даме ручку.
     Я  немного сам  себя  успокоил, но тем не  менее после такого  женского
непостоянства почел себя вправе вообще забыть о прекрасном поле.

     Самый счастливый день
     Согласитесь,  странно было бы  из  моих уст услышать описание старинной
крепости, к которой мы поднялись  по  извилистой дороге. Пусть ее  описывают
люди.
     Я  попробую  описать  площадь перед  ней.  на которой  я  увидел  такое
количество самых невероятных собак, что даже не  представлял себе, что такие
существуют.
     И вот мы  тоже среди  них: пекинесы  и бультерьеры, сенбернары и колли,
бульдоги и шпицы,  борзые,  московские сторожевые  и  мастифы,  долматины  и
бассеты, овчарки и гончие, доги и чи-хуа-хуа и даже не знаю, кто еще.  И все
мы стояли и чинно ждали, когда дойдет  наша очередь до  освидетельствования.
Мы ходили по кругу на  веревочках, мы  брали препятствия и лазали по стенам,
мы... чего мы только  не делали, даже летали. Я от усталости  чуть не заснул
прямо при всех.
     Но это было бы неприлично, и потому я держался.
     Да и марка не позволяла: я был единственным  московским  псом, которому
довелось принимать участие в этом вернисаже.
     Наконец мы получили  документы с правом  участвовать в большом собачьем
празднике в Венеции. И даже не в празднике, а в марше.
     Витя,  которому как представителю большой  страны, предоставили  слово,
предложил назвать этот марш Маршем  любви  к ближнему и дружбы, потому  что,
сказал он, и это  правда, надо всем  людям дружить  так, как дружат  собаки.
Надо у них учиться преданности и доброте.
     Правда, какая-то шавка все время гавкала во время Витиного выступления,
но другие собаки  нас полностью поддержали. А она к  тому же гавкала с таким
акцентом, что ее просто многие не поняли.
     Да и Тролль  вовремя  вмешался  и сказал ей такое, что она после  этого
вообще перестала гавкать...
     И вдруг  я  увидел Козетту. Она улыбнулась.  Она тоже получила призовое
место  и  тоже будет  принимать  участие  в торжествах.  Я подбежал к ней  и
поцеловал ее уже открыто. В глазах ее стояли слезы.
     - Вы в самом деле искренни сейчас? - спросила она.
     - Конечно, вы мне невероятно симпатичны.
     - А Эвелина?
     - Но она просто знакомая.
     -  Правда? -  спросила Козетта, и  в вопросе ее  было столько  женского
нетерпения, что я поспешил уверитьее в своих чувствах.
     - Знаете, - продолжала она, - а ведь это вы помогли мне получить приз.
     - Вот как?
     - Да. Я так разозлилась на вас, увидев вас  с ней, что решила во что бы
то ни  стало  выиграть, чтобы вам доказать что-то... ... Это  было впервые в
моей жизни. Я сказал собаке: "Люблю".

     Приз для Эвелины
     А вот Три Лепестка Черной Розы со своей собачкой была расстроена. Им не
дали приза и диплома, и тогда, посоветовавшись с Витей, я предложил им свой.
     Собачка чуть качнула хвостом, но гордость  не позволила ей принять этот
подарок. И тогда Витя совершил поистинемужской поступок. Он подошел к членам
жюри  с Эвелиной, и  уж  не  знаю, что он там  им  сказал, но  вернулсяон  с
дипломом.
     Тут только  я  понял, почему Наташа  и  Тролль  вначале  показались мне
недоступными.  Они, оказывается, были  членами  жюри. Что ж,  тем  лучше.  Я
думаю, чтоЭвелина им тоже нравилась, особенно Тролю, а чтосперва не получила
приз - так это от застенчивости...
     А потом мы все вместе гуляли по городу и радовались жизни.
     Витю узнавали  на улице и кричали: "Бон джорно, синьор "Перестройка"! Я
их чуть не укусил.
     А Витя, по-моему, был очень доволен.
     Был  доволен  и я, и  не только за Витю, а еще  и  тем, что и Козетта и
Эвелина бежали рядом и весело помахивали своими хвостами.
     На одном из перекрестков в условленном месте нас  ждала в машине Галина
Алексеевна.
     - Пиратка,  Козетта,  Эвелина,  скорее сюда!  -  закричала  она,  и  мы
припустили к ней. В машине нас ждал дядя Сережа.
     Перецеловались  и перелизались мы вволю. Нас благополучно  доставила на
вокзал Галина Алексеевна, которую мы тоже все лизнули по  очереди. Она пошла
с  дядей  Сережей  дальше  по перрону,  а  я  стал  озираться  по  сторонам,
удивляясь, где  же наш поезд. Потому что  то,  что  стояло на  рельсах, было
похоже больше на ракету, которая почему-то лежит возле перрона.
     Но  оказалось, что это  он  и  есть.  Витя  изо  всех сил  старался  не
удивиться.
     На вагоне, куда мы садились, была нарисованасобака. И у меня отлегло от
сердца. Значит, нас приветят и в поезде, значит, не выгонят.
     И в  этом вагоне  все было  устроено  так, что даже собакам было удобно
ехать.  Специальные  загоны  для  нашего  брата.  А  над  каждым  загоном  -
металлический кармашек для билета.
     Билет меня,  правда,  огорчил: а нем было написано,  что по  нем  могут
ездить кошки,  собаки и обезьяны. Что я, носорог,  что ли,  чтобы  ездить по
обезьяньему билету?
     И  в загончик я не пошел, потому что там хоть ихорошо, но мне ведь надо
не просто ехать, но  и посмотреть мир, и сделать  записи  для будущей книги,
поэтому я, виляя хвостом, испросил разрешения смотреть в окно. Еще бы,  ведь
мы ехали по Италии!

     Город на воде
     Какая собака может похвастаться, что за нейгонялся хозяин по перрону, и
где! Страшно сказать: в Венеции.
     А все потому, что продавец воды кричал: аква, аква... И ярешил, что это
квакают лягушки, и побежал смотреть.  Интересно ведь,  что они квакают здесь
по-итальянски.
     В  соседнем  вагоне, в первом  классе, ехала  Галина Алексеевна с дядей
Сережей.  Мы  пошли их навестить,  хотя,  честно говоря,  в тот  вагон мы не
должны были и заходить.
     Дядя Сережа спросил Витю, есть ли у него деньги, и Витя ответил "да".
     Меня  потрепала  по  холке  и  заказала  прохладного  глачолли   Галина
Алексеевна. Глачолли - это мороженое, только собачье, без молока. У  нас оно
называется  "ледок".  Перекусив,   мы   отправились  в   наш  вагон,  чтобыс
невероятной страстью смотреть в окно.
     Это ж надо! Едем по Италии!
     И  тут  мне  пришло  в  голову,  что  Италия  -  собачья  страна.  Ведь
прародитель Италии - Рим. А Рим построили Ромул и Рем, а их, в свою очередь,
выкормила волчица. А волчица - это почти собака...
     Я даже почти не удивился, когда в окнах поезда замелькал город.
     -  Смотри, Пиратка, это  Венеция! - закричал Витя, но  я так устал, что
попервоначалу  даже не среагировал  на город,  в  котором  мечтает  побывать
каждая собака. А потом, конечно, удивился, но вел себя нарочито тихо.
     Из  окна  поезда мы увидели  кусок  вокзала, книжныйкиоск с  газетами и
мороженым одновременно, и я, как истинный иностранец, медленно и с  чувством
собственногодостоинства  полез  из вагона, но не выдержал ипринялся носиться
по  перрону. Витя догнал меня, перекинул  через плечо свою сумку и взял меня
на поводок. Я попросил его об  этом сам, не  только чтобы  не потеряться,  а
потому, что я за себя в Венеции не мог поручиться.
     Город меня поразил своим  величием.  Сперва он  мне напомнил Ленинград,
или,  вернее,  Санкт-Петербург.  Потом  он  мне  напомнил  все то  доброе  и
ласковое, что я видел в жизни.
     Дядя Сережа, конечно,  стал рассказывать  про  Венецию по-научному, как
пишут в книгах.
     -  Венеция, -  говорил  он,  -  имеет триста шестьдесят тысяч  жителей.
Расположена  она   на   ста   восемнадцати  островах   Венецианской   лагуны
Адриатического мора,  разделенных  ста  пятьюдесятью  протоками и  каналами,
через которые переброшено около четырехсот мостов.
     Венеция  -  город-музей.  В нем имеется институт по изучению Адриатики,
Академия искусств и оперныйтеатр.
     Выдающийся архитектурный памятник девятого - восемнадцатого веков.
     А Дворец дожей, а...
     Нет,  я лучше побегаю по  городу сам и в  гондолах сам  покатаюсь.. ...
Галина Алексеевна отправилась по своим делам.
     А  перед нами открылась  удивительная картина: в городе улиц не было, а
были  сплошные  каналы,  и  поним,  как  машины  по  улицам,  носились самые
невероятные суда. Здесь были и моторные лодки, и баржи, ибаркасы, и парусные
яхты, и еще множество неведомых мне  посудин. Даже такси тут  были из лодок.
Тридцать шесть мостов я насчитал, стоя на одном  месте, а дядя Сережа, когда
мы пошли вверх  по улице  к древней части города,  на  одной только улице  -
тринадцать бензоколонок. Он  - урбанист, а  я - романтик, поэтому  мы с  ним
считали разные вещи. Но для чего здесь бензоколонки, когда не машин, я так и
не понял. Может быть, для лодок?
     Палило солнце, когда мы подошли  к  великому множеству  серых  и желтых
камней, каждый величиной с наш теплоход. Это были типовые развалины древнего
города.  Мы спустились в пещеру,  потом обошли огромный  цирк. Всюду в  этом
цирке, похожем на Колизей, каким он  нарисован  в Витином  учебнике истории,
росли старинные деревья,  сухие  и колючие. Я  проникся  таким  уважением  к
древности, что даже перестал бегать и лаять.
     И  вдруг  прямо  перед нами  в  самом  центре этой древности  оказалось
суперсовременное кафе,  куда я инстинктивно  забежал, туда же следом за мной
зашли дядя Сережа и Витя.
     - Проголодались? - спросил дядя Сережа.
     Конечно же нет,  но разве в летнее кафе на  земле древних ходят  только
затем, чтобы насытиться? Нет, конечно, Мы пришли насладиться отдыхом.
     -  Что  будем  есть? -  спросил  дядя  Сережа, усаживаясь  за столик  и
приглашая меня и Витю последовать его примеру.
     - Джелато,  -  гавкнул я,  да  так,  что туристы  с  соседних  столиков
оглянулись.
     -  Джелато, - согласился дядя Сережа  и заказал три разноцветных порции
этого  удивительного,  этого  холодного  в  жаркий  день  и  очень  вкусного
мороженого.   Когда  мы  его  поели,  я   вспомнил  о  Козетте,  по  которой
соскучился... Ну и,  конечно,  о Тролле, который неизвестно о чем  теперь  с
Козеттой  разговаривает,  пока  его  хозяйкалюбезничает  с  хозяином  отеля,
который находится прямо в воде и похож поэтому на корабль.
     - Завтра продолжение собачьего вернисажа, - сказала Три Лепестка Черной
Розы, - поэтому надо экипировать наших собак.
     В одной фразе она произнесла два непонятных слова,  но смысл был  ясен:
завтра выставка, и нам с Эвелиной надо приодеться.
     Но  я  ошибся   -  не  приодеться.   Нас   повели  в   самую  настоящую
парикмахерскую, усадили в кресло, точно такое,  в каком  в Москве  стрижется
Пал Палыч, ив итоге сделали из нас действительно  красавцев. И никого это не
удивляло,  хотя  я всячески старался  привлечь  своим гордым  видом внимание
прохожих на улице через стеклянную витрину.
     А  после  парикмахерской  Три   Лепестка  Черной  Розы  повела  нас  по
специальным собачьим магазинам,  но я магазины  - я уже говорил об этом - не
очень люблю, поэтому особенно не смотрю, что там в них продается, да к  тому
же  это  довольно  однообразно:  искусственные  кости,  лекарства,  поводки,
игрушки, домики, корзинки для транспортировки, шампунь, искусственные  зубы,
одежда, даже обувь, почти  настоящие кустики для пи-пи, костюмы, лифчики для
сучек, переносные уборные,  нахвостники, даже  искусственная  кучка  дерьма,
пахнущая духами, и  еще  многое такое, что нужно скорее людям, чем нам. Да к
тому же и Москве теперь таких магазинов сколько угодно.
     Витя купил мне шляпу.
     По-моему, Эвелине все  это тоже не очень понравилось. Но шляпу надели и
ей.
     Собака должна быть  собакой, а  то ведь  приодетая и причесанная собака
еще и государственный постзахочетзанять. Я не думаю, что нам надо перенимать
западный культ отношения к животным, что-то в нем есть ненатуральное. Другое
дело - общее отношение.  Да, за границей нигде я не  слыхал  худого  слова в
свой адрес. Никто меня не пихнул, не обозвал. И в кафе пускают с собаками.
     Эвелина  говорит,  это потому,  что я  собственность  моего Вити,  и по
закону о собственности  меня никтоне может тронуть, но я не верю: какая же я
собственность?
     И вдруг я подумал: неужели Козетта тоже собственность Каролы?
     Этого я уж никак не могу понять, мы же не плюшевые собачки...

     Живые герои
     Из всех итальянцев на свете я знал только Пиноккио и Чиполлино.
     Но их все знают, они национальные герои Италии.
     На площади Святого Марка я видал много представителей детских сказок.
     Там был и пес Пого, и Тан-тан, и древний герой Астерикс времен  галлов,
и, Чиполино, и Пиноккио,  ималенькие голубые  существа в  белых  колпаках  -
штрумфы, и Красная Шапочка, и Кот в Сапогах, и Гато Сильвестро.
     Неужели они все итальянцы?
     Очень скоро все выяснилось. Галина Алексеевна объяснила, что, попадая в
Италию,  герои  даже  французских,  немецких  и  датских  сказок  тотчас  же
становятся итальянцами.
     И  герои  сказоккивали мне,  а  Эвелина  объяснила,  кто  есть  кто,  и
знакомила меня с ними.
     Совсем как  у нас,  только у  нас  Мурзилка,  Самоделкин,  Незнайка, но
суть-то ведь одна.
     Меня отпустили  с поводка,  и  я  стал  обнюхивать  этих героев,  чтобы
чувствовали  мое дружелюбие.  Я это делал  намеренно,  ведь наверняка в этот
сквер придут и другие собаки, почувствуют, что здесь был я с миссией дружбы.
     Я  твердо верю в  то время, когда не только собаки будут обнюхиваться и
дети дружить,  но и  взрослые, увидев,  какой посреди братьев  наших меньших
царит мир, тоже станут братьями.
     Я долго  стоял перед сказочными фигурами,  а когда оглянулся, то вокруг
были какие-то  чужие люди и не было  ни Вити, ни Трех Лепестков Черной Розы,
ниГалины Алексеевны, которая вообще редко была с нами. У нее было  множество
разных дел, она часто  возвращалась с тяжелыми  сумками, потом  так же часто
исчезала, а сумки таскал дядя Сережа.
     Но сейчас не было рядом никого. Куда-то все подевались. Я подождал еще,
но их все не было. Тогда я решил искать дорогу сам, но, конечно, не нашел.
     Я брел понуро по венецианским тротуарам, дважды переплывал каналы, меня
пропускали, советовали, сочувствовали, но... безрезультатно.
     И вдруг я  увидел, что  небо  потемнело. Я  задрал морду и увидел нечто
такое, чего не видел  никогда в жизни и даже не  мог  себе представить. Надо
мной плыл огромный надувной шар, который называется дирижабль. Он вдруг стал
снижаться  прямо  надо мной, словно  сфотографировал,  а  потом  вдруг взмыл
ввысь.  И  тотчас  же  к  тому  месту,  где  я  стоял  и  удивлялся, подошел
полицейский в серой блузе и, нагнувшись, погладил меня.
     "Это  еще   не  хватало",  -  подумал  я  и  снова  вспомнил  волшебное
итальянское слов, но на этот раз его не произнес.
     Но  ничего  страшного  не  произошло,  уже через  пять  минут  я  был в
полицейском комиссариате, где встретился  с Витей, Тремя  Лепестками  Черной
Розы, Эвелиной, Галиной Алексеевной и дядей Сережей.
     Что  же  случилось?  А вот  что.  Засмотревшись  надетский  городок,  я
потерялся. И Три Лепестка  Черной  Розы тотчас же  сообщили о моих  приметах
вполицию.
     А дальше с помощью дирижабля меня просто увидели.
     Хорошая штука дирижабль, надо бы такой,  только поменьше, завести дома,
а то Пал Палыч и Витя вечно теряют свои вещи. Но не такой,  конечно, который
рекламирует в Москве неинтересные газеты.
     После  беседы с  приятным комиссаром  полиции мы  отправились  домой на
отдых, ведь завтра нам предстоял серьезный день.
     Этот  день,  как  я уже  понял, засыпая  в  гостинице Великого  канала,
серьезным был еще и потому, что нам предстоял собачий Марш любви к ближнему,
и потому, что я, может быть, в последний раз увижу Козетту.

     Мой выбор
     Когда я шел с  Витей утром  на  выставку  собак, я  подумал: подумаешь,
марш! Ну погавкаем и разойдемся.
     Но не тут-то было. Марш-то происходил  на небольшом пароходике, который
плавал по Великому каналу - так называется главная река в Венеции. Под общее
ворчание мы посмотрели дворцы Контарини и Дарио, проплыли у самой Церкви Дей
Фрари, видели мосты и невероятной красоты дома.
     А  устроители   марша  нас  не  заставляли  ни  прыгать,   ни   бегать:
оказывается, это был не только Марш любви к ближнему, но и доброты.
     И мне было очень приятно, что и Козетта, и Эвелина, и Тролль, и друзья,
и, конечно, я сам оказались на этом пароходе.
     От  моего собачьего нюха не укрылось то, что грубиян  Тролль становился
кротким и томным, когда видел Эвелину. Я этому радовался: знаете, когда тебе
хорошо, хочется, чтобы и другим было так же.
     Вообще Тролль сильно переменился после того, как помог Эвелине получить
призовое  место... Но не  буду говорить о  чужих чувствах,  подумаю о  своих
собственных.
     А потом  всем собакам-участницам  подарили по банке  собачьихконсервов,
медаль и искусственную кость.
     Все свои регалии я поделил с друзьями.
     Когда мы  сошли с  парохода,  я оглянулся и увидел,  что  Карола что-то
говорит Вите.
     Я не слышал, что  она говорила, но она была настойчивой,  а мой  хозяин
Витя на это громко сказал:
     - Он взрослый, пусть он решает сам.
     У меня сильно забилось сердце.
     Потом мы все  шли молча. А в глазах у Козетты стояли  слезы. ... В этот
день произошло много всего. Мы попрощались с Тремя  Лепестками Черной Розы и
Эвелиной, мы договорились,  что на будущий год они приедут к нам в Москву, а
потом еще долго гуляли по Венеции с Козеттой и Каролой.
     И вот у памятника Бартоломео Каллеони я наконец решился.
     - Козетта, - сказал я, - я не могу без вас жить, будьте моей женой.
     Она ничего мне не ответила.
     Итолько потом спросила:
     - А это можно?
     - Глупышка, - сказал я ей и положил голову на ее холку.
     - Урра-а-а! - закричал Витя.
     - Спасибо, - тихо сказала Карола.
     И  только потом  я  узнал,  почему  она  так  сказала.  Она  не  хотела
расставаться с Козеттой,  но она уезжала далеко-далеко, в  Россию, в Москву.
Она  собираласьучиться  там  в русской школе  и  не знала,  как поступить  с
Козеттой.
     А тут  как раз  нашелся Витя, из  Москвы! Да я, который был готов  ради
Козетты на все.
     Ура! Мы  едем  в  Москву  вместе.  Когда в  тебе  просыпается настоящее
чувство, какое имеет значение, где мы будем жить. Лишь бы быть вместе.
     Виза  Козетте не нужна. С итальянским паспортом она может жить там, где
захочет на нашей прелестной планете.

     Дорога домой
     У Козетты, между прочим, маникюр.  Интересно, кто ей будет делать его в
России? Может быть, Мама-Маша?
     Дорога домой хотя и продолжалась  почему-то на  один день  больше,  чем
дорога туда, показалась мне короче. Еще бы, со мной ведь моя Козетта!
     Мы попрощались с Галиной Алексеевной в Венеции.
     Витя сидел в  купе поезда и  изучал иностранные языки.  Может  быть, он
делал это потому, что пригласил многих своих друзей к нам домой, в Москву. А
поскольку все они разных  национальностей, надо сделать так, чтобы их понять
и они поняли бы нас.
     Вот Мама-Маша будет рада, когда у нас в доме поселятся сразу все наши с
Витей приятели с собаками!
     Кстати, о  национальности.  Пришел  как-то к нам в гости  знакомый  Пал
Палыча Станислав Борисович.  Он из  тех  взрослых, кто не  без  удовольствия
читаетмои  книги.  А  тут  вдруг прочел  книгу  Саши Черного: по-моему,  она
называется  "Дневник  фокса".  Не могу точно сказать  - не читал. И вот этот
Станислав Борисович  мне  говорит:  "Ты, - говорит, - оказывается, не первая
собака,  которая читать и писать умеет, тот  вон, у Саши Черного,  тоже фокс
был. Может быть, тебя  в  гончую превратить, чтобы читатели не думали, чтоты
такой-то плагиаторский пес? "
     Я  повилял  хвостом  и  не стал  продолжать  разговор,  только попросил
Станислава Борисовича передать  привет внуку  Алеше.  И подумал, что вряд ли
найдется  в нашей песьей братии  собака, которая бы  поменяла национальность
ради конъюнктурных соображений.
     Я стал смотреть в окно и своим скулежом стал подгонять наш  поезд.  ...
Я,  признаться,  очень