ненно покачала головой.
   -- Заранее спрятала в номере,  когда заказ получила,  -- вынужден был
объяснится я. -- Не одежду, ее потом принесли, а косметичку! Все, хватит
болтовни. Сестра Луиза, простите подобные разговоры... и раздевайтесь.
   Марк веселился от души.
   -- До  белья.  Ничего страшного.  Компаньонки не  ходят в  монашеском
балахоне.
   -- А в чем мне тогда ходить?  --  возмутилась Луиза.  --  В белье?  Я
компаньонка, или эта... блудница с лицензией!
   -- Компаньонка,  --  успокоил я.  --  Но в  трауре по почившему мужу.
Сестра, речь идет о спасении... вы сами понимаете, кого и чего!
   Все.  Луиза сдалась.  Только предварительно велела Марку отойти шагов
на  двадцать --  большего ей  не  позволял страх  за  него,  меньшего --
стыдливость. Мальчику, похоже, карнавал доставлял искреннее удовольствие
-- он отошел, громко считая шаги, и растягивая ноги, будто хотел сесть в
шпагат.
   Можно  было  поблагодарить  тех  церковных  чинов,   что  придумывали
подобное  облачение  для  монашек.  Когда  Луиза  избавилась от  верхней
накидки с  капюшоном и  платка,  из  четырех юбок  оставила одну,  самую
короткую --  почему-то она оказалась благородного серого цвета,  длинную
блузу заправила в юбку...
   -- Одиннадцать раскаявшихся!  --  в восторге воскликнул я.  -- Хелен,
погляди!
   Летунья моего восторга не разделяла.  А зря. Я любовался не Луизой, а
делом своих рук --  ее новым обликом.  Весьма обольстительная,  хоть и в
возрасте, дама. И все при ней. Многие от таких вмиг соображение теряют.
   -- Луиза,   тебе  придется  отбиваться  от  мужчин,  --  с  напускной
озабоченностью сказал я.
   Настоятельница скривилась, но вышло это фальшиво. С жадностью схватив
зеркальце, она стала оглядывать себя.
   -- Юбку повыше стоит поднять,  --  сказал я.  --  Почти до  колен.  И
подкраситься -- скромно и неброско, но ярко и вызывающе.
   Монахиня  --  или  правильно теперь  говорить "бывшая  монахиня"?  --
приняла это противоречивое приказание без вопросов. Лишь вздохнула:
   -- Я совершенно забыла, как это делается...
   Можно  подумать,  косметику она  с  собой  носила из  ностальгических
воспоминаний!
   -- Теперь ты,  Хелен,  --  я подошел к летунье. И сразу понял, она не
слишком  довольна  всем  тем,   что  я  проделывал  с  Луизой.  Пришлось
улыбнуться,   всем  видом  демонстрируя,   как  смешны  потуги  монахини
выглядеть соблазнительно.
   Летунья подозрительно посмотрела на меня, но чуть расслабилась.
   -- Во-первых -- рука, -- сказал я. -- Снимай повязку. Или давай я...
   -- Подожди,  --  Хелен вздохнула. Провела рукой по повязке -- и лубок
легко разлетелся на куски. Зато в руках летуньи блеснула сталь.
   -- Господь карающий...  ты с этим ходила все время? -- я был в ужасе.
Сразу   вспомнились  самые   неподходящие  моменты,   когда   лубок  мог
разлететься, а тонкий как шило клинок -- пронзить что-нибудь ценное.
   -- Повязка не  так  просто снималась,  как  тебе кажется.  Тут  нужен
навык.
   Да,  в  предусмотрительности Хелен не откажешь.  Достать такое оружие
куда быстрее,  чем тянуться в Холод,  а убить им --  одно мгновение. Мне
стало нехорошо. Почему-то я враз понял, кому предназначалось это оружие.
   -- Ильмар, давай не думать о старом, -- тихо сказала Хелен.
   -- Ладно. Нож!
   Летунья   покорно  протянула  мне   оружие.   Это   оказался  стилет.
Трехгранное лезвие было из отличной стали,  но,  конечно, резать им было
нельзя. Пришлось достать свой кинжал.
   -- Ильмар,  что  мне делать с  прической?  --  требовательно спросила
Луиза.  Я оглянулся на монахиню...  на бывшую монахиню.  Да, волосы были
скручены  каким-то  некрасивым пучком,  который  только  под  платком  и
скрывать.
   -- Уложи помоднее...  нет,  по старой моде.  Вот, как в мирской жизни
носила, так и уложи.
   Луиза глянула на Марка, уныло ковыряющего ногой землю. В нашу сторону
мальчик старательно не смотрел. Позвала:
   -- Маркус! Поможешь мне!
   Да,  пожалуй,  столь высокородного пажа еще не было ни у одной, самой
светской,  дамы.  Оставив обрадованного окончанием ссылки Марка помогать
Луизе,  я  вновь обернулся к Хелен.  Скорчил злодейскую ухмылку,  поднял
кинжал... Потом вздохнул, и спросил:
   -- Хелен, ты позволяешь мне...
   -- Делай, что считаешь нужным, -- твердо, хоть и с тревогой, ответила
летунья.
   Я  крепко взял ее  за летунские нашивки на коротком рукаве пиджака --
парящий орел с мечом в когтях...
   И спорол начисто.
   Хелен вскрикнула,  будто я  отрезал кусок ее тела,  даже Марк и Луиза
обернулись.  Спороть  с  офицера знаки  различия --  это  позор.  Только
трибунал военный  такое  может  совершить.  В  глазах  летуньи вспыхнула
ярость.
   -- Только не убей меня своим запалом,  --  неуклюже скаламбурил я. --
Хелен, ты должна выглядеть не летуньей... пойми.
   -- А кем? Разжалованной летуньей?
   -- Женщиной,  одетой в  костюм летуньи!  В одежду похожего кроя!  Так
ходят, полувоенные костюмчики всегда в моде! Особенно на увеселениях!
   Говоря,  я  отступал от Хелен,  и  впрямь ожидая,  что та выхватит из
Холода пулевик или свой электрический запал.  Как хорошо,  что вначале я
попросил снять повязку,  а  то стилет был бы не в  моей руке,  а  в моем
боку...
   Летунья остановилась. Тоскливо покосилось на плечо.
   -- Валяй...
   -- Точно? Позволяешь? -- осторожно уточнил я.
   -- Да. Все равно, я уже натворила дел на двадцать трибуналов. Ты лишь
приводишь приговор в исполнение. Работай, вор! Времени у нас нет!
   Превращая мундир летуньи в  веселенький костюмчик молодой взбалмошной
дамы,  я  чувствовал себя не  слишком уверенно.  Но Хелен терпела,  даже
давала советы.  И  когда  через четверть часа  я  закончил --  результат
превзошел все ожидания.
   Какая летунья?
   Какая героиня карпатской войны?
   Женушка  преуспевающего торговца или  мелкого  шатлэна.  Любительница
балов,   тщащаяся  придать  себе  экстравагантный  вид,   за   неимением
подлинного богатства и вкуса. Кстати, кое-как в этом преуспела...
   -- Великолепно,  -- сказал я, убирая кинжал. -- Сразу видно -- ничего
опаснее скалки в руках не держала.  Верхом ездит только боком,  кораблей
боится, план„ров тем более...
   -- Доволен? -- спросила Хелен.
   -- Конечно. Теперь моя очередь.
   Одеяния непризнанного скульптора погибли через пять минут.  Я оставил
лишь  рубашку  и  брюки,  все  остальное  бросил  в  кусты,  на  радость
неведомому побродяжке.  Пришлось потрудится,  пряча пулевик под рубашку,
но  и  это  удалось.  Над  своим лицом я  поработал косметикой --  самую
малость, убрав тени под глазами и морщинки на лбу.
   -- Вид у нас... будто из дома прогуляться вышли, -- сказала Хелен.
   -- Конечно. Это и хорошо. Теперь займемся Маркусом.
   Мальчик,  уже закончивший помогать Луизе,  подозрительно уставился на
меня.
   -- Твоя идея с переодеванием была хороша,  --  сказал я. -- Не бойся,
повторять не станем.  Что в первую очередь важно для стражника... просто
для  внимательного  человека,   желающего  опознать  беглеца?   Учти  --
незнакомого беглеца.
   -- Пол, -- мрачно сказал Марк.
   -- Конечно.  Голова охотника на людей работает, как сито. Пусть никто
об этом и не думает, но половину встречных сразу отсеивает из-за другого
пола. А дальше? В черты лица вглядываться -- занятие тяжелое.
   -- Возраст? -- неуверенно спросил Марк.
   -- Правильно.
   -- Сделать меня старше или младше ты никак не можешь!
   -- Не могу.  А вот заставить тебя выглядеть младше...  Снимай штаны и
рубашку.  Хелен,  Луиза,  займитесь его  одеждой.  Штанишки должны  быть
короткие, рубашка -- с кружавчиками. Возьмете те, что я спорол с формы.
   Женщины переглянулись.
   -- И это поможет? -- скептически заметила Хелен.
   -- Не только. Маркус!
   Мальчик покорно пошел со мной к  ручью.  Я макнул его головой в воду,
взлохматил мокрые  волосы.  Конечно,  полноценных кудрей не  завить,  но
волос мягкий, что-нибудь да получится.
   -- Мне  же  почти  тринадцать,  --  фыркнул Марк.  --  Я  буду  глупо
выглядеть в коротких штанах!
   -- Ты  и  сейчас-то выглядишь на год-полтора младше,  --  безжалостно
сообщил я. -- А будешь десятилетним.
   -- Что???
   -- Доверься мне.
   Ну почему у  людей нет никакой благодарности?  Я творил сейчас шедевр
маскировки,  а  Марк сидел с таким несчастным лицом,  будто попал в лапы
дикарей и готовится принять пытки.
   -- Художник,   чья  гравюра  всюду  висит,   польстил  немного...  --
разбираясь в косметике,  сказал я.  -- Лицо точно передал, ну, тут нужды
не  было  врать.  А  плечи  пошире сделал,  подбородок чуть  покрепче...
повзрослее тебя  нарисовал.  И  это  хорошо.  Все  будут искать крепкого
подростка. Увидят маленького мальчика...
   Тушь. Тени. Подводка.
   Марк и так был большеглазый, теперь я еще больше усилил эту черту. За
спиной Луиза и  Хелен,  ругаясь по  поводу моих безумных идей,  фасонов,
детей, отсутствия портняжного инструмента, корпели над одеждой принца.
   Румяна. Помада. Тональный крем. Пудра.
   Марка надо было не  размалевать,  как малолетнего актера или клоуна в
цирке, а чуть-чуть усилить детские черты. Последние остатки детства, еще
живущие  в   лице.   И   это  было  самое  сложное  --   все-таки  я  не
профессиональный гример,  а  любитель.  Эх,  сюда  бы  Толстую Джули  из
Венеции!  Или Биттл Джуса из Гамбурга! Вот это гример высшего класса! Он
и среди ночного люда славу имеет,  и среди знатных дам.  А когда,  раз в
год,  съезжаются  все  ярмарочные борцы  в  Гамбург  --  в  честном  бою
подлинного победителя выявлять, тоже его зовут. В своем кругу яркий грим
не нужен, а вот усилить черты лица, чтобы с трибун виднее было -- всегда
полезно.
   Я  стал рассказывать Марку про турниры в  Гамбурге,  про "гамбургский
счет", чтобы хоть чуть-чуть отвлечь его от процедуры. Помогло. Марк, как
любой ребенок, любил подобные истории.
   -- И  там  настоящего победителя узнают?  Того,  кто  и  впрямь самый
сильный?
   -- Да нет,  конечно.  Подлинную силу турниры никогда не показывали. В
Гамбурге тех бойцов,  что общим уважением пользуются,  а  силы не имеют,
утешают. Жизнь такая штука, мальчик, абсолютную истину искать -- смешно.
   -- А что же тогда делать?
   -- Жить. Время все по местам расставит... Повернись.
   Захватив на ладони немного бриолина, я еще раз встрепал ему волосы.
   Отступил на шаг, любуясь эффектом.
   -- Щеки не надувай, Маркус... Хелен, Луиза, гляньте!
   Женщины  прекратили  спор,   грозящий  вновь  перерасти  в  ссору,  и
уставились на Марка.
   -- Ну как? -- спросил я.
   -- А  в младенца ты его загримировать не сумеешь?  --  почти серьезно
спросила Хелен. -- Десять лет, не старше! Великолепно!
   Почему-то  обе  женщины  разволновались так,  будто  я  не  внешность
мальчику  чуть  подправил,   а  совершил  подлинное  омоложение.   Хелен
продолжила допрос:
   -- Взрослых тоже сумеешь... так?
   -- Конечно.  Со взрослыми-то обычно и  приходилось работать...  Любой
хороший вор должен уметь внешность...
   Я замолчал. У них какой-то нездоровый блеск был в глазах.
   -- Женщину тоже можно так преобразить?
   -- Да.
   -- А  сколько лет можно убрать?  И  как ты  это делаешь?  --  встряла
Луиза.
   -- Ну,  тут важно детские черты разглядеть, и от них идти. Главное --
в карикатуру не впасть...  -- бросившись к Марку, я схватил его за руку,
уже занесенную,  чтобы пригладить волосы. -- Не смей! Забудь, что у тебя
голова имеется!
   -- Ильмар,  а... -- Луиза никак не могла успокоится. И я понял, в чем
дело.
   Надо же!  Высокородные дамы, а не владеют искусством лица лепить, что
любой городской шлюшке известно!
   -- Потом. Хорошо? Мы уже час потеряли!
   -- А если нас схватят? -- выкрикнула Луиза. -- Ты же тогда не успеешь
рассказать!
   -- Если нас схватят, то куда вам красится? Перед плахой?
   Даже этот аргумент подействовал слабо.  Но все же они умолкли, быстро
закончили возню с  одеждой Марка,  и  вскоре негодующий мальчишка влез в
свой костюмчик.
   -- Прекрасно,  -- подвел я итог. -- Мы имеем семейную пару из средних
сословий,  их  высокого,  но  с  невинным младенческим лицом сыночка,  и
стареющую компаньонку.
   Нет, почему у людей нет чувства благодарности? Все трое уставились на
меня такими возмущенными глазами...
   -- Пойдем, надо спешить, -- быстро сказал я.
   Мы  вышли из-под прикрытия деревьев,  двинулись по самой кромке леса.
На ходу я оглядывал своих спутниц и мальчика, пытаясь найти слабые места
в маскараде.  Вроде бы ничего подозрительного.  Теперь бы еще придумать,
как помирится...
   Я посмотрел в небо. И сразу же нашел безопасную тему для разговора.
   -- Хелен, ты погляди, какая птица! Парит в вышине, как план„р!
   Летунья подняла голову, сделала еще пару шагов, застыла:
   -- Это не птица, дурак! Это план„р и есть!
   -- С линкора? -- выдохнул я.
   -- Нет...  это "фалькон",  он с палубы не стартует.  Не знаю. Может с
острова? Или с берега, тут три площадки есть поблизости...
   План„р  кружил  в  небе,  высоко-высоко,  белая  большекрылая  точка.
Теперь, всмотревшись, и я понял, что для птицы он слишком велик.
   -- Преследование?
   -- Не знаю. Был он в небе, когда мы к лесу шли?
   -- Я не смотрел.
   -- И я тоже... дура...
   Неведомый летун  вроде  бы  и  не  собирался снижаться.  Шел  в  небе
огромными кругами... как коршун, выглядывающий добычу.
   Сравнение мне не понравилось.
   -- Хорошо идет,  --  с завистью и восхищением произнесла Хелен. -- Не
знаю... слишком высоко, чтобы стиль понять. Но что-то знакомое есть...
   -- Может обратно в лес? -- предложил я.
   -- Заплутаем.   Идем  дальше,   как  шли.   С  такой  высоты  лиц  не
разобрать...
   Мы продолжили путь, но вскоре Хелен добавила:
   -- Впрочем,  лица разглядывать вовсе не обязательно.  Любая группа из
четырех человек привлечет его внимание. Я бы именно так искала!
   Но  впереди  уже  показалось село,  за  которым  тянулась  накатанная
дорога. А план„р продолжал кружить. И мы только ускорили шаг.


                          Эпилог первой книги,
            в котором мы встречаем врага, но обретаем друга.

   Село  было  маленькое,  и  по  дневному  времени  --  совсем  пустое.
Проводили   нас    любопытными   взглядами   несколько   стариков,    да
девочка-подросток по  просьбе Хелен  вынесла из  своего  домика  парного
молока. Летунья расплатилась, и мы все по очереди напились из кувшина.
   Пока наш новый облик подозрений не  вызывал.  Даже унылое лицо Марка,
который  был  вынужден  идти,   держа  за  руку  "компаньонку",   общего
впечатления не портило, наоборот. Когда он пару раз безуспешно попытался
вырвать руку,  я  только удовлетворенно усмехнулся.  Нормально.  Детские
капризы...
   Неизвестный план„р  по-прежнему  кружил  в  небе,  и  мы  уже  как-то
свыклись с  его присутствием.  Скорее всего,  он и  впрямь был тут из-за
нас. Но вряд ли с такой выси летун способен был нас разглядеть.
   Дорога  проходила мимо  села,  и  никакой  остановки не  было.  Но  я
безошибочно повел всех к маленькой группе деревьев у обочины. Наверняка,
тут все и встают, чтобы остановить дилижанс. В тени, и рядом ручей.
   -- Куда поедем? В Сорренто не стоит... -- размышляла вслух летунья.
   Я  кивнул.  От  Сорренто как раз паром на Миракулюс и  ходит.  Будь я
один,  или вдвоем с  Хелен --  был бы смысл там спрятаться,  под носом у
преследователей.  Но с  Марком,  с  Луизой --  которую там наверняка все
монахи знают...
   -- Значит, в другую сторону. В Рим.
   -- Все дороги ведут в Рим, -- сказав эту банальность, Луиза просияла.
Я с тоской понял,  почему ей не удалось ничего добиться в миру,  а вот в
лоне Церкви она пришлась к месту. У святых братьев и сестер одно занятие
-- избитые истины излагать.  И  хоть бы  кто из  них подумал,  что когда
Искупитель веру принес --  она замшелой не была.  Потому,  наверное, я и
предпочитаю верить и  молиться сам,  а  не  через посредство Церкви.  Уж
слишком  много  посредников  по   пути   будет,   обязательно  заплутает
молитва...
   -- Дилижанс! -- звонко выкрикнул Марк. -- Дилижанс!
   Запрыгав на  одной ножке,  он  стал указывать вдаль.  Я  был поражен.
Хелен, кажется, тоже. Прекратив кривляться, Марк серьезно спросил:
   -- Я переигрываю?
   -- Да,  --  признал я.  --  Тебе не пять лет, а десять. Ты стараешься
выглядеть взрослым.
   -- Ясно.
   Дилижанс был огромный, с восьмериком лошадей. Чудище на колесах, а не
дорожная повозка. Это меня смутило -- такие роскошные экипажи могут и не
остановиться ради  случайных путников.  Да  и  отправляют в  путь  такие
махины,  лишь  дождавшись полной загрузки.  Зато в  дилижансе была целая
череда дверок -- отдельные купе для пассажиров первого класса.
   Самое то для нас.
   Возниц было двое.  Увидев нас,  они обменялись короткими репликами, и
дилижанс начал притормаживать.  Я вышел вперед,  дамы и мальчик остались
ждать. Эх, Хелен бы сейчас пошел веер в руки, а Луизе -- зонтик!
   -- День добрый! -- приветствовал я возниц. -- Не возьмете попутчиков?
   Возницы были молодые, загорелые, черноволосые парни. Один с интересом
уставился на летунью, другой повел разговор:
   -- Только места в первом классе свободны. Двадцать марок до Рима.
   Я  изобразил  смущение  --  для  торговца  средней  руки  сумма  была
великовата.
   -- От Сорренто вы бы тридцать заплатили, -- сообщил возница. Вероятно
-- честно.  --  А  других  дилижансов сегодня не  дождетесь.  Мы  только
выехали, как город перекрывать стали. Ищут кого-то.
   Как быстро!  Видно, с линкора послали паровой катер на берег, и взяли
префекта за глотку.
   -- Ох...  ну...  если выхода нет... -- я глянул на крышу дилижанса --
там,  и впрямь,  народу было много.  Больше крестьяне,  какие-то смуглые
девицы,  уныло  торчала  голова  чиновника в  жесткой черной  шляпе.  --
Ночевать тут...
   Я обернулся на село. Скривился.
   -- Решайте быстрее, сеньор, -- возница сверкнул белозубой улыбкой. --
У нас график.
   -- Идемте!  --  я махнул рукой спутницам и Марку.  Выгреб из карманов
деньги   --    хватило   в   обрез.    Возница,   не   таясь,   проверил
перстнем-магнитиком,  не фальшивые ли у меня марки,  указал на ближайшую
дверь.  Я первым вскарабкался по подножке,  подал руку Хелен,  подхватил
поданного Луизой Марка...  да,  весу-то в нем на все двенадцать, хорошо,
что настоятельница -- женщина крепкая.
   -- Зато будет о чем вспомнить! -- утешил меня возница, пряча деньги в
карман.  --  В первом классе,  как-никак,  словно высокородные!  Рессоры
новые, ободья, глянь, каучуковые, сами убедитесь -- хода не слышно! Одни
графы так ездят!
   Эх, знал бы ты, дурачок, с кем говоришь...

   Купе  оказалось уютным,  как  все  купе первого класса,  в  которых я
немало поездил за свою жизнь. В сравнение с епископской каретой не идет,
конечно, но очень мило.
   Два мягких кожаных диванчика вдоль стены,  оба раскладываются.  Между
ними узкий столик,  который можно сложить. На стенах -- вазоны с пышными
бумажными цветами.  Я  постучал по  стенке  --  довольно толстая.  Можно
свободно общаться.
   -- Очень миленько,  --  чопорно сказала Луиза, усаживаясь. В этот миг
возница щелкнул кнутом,  дилижанс тряхнуло,  и  она с визгом полетела на
пол.  Хелен кое как удержалась. Мы с Марком предусмотрительно устроились
против хода.
   -- Вовремя,  --  помогая Луизе подняться,  произнесла Хелен.  -- Я не
ошиблась? Кучер сказал, что город закрыли?
   -- Да. Это уже добрая традиция для меня.
   -- Удивительно,  что мы  не вызвали подозрений.  Без багажа,  никаких
курортов рядом...
   -- Хелен,  эти  двадцать стальных пошли  вознице в  карман.  В  таких
случаях сомнения куда-то улетучиваются.  Так что можно ехать спокойно...
весь вопрос -- куда?
   Летунья пожала плечами. Прильнула к окну, всматриваясь вверх.
   -- План„р ищешь?
   -- Да... Вроде нет. И так он долго держался, мастер вел...
   -- Тогда предлагаю решить основной вопрос.  Куда мы едем?  Я  оплатил
путь до Рима, но с