и забрались в какой-то  подвал,  забаррикадировали  дверь.  В  углу
стоял старый, продавленный, отчаянно скрипящий диван. Они рухнули на  него
и мгновенно уснули.
     Утром встали засветло. Спокойно  и  неторопливо  вышли  на  улицу,  и
Харлам подумал, что сегодня он выполнит  свое  задание  и  тогда  -  море,
цветы, прогулки под луной.  На  месяц  или  два.  А  может,  и  три.  Если
вдуматься, это целая вечность, особенно если с Катрин.
     Асфальт под их ногами трескался, и  сквозь  него,  вытянув  навстречу
солнцу свои нежные, чуть подернутые дымкой лепестки,  пробивались  детские
воспоминания, и встающее солнце ощупывало их своими тоненькими и  ломкими,
как молодой салат, лучиками. В зарослях гигантских хвощей прочищал  горло,
готовясь запеть, птеродактиль.
     А Харлам и Катрин торопливо шли и шли, лишь  изредка  останавливаясь,
чтобы свериться с компасом. По всему  выходило,  что  до  цели  километров
десять. Не так уж и много. Хотя, как сказать...
     К обеду они успели  едва  не  влипнуть  в  свару  между  викингами  и
мушкетерами Людовика XIV и чуть не попали на завтрак гигантскому пещерному
медведю, от которого пришлось спасаться бегством. Правда, Харлам испытывал
сильное беспокойство. Ему все казалось, что оборотни где-то близко. Однако
днем напасть они не посмеют, а до ночи еще далеко.
     Поэтому они все шагали и шагали  вперед,  временами  перелезая  через
кучи  кирпича  и  цементных  блоков.  Раз  чуть  не  утонули  в  небольшом
силлурийском  болотце,  на  краю  которого  беспечно  грелись   гигантские
черепахи.
     Потом потянулась саванна. Солнце  перевалило  за  полдень,  и,  когда
Харлам уже стал присматривать место для привала, они наткнулись на ЭТО...
     Куб метров десяти высотой из  желтоватого  твердого  света  лежал  на
границе между саванной и пустыней, уютно  спрятавшись  в  тени  нескольких
кокосовых пальм.
     Загадочные голубоватые блики плясали на  его  гранях.  Харлам  как-то
сразу понял, что именно это он искал.  Оставалось  только  нажать  красную
кнопку на боку компаса - и все. Прилетит пара тяжелых хрокамболей, которые
сделают свое дело: сотрут в порошок эту  странную  штуку.  А  потом  можно
будет повернуться и уйти навстречу деньгам и отпуску.
     Катрин села на траву, он примостился рядом и  стал  смотреть  на  эту
штуковину, хорошо зная, что другого случая увидеть настоящее чудо  уже  не
будет. Тут не было никаких сомнений. Ну разве не чудом возникла эта  вещь?
А может, она все-таки инопланетная? Вряд ли. Зачем чужим тарелочникам наша
насквозь  отравленная  планета?  Он  вдруг  ясно  вспомнил  вонючее  озеро
отходов, утренний удушливый смог  и  дожди,  от  которых  листья  деревьев
покрывались пятнами, словно ожогами, мертвые,  без  птичьего  пения  леса,
реки, в которых никогда больше не заведется рыба.
     Здесь, в новом мире, все еще можно  переделать.  Можно  даже  создать
что-то свое, что будет жить в согласии с природой.
     А вообще, может быть, природа имеет некий защитный механизм,  который
время от времени, когда ей грозит бесповоротное уничтожение, включается  и
убирает причину? Может быть, куб -  последняя  попытка  защитить  себя  от
людей, призвав на помощь прошлое? А по моему - "рокамболями"?
     Все может быть. А ты изволь  получать  деньги,  отпуска  и  все,  что
полагается. Да на черта мне деньги, если через десять, двадцать лет на них
не купишь глотка чистой воды?
     Ему вспомнились кадры из какого-то фильма.
     ...Серое  полотнище  леммингов  катилось  к  обрыву.   Вот   передние
свалились в пустоту, потом другие, третьи, сотые. Пена серых голов и спин,
перехлестывавшаяся через край обрыва и летевшая вниз, в воду.
     Не похожи ли  мы  сами  на  леммингов?  А  природа  вовремя  включила
защитный механизм, предложив нам выход  из  положения.  Мы  же  хотим  его
уничтожить, не понимая, что тогда может включиться другой, более страшный,
который заставляет леммингов бросаться в воду.
     Он посмотрел на Катрин и увидел ее испуганные  глаза.  Его  рука  уже
тянулась нажать кнопку на корпусе компаса. Тогда из него полезет тоненькая
антенна и заработает  передатчик.  И  даст  пеленг,  на  который  прилетят
крокамболи. Достаточно начать...
     - Ишь ты - пеленга захотели,  -  сказал  Харлам  и  зашвырнул  компас
подальше, в траву.
     - Вот так, - сказала Катрин и улыбнулась Харламу. Они встали и  пошли
прочь от этой бело-розовой глыбы.
     Харлам шел и думал о том, что, похоже, это единственный выход. Потому
что мы, современные люди, отравлены. Мы отравлены нашим  пренебрежением  к
природе, желанием урвать от нее как можно  больше  и  любой  ценой.  Когда
хроноклазм захватит всю планету, нас  будет,  по  сравнению  с  теми,  кто
вернулся из прошедших веков, не так уж и много. И вообще на Земле настанет
хаос, который, конечно, со временем снова  вернется  к  порядку.  Но  есть
шанс, что за это время возникнет что-то новое, какое-то другое отношение к
окружающему миру. Не может всепланетный хроноклазм пройти без следа.
     Голубая птичка размером с колибри уселась Катрин  на  плечо  и  нежно
ущипнула мочку уха. Катрин засмеялась и  дунула  на  нее,  а  потом  долго
смотрела на голубую точку, медленно исчезавшую в безоблачном небе.
     Харлам и Катрин вдруг почувствовали  себя  хозяевами  своего  нового,
удивительного мира. И он стал щедр и ласков,  укрывая  их  в  тени  аллей,
отгораживая непроходимыми стенами от хищных зверей, подсовывая, как только
они захотели пить, источник с чистейшей в мире водой. А когда они захотели
есть,  сам  собой  поблизости  от  них  отыскался  маленький  трактир.  Им
понравилась его полутьма, выцветшие гобелены, изрезанные временем и ножами
столы, старый хозяин с потным лицом и толстым брюхом.
     Хей-гоп!  Они  ели   и   ели,   только   сейчас   ощутив,   насколько
проголодались, не обращая внимания, что именно им подавали. Лишь бы  есть,
блаженно улыбаясь,  глядя  друг  на  друга  влюбленными  глазами,  запивая
поцелуи крепким темным пивом.
     А потом, когда все кончилось, они  вышли  на  улицу,  хотя  хозяин  и
говорил им, что у  него  есть  задняя,  уютная-уютная,  почти  королевская
комната, где такие мягкие ковры, подушки и  широкая  кровать,  куда  можно
улечься хоть всемером. Но они отказались.
     Холодный ветерок обдул их разгоряченные лица.
     - Куда теперь? - спросила Катрин. - И не  пора  ли  нам  выбрать  для
жилья дом?
     Харлам ей в ответ улыбнулся и вдруг подумал, что с таким  же,  как  у
него, заданием могли послать еще нескольких  человек.  И  если  хоть  один
доберется до куба...
     Он резко вскинул голову и увидел в небе след "рокамболя".
     Через полминуты на горизонте вспухло что-то круглое, черное,  похожее
на шляпку  гриба-дождевика.  Оно  росло  и  вытягивалось  вверх.  Вот  уже
показалась сужающаяся резко вверх ножка.  Вспышка  -  и  на  месте  облака
закрутился гигантский смерч.
     Холодный ветер ударил им в лицо. Земля шевелилась и корчилась  у  них
под ногами, а потом, пока еще медленно, поползла в  ту  сторону,  где  был
куб.
     К этому времени Харлам и Катрин уже бежали в противоположную сторону,
отчаянно,  задыхаясь  и  поминутно  спотыкаясь.  А  движение   земли   все
ускорялось и ускорялось.
     Харлам понимал, что хроноклазм  схлопывается.  Еще  немного  -  и  он
исчезнет совсем, провалившись в бездны времени, из которых возник.  А  он,
Харлам, останется здесь. Но что будет с Катрин? Нет, это невозможно. Нужно
что-то сделать. Но что?
     Боль терзала его огромное тело, но главное было не в  ней,  а  в  том
сожалении, которое охватывало Друхха, когда он понял, что это  -  все!  Он
чувствовал,  как  внутренняя  энергия,  словно  вода  из  дырявого   таза,
выливается из его тела, лишая силы и возвращая тем  самым  в  человеческий
облик.
     Было очень странно ощущать вместо невидимых энергетических  щупальцев
человеческие руки. Былое могущество казалось уже  странным  воспоминанием,
но все же в нем оставалось  немного  энергии,  чтобы  что-то  сделать.  Он
вспомнил о тех двоих, которые приходили к нему совсем  недавно.  Поначалу,
наблюдая за ними, он хотел их прихлопнуть, но потом, когда понял, что  они
любят друг друга, не стал этого делать, и оказался прав. Они не  причинили
ему зла, и теперь, вспомнив о  них,  Друхх  последним  чудовищным  усилием
выплеснул из себя остатки энергии, чтобы их спасти.
     Потом рухнул в  темноту,  чтобы  через  некоторое  время  очнуться  и
увидеть синее небо, в котором парили горные орлы,  белоснежные  вершины  и
склоны, вдохнуть полной грудью свежий воздух и  громко  крикнуть  восходу,
долине и пещере, что он вернулся...
     Харлам открыл дверцу и прыгнул на место  пилота.  Катрин  влетела  на
другое, как белка. Вертолет был старенький.  Каким-то  чудом  он  оказался
здесь, а вокруг на несколько сот метров - пространства неподвижной земли.
     Руки Харлама забегали по рычагам, ручкам и кнопкам. Взревел мотор,  и
вертолет рванул вверх.
     ...Все, что было внизу - джунгли, льды, реки,  моря,  тайга,  болота,
города  и  деревушки  -  бледнело  и  истаивало,  становясь  прозрачным  и
нереальным.
     Налетел ветер и неудержимо понес вертолет к черному  колоссу  смерча,
возникшего в том месте, где находился центр хроноклазма.  Харлам  скрипнул
зубами и попытался выжать из мотора все, что тот мог дать. Но даже это  не
помогло. Их неудержимо сносило в смерч.
     Черная стена  заслонила  полгоризонта.  Вертолет  швырнуло,  а  потом
раздался резкий хлопок, как будто лопнула  огромная  елочная  игрушка.  Их
опять подкинуло, но тотчас  же  аппарат  выровнялся,  и  Харлам  с  Катрин
увидели, что смерч исчез.
     Внизу  расстилался  самый  обычный   пейзаж   без   малейшего   следа
хроноклазма. Но им было не до этого. Сейчас  они  просто  радовались,  что
уцелели.
     Харлам кричал что-то бессмысленное, а Катрин хохотала и цеплялась  за
его рукава. А потом, когда она поцеловала Харлама, вертолет клюнул  носом,
резко выпрямился и стал набирать высоту, деловито карабкаясь на  невидимую
воздушную горку, все выше и выше. Маленькая серебристая точка в  глубоком,
безоблачном небе. Маленькая, постепенно исчезающая точка...
     А ровно через неделю включился следующий защитный механизм, и  старый
Мак Кэй, проснувшись ночью,  подумал  о  том,  что  все  на  свете  грязь,
безобразие, суета и гнусность, а человек  вообще  никчемное  создание.  И,
окончательно осознав все это, старый Кэй поднялся на крышу своего дома для
того, чтобы, шагнув через  ее  край,  ринуться  к  безжалостной  мостовой,
щерившей навстречу щербатые зубы брусчатки.
     Впрочем, он был не единственный. Ровно через пятнадцать минут  то  же
самое пришло в голову каждому человеку на Земле...