так! - ответила она. - Сестра, будет так  Норала,  я  устала,
хватит с меня людей.
     Экстаз нежности, пламя неземного восторга вспыхнуло  на  удивительном
лице женщины. Голодно, вызывающе прижала она  к  себе  девушку;  звезды  в
небесах ее глаз светили мягко, ласково.
     - Руфь! - воскликнул Дрейк и подскочил к ним. Она не обратила на него
внимание; и в тот же момент его прыжок был остановлен,  Дрейка  развернуло
спиной к ним.
     - Подождите! - крикнул Вентнор, хватая  его  за  руку.  -  Подождите.
Сейчас бесполезно.
     В голосе его звучало понимание, сочувствие; он беспокойно смотрел  на
сестру и эту удивительную женщину, обнимавшую ее.
     - Ждать! - воскликнул Дрейк. - Ждать! Дьявол! Проклятая ведьма крадет
ее у нас!
     Он снова бросился вперед; отскочил, будто от  удара  невидимой  руки;
упал на нас, Вентнор схватил его и удержал. И в  это  время  металлическое
чудовище, на котором мы двигались остановилось. По нему пробежала дрожь.
     Нас подняло. Между нами и женщиной и  девушкой  появилась  щель,  она
расширилась. Норала воздвигла между собой и нами барьер.


     Щель становилась все шире. Теперь Руфь была будто в другом мире.  Нас
с ней соединял только голос.
     Мы поднимались все выше, стояли строем на плоской поверхности  башни;
в пятидесяти футах от нас на такой  же  площадке  стояли  Норала  и  Руфь,
сплетя руки. Они смотрели в сторону дома.
     К нам приблизилась змея,  исчезла  под  нами,  слившись  с  ожидающим
чудовищем.
     Чудовище медленно начало двигаться, спокойно  покатилось  к  проходу,
проделанному в скалах. На нас упала тень скал. Мы, как  один,  оглянулись,
увидели голубую фигуру с черным пятном на груди.
     И тут же скалы скрыли ее. Мы двигались  по  ущелью,  через  каньон  и
туннель, все молчали. Дрейк с ненавистью смотрел на Норалу.  Вентнор  тоже
смотрел на  нее  -  с  загадочным  сочувствием.  Мы  миновали  ущелье,  на
мгновенье остановились на краю зеленого леса.
     И тут, как будто с неизмеримо далекого расстояния, послышался  слабый
размеренный  гул,  будто  удары   бесчисленных   приглушенных   барабанов.
Существо, на котором мы ехали, вздрогнуло. Звук замер. Дрожь прекратилась,
существо равномерно,  без  усилий  двинулось  сквозь  деревья;  но  теперь
двигалось оно не так быстро, как подгоняемое гневом Норалы.
     Вентнор зашевелился, нарушил молчание. Я увидел, как он похудел,  как
заострилось его лицо; стало почти неземным; очищенное страданием и, пришло
мне в голову, каким-то странным знанием.
     - Бесполезно, Дрейк, - сонно сказал он. - Теперь все в руках богов. И
не знаю, боги ли это людей или... металла.
     - Но вот что я знаю: равновесие будет нарушено. Если в нашу  сторону,
Руфь вернется к нам.  А  если  в  другую  строну  -  нам  тоже  не  о  чем
беспокоиться. Потому что с человечеством будет покончено!
     - Мартин! О чем это вы?
     - Это кризис, - ответил он. - Мы ничего  не  можем  сделать,  Гудвин,
ничего. То, что будет, зависит только от судьбы.
     Снова послышались отдаленные раскаты -  на  этот  раз  громче.  Снова
существо вздрогнуло.
     -  Барабаны,  -  прошептал  Вентнор.  -  Барабаны  судьбы.  Что   они
предвещают? Новое рождение Земли и уход  человека?  Новое  дитя,  которому
будет  отдано  господство  -  нет,  кому  оно  уже  отдано?  Или  барабаны
предвещают конец... их?
     Барабанный бой  снова  стих.  Теперь  слышался  только  шум  падающих
деревьев под шагами существа. Норала стояла неподвижно; так же  неподвижна
была Руфь.
     - Мартин - снова воскликнул я, испытывая страшное сомнение. - Мартин,
о чем вы говорите?
     - Откуда... они... пришли? - Голос его звучал ясно и спокойно,  глаза
под красным шрамом были чистыми и спокойными. -  Откуда  они  пришли,  эти
существа, что несут нас? Что пронеслись над городом  Черкиса,  как  ангелы
смерти? Рождены  ли  они  Землей...  как  мы?  Или  они  приемные  дети...
подброшены с далеких звезд?
     - Эти существа, которые во множестве все равно являются одним? Откуда
они взялись? Кто они?
     Он взглянул на кубы, на которых мы стояли; в ответ на  него  смотрело
множество глаз, загадочно, будто они слышат и понимают.
     - Я не забыл, - сказал Вентнор. - Не забыл, что видел, плавая  атомом
во внешнем космосе. Мне  кажется,  я  говорил  вам,  говорил  с  огромными
усилиями; губы были в вечности от меня, атома, стремившегося раскрыть их.
     - Были... три... видения, откровения... не знаю, как  их  назвать.  И
хотя все они казались мне реальными, только одно, я думаю, истинно; а  еще
одно может быть истинно, а может, и нет.


     Раскаты барабанов послышались яснее, они звучали зловеще. Поднялись в
крещендо; резко смолкли. Я видел, как Норала подняла голову, прислушалась.
     - Я видел мир, обширный мир, Гудвин, ровно летящий в пространстве. Не
шар,  планета  из  множества   фасет,   гладких,   словно   отполированных
поверхностей;  огромный  голубой,  слабо  светящийся  драгоценный  камень;
кристаллический  мир,  вырубленный  из  эфира.  Геометрическое   выражение
Великой  Первопричины,  Бога,  если  хотите,  ставшее  материальным.   Мир
безвоздушный, безводный, бессолнечный.
     - Казалось, я приближаюсь к  нему.  И  тут  я  увидел,  что  все  его
поверхности   покрыты   рисунком   гигантским    симметричным    чертежом;
математическими  иероглифами.  В  них  прочитывались  немыслимые  расчеты,
формулы  переплетающихся  вселенных,  арифметические  прогрессии  звездных
армий, таблицы движений солнц. В этих рисунках  была  ужасающая  гармония,
как будто все законы мира: от тех, что управляют атомом, до тех,  которыми
руководствуется космос,  -  все  они  были  наконец  разрешены  и  сведены
воедино.
     -  Этот  фасеточный  мир  в  своей  мозаике  подводил  итог   ошибкам
бесконечности.
     - Рисованные символы постоянно меняли форму. Я подлетела  ближе:  эти
рисунки были живыми. Это было бесконечное количество... существ!
     И он указал на существо, которое несло нас.
     - Я отлетел назад, посмотрел на эту планету издалека.  И  тут  мне  в
голову пришла фантастическая мысль - фантастическая, конечно, но  я  знал,
что в ней есть  зерно  правды.  -  Теперь  он  говорил  виновато.  -  Этот
драгоценный мир управляется неким математическим богом, ведущим его сквозь
пространство, забавляющимся  арифметическими  ошибками  другого  божества,
противоположного математическому, божества случая, в сущности Бога  нас  и
всего того, что мы зовем жизнью.
     - У него не было цели: он ничего не должен был  преобразовывать;  ему
не нужно было исправлять неточности Другого. И только время от времени  он
отмечал разницу между  достойным  сожаления  беспорядком  других  миров  и
безупречно упорядоченным и  аккуратным  своим  храмом  и  его  аккуратными
служителями.
     - Этот странствующий демиург сверхгеометрии несется в пространстве на
своем абсолютно совершенном мире; он хозяин всех небесных механизмов;  его
народ не зависит от сложного химизма и механизмов равновесия,  от  которых
зависит наша жизнь; ему не нужны  ни  воздух,  ни  вода,  он  не  обращает
внимания ни на жару, ни на холод;  он  питается  магнетизмом  межзвездного
пространства и  время  от  времени  задерживается,  чтобы  воспользоваться
энергией большого солнца.
     Я почувствовал глубокое изумление. Возможно, это фантазия.  Но  тогда
откуда у него эта последняя мысль? Он не  видел,  как  мы,  оргию  в  зале
конусов, не видел, как металлическое чудовище питается солнцем.
     - Видение мира исчезло, - продолжал  Вентнор.  -  Я  увидел  обширные
пещеры,   полные   металлическими   существами;   они   работали,   росли,
размножались. В пещерах нашей Земли - плоды неведомого лона? Не знаю.
     - Но в этих пещерах, при свете бесчисленного количества  разноцветных
шаров, - я снова ощутил дрожь изумления, - они росли. Мне пришло в голову,
что они стремятся к солнечному свету, на поверхность. Они вырвались -  под
желтый блистающий солнечный свет. Наш? Не знаю. И это видение миновало.
     Голос его стал глубже.
     - И потом пришло третье видение. Я увидел нашу Землю. Я знал, Гудвин,
знал неоспоримо,  безошибочно,  что  это  наша  Земля.  о  ее  холмы  были
сровнены, горы уничтожены, превращены в холодные полированные поверхности,
геометрические, упорядоченные.
     - Моря превратились в геометрические водоемы, как огромные  изумруды,
сверкающие в хрустальных берегах.  Полярный  лед  обточен.  И  на  плоских
равнинах появились иероглифы фасеточного мира. И на всей Земле, Гудвин, ни
одного растения, ни одного города и ни одного человека. Вся Земля, которая
была нашей, теперь принадлежала... им.
     - Видения! - произнес Вентнор. -  Не  думайте,  что  я  полностью  их
принял. Частично правда, частично иллюзия - ослепленный мозг  пытается  из
света и тени построить доступную пониманию картину.
     - И все же - какая-то правда в этих видениях есть. Какая  именно,  не
знаю. Но  знаю  одно:  последнее  видение  показывало  картину  того,  чем
закончится начинающееся сейчас, в это мгновение.
     Перед моими глазами вспыхнула  картина:  город,  окруженный  стенами,
заполненный людьми, его рощи и сады, его наука и искусство; и Разрушители,
растаптывающие его, и затем ужасная безжизненная вершина.
     И вдруг в этой вершине я увидел всю Землю, в этом городе - все города
людей, его сады и рощи - поля и леса Земли, а  исчезнувший  народ  Черкиса
превратился во все человечество.
     - Но, Мартин, - я говорил, запинаясь, пораженный невыносимым  ужасом,
- ведь было еще что-то. Вы говорили о Хранителе конусов и о том, что нужно
воспользоваться солнцем, чтобы уничтожить эти существа;  о  том,  что  ими
правят те же законы, что и нами, и  если  они  их  нарушат,  то  погибнут.
Надежда, обещание, что они не будут победителями.
     - Помню, - ответил он, - но не очень ясно. Что-то было. Какая-то тень
падала на них, какая-то  угроза.  Тень,  рожденная  наши  миром,  какой-то
грозивший им дух самой Земли.
     - Не могу вспомнить это уходит от меня. Но  то,  что  помню,  говорит
мне: эти барабаны звучат не для нас.


     И как будто слова его послужили сигналом, снова раздались  звуки,  но
больше не приглушенные и слабые. Они ревели; казалось, они  проносятся  по
воздуху и обрушиваются на нас они отбивали нам в уши громовую дробь, будто
титаны барабанили по перекрытым пещерам стволами деревьев.
     Дробь не смолкала; она  становилась  громче,  яростнее;  она  звучала
вызывающе  и  оглушительно.  Чудовище  под  нами  снова  начало   дрожать,
ритмично, в такт бьющим барабанам.
     Я видел, как  резко  распрямилась  Норала;  постояла,  прислушиваясь.
Дрожь подо мной усилилась, стала лихорадочной.
     - Барабаны? - произнес Дрейк. - Это не барабаны.  Как  артиллерийская
канонада. Как десятки Марн, десятки Верденов. Но  откуда  здесь  возьмется
артиллерия?
     - Барабаны, - прошептал Вентнор. - Это барабаны. Барабаны судьбы.
     Рев становился все громче. Превратился в ритмичную канонаду. Существо
остановилось. Башня, на которой находились  Норала  и  Руфь,  наклонилась,
перегнулась через разделявшую нас щель, коснулась нашей башни.
     Орала и Руфь были приподняты и быстро опустились рядом с нами.
     Послышался громкий резкий вой,  гораздо  громче,  чем  раньше.  Земля
дрогнула, как в землетрясении; мы оказались в  центре  водоворота;  быстро
опустились.
     Существо  раскололось  надвое.  Перед  нами   вздымалась   гигантская
ступенчатая пирамида, немного меньше той, что  построил  Хеопс  и  которая
отбрасывает свою тень  на  святой  Нил.  В  нее  устремлялись  десятки  за
десятками металлических существ,  сливались  с  нею.  Пирамида  качнулась,
двинулась от нас.
     Послышался звонкий гневный золотой крик Норалы.
     Пирамида остановилась, она колебалась; казалось, она вернется. Но тут
послышалось  крещендо  барабанной   дроби,   безапелляционное,   властное.
Пирамида устремилась вперед, снося на ходу  деревья  широкой,  в  полмили,
полосой.
     Серые глаза Норалы широко раскрылись, в них было  крайнее  удивление,
ошеломление. Норала на мгновение покачнулась. Потом из  ее  горло  полился
поток звуков.
     Под нами подпрыгнуло то, что осталось от существа, понеслось  вперед.
Развевались пламенные волосы Норалы; вокруг ее молочно-перламутрового тела
- и вокруг Руфи - начал образовываться сверкающий нимб.
     На расстоянии я увидел сапфировую искру:  дом  Норалы.  Стремительная
пирамида была теперь недалеко от него, и мне пришло в голову, что  в  этой
огромной  фигуре  не  было  ни  шаров,  ни  меньших  пирамид.  А   в   том
уменьшившемся чудовище, что несло нас, кроме нескольких дрожащих кубов, на
которых мы стояли, кубов не было, только шары и пирамиды.
     Сапфировая  искра  превратилась  в  блестящий  шар.   Мы   продолжали
настигать большую пирамиду.  И  ни  на  мгновение  Норала  не  переставала
испускать поток звуков, и не прекращался оглушительный вой.
     Сапфировый шарик вырос, сталь большой сферой.  Пирамида,  которую  мы
пытались настигнуть, перестроилась  в  огромный  столб;  основание  столба
вырастило подпорки; и вот чудовище на этих подпорках переступило через дом
Норалы.
     Вот синий купол совсем рядом, вот он  уже  под  нами.  Нас  осторожно
спустили, поставили перед  входом.  Я  посмотрел  на  сооружение,  которое
принесло нас.
     Я был прав: оно  состояло  только  их  шаров  и  пирамид;  невероятно
гротескной фигурой нависло оно над нами.
     И повсюду в нем видно было стремительное  движение;  отдельные  части
его непрерывно перемещались. И вот оно исчезло  в  тумане,  последовав  за
большой пирамидой.
     На лице Норалы было  отчаяние,  неуверенность,  что-то  необыкновенно
жалкое.
     - Я боюсь! - услышал я ее шепот.
     Она крепче обняла дремлющую Руфь; знаком  пригласила  нас  войти.  Мы
молча вошли в дом; она - за нами в сопровождении трех больших шаров и двух
пирамид.
     У груды шелков она остановилась. Девушка доверчиво взглянула на нее.
     - Я боюсь! - снова прошептала Норала. - Боюсь... за тебя!
     Она нежно глядела на девушку, мягко и  трепетно  сияли  галактики  ее
глаз.
     - Я боюсь, маленькая сестра, - прошептала она в третий раз. -  Ты  не
можешь, как я, пройти  в  огне.  -  Она  помолчала.  -  Отдыхай  до  моего
возвращения. Эти останутся с тобой. Они будут тебя охранять и слушаться.
     Она сделала знак пяти фигурам. Они выстроились  вокруг  Руфи.  Норала
поцеловала девушку в глаза.
     - Спи до моего возвращения, - прошептала она.
     И, не взглянув на  нас  троих,  вышла  из  комнаты.  Я  услышал  вой,
затихающий на расстоянии.
     Шары и пирамиды смотрели на нас, охраняя  груду  шелков,  на  которой
спала Руфь - как околдованная принцесса.
     На голубой шар обрушивались звуки барабанов.
     Барабаны судьбы!
     Барабаны судьбы!
     Означает ли их бой конец человечества?



                              28. БЕЗУМИЕ РУФИ

     Долго  стояли  мы  молча,  в   полутемной   комнате,   прислушиваясь,
погруженные в свои мысли. Громовая барабанная дробь  продолжалась;  иногда
они  отступала,  и  тогда  слышался  стук  тысяч  пулеметов,  удары  тысяч
клепальщиков, одновременно ударяющих по  тысячам  металлических  корпусов;
иногда гром стихал, сменяясь треском,  будто  метеоры  ударялись  в  полую
сталь.
     Но барабанный бой оставался  все  время,  ритмичный,  громовой.  Руфь
спокойно спала, положив голову на руку;  две  большие  пирамиды  бдительно
стояли по обе стороны от нее; один шар застыл у ее ног, другой - у головы,
а третий расположился между нами и ею; и все бдительно смотрели на нас.
     Что там происходит,  на  краю  каньона,  за  воротами  в  утесах,  за
завесой, в пропасти  металлического  чудовища?  Какое  сообщение  передают
барабаны? О чем повествуют их громовые руны?
     Вентнор прошел мимо шара-часового, склонился  к  спящей  девушке.  Ни
шар, ни пирамиды не  шевельнулись;  продолжали  следить;  этот  их  взгляд
ощущался как что-то осязаемое. Вентнор прислушался  к  биению  ее  сердца,
взял  ее  за  руку,  проверил  пульс.  Перевел  дыхание,   распрямился   и
успокаивающе кивнул.
     Дрейк неожиданно повернулся и прошел  к  выходу;  на  его  лице  ясно
отразилось напряжение и тревога.
     -  Ходил  взглянуть  на  пони,  -  сказал  он,  вернувшись.  -  Он  в
безопасности. Я боялся, что он убежал. Темнеет. В каньоне  и  над  долиной
яркий свет.
     Вентнор миновал шар, присоединился к нам.
     Голубой дом дрогнул от взрыва звуков. Руфь пошевелилась; свела брови;
руки  ее  сжались.  Шар,  стоявший  перед  нами,  повернулся  вокруг  оси,
скользнул к шару у ее головы, потом к шару у ее ног - как будто пошептался
с ними. Руфь застонала, тело ее согнулось, неподвижно  застыло.  Глаза  ее
открылись; она смотрела на нас,  как  на  какое-то  ужасное  видение;  мне
показалось, что она смотрит чужими глазами, в ее глазах  отражались  чужие
страдания.
     Шары у ее ног и головы повернулись, метнулись  к  третьему  шару.  На
лице Вентнора я увидел выражение жалости -  и  огромное  облегчение.  И  с
удивлением понял, что страдания Руфи - а она явно страдала  -  вызывают  у
него радость. Он заговорил, и я понял почему.
     - Норала! - прошептал он. - Она смотрит глазами Норалы, чувствует  то
же, что Норала. Там что-то неладно... с ними... Если бы мы могли  оставить
Руфь, только взглянуть...
     Руфь вскочила на ноги, закричала -  золотой  звучный  призыв,  как  у
Норалы.  Мгновенно  обе  пирамиды  раскрылись,  стали  двумя   сверкающими
звездами, окружили ее своим сиянием. На их верхних лучах я увидел овалы  -
они угрожающе блестели.
     Девушка взглянула на нас, овалы заблестели еще  ярче,  молнии  готовы
были сорваться с них.
     - Руфь! - негромко позвал Вентнор.
     Тень смягчила невыносимую жесткую яркость ее карих глаз. Что-то в них
стремилось вырваться на поверхность, как тонущий человек.
     Ушло в глубину, лицо приняло выражение ужасного горя; отчаяние  души,
поверившей во что-то и обманутой.
     На нас смотрела обнаженная душа, лишившаяся надежды и ужасная.
     Руфь снова отчаянно закричала.  Центральный  шар  устремился  к  ней,
поднял ее себе на спину, скользнул к выходу. Она стояла на нем,  как  юная
Победа, Победа, глядящая в  лицо  поражению;  стояла  на  загадочном  шаре
голыми стройными ногами, одна грудь  обнажена,  руки  подняты,  девственно
архаичная, ничего не было в ней от той Руфи, что мы знали.
     - Руфь! - закричал Дрейк. Отчаяние, такое же сильное, как  у  нее  на
лице, звучало в его голосе. Он встал перед шаром, преградил ему дорогу.
     На мгновение существо остановилось,  и  в  это  мгновение  прорвалась
человеческая душа девушки.
     - Нет! - закричала она. - Нет!
     Дикий зов испустили побелевшие губы, он звучал неуверенно, запинаясь,
будто сама посылавшая его сомневалась в нем. Звезды  закрылись.  Три  шара
повернулись - недоумевающе,  смущенно.  Руфь  снова  крикнула,  звучно,  с
перерывами. Ее приподняли, опустили на пол.
     Мгновение пирамиды и шары вращались вокруг нее - затем устремились  к
выходу.
     Руфь с всхлипыванием качнулась им вслед. Как  будто  притянутая,  она
подбежала  к  выходу,  выбежала  наружу.  Мы  бросились  за  ней.  Впереди
сверкнуло ее белое тело, она бежала  к  пропасти.  Бежала  как  легконогая
Атланта. Далеко позади  нас  остался  голубой  дом,  приближался  туманный
барьер, когда последним отчаянным усилием Дрейк поравнялся с ней и схватил
ее. Они упали и покатились по ровной дороге. Руфь билась молча,  кусалась,
царапалась, пыталась освободиться.
     - Быстрее! - крикнул Вентнор, протягивая мне руку. - Отрежьте  рукав.
Быстрее!
     Ни о чем не спрашивая, я достал нож и отрезал рукав у плеча.  Вентнор
выхватил его у меня, склонился к Руфи; быстро сунул скомканный рукав ей  в
рот, прочно привязал.
     - Держите ее! - приказал  он  Дрейку  и  сам  с  о