смотрела на себя как бы со стороны - на перепуганную, 
расхристанную, с распухшими губами девчонку.
     Вошли завучиха, техничка, математичка, директор. Некоторое время было тихо, 
потом завучиха утробным голосом произнесла: "В святом для нас месте..."
     На Славку почти не смотрели.
     Маму было жалко.
     Маме Лидка рассказала, как все было на самом деле, но легче от этого не 
стало. Брат демонстративно не желал разговаривать с падшей сестрой, отец ходил 
подавленный и молчаливый, зато Яна никак не могла сдержать язык:
     - Дура! Кретинка! Что у тебя в голове - тряпки?! Допрыгалась, дура, вот 
вылетишь из лицея, вот попадешь в двести пятую... Возились с тобой, нянчились с 
тобой, вынянчили тебя... Дебилку, имбецилку, идиотку...
     - Замолчи, - устало говорил отец, и Яна замолкала, и заведенный мотор 
внутри нее работал вхолостую целых две минуты, а потом молчание иссякало, и все 
начиналось сначала:
     - Дура... Кретинка... Потаскуха малая... До чего ты мать довела...
     Отец три раза ходил к директору. Вроде бы должны были исключить обоих - и 
Зарудного, и Лидку, но с самого начала ясно было, что на Славку у лицейских 
начальников рука не поднимется: у Славки слишком известный отец. Академик и 
депутат.
     У Лидки не хватало сил сидеть дома, но и шататься по улицам было опасно - 
вдруг встретишь знакомого или одноклассника. К лицею она боялась подходить на 
пушечный выстрел, а потому с самого утра шла на берег, забиралась в скалы и 
сидела, съежившись, на обломках не то бревен, не то мачт, изъеденных солью, 
почерневших, когда-то проглоченных, а потом отторгнутых морем.
     Несколько раз ей случалось видеть дальфинов - далеко от берега, совершенно 
безопасно, но все равно нервный холод пробирал до костей. Впрочем, она и без 
того мерзла- вот заболеть бы и умереть. Лидкин день рождения прошел буднично и 
безрадостно. Четырнадцатое октября, снова среда. До назначенного срока осталось 
семь месяцев и три недели.
     Вместо обещанных роликовых коньков ей подарили коробку конфет и какие-то 
скучные книжки. Полвечера она проплакала, забравшись под одеяло,- не то из-за 
коньков, не то из-за лицея, не то из-за скорой и неотвратимой смерти.
     А через неделю оказалось, что раз исключить Зарудного нет никакой 
возможности, то и Сотову трогать не будут. Поругали, поставили на вид - и пусть 
помнит доброе к ней отношение.
     Отец пришел из лицея нервный, но румяный и с блеском в глазах. "Обошлось", 
- сказал он маме. "Замолчи",- сказал он вскинувшейся было Янке. Лидке улыбнулся, 
потрепал по затылку, обошлось, мол, собирайся завтра в лицей...
     Лидка представила, как войдет в свой класс. Как сядет на первую парту рядом 
с Рысюком. И двадцать пар глаз будут разглядывать ее, будто впервые увидев.
     Она сверилась с расписанием- двадцать первое октября, среда - и уложила в 
сумку книжки. Но пошла не в лицей, а к морю.
     Облака рябили многими оттенками серого, казалось, что небо покрыто грязными 
встопорщенными перьями. Небо походило на лежалую дохлую чайку. С моря дул 
недобрый ветер - Лидка укрылась среди камней и раскрыла книжку. Роман "Бедная 
Анна" полагалось прочитать по программе еще прошлым летом, это был самый скучный 
на свете роман, но Лидка читала, продираясь сквозь длинные описания природы и 
совсем уж бесконечные монологи. Героиня не могла иметь детей, а детородный срок 
цикла истекал, и ее муж собирался уйти к другой. Лидка переворачивала страницы, 
почти ничего не соображая. Что за проблемы у этих персонажей, ведь они 
благополучно пережили свою мрыгу, теперь им предстоит два десятка лет безбедной 
жизни...
     А у Лидки - семь месяцев и две недели.
     В окончательный апокалипсис верят только идиоты. А она, Лидка, изучала 
историю. Она умиая.
     Буквы сливались перед глазами.
     Около полудня со всех сторон в бухту стянулись патрульные катера. Они 
стояли далеко от берега, там, где Лидке случалось видеть дальфиньи спины. Черные 
силуэты вытянулись цепью от мыса до мыса. Кораблей было не меньше двадцати; со 
стороны базы ГО пришли два вертолета. Покружились над морем, поро-котали, 
улетели. Лидка встала, чтобы поскорее уйти.
     - Что ты здесь делаешь?
     От неожиданности сумка едва не выпрыгнула из Лидкиных рук. Патрульные 
появились как из-под земли- два солдата и офицер, вооруженные, в камуфляже.
     -Девочка, что ты здесь делаешь?!
     - Прогуливаю уроки, - сказала Лидка тихо. Патрульные переглянулись. 
Кажется, честный ответ настроил их чуть более миролюбиво.
     - Объявлено военное положение, - отрывисто сообщил офицер. - Дети должны 
сидеть по домам.
     Лидка крепче сжала сумку. Губы начали дрожать, прежде чем смысл сказанного 
дошел до нее.
     - Как... что же...
     - А ну сюда, живо!
     Ее взяли за локоть и потащили - не очень быстро, но она все равно то и дело 
спотыкалась. От страха заложило уши.
     По бетонной лесенке ее вытащили на набережную;
     от торговых палаток остались металлические скелеты, под ногами валялись 
обрывки газет, и никого не было - ни торговцев, ни гуляющих, только военные 
машины в решетчатых железных очках. И люди, гэошники, и у каждого второго - 
рация. Суставчатые антенны подрагивали, будто черные тараканьи усы.
     И еще тут был Игорь Рысюк. Стоял, привалившись к машине, глядел в сторону, 
как бы непричастный ко всему на свете.
     - Эй, парень, эта та самая девочка?
     Рысюк бросил на Лиду взгляд и сразу отвернулся.
     - Да.
     - Которая уроки прогуливает?
     - У нее личная драма, - сказал Рысюк, почти не разжимая губ. - Несчастная 
любовь. Кто-то хохотнул.
     - Ладно, пацан, ты не врал вроде бы... Куда вас обоих, в 
приемник-распределитель?
     - Мы ничего не сделали, - тонко сказала Лидка.
     - А нечего ходить где не положено... Адрес?
     - Что? - тупо переспросила Лидка.
     - Где живете? Далеко?
     - На Угловой...
     Игорь промолчал. Сам он жил гораздо дальше, на Зеленой Горке.
     - Хорошо... До Угловой подбросим, но чтобы из дома ни ногой! Ясно?
     Вслед за солдатом, пахнувшим неприятно и остро, они забрались в тесный 
салон. Машина дернулась- Игорь и Лидка непроизвольно ухватились друг за друга.
     - Ты почему не пришла в лицей? - спросил Рысюк сварливым шепотом. - 
Зарудный ведь ходит...
     - Отстань.
     - Почему ты такая невежливая?
     - Почему ты такой кретин?
     Где-то выла сирена. Ее вой сперва нарастал, потом ударил волной и сразу 
схлынул, удаляясь. Машина с сиреной пронеслась в противоположном направлении - к 
морю.
     - А что было в лицее? Рысюк пожал плечами:
     - Тревога. Всех распустили по домам.
     - А ты откуда знал, где меня искать?!
     - С чего ты взяла, что я тебя искал? Лидка прикусила язык.
     - Эй, дети, - сказали из кабины, - какой номер на Угловой?
     - Угловая, двадцать семь, - пробормотала Лидка. - Рядом с универмагом.
     Машина выбралась на трассу и пошла быстрее.
     - Слушай, Рысюк... Вопрос застрял у нее в горле.
     - Мрыга? Сегодня?- насмешливо спросил Игорь. - А как же твое любимое 
девятое июня?
     Лидку передернуло. Захотелось ударить - так врезать невысокому Игорю по 
щеке, чтобы коротко стриженная голова стукнулась о борт...
     - Не боись, это нормальный кризис, - Игорь улыбнулся. - Военный переворот 
или еще что-нибудь такое. Если бы ты учила историю, то знала бы, что за 
несколько лет до апокалипсиса наступает...
     Машина притормозила.
     - Выметайтесь, дети! И чтобы ни ногой из дома, ясно?
     - Мы уже не дети, - проворчал Рысюк себе под нос. - Привыкли, понимаешь...
     Машина газанула, обдав обоих вонючим выхлопным облаком.
     
     ученицы младшей группы 3 "Б" класса СОТОВОЙ ЛИДИИ сочинение на тему: "Люди 
и дальфины"
     Однажды девочка пришла на море. Погода была хорошая. В воде плескались 
рыбки. Светило солнце. Девочка решила искупаться.
     Она зашла далеко от берега и стала тонуть. Она позвала на помощь. Но никто 
не услышал.
     Вдруг приплыл дальфин из моря. Девочка очень испугалась. Но дальфин 
подтолкнул ее к берегу и спас.
     Девочка была очень рада. Дальфин плавал вокруг и показывал спину. Они 
подружились. Девочка стала часто ходить на море и встречать там дальфина.
     Потом девочка выросла и наступил конец света. Дальфины сбросили шкуру и 
пере...(зачеркнуто) в личинок, то есть глеф. Они вышли на сушу. Девочка 
(зачеркнуто). Он узнал ее и не стал есть ее. Но он поранил ее. И поэтому она не 
успела к Воротам, в Убежище.
     Дальфины- опасные существа. В пе-ри-од цикла они плавают далеко от берега и 
не выходят на сушу. Но когда наступает конец света, дальфины становятся 
личинками-глефами и выходят на сушу. Дети, будьте осторожны!
     ОЦЕНКА: Три с плюсом. ГРЯЗНО! И думай, Лида, о чем пишешь.
     
     Дома ее встретили тихой истерикой. Тихой, потому что в квартиру они 
заявились вместе с Рысюком. В присутствии одноклассника Лидке постеснялись 
устраивать сцену.
     Рысюк зашел, чтобы позвонить, и даже успел буркнуть в трубку что-то вроде: 
"Жив, здоров, у Сотовой", после чего телефон умер, замолчал, будто трубку набили 
ватой. "Теперь еще и связь", - сквозь зубы процедил Лидкин отец. Рысюк 
попрощался и пошел к двери.
     - Игорь, ты никуда не пойдешь, - очень спокойно сказала мама. - В лучшем 
случае тебя заберет патруль.
     - А в худшем? - удивился Рысюк. По всей квартире разбросаны были вещи. У 
порога стояли пять рюкзаков - как на картинке в учебнике ГО.
     - Освобождай свою сумку, - сказал Тимур, Лидкин брат, притихшему Рысюку. - 
Если объявят эвакуацию...
     - Бухту оцепили, - сказала Лидка.
     - Наверное, глефы уже лезут, - весело пошутил Тимур.
     Яна заплакала. Отец прикрикнул на нее - не зло, скорее растерянно.
     Телевизор был включен, но мерцал серым бельмом пустого экрана. Если долго 
не отводить глаз, может показаться, что по экрану ползают тысячи мелких мушек. 
Лидка отвернулась.
     Рысюк молча вытряхнул на пол пару учебников, папку с тетрадями, дневник, 
пенал, еще какие-то мелочи. В освободившуюся сумку поместились термос, 
полиэтиленовый пакет с пайком и аптечка. На Лидку этот обмен произвел гнетущее 
впечатление - она ушла в свою комнату, села на диван и включила магнитофон, 
благо батарейки были еще живы. И, закрыв глаза, можно было вообразить, что 
ничего не случилось.
     - А я вчера был на вечере в двести пятой, - сказал Рысюк.
     - Зачем? - вяло поинтересовалась Лидка.
     - Так... Сперва интересно было, девчонки ихние явились кто в чем, а кто и 
почти без ничего...
     - Оч-чень интересно, - саркастически вставила Лидка.
     - Да. А потом они нажрались какой-то гадости, и драка началась. Я еле успел 
смыться. А у тебя с Зарудным - на самом деле или понарошку?
     Лидка молчала. Странные дела, до девятого июня осталось семь с половиной 
месяцев, а она так злится из-за этого зануды, кривляки Рысюка, который 
специально ее дразнит.
     Затрещал телевизор в соседней комната. Запищал, на этот писк сбежались из 
разных комнат Тимур и Яна, мама, папа и Лидка с Рысюком.
     - Дорогие сограждане...
     Чье-то моложавое тонкое лицо. Полузнакомое- Лидка никогда не интересовалась 
политикой и не смотрела новостей, но догадалась, что на этот раз перед камерой 
сидит не журналист и не диктор.
     - Дорогие сограждане, чрезвычайная ситуация преодолена. Просим всех 
соблюдать спокойствие... В столице сорван заговор, направленный против законного 
правительства и ставящий своей целью низвержение конституционного...
     "Откуда я его знаю", - подумала Лидка. И почти сразу же Рысюк прошипел у 
нее над ухом:
     - Че-ерт... Это же...
     - Что? - нервно спросила мама.
     - Это Зарудный,- сказал отец.- Депутат За-рудный.
     С экрана смотрел Славкин папаша.
     
      ГЛАВА ВТОРАЯ
     Светка жила этажом выше и была на год старше Лидки. Светка училась в двести 
пятой школе и, в отличие от Лидки, имела время на Посиделки в "дурной компании". 
Проходя мимо лавочки, где эта самая компания коротала вечера, Лидка внутренне 
сжималась и кивала как можно равнодушнее.
     В последние месяцы все переменилось, и перемены скрыть не удалось. Лидка 
перестала ходить на факультативы, более того, повадилась сбегать с последних 
уроков. В лицее ей было так же уютно, как карасю на холодной сковороде: вроде бы 
и не жжет, но и удовольствия мало. Уж лучше на скамейке перед домом...
     Но главное - со Светкой можно было говорить про девятое июня. Светка не 
начинала истерически смеяться, всем своим видом показывая, как ее забавляет 
Лидкина глупость, и не крутила пальцем у виска. Светка даже добывала где-то 
новые сведения - оказывается, были целые организации, посвященные Последнему 
Апокалипсису. И вроде бы двух разновидностей. Одни посвящали оставшуюся жизнь 
"освобождению души", бросали пить, курить, уходили из семей и посвящали себя 
людям. Другие, наоборот, ничего очищать не собирались, а хотели напоследок 
пожить: продавали квартиры и на вырученные деньги устраивали оргии, игрища, 
морские путешествия и прочие приятные вещи. В морское путешествие Лидка и сама 
бы не прочь, но вот чем занимаются на оргиях, представляла себе смутно.
     Светкин день рождения пришелся на воскресенье. Двадцать второе ноября, 
привычно отметила Лидка.
     Гости собрались к половине восьмого. Мальчишек было шестеро, девчонок- 
вместе с Лидкой- тоже. По-видимому, в таком расчете крылся некий смысл;
     выпив по рюмке мутноватой крепкой жидкости, гости разбились по парам, как в 
детском саду. Рядом с Лидкой оказался длиннющий, бледный, болезненного вида 
парень лет восемнадцати, явно близорукий, но стесняющийся носить очки.
     После первого же тоста закружилась голова и сразу сделалось легче: уже ни о 
чем не думалось, во всяком случае ни о чем плохом.
     Лицеистов в новой компании не ставили ни в грош. Все, кроме Лидки, были 
гости из двести пятой школы, из младшей и средней групп, а тот, что сидел рядом 
с Лидкой, и вовсе из старшей, второгодник. Говорили о собственных учителях - 
исключительно паскудных, глупых и пошлых. У каждой училки было по несколько
     кличек; Лидка путалась и никак не могла понять, кто кого куда послал и кто 
кого огрел линейкой. Сдуру призналась в невежестве - и сразу же сделалась 
центром компании. Ее наперебой принялись просвещать:
     - ...А химичку- "доска, два соска". А математичку - Феня Хреновна. А 
гэошника...
     Остальные клички были непечатные, но большей частью смешные до колик. Лидка 
по-лошадиному ржала и повторяла вслух наиболее смачные прозвища. С удовольствием 
примеряла их к лицейским завучихе, математичке, директору - она только теперь 
поняла, как сильно их ненавидит. За вытянувшиеся физиономии на пороге Музея, за 
патетические завывания: "В этом святом месте..." И за то, что ее не исключили. 
Пусть бы выгнали - так нет, брезгливо поморщились, опасливо покосились на 
Зарудного-папашу и оставили. Чтобы всякий раз, вызывая ее к доске, скептически 
поджимать губы.
     А в двести пятой, именем которой лицеистов запугивали до дрожи в коленках, 
губ никто не поджимал. Там бранились и кричали, швырялись книжками, лупили 
линейкой по голове и вызывали родителей, но губ поджимать та