Судье надерзил,  забывшись,  кто он такой... и
вошел на этап, словно прокаженный в здоровое селение.
   Я  все тряс младшего принца,  а  тот даже не сопротивлялся.  Дурацкий
платок,  под  которым он  прятал коротко стриженные волосы,  свалился на
пол.
   -- Зачем? -- кричал я. -- Зачем, зачем...
   Будто все остальные слова забыл...
   -- Думал --  не станут сильно искать,  -- отчетливо произнес Марк. --
Думал,  не поймут,  что у меня на Слове.  А они поняли.  Знали.  Про эту
книгу знали, только найти не могли. Не там искали. Отпусти меня, Ильмар!
Отпусти!
   На меня его властность врожденная не действовала, я как Марка с этапа
тихим беспомощным пацаном запомнил, так уже никогда принцем высокородным
не приму.  Другое меня остановило --  в глазах у него были слезы. Плакал
маленький принц  Маркус,  и  не  за  себя,  дуралея,  чья  жизнь --  как
последний лепесток пламени на гаснущей свече,  а  за всех тех,  заживо в
факелы превратившихся. И за дубину Славко, что не упускал случая над ним
поиздеваться,  и  за  глупого доброго Волли,  что  вечно  уговаривал ему
подпевать,  и за кузнеца-славянина, ласково успокаивавшего перепуганного
мальчишку...
   Нет, не хотел он того. Не хотел и не ждал.
   Отпустил я Марка,  и тот стоял,  пошатываясь,  слезы глотая.  Молчала
настоятельница Луиза,  и  гордость,  что на миг мелькнула в ее глазах --
"поняли теперь?" исчезала. Молчала летунья Хелен, перестав балансировать
на грани произнесения своего Слова.  Молчал и я,  глядя в окно, где били
фейерверки над шумным карнавалом...  Обнял я Марка, похлопал по спине, а
потом глянул в глаза Хелен.
   -- Что еще ты сказать позабыла, Ночная Ведьма?
   -- Ты о чем, Ильмар-вор?
   -- Хелен-летунья, не надо! Говори начистоту.
   -- В чем ты меня упрекаешь, Ильмар?
   -- Двойную игру ты ведешь, Хелен!
   Летунья тряхнула головой, с иронией спросила:
   -- И давно заподозрил?
   -- По  пути сюда,  Хелен.  Уж  больно ловко ты сломанной рукой рычаги
тягала.
   Хелен молча посмотрела на свою руку. Вздохнула.
   -- Да, Ильмар. Нет там ни перелома, ни трещины. Только ушиб был...
   Настоятельница печально покачала головой.
   -- Решила выдать Маркуса Владетелю, -- сказал я. -- Мной, как ищейкой
попользоваться,  а  чтоб уж  совсем тебя не подозревал,  беды не ждал --
калечной прикинуться?
   -- Не выдать,  а домой доставить,  --  неохотно сказала Хелен.  --  И
тебе,  Ильмар,  впрямь было прощение обещано,  полное.  Так что...  я не
лгала.  Так бы все и прошло,  как я тебе говорила. Маркусу -- прощение и
ссылка, мне полная реабилитация, тебе -- прощение и титул.
   -- И ты поверила? -- спросил я.
   -- Да. Я не знала, что в той книге. Не знала!
   Марк медленно отошел от меня, спросил, заглядывая Хелен в лицо:
   -- Так у тебя была аудиенция... с Владетелем?
   Летунья молчала.
   Младший принц мимолетно глянул на меня. Глаза у него блестели, но уже
не только от слез, но и от робкой надежды.
   -- Он сам сказал? Ночная Ведьма, он сам сказал, что я буду прощен?
   -- Нет,  --  неохотно сказала Хелен.  --  Нет,  мальчик.  Не он.  Мне
передал...   человек,   которому  я  всецело  верю.   Именное  повеление
Владетеля,  перехватить вора Ильмара,  двигающегося в епископской карете
по  направлению от  Брюсселя к  Лиону.  Объяснить ему,  что единственное
спасение --  отыскать и доставить в Версаль Маркуса. И... и награда мне,
прощение тебе, снисхождение к Ильмару.
   -- Владетель не лжет,  --  тихо сказал Марк. -- Да, но... только если
сам дает обещания.
   -- Тому, кто передал его слова, я верила как себе!
   -- Глупые вы, женщины, -- вздохнул Марк.
   -- Не настолько, как мужчины.
   Настоятельница Луиза  встала,  простерла вверх руки,  словно призывая
всех замолчать:
   -- Остыньте,  высокородные!  Графиня Хелен, тебе было поручено отбить
Ильмара у святого паладина Церкви?
   -- Да!
   В  пылу перепалки я  как-то  не  обратил внимания на эти слова Хелен.
Зато теперь стало совсем тошно.
   Церковь пыталась доставить меня в  Урбис втайне от  Дома.  Владетель,
прознав про то,  послал Хелен...  да  и  не одну Хелен,  наверняка,  это
просто ей удача привалила, отбить меня и использовать как ищейку. Что уж
говорить,   Владетель  поступил  умнее,   видно,   лучше   знал   своего
незаконнорожденного  отпрыска,  понимал,  что  тот  со  мной  тайной  не
поделится.
   Значит,  мало того, что в самой Церкви раскол назревает! Еще и власть
светская с властью духовной на ножах!
   И все из-за старого фолианта, что лежит у Марка на Слове...
   -- Марк!  -- крикнул я. -- Кто учил тебя Слову? Кто? Он может забрать
с него книгу?
   Меня вдруг обуял страх, что мальчик по наивности об этом не думал. Но
Марк покачал головой, ничуть не удивившись запоздалой панике.
   -- Никто меня не учил, Ильмар-вор. Я сам... прочитал.
   -- Так у тебя то самое Слово?  -- выпалил я, уже не соображая, к чему
катится мир. -- Изначальное?!
   -- Да...   нет...  не  знаю...  --  Марк  смешался.  --  Это  трудно,
понимаешь?  Я пробую, по-разному, но Слово все еще слабое... Может быть,
у меня способностей нет. Может, я просто не умею.
   -- Покажи мне книгу, -- попросил я. -- Те страницы, где описано...
   -- Нет!
   У меня никаких сомнений не было -- Марк не покажет.
   -- Мальчик, -- Хелен подошла ко мне, словно подчеркивала -- мы сейчас
действуем заодно.  Марк чуть отстранился.  --  Как бы там ни было...  на
твоей совести уже полсотни жизней.  И скоро могут наши прибавиться.  Что
ты собираешься делать?
   Марк затравленно посмотрел на настоятельницу.  И  взгляд этот возымел
свое действие, та вздохнула, укоризненно посмотрела на Хелен:
   -- Графиня,  чего  вы  требуете от  бедного,  загнанного ребенка?  Он
понял,  что люди еще недостойны этой святой книги.  Понял, что знания, в
ней описанные,  --  не для нашего жестокого века.  И сделал то, что смог
придумать -- убежал, унося с собой бесценное сокровище...
   -- Скорее -- все сокровища мира... -- тихо сказал я.
   И вспомнился мне вдруг, встал перед глазами старый лекарь Жан. Как он
о Марке говорил: "Решил, кто будет для него более полезен..."
   Неужели и впрямь?
   Когда  же  он  настоящий,  когда  по  каторжникам плачет,  или  когда
помощников себе вербует? Или и так, и так?
   А Марк,  словно решив подтвердить мои слова,  шагнул к Хелен. Опустил
голову, и прошептал:
   -- Графиня, лучше вы скажите, что мне теперь делать... Скажите...
   Он вдруг вскинул на летунью сияющий взгляд:
   -- Давайте,  я отдам вам книгу!  Доставьте ее в Урбис, или в Версаль!
Пусть не ищут меня только...
   Я  мысленно крикнул:  "соглашайся!" Проверь,  всерьез ли говорит!  Но
Хелен вздрогнула, будто от удара.
   -- Мне такого счастья не надо, мальчик. Я... я недостойна.
   -- Тогда что же мне делать? -- жалобно спросил Марк.
   Вот.  Уже не мы вопросы задаем,  а он. Связаны мы теперь, едва узнали
тайну,  страшной силой святой книги.  Именно страшной,  прости, Господи.
Рано она из тьмы вынырнула,  не готовы к  ней люди.  Не рассказ о  жизни
Искупителя,   Сестрой  написанный,  каждому  нужен,  а  только  лишь  --
Изначальное Слово.  И  пусть  желание это  каждый  объяснит благородно и
возвышенно --  Владетель заботой о Державе и простых гражданах, Преемник
-- стремлением к  святому...  Одно,  одно стоит перед глазами у каждого,
знающего тайну -- горы сокровищ. Железо и сталь, медь и золото, оружие и
доспехи,  машины и книги,  картины и скульптуры...  Власть -- чего стоят
заносчивые маркизы и  герцоги,  когда в  любой миг можно лишить их всего
состояния?
   -- Раньше надо было... делать... Вешаться! -- рявкнула Хелен.
   -- Думайте,  что говорите,  графиня! -- настоятельница вновь повысила
голос.  -- Святая книга сама решает, когда к людям прийти! Из тьмы веков
выплыла, себе хранителя избрала! И наш долг теперь...
   -- Луиза Миллер,  баронесса Франкфуртская, вас всегда губила излишняя
экзальтированность... -- бросила Хелен.
   Ой!
   Они знакомы!
   -- Я давно не баронесса, милая графиня, и моя мирская жизнь...
   -- То-то  и  оно,  что  мирская жизнь вам покоя не  дает,  --  устало
сказала Хелен.  --  Ваш долг, как верной служительницы Церкви, состоял в
том,  чтобы со всей любовью и  заботой проводить принца Маркуса в Урбис.
И... быть может... тем спасти множество жизней.
   Женщины окинули друг друга ненавидящими взглядами.
   Беда с  этими высокородными!  Все  они  друг друга знают,  за  каждым
тянется хвост титулов,  интриг,  недомолвок. Даже помыслить страшно, что
произойдет, если в их кругу окажешься.
   -- Тихо,  тихо! -- завопил я, бросаясь между Хелен и Луизой. Похоже и
старая баронесса,  и  молодая графиня уже были готовы выяснять отношения
словно  базарные торговки.  --  Забудем старые распри!  Опомнитесь!  Что
произойдет, если мы доставим мальчика в Версаль или Урбис?
   Марк  тихо стоял в  углу,  будто всецело отдался нашей воле.  Ох,  не
люблю таких тихих и покорных!
   -- Смерть!  -- рявкнула Хелен. -- Кто бы ни завладел книгой -- всегда
будет опасаться, что мы тоже знаем Изначальное Слово.
   -- Смерть,  --  подтвердила Луиза.  И, словно смутившись от того, что
согласилась с летуньей,  добавила:  --  Возможно,  вечное заточение. Под
Версалем глубокие подземелья.
   -- Под  Урбисом  тоже,   --   буркнула  Хелен,  ухитрившись  оставить
последнее слово за собой.
   -- Тоже так думаю, -- согласился я. -- Маркус?
   Мальчик пожал плечами:
   -- Если Владетель не поклялся нас помиловать лично... значит...
   Все ясно.
   -- Хорошо,  --  я  не давал женщинам передышки.  Все-таки особенности
женского ума не  дают им сразу несколькими делами заниматься...  уж если
начали думать,  так на  ссору энергии не  хватает.  --  Значит,  с  этим
понятно. Сдавать Маркуса уже поздно, все равно нас прикончат.
   -- Не в этом дело,  --  чуть напыщенно сказала Луиза.  --  Будь то ко
благу Державы и Церкви --  то и жизнь не дорога.  Но что случится,  если
Слово Исконное употребят в  злых  целях?  Захотят над  миром возвысится?
Среди святых братьев и  сестер тоже всякие люди случаются...  прости их,
Господи...
   Хелен промолчала,  и  я  счел,  что она подобное самопожертвование не
разделяет.
   -- Что тогда нам остается? Я говорю нам -- потому что мы теперь все в
одной упряжке. И ссорится -- только себя карать. Луиза, Хелен, Марк?
   Летунья вздохнула:
   -- Не  знаю.  Я  даже не  думала,  что так все повернется.  Наверное,
бежать,  Ильмар.  Куда угодно.  В Колонии, в Африку, в Китай. Чем дальше
уйдем, тем больше проживем.
   -- Нельзя нам убегать!  --  радостно возразила Луиза. -- Книга не зря
на державной земле хранилась,  тут ее место!  Судьба нас свела, чтобы мы
святую книгу берегли, хранили... ждали, пока сердца людские смягчатся, и
станем мы достойны подлинного Слова. Тогда... тогда и подарим ее Церкви,
Дому,  людям. Каждый бедный крестьянин Словом Божьим владеть станет! Все
в мире станет общим,  кому что понадобится --  тот в Холод потянется,  и
возьмет,  сколько нужно! Вот тогда и настанет Железный Век, воцарится на
земле Царство Божие, уверуют язычники, просветлеют грешники...
   -- А  потом в  программе должен быть  Страшный Суд,  --  пробормотала
Хелен.  К счастью, увлеченная своей речью настоятельница ее не услышала,
а то пришлось бы мне разнимать двух дерущихся баб,  а в этом деле всегда
страдают посторонние.
   -- Так,  --  сказал я, пытаясь собраться с мыслями. -- Значит, святая
сестра, вы предлагаете где-то в Державе укрыться, и жить тихонечко...
   -- Да!
   Что в лоб,  что по лбу.  Можно, конечно... неизвестно, где нас раньше
схватят. Только все равно ведь схватят, и не помилуют.
   -- А  доживем  ли  мы,  настоятельница,  до  всеобщего просветления и
умиротворения?  Уж сколько веков люди по заветам Божьим живут, а зло все
не кончается...
   -- Не мы -- так дети наши доживут.
   Еще веселее.  Значит, нам должно маленькой общиной обосноваться, да и
начать семейную жизнь.  Мне, видно, Хелен в жены предназначена, ну а для
себя сестра Луиза Марка вырастит...
   -- Маркус?
   Я заметил,  что взгляд принца быстро обежал всех -- и Хелен, и Луизу,
-- прежде чем на мне остановился.
   -- Да, надо скрываться, -- решил мальчик наконец. -- А где... это вам
виднее.
   -- Ильмар,  --  Луиза вдруг заговорила со  мной  удивительно любезно,
даже с  теплотой в  голосе.  --  Не зря,  не зря тебя Сестра с  Маркусом
свела!  Всегда среди святых были  раскаявшиеся грешники,  в  напоминание
людям,  что никогда не поздно прощение получить!  А твой опыт в делах...
тайных нам поможет от Стражи укрыться...
   Вот она чего к нам пришла. Опыт мой ей требуется. Да за кого она меня
принимает --  я  же  простой вор,  а  не карбонарий,  не государственный
преступник.  От  сонной  Стражи укрываться --  одно,  от  всей  Державы,
включая Церковь -- совсем другое.
   -- Вначале нам надо уйти с острова,  -- решил я. -- Хелен, скажи, кто
знает про твое задание?
   -- Никто,  кроме  нескольких  людей  в  Версале,  --  твердо  сказала
летунья. -- Моя миссия маленькая, вряд ли кто верил, что я тебя найду, а
еще  меньше --  что  ты  знаешь что-нибудь полезное.  Но  таких  как  я,
одиночек,  много могло быть послано.  И по той ниточке,  что от епископа
Ульбрихта тянулась, и по прочим.
   -- Могут здесь искать Маркуса?
   Летунья только покачала головой:
   -- Не  знаю.  Его везде ищут...  а  какие места решат проверить особо
тщательно...  не мне судить.  В  общем-то,  по уму,  могут и  взяться за
Капри. Марк, где тебе еще приходилось бывать?
   -- В Лондоне, в Варшаве, на Ривьере... -- он задумался. -- Ну, в Риме
и в Париже, конечно. И все. Я редко выезжал из Версаля.
   -- Здесь  не  стоит  долго оставаться,  --  твердо сказала Хелен.  --
Сестра Луиза...
   По  ее  тону я  заключил,  что  летунья согласилась с  необходимостью
примирения.
   -- Да, Хелен?
   Видимо, и бывшая баронесса пришла к тому же решению.
   -- Никто в вашем монастыре не знает о... личности Маркуса?
   -- Нет, -- твердо сказала Луиза. -- Мы порой принимаем девочек-сирот,
это долг любого монастыря.  Решение принимаю я  лично,  и  это не первый
случай.
   -- Сестра-настоятельница,  а  вы уверены,  что никто не заподозрил...
ну, что это не совсем сиротка?
   Луиза помолчала, вопрос был явно болезненный.
   -- Не  знаю.   Мне  кажется,  что  некоторые  сестры  поглядывали  на
мальчика... с удивлением, быть может. Ему не всегда удавалось вести себя
адекватно.  Но даже если подозрения и возникли, то полной уверенности ни
у  кого быть не может.  Я  выделила Маркусу отдельную келью и  назначила
одиночное покаяние.  Пустила слух, что... что девочка согрешила с родным
братом,  пришла к  нам замаливать грехи,  и  до  полного раскаяния ее не
стоит тревожить.
   -- Ну и затейницы вы,  святые сестры,  --  вздохнула Хелен. -- Луиза,
можно было придумать не столь интригующую историю?
   -- Прятать  большой  скандал  надо  в  скандале мелком!  --  отрезала
настоятельница.  --  Пусть лучше сестры полночи перешептываются о всяких
гадостях, чем зададутся вопросом, девочка ли пришла в монастырь!
   Спорить тут  было бесполезно.  Я  был вполне солидарен с  Хелен,  тут
стоило придумать историю простую и незатейливую, но что уж теперь?
   -- Ладно.  Этого не изменить, -- решила летунья. -- Пока нас не ищут,
это  уже  прекрасно.  Завтра утром мы  сядем в  план„р...  и  отбудем на
материк.
   -- Вчетвером?
   Хелен вздохнула.
   -- Да,  сестра.  Я  не в  восторге,  скажу прямо,  в план„ре лишь два
кресла.  Но есть грузовой отсек,  а перелет небольшой,  дотянем на одних
толкачах.
   Луиза молча обдумывала сказанное.
   -- Почему не морем, паромом?
   -- Потому что в небе мне никто не указ, настоятельница. Там не бывает
ретивых чиновников,  солдат, любящих притиснуть девочку в угол, и прочих
ненужных проблем. Довезу я всех, Маркус и Ильмар подтвердят.
   -- Она довезет, -- немедленно согласился Марк.
   Видимо  сестра Луиза  сочла  разговор законченным.  Набросила платок,
укрывая голову, кивнула Марку:
   -- Пойдем, сестренка...
   Молодец, уже входит в роль. Только куда они собрались?
   -- Мы будем ночевать в монастыре,  --  не терпящим возражений голосом
пояснила  Луиза.  --  Мне  надо  оставить  распоряжения сестре-экономке,
привести в порядок бумаги и вещи. Я ведь ухожу навсегда.
   -- И все-таки... -- начала Хелен.
   -- Пойдем, Маркус!
   Мальчик  со  вздохом поднял  платок,  стал  повязывать.  Луиза  молча
помогла ему, спросила, не глядя на летунью:
   -- Нам прийти утром?
   -- Да. В шесть.
   -- Маркус не выспится.
   -- Зато голову сбережет. Не стоит тянуть.
   -- Мы придем в половине седьмого,  --  решила Луиза. И, взяв Марка за
руку, потянула к двери.
   -- Семени помельче!  --  посоветовал я  мальчику,  когда тот  на  миг
обернулся. -- И глаза потупь.
   Едва дверь за  ними закрылась,  как  Хелен издала тихий,  придушенный
вой:
   -- Старая дура... сумасшедшая святоша... наивный щенок...
   Мечущаяся по комнате летунья сама казалась безумной.  Я не рискнул ее
останавливать, пусть сбросит пары.
   -- Я  ее  в  грузовой отсек посажу,  чтоб он  под  ней,  толстозадой,
провалился... Вот ведь... урвала свой шанс, зараза!
   -- О  чем  ты?  --  спросил  я,  продолжая  держаться  на  безопасном
расстоянии.
   Хелен села в кресло, провела по лицу ладонью. Попросила:
   -- Дай чего-нибудь выпить, Иль...
   -- Ничего уже нет. Подожди, я позову слугу...
   -- Коньяк! -- велела летунья.
   Я позвонил,  через минуту пришел заспанный, но любопытный слуга. Едва
заметно  покосился на  растрепанную,  красную Хелен,  выслушал заказ,  и
удалился.
   -- Подумал, что мы тут с монашками оргию устроили, -- предположил я.
   -- Да пусть хоть что подумает... в Миракулюсе затейников много.
   Когда  слуга  принес  маленькую бутылку "Реми",  я  разлил  коньяк по
бокалам и решился спросить:
   -- Откуда ты знаешь эту монашку?
   -- Мир тесен,  Ильмар... -- Хелен покачала головой. -- Да и знаю-то я
ее...  чуть-чуть.  Когда стала в  свете появляться,  она уже в религию с
головой нырнула.
   Одним глотком осушив бокал, летунья удивленно произнесла:
   -- Маркус... нет, словно знал, к кому за помощью идти...
   -- Почему?
   -- Ну,  Иль, есть такая порода женщин, которым вечно кажется, что они
рождены для великих дел. Положенное место их не устраивает. Или супругой
Владетеля стать...
   Я невольно вспомнил рассказ про мать Маркуса, и кивнул.
   -- Или в науках прославится, воинским делом овладеть...
   -- Ты ведь тоже из таких, -- сказал я.
   -- Конечно.  Только кто-то  все  силы свои прикладывает,  как  Сестра
приложила.   А  кто-то  руки  заламывает,   головой  о  пол  бьется,  да
сокрушается, почему жизнь не удалась. Так вот, баронесса Луиза Миллер --
из таких.  Муж у нее был дворянин добрый, но небогатый. Жену боготворил.
Она,  стерва,  из него все соки выпила. Устраивала приемы, разъезжала по
всей Державе,  в  Дом  стала вхожа...  а  тот чуть ли  не  сам киркой на
рудниках махал,  да  плетью из  крестьян последнее вытрясал,  лишь бы ее
аппетиты удовлетворить. Лучше б любовника себе завела богатого! Так нет,
в  этих делах она всегда отличалась редкостным благочестием.  Себя блюла
строго,  всегда могла другим укор высказать, а то и ославить молоденькую
девицу...
   Ага. Вот оно что, летунья.
   -- С  мамашей Маркуса,  кстати,  была  знакома...  явно  хотела через
красивую фаворитку сама вверх подняться.  А  потом,  когда муж ее вконец
разорился,  связи все  рухнули,  хода  в  Дом  не  осталось --  внезапно
набожность Луизы в  фанатизм переросла.  Имение,  земли --  все подарила
Преемнику,  на  богоугодные дела.  На  самом-то  деле все  и  так было в
долгах,  перед Версалем,  перед Урбисом,  у  нее  просто выхода иного не
оставалось. Но в награду за такое дело получила Луиза Миллер сан, и была
отправлена настоятельницей в монастырь,  в Миракулюс.  Тогда это обычный
курорт был, но все-таки местечко приятное.
   -- Все-таки она своего д