ко грамотный, что было, в  общем-то,  и  неудивительно;  во  дворе  два
солдата вываживали мою загнанную лошадь, с которой капала пена (я  прогнал
ее вокруг небольшого леска раза три на галопе, для пущей  убедительности),
и вообще пока все было в порядке.
     Со вздохом  вернув  мне  документы,  сотник  повел  меня  осматривать
казармы. Ну что ж, здесь как раз я и не ожидал разнообразия. То же, что  и
везде  -  деревянные,  наспех  сколоченные  бараки,  нары  с   соломенными
матрасами, козлы для оружия... Впрочем, вокруг было на удивление чисто,  и
я уже с большим уважением поглядел на своего провожатого.
     На плацу несколько солдат лениво тыкали длинными пиками в  соломенное
чучело  (похоже,  солома  здесь  была  основным   расходным   материалом).
Остальные, рассевшись на траве у забора, жевали смолу и вяло наблюдали  за
происходящим.
     При нашем появлении солдаты поспешно вскочили, выстроились по росту и
замерли, поедая глазами начальство. Сотник представил меня, Роа с  эполета
презрительно обкашлял весь строй, и занятия возобновились. Надо  заметить,
теперь все выглядело куда четче и слаженней - и я еще раз мысленно  воздал
хвалу моему неразговорчивому сотнику.
     То ли он почувствовал смену настроения,  то  ли  просто  сегодня  был
удачный день, только сотник пригласил меня отобедать с  ним  в  офицерском
собрании, и я не стал отказываться. Обед оказался весьма недурен,  но  вот
вино подавалось  мерзкое  -  дешевое  и  крепкое,  с  каким-то  тухловатым
привкусом. Я промолчал и лишь  едва  заметно  скривился  -  что  позволило
вежливо поднимать кубок и тут же отставлять его в сторону.  Вообще-то  все
шло как нельзя лучше, поскольку вкус зелья из моей сумки  (первый  флакон,
пузатенький, с граненой пробкой - моя  личная  инспекция  подаваемых  блюд
плюс олух-услужающий) полностью тонул в дрянном букете местного пойла.
     На обеде присутствовали четверо капралов, и их  тоже  не  обнесли  ни
вином, ни зельем. Я сдержанно улыбался и радовался, что сумел воздержаться
от пития - хотя радоваться должна была скорее Лайна... Варна уверяла,  что
срок действия снадобья - не более двух недель, но я все равно не  имел  ни
малейшего желания проверять на себе его действие.
     За обедом потеплевший сотник разговорился и поведал мне,  что  завтра
он с тремя капралами собирается в столицу по вызову (Знаю  я  этот  вызов!
Бравым воякам явно не терпелось принять участие  в  Празднестве  Сиаллы  и
пощупать  молоденьких  жриц  столичных  храмов!..),  а  один  из  капралов
останется при казармах для поддержания порядка.
     Этого обделенного судьбой капрала звали Зархи, и он  понуро  сидел  в
дальнем  конце  стола,  кушая  за  троих  и  выпивая  за  гораздо  большее
количество  народа.  Видимо,  таким  образом  он  пытался  скрасить   себе
вынужденное воздержание.
     Некоторое  время  я  внимательно  изучал  несчастного  Зархи,  а  тот
игнорировал  штабного  хлыща  и  кидал  злобные  взгляды  на  сияющего   в
предвкушении любовных утех сотника. Характер капрала был не из сложных.
     Нарушить приказ он побоится. А от ярости и небогатой фантазии устроит
солдатам такую жизнь, что те волками взвоют.
     Что ж, такой вариант меня вполне устраивал.
     Сотник любезно предложил проводить меня до столицы и лично дать самый
лестный  отзыв  о  проведенной  инспекции  -  с  отзывом  он  явно  что-то
перепутал, это я должен был писать инспекционный рапорт, а не он - но я не
стал заострять  внимания  на  его  промахе  и  отказался  от  предложения,
сославшись на усталость моего коня и  помянув  с  кислой  миной  столичную
суету.
     Похоже, сотник весьма обрадовался моему  отказу,  поскольку  истинная
цель его отлучки была не самой благовидной, а он  был  не  настолько  туп,
чтобы самому нарываться на неприятности.
     Он и не подозревал, что уже нарвался. С того  самого  момента,  когда
запретил солдатам присутствовать на весеннем празднестве в Фольнарке.
     Так что сотник любезно предоставил мне  свою  комнату  на  время  его
отсутствия, а я поспешил не менее любезно поблагодарить его, в свой  черед
заверив в благожелательнейшем (ишь, слово-то какое  придумал!)  рапорте  о
вверенной  ему  сотне,  после  чего  не  стану  более  злоупотреблять  его
гостеприимством.
     Мы расстались вечером самым  дружеским  образом,  считая  друг  друга
полными, но симпатичными болванами.
     На рассвете один болван уехал в столицу, а второй занялся делом.



                                    13

     После непродолжительной беседы с  капралом  Зархи  я  оставил  его  в
погребке  сотника  досматривать  сладкий  утренний  сон  (флакон   второй,
нефритовый,  пробка  резная,  три-четыре   капли   -   и   сутки   ровного
похрапывания) и отправился в казармы.
     Все выглядело более, чем естественно - с утра  пораньше  оскорбленный
капрал забрался в погребок старшего по званию и изнасиловал лучший бочонок
из особых запасов,  после  чего  почил  в  винной  луже.  Кстати,  изрядно
попотев, я извлек на свет божий бочонок  того  самого  вина,  которое  уже
ничем нельзя было испортить. В него был опорожнен третий флакончик - самый
маленький,  металлический,   рекомендуется   стареющим   греховодникам   и
новобрачным, но не слишком часто.
     Завидев меня с беркутом на плече  -  высокомерный  Роа  выглядел  еще
похлеще уехавшего сотника - солдаты бросили играть  в  кости  и  принялись
ускоренно (с поправкой на жару) строиться. Я досадливо махнул им рукой.
     - Вольно, ребята...
     Панцирники застыли в  недостроенном  виде,  обалдело  воззрившись  не
меня.
     - Я сказал "вольно", а не "окаменеть и разинуть рот",  -  пояснил  я,
усаживаясь на ближайшие нары. - И кости можете не прятать. Роа, ррай...
     Мой алиец соскочил на устланный соломой пол, выковырял из-под  лежака
кубики, клюнул их, отчего оба выпали "шестерками", и  вылетел  в  дверь  -
гулять.
     - Ну, кто со мной кон раскидает?
     Плюгавый  солдатик  с  жиденькими  рыжими   кучеряшками   и   сальной
ухмылочкой поспешил поднять кости и преподнести их мне на ладони,  как  на
подносе. Играть он явно не собирался.
     - Чтоб тебе, мерину драному, плешь вспучило! - рявкнул я в его наглую
рожу - и добавил еще кое-что из столичного армейского лексикона,  про  его
неразборчивую  мамашу  и  похмельного   Инара.   Слава   богу   (какому?),
натаскался, из Дома бегая...
     Наступила восхищенная тишина. Потом из задних рядов протолкался ражий
лохматый детина в расстегнутом мундире.
     - Ну, я играю! - заявил он таким тоном, словно  собирался  немедленно
дать мне по морде.
     - Ну так играй, а не мельтеши, как вошь  под  рубахой!  -  я  хлопнул
рукой по нарам рядом с собой.
     Детина гнусаво хихикнул и кинул на кон две медных монеты. Я поддержал
компанию. Выиграв, мой партнер  довольно  осклабился,  сгреб  деньги  -  и
дальше игра покатила в полный рост, как любили выражаться солдаты.
     Я пару раз проиграл - для затравки, потом  пару  раз  выиграл  -  для
престижа, а там игра завертелась  сама  собой.  Менялись  партнеры,  росли
ставки, деньги гуляли из рук в руки, солдаты прочно  уверились,  что  я  -
свой парень, и обращались просто  по  имени;  мы  хлопали  друг  друга  по
спинам, хохотали над грубыми мужскими шутками, и пора  было  переходить  к
следующей стадии моего плана.
     - А не выпить ли нам, братва? - осведомился я как бы между делом.
     Хохот смолк, выдвинутая мною идея  была  всесторонне  обсуждена  и  с
сожалением отставлена в сторону.
     - Выпьешь тут,  как  же!  -  физиономия  детины  вытянулась  и  стала
кислой-кислой.  -  В  заначке  пусто,  а  зараза  Зархи,  кобель  жареный,
злобствует, что в столицу не взяли! Слова лишнего не скажи - так поднесет,
что неделю похмеляться будешь...
     - Сообщаю,  парни,  -  я  таинственно  понизил  голос  до  шепота,  -
противник надрался и потерял бдительность, самое малое, на сутки, а  ключи
от сотникова погребка - у меня в кармане. Слазим за бочонком?
     - Ну да, -  недоверчиво  протянул  один  из  солдат,  -  Зархи,  чтоб
напиться, как раз бочонок и нужен. И то неизвестно, хватит ли...
     - Кто мне не верит,  -  я  рубанул  ладонью  по  краю  нар,  -  пошли
смотреть! Пригодитесь - бочонок тащить. Гулять - так гулять!
     Слово "гулять" возымело магическое действие.  Вызвались  двое  -  мой
первый партнер по игре, несколько  обогатившийся  за  мой  счет  и  теперь
согласный на все; и плюгавый подлиза, выискивавший скрытый подвох.
     Подвох, конечно, был, но вряд ли  солдатик  мог  догадываться  о  его
истинной сути.
     Разумеется, мои слова подтвердились - Зархи сочно храпел, и  от  него
за лигу разило дешевым вином; солдаты радостно отволокли  капрала  на  его
койку, пару раз уронив по дороге -  а  бочонок  с  вожделенным  содержимым
только и ждал, чтобы его перенесли в казарму.
     Верзила тут же отогнал всех интересующихся и взвалил драгоценный груз
себе на плечи, и, пока мы шли, плюгавый все крутился под  ногами,  пытаясь
поддержать, потрогать, рассмотреть или хотя бы поинтересоваться - не нужна
ли какая помощь?..
     Наше  появление  было  встречено  восторженным  воплем.   Присутствие
известного труса и перестраховщика - плюгавого - убедило казарму в  полной
безопасности происходящего, и веселье стало казарменным  в  прямом  смысле
этого слова.
     Мне не удалось отвертеться, и пришлось выпить два или три  кубка.  Ну
что ж, это еще не самый худший вариант...
     В самый разгар я бросил новую порцию дрожжей в уже готовое сусло:
     - Парни, а вы что тут - совсем без баб?
     - Да не то  чтобы  совсем...  Иногда  вот  в  самоволку  по  деревням
рванешь, ну а там уж - как повезет...
     - Ладно тебе, не трави душу! В той деревне всех телок -  три  старухи
да корова!..
     - И мужья с кольями лезут... А пришибешь кого -  начальству  доносят!
На сутки с полной выкладкой ставят, в панцире - на солнцепек!..
     Я сочувственно поцокал языком и разлил остатки вина.
     - Ну, а на Празднество Сиаллы слабо сбегать?
     - Да мы бы хоть сейчас... только сотник...
     - А что - сотник? Он - в столице, а мы - здесь. Откуда ему знать?
     - А Зархи? Язык до пупа, болтанет сгоряча...
     - Ваш Зархи до  утра  во  сне  копытом  бить  будет.  А  если  что  и
заподозрит - так скажете, что напился и в горячке невесть что увидел!..
     - Верно, братва! Пошли!..
     - Стремно как-то... Неровен час - проснется капрал...
     - Да хрен с ним, с капралом!..
     - Плевать мы на него хотели!
     - Собирайся, парни, время не ждет...
     Обо мне уже успели забыть, и я  под  шумок  протолкался  к  выходу  и
выскользнул из вопящей и гогочущей казармы.
     Дело было сделано. А зелье в вине не даст их порыву остынуть - это  я
ощущал на собственной шкуре, торопя коня и ерзая в седле...



                     ВОЗЛЕСЛОВИЕ. ГРОЛЬН ЛЬНЯНОЙ ГОЛОС

     Сарт явился перед самым  началом  Празднества.  Он  был  явно  чем-то
доволен, и мне передалась частица его радостного возбуждения.
     - Ну, дети мои, дерзайте!.. И смотрите, не подведите - сегодня к  нам
явится много, очень много гостей, и все они будут весьма  возбуждены...  -
он слегка усмехнулся и потрепал меня по плечу. И подмигнул Клейрис.
     - Да, Учитель, - ответили мы с Клейрис одновременно. И рассмеялись.
     Зал был битком набит народом.  Большую  часть,  к  нашему  удивлению,
составляли изрядно подвыпившие солдаты. Ну и гости!.. Мне даже вдруг стало
страшно - и за себя, и за Клейрис, и за весь праздник... и за Учителя.
     Я обернулся - Сарт кивнул мне из-за колонны в  дальнем  углу,  лукаво
собрав морщинки возле хитрых глаз, но я заметил, что руки Учителя  дрожат.
И страх ушел. Я сделаю это. Я и мой лей. Мы сделаем все, что  возможно.  И
еще чуть-чуть.
     Как странно - в эту минуту я почти не  думал  о  Клейрис...  простить
себе не могу...
     Свечи ярко вспыхнули,  с  потолка  посыпались  благоухающие  лепестки
лоренны, главная жрица запела гимн во славу Сиаллы-Несущей  Счастье,  -  и
праздник начался.
     Я плохо помнил, что было дальше. Я видел красные, потные лица солдат,
их безумные, алчущие глаза, устремленные  на  танцующих  жриц  Сиаллы;  из
общего гомона прорывались отдельные, пахнущие перегаром реплики... И тогда
я ступил на ковер из цветов и вновь доверился  своим  пальцам,  и  музыка,
звучавшая во мне, перетекла в  дрожащие  от  предчувствия  струны  лея,  и
дальше, дальше...
     Я видел, как звериный блеск  в  глазах  солдат  постепенно  сменяется
огнем искреннего восхищения, и руки, привыкшие к мечу и копью,  тянутся  к
обнаженным жрицам уже не с грубой похотью, а с мольбой о снисхождении; как
хмельные морды становятся  человеческими  лицами,  и  нестройные,  осипшие
голоса присоединяются к голосу главной жрицы, вознося хвалу...
     И когда в центре освещенного круга возникла Клейрис  -  на  мгновенье
все, даже я, застыли в потрясенной немоте! Спустя секунду я вновь заиграл,
и так я играл в первый и последний раз в  своей  раздерганной,  промозглой
жизни!.. Тело Клейрис покорно окунулось в поток  звуков  и  поплыло  в  их
струях; оно словно менялось вместе с музыкой -  и  девушка  то  выгибалась
сладострастной кошкой, то гордым  лебедем  плыла  по  цветочной  воде,  то
застывала безмолвным изваяньем, то  превращалась  в  неистовое,  сжигающее
пламя - и из пламени рождалась Богиня,  сама  Сиалла-Лучница,  рассыпающая
цветы и угрожающая стрелами своего чудесного лука; а когда  она,  наконец,
выстрелила - сотни сияющих лучей пронзили сердца сидящих в  зале,  и  стон
восторга отразился от древних стен,  а  жрицы  и  вместе  с  ними  девушки
окрестных деревень, решившиеся развязать свой пояс в честь  Богини  -  все
они скользнули в ждущие объятия, и больше не было пьяной солдатни и  голых
тел, а было  великое  таинство  единения  и  потаенное,  известное  только
двоим...
     А я все играл и не видел крови на сбитых пальцах... играл и не видел,
играл и...



                                    14

     ...Ночь. Мать-Ночь  Ахайри  стоит  за  окном,  подрагивая  светляками
звезд, отголоски Празднества бродят во мне терпким, клокочущим  хмелем,  и
горячее тело Лайны-Предстоящей рядом...
     - Ты молодец, Сарт...
     Я лежу в смятых простынях, вольно закинув руки за голову. Я молчу.  Я
и сам знаю, что я - молодец.
     - Ты хорошо поработал, Сарт...
     Я молчу. Я не просто хорошо - я прекрасно поработал. Праздник  удался
как нельзя лучше, у Варны-Предстоящей есть два отличных Мифотворца... Я не
хочу думать, что теперь их - нас! - ждет изменчивый Дом-на-Перекрестке; не
хочу думать о том, что будет завтра; не хочу думать  о  слепом  Эйнаре,  о
теле, зарытом на заднем дворе, о своих  догадках  -  о  многом,  об  очень
многом я совершенно не хочу думать...
     Я хочу думать о любви, лежащей в основе большинства мифов, о  Грольне
и Клейрис, о пальцах,  касающихся  струн,  и  о  ногах,  переступающих  по
усыпанному цветами полу; о Сиалле-Лучнице и ее сияющих стрелах...
     - Скажи мне, Сарт, что ты создал сегодня?
     Ночь. Темная Мать улыбается и дышит в окно прохладой.
     - Я создал миф, Лайна... Я  создал  целый  венок  легенд:  легенду  о
солдатах, которых Сиалла свела с ума и привела в свой храм вопреки воле их
командиров; легенду о пьяной  солдатне,  протрезвевшей  и  преобразившейся
перед таинством Богини, и взамен получившей  иное,  неземное  опьянение...
Легенду о появлении в Фольнарке  самой  Сиаллы-Страстной  в  сопровождении
небесных музыкантов... и,  наконец,  легенду  о  тех  командирах,  которые
запретили своим воинам идти на праздник и были наказаны за святотатство  -
в столице уже наверняка судачат о  четырех  офицерах,  утративших  мужскую
силу в самый разгар празднества... Достаточно?
     - Достаточно! - смеется в темноте Лайна, и мне кажется, что  звездный
хрусталь ночи тихонько позванивает в бархатной бесконечности...
     - Ты  знаешь,  Лайна,  -  задумчиво  шепчу  я,  и  темнота  затихает,
вслушиваясь, - пожалуй, и  мне  хотелось  бы  уважить  Сиаллу-Страстную  и
заняться тем, чем и положено заниматься в эту ночь.
     - Тогда, о хитроумный Сарт, мне придется к тебе присоединиться  -  не
заниматься же тебе этим в одиночестве? - и ночь снова  заливается  смехом,
но на этот раз таким пьянящим и зовущим...
     ...Через некоторое время, расслабленно  раскинувшись  на  постели,  я
услышал, как Лайна прошептала:
     - Воистину, благословение  Сиаллы  снизошло  на  тебя!  Раньше  я  не
замечала за тобой такого усердия...
     - Понятное дело, - бормочу я сквозь сон, - еще как снизошло... ведь я
пил это вино вместе со всеми...



                       ВОЗЛЕСЛОВИЕ. ЭЙНАР БИЧ БОЖИЙ

     ...Он проснулся от какого-то смутного предчувствия.
     Одна из жриц Сиаллы  добровольно  вызвалась  ублажать  убогого  -  и,
похоже, не прогадала, покинув его ложе только  перед  рассветом  в  полном
изнеможении; но, тем не менее, спал он чутко и мгновенно сел  на  кровати,
еще не понимая причины внезапного пробуждения.
     Темнота окружала его. Он все никак  не  мог  привыкнуть  к  ней,  она
давила, морочила; в ней ворочались чужие, неуютные шорохи, запахи...
     Плохая темнота... лживая, как вечность...
     Он встал, расплескав окружающий мрак, и подошел к двери.  Открыл  ее,
постоял  на  пороге,  вслушиваясь  в   неизвестное,   тяжело   поворачивая
всклокоченную голову - и присел на корточки, обернувшись к проему спиной и
нашаривая в углу тюк со своей звенящей поклажей.
     - Тихо! - прошипел у него над ухом знакомый голос,  и  умелые  пальцы
захлестули горло слепого шелковым шнурком. - Молчи, калека!..
     Коридор ожил тихими, вкрадчивыми  шагами  множества  людей;  вот  они
ближе, вот они совсем рядом, у двери в  соседнюю  комнату,  и  уже  слышен
тихий скрип железа, вставляемого в замок...
     Эйнар медленно прижал подбородок к груди и выпрямился.
     - Это ты, Ратан? - спокойно спросил отставной Мифотворец, не выпуская
свой тюк. - Можешь не отвечать... Тебя хватка  выдает.  Ну  что  ж,  держи
крепче...
     Тело слепого словно  стало  распухать,  заполняя  собой  всю  широкую
рубаху, ворот затрещал от напора шейных мышц, и  свободно  свисавший  пояс
натянулся, плотно обхватив раздавшуюся талию.
     Сзади послышались сдавленные проклятия, пальцы Ратана тщетно пытались
удержать концы удавки, колено уперлось в затвердевшую  спину  Эйнара  -  и
сокрушительный  удар  обрушился   на   многострадальную   голову   слепца,
опрокидывая его в безмолвие...
     Он не слышал нетерпеливых возгласов в коридоре. Два удара слились для
него в один -  первый,  ввергнувший  его  в  бессмысленную  незрячесть,  и
второй, сегодняшний, вычеркивающий все время, что  прошло  между  ними,  и
возвративший Эйнара Безумного в горнило той битвы,  откуда  его  с  трудом
вынесли взмыленные кони...
     Стены вздрогнули от хриплого рева, огромный тюк взлетел  в  воздух  и
рухнул на потрясенного Ратана с его лопнувшим шнурком -  и  в  распахнутое
окно ворвался визжащий Ужас вместе со сгустком ярости по имени Роа...



                                    15

     ...Когда я выскочил в коридор, судорожно натягивая одежду,  все  было
кончено. Эйнар бродил между исковерканными телами  людей  в  темно-лиловых
накидках, а возбужденные птицы хлопали крыльями, и клювы их были  измазаны
свежей кровью.
     Эйнар повернулся и долго смотрел на меня,  словно  не  понимая,  кого
видит перед собой...
     ...Видит...
     ВИДИТ!!!
     - ...Расскажи сказку, Сарт, - наконец прошептал он. - Расскажи сказку
о вечном мальчике, которого  выучили  убивать...  а  вот  как  жить  -  не
выучили... Да и зачем - жить?.. Расскажи сказку, Сарт, ведь  ты  умеешь...
или выколи мне глаза...
     На полу возле комнаты Эйнара лежал раздавленный Ратан - я  узнал  его
не сразу, и то лишь по связке ключей на поясе  -  а  поверх  него  валялся
рваный тюк с торчащ