в за  бокал! Он  должен требовать в  десять раз  больше! Хотя мой отец
будет ворчать и из-за двадцати, даже если это ради Смараны.
     Мы остановились около кукольного балаганчика посмотреть на марионеток и
на зрителей - тут были только детишки.
     - Награда артиста - сам его талант, а не  аплодисменты,  которые талант
ему зарабатывает.
     Мы  прекратили философские рассуждения  и  принялись  смотреть  пьесу и
наблюдать за несмышлеными зрителями.
     Появился Грабитель с красной маской на глазах. Он пытается вскрыть сейф
Банкира. Толстый и хитрый Банкир ловит его на месте  преступления. Грабитель
бьет  его мешком.  Банкир прикидывается добрым и  просит Грабителя показать,
сколько  денег может вместить его мешок. Несмотря  на предупреждающие  крики
впереди   сидящих   детей,  Грабитель  послушно  залезает  в  сейф.   Банкир
захлопывает сейф, хохочет и отправляется за Полицейским. Вместо Полицейского
встречает Кинжалозуба. Дети искренне хохотали от  радости, когда  Кинжалозуб
вонзает  чертову  пропасть  зубов  в  нос  банкира.  Появляется Волшебник  и
накидывает на Кинжалозуба золотую петлю.  Входит жена Банкира,  переодетая в
убийцу, открывает  сейф, чтобы завладеть  наличными. Освобожденный Грабитель
избивает ее. И так далее. Постоянное веселье.
     Рядом  с  нами  обменивались  мнениями  две  надменного  вида девицы  в
платьях, являющих сочетание невинности с непристойностью. Одна - другой:
     - Какая вульгарная дешевка! Не могу представить,  что мы находили здесь
смешного в прошлом году?
     - Возможно,  дешевка,  Армида,  но  театр хорош. Мы влезли  на  обломок
каменной арки, чтобы лучше видеть представление.  Де Ламбант  громко  сказал
мне:
     - Де  Чироло,  ты  слышал  мнение  этих  приятных дам? Восторги  юности
уступают место язвительной критике в пожилом возрасте.
     При этих словах девушки  больше не  притворялись, что они  не  замечают
нас, мы тоже  перестали делать вид, что не  узнаем их. Мы поспешили к ним, а
они  - к нам. Мы взяли друг друга за руки, и они наперебой рассказывали, как
им  удалось  улизнуть  от  своих  служанок  на  рынке  и  выражали  яростное
недовольство тем,  что  им пришлось так  долго нас  ждать. Доставляло  почти
физическое наслаждение  слушать  их попреки,  так хорошо,  по контрасту, они
дополняли друг друга.
     Бедалар была невысока, с точеной фигуркой и пухлым личиком. Серые глаза
- полны  таинственности, поведение отличается легким флиртом. Даже при самой
обычной беседе  она  не  забывала загадочно поиграть  ресницами.  Эффект был
изумительный, и уж конечно, де  Ламбанту это доставляло удовольствие. Армида
же была спокойна  и внимательно смотрела на меня золотистыми очами, которые,
казалось,  горели  на солнце. Даже  закрыв  глаза, я мог  внутренним  взором
разглядеть  во  всех деталях  очаровательные  черты  ее удивительного  лица.
Темные локоны  были забраны сзади  золотым  кольцом и  свободно  ложились на
плечи.
     -   Смешно   слышать,  как  двое   глупцов  рассуждают  о  справедливом
вознаграждении за заслуги,- сказала она.
     - Мы - артисты, а не глупцы. А вы двое - наше достойное вознаграждение.
     - Для вас было поучительно послушать наши мудрые высказывания,- добавил
де Ламбант.
     - За поучениями я лучше обращусь к служанке,- игриво ответила Бедалар.
     -  Твоя  служанка,  моя  радость,  могла  б  поучить  меня всему,  чему
пожелает, если б она обладала хотя бы половиной твоей красоты!
     - Пусть бы  она  ничему не учила.  Только бы  вы обе присутствовали  на
уроке. Вы бы убедились, какой я прилежный ученик,- сказал я.
     Раздался  взрыв аплодисментов - не по поводу моего остроумия, конечно,-
дети тепло благодарили кукол.
     Спектакль  закончился.  Жена  Банкира  сбежала с  Волшебником,  который
оказался переодетым принцем. Банкир наградил Полицейского. Шутник  остался с
Бетини,  дочерью Банкира,  Кинжалозуб  проглотил  Грабителя. Из-за  занавеса
появился кукольник. Как я и подозревал, это был мой друг Пиболд Пит. Я узнал
его по писклявому  голосу. Он кивнул  мне в знак приветствия перед тем,  как
обойти по кругу с оловянной тарелкой, чтобы успеть собрать как  можно больше
монеток у  быстро  тающей  публики.  Я одолжил монету у Армиды и  опустил  в
тарелку.
     - Полагаю, ты не из тех, кто считает вознаграждением сам по себе талант
или даже аплодисменты, Пит. Он потер лоб.
     -  Спасибо.  Мне  нужна как материальная, так и моральная поддержка для
продолжения  представлений. Приходите  сюда вечером. Будет  представление  с
участием  турка, который ходит  по  канату и отрубает  принцессе  голову. Вы
увидите настоящую игру.
     - А Периан обязательно постарается принести свои деньги, а  не брать их
взаймы,- засмеялся де Ламбант.
     Мы  отправились  дальше. Де  Ламбант держал Бедалар  за  руку,  мне  же
удалось втиснуться между двумя девушками и обнять обеих; ни одна из них и не
подумала возразить против моей  выходки. Мы немного задержались у прилавков.
Волей судьбы я выиграл в лотерею немного денег и вновь ощутил себя  любимцем
Фортуны.
     Приближался полдень,  и  девушки  засобирались  домой. Нам  еле удалось
убедить  их,  что  во  время  праздника  никто  не  заметит  их  отсутствия,
большинство сейчас спит, наверстывая недосыпание предыдущей ночи.
     - Кроме того,  мы еще не  обо всем  поговорили,- сказал де Ламбант.- Мы
пришли к выводу, что живем в век декадентства.
     И тут вы, две красотки, попали в поле нашего зрения. Чистое совпадение,
конечно.
     - Разве не всякий век по-своему упаднический? - спросила Бедалар.
     Но тут вмешалась Армида:
     - Мы живем в век созидания. Это доказывают успехи, в области искусства.
Возьмите, например,  аппарат Бентсона.  Искусство может пышно  расцветать во
времена  декадентства.  Никто  не  назовет   турок  декадентами   из-за   их
воинственности. Разве  люди  не  говорят часто  "декадент",  а подразумевают
"миролюбивый"?
     Я не мог удержаться и сказал:
     - Но турки уже в упадке. Великие дни Турецкой Империи окончились вместе
со  смертью  Сулеймана. С  тех  пор  на троне  восседали  слабые  и порочные
султаны-правители. Армии разложились. Сам Твртко остановился у наших ворот и
не смеет атаковать,  как это  сделал бы  на его месте  любой командир сто  и
более лет тому назад.
     - Ты настоящий военный стратег! -  скорее  искренне,  чем саркастически
воскликнула Бедалар, сжимая мне руку.
     -  С тех пор, как он играет генерала Геральда, он  во многом преуспел в
этом направлении,- сказала Армида.
     -  Ив  других  направлениях  тоже,-  добавил  де  Ламбант. Девушки  так
захохотали - мы были готовы рассмеяться от
     любой чепухи, - что их груди колотились, как спелые яблоки на
     сотрясаемой ветке.
     - Я лишь  надеюсь, что  ты  не станешь обвинять  меня в непостоянстве,-
сказал я.
     - Есть много  аргументов  в защиту непостоянства,  или, лучше  сказать,
против постоянства,- ответил де Ламбант.
     Мы  шли  недалеко  от  разрушенной  ветряной  мельницы вдоль  небольшой
речушки  Вокобан, обозначавшей границы ярмарки.  Над  нашей головой проплыла
летающая  женщина.  Волосы  ее  были  заплетены  длинными  лентами,  которые
развевались на ветру. Она была молода и обнажена. Ее полет на фоне солнечных
лучей  приятно  ласкал взор. Когда она опускалась  за ветряком, было  слышно
биение ее крыльев.
     -  Они так  свободны,- вздохнула  Бедалар.- Почему бы нам не полететь в
горы?
     Предложение было тотчас же  принято.  Взлетная  башня летающих  людей -
нечто  вроде огромной  плетеной  корзины  -  находилась  на внешней  границе
ярмарки.  Оттуда  можно  было  по  одному  или по два  летать  на  небольшие
расстояния,  устроившись в легких портшезах. Мы взобрались на башню. Ступени
под  нашими  ногами  скрипели,  как  корсет старой куртизанки. Мы с  Армидой
устроились в одном  из портшезов,  де  Ламбант и Бедалар - в другом. Четверо
дюжих летающих мужчин подняли нас в воздух, а другие четверо проделали то же
самое с нашими друзьями.
     - О, Периан, я боюсь! Они нас не уронят?
     - Это  надежнее, чем мой  воздушный шар.-  Сбруя, на которой они тащили
нас,  казалась  крепкой,  а   серьезное  выражение  их  раскрасневшихся  лиц
успокаивало  нас. И все же я подумал, что не  только любовь заставила Армиду
крепко прижаться ко мне и обнять.
     Мы  летели почти  над  головами  людей.  Полдень  был  на исходе. Толпа
увеличивалась. У ларьков становилось все  оживленнее. Пахло жареным мясом. С
сумерками наступит время веселья:
     ликующие   толпы,   зажженные  огни,   мелькание  разноцветных   масок,
замысловатые восточные танцы среди ароматных курильниц.
     С каждым взмахом крыла  мы  все  дальше удалялись  от ярмарки. Под нами
лежали  виноградники с  ровными рядами  кустов.  Пролетев  над  великолепной
березовой  рощей, мы увидели еще один ручеек,  который ниспадал со  скалы  и
игриво пенился и бурлил. За ним простирались новые виноградники и начинались
холмы Вокобана.
     - Давайте  опустимся  здесь,-  громко  сказала  Армида. Но  де  Ламбант
возбужденно закричал из другой корзины:
     - Нет, летим  дальше. Я знаю уютное местечко впереди. Там нам  никто не
помешает.
     Мы пролетели  над склонами, поросшими яркой ромашкой, и приземлились на
широком  мшистом выступе скалы.  Летающие  люди  освободились от веревок  и,
тяжело дыша от усталости, свалились на траву. Вскоре они поднялись,  взяли с
нас плату и медленно улетели в сторону ярмарки.
     Мы стояли и наблюдали за ними. Потом обняли своих девушек и все четверо
запрыгали от радости обретенного уединения.
     Мне тут же захотелось излить свою любовь Армиде, но миг скорее подходил
для проказ, чем для серьезных чувств. Я взял  ее за руку,  и мы  с радостным
смехом пустились бежать, чтобы где-нибудь спрятаться от глаз всего мира.
     Карабкаясь  вверх  по скальным  выступам,  исцарапав  лица  и руки, мы,
наконец, добрались до места, откуда открывался чудесный  вид на окрестности,
над которыми мы возвышались.
     Жизнь   Малайсии   зависела   от   торговли   и  сельского   хозяйства.
Свидетельством последнему  были  лежащие перед нами виноградники,  уходившие
ровными рядами к реке. Все  это купалось  в полуденных  лучах яркого солнца.
Инстинктивно  мы  с Армидой  прижались друг к  другу,  как бы  чувствуя себя
частью матери-природы.
     Выбранное нами  место позволяло видеть  расположенную вдалеке реку Туа,
ее мосты, павильоны  ярмарки и  город. Фортификационные  укрепления, башни и
величественные  здания  Малайсии  были  покрыты  туманом  и казались  скорее
призраком, чем действительностью. Букинторо играл золотыми отблесками.
     За городом, на возвышенности, мы видели подножия холмов,  где укрывался
лагерь  Твртко. Один  раз  в  день  турецкие  пушки  обстреливали город,  но
довольно вяло: не  хватало  боеприпасов.  В  этот час  дня  враг не  подавал
признаков жизни.
     Вверху, слева от нас, просматривались шиферные крыши горной деревни. Мы
едва различали ее из-за оливковых деревьев и низкой каменной стенки, которая
обегала все поселение, петляя  по ущельям.  Деревня  носила  название Хейет.
Люди там были темнокожими и странными - мы видели несколько человек, которые
босые  трудились на  винограднике вместе с прирученными человекоящерами. Эти
люди разговаривали на своем собственном языке и казались недружелюбными.
     Вскоре  мы  с Армидой вновь присоединились к  друзьям.  Когда мы удобно
расселись, Армида сказала:
     - Мне известно, что горцы, пришедшие с далекого севера во дни минувшие,
произошли от  бабуинов.  Они  моложе  нас исторически.  А  значит,  как  мне
рассказывала старая няня моей матери (возможно, это только сказка), - в мире
уже обитало так много богов,  что боги горцев не  смогли  появиться на свет.
Они до сих пор заключены здесь, в скалах Вокобана.
     -  Армида, это типичные бабушкины сказки,-  мягко  заметил де Ламбант.-
Если северные боги не смогли появиться, то они заперты в северных скалах.
     - Ведь это аллегория,- вмешался я.-  Если существуют неродившиеся боги,
они находятся в самих нас, а не в каких-то камнях.
     Армида повернулась и обрушила на нас весь свой пыл.
     - О, вы, мужчины, такие снисходительные! Вы всегда считаете, что знаете
лучше всех! Если бог находится в  скале, то он вполне  может двигаться, если
потребуется,  на  тысячу  километров  над  землей.  Что  касается  "каких-то
камней", профессор де Чироло, что заставляет вас думать, что люди  выше  их?
Простые скалы могут  сотворить то, на что даже  люди не  всегда способны. Во
время сотворения мира люди сами были созданы из камня.
     - Что? Что ты сказала?  - спросил я, расхохотавшись.- Мы происходим  от
двуногих древних животных.
     Она проигнорировала мои слова, продолжая бешеный поток слов.
     - Не далее,  как в прошлом  году - я слышала  это от одного из школьных
друзей отца,- на побережье Листры из скал  появился  новый вид краба. Сейчас
их  сотни,  и  все могут  видеть  их.  Этот  вид краба  лазает по деревьям и
передает сигналы  другим  крабам  с  помощью клешни, которая  намного больше
обычной.
     Де Ламбант засмеялся.
     -  Ничего нового  в отношении крабов.  Они обмениваются сигналами с тех
пор, как существует мир. Представляю,  сколько  всякого вздора  передали они
друг другу за это время.
     Нет, моя  дорогая Армида, нам  необходим совершенно  новый вид краба  -
особь, которая пела  бы  как петух, каждый понедельник приносила бы молоко и
снимала  свой  панцирь  по первому  требованию,  чтобы  мы могли насладиться
зрелищем  жемчугов  и  бриллиантов.  А еще  лучше, чтобы это был ручной краб
величиной с  большой  валун  и  ужасно резвый, чтобы его можно было  обучить
галопировать  наподобие  боевого коня.  Только  подумай, что мог  бы сделать
десяток таких  животных  против турок!  А панцири были б  окрашены  в боевые
цвета.
     Было  неловко  смотреть, как девушки  хлопали  глазами,  слушая чушь де
Ламбанта. Я вклинился в его монолог.
     -  Это  еще не все. Наш  краб должен быть земноводным.  Тогда он мог бы
переплывать реки  и  перенес бы нас через  моря  к новым  неоткрытым землям,
легендарным землям  Леопандис, Лемурия,  Му,  Хасш, Ташмана,  Атлантис, Дис,
Самаринд.
     - И не только по  морю, но и под водой,  по глубокому мшистому дну, где
время  остановилось  в коралловых  городах и  лесистых зарослях. Мы могли  б
забраться под панцирь, и вода не проникла бы туда.
     - А под водой панцирь стал бы прозрачным, как кристалл, и мы бы увидели
пристанища древних морских животных.
     Девушки, уносимые в фантастические видения не менее идиотские, чем наши
крабы, начали вторить всей этой несуразице.
     -  Я  бы  вырастила  плющ и  обсадила  им  своего краба,  так,  что  он
превратился бы в фантастический  живой  сад, и он бы стал знаменит, и каждый
бы знал его имя. Его бы звали...- фантазировала Бедалар.
     - У  моего краба были бы музыкальные клешни. При движении они бы играли
невообразимые мелодии. Все другие  крабы, даже  твой, Бедалар,  оставили  бы
свои занятия и бежали бы за ним.- Это были слова моей Армиды.
     -  Девушки, девушки,-  начал браниться, ухмыляясь де Ламбант,-  вы  так
живо восприняли нашу глупую игру, что у вас от такого напряжения мозги могут
расплавиться.
     Мы  все рассмеялись и уселись перед широкой каменной стелой с  надписью
на  древнем  языке.  Девушки   попросили  меня  прочесть  ее.  С  некоторыми
трудностями я с этим справился. Отец обучил меня древнему языку, когда я был
еще пацаном.
     - Это камень-пересмешник,- начал я.- Надпись  на нем  посвящена  другу,
который ушел в  небытие. По дате можно  определить, что эпитафия относится к
покойному Фаландеру, жившему около  одиннадцати тысячелетий тому  назад,  но
тема надписи вечна. Она звучит примерно так...
     Я сделал паузу и прочитал.

     Фаландер, друг, достоинства твои убоги,
     Притворна дружба и любовь фальшива.
     Язык твой лживый был колюч, как шило,
     Но не забыт ты - хоть давно сошел уже в Подземные Чертоги -
     Все потому, что радоваться жизни научил нас.

     Армида засмеялась:
     - Очень остроумно. Наверное, аристократ сочинял.
     - И трогательно, я бы сказала,- дополнила Бедалар.
     - Не  имеет  особого  смысла. К счастью,  поэзия  опирается  не на один
только смысл в своем воздействии, как и любовь,- сказал де Ламбант.
     Громко рассмеявшись,  он вскочил на ноги и повернулся к  стеле. Сдвинув
ее,  он  вытащил из открывшегося в  скале углубления еще теплое, наполненное
специями блюдо, идеальное для восстановления наших сил, и поставил его перед
нами. Боги и люди  временами заботятся друг о друге, и  тогда желудок и душа
находятся в полном  согласии. Блюдо  состояло из рисовых зерен,  смешанных с
кишмишем,  финиками и чесноком, и  из рыбы, начиненной  перцем.  С радостным
воплем  я проник глубже в скалу  и  извлек оттуда  овощи  и  вино  в зеленых
глиняных бутылках.
     - Теперь нам не помешали бы четыре стакана мастера Бледлора,-  сказал я
с сожалением, опуская бутылки на  импровизированный стол.- Пища  для королей
или, по крайней мере, для принца Мендикулы. Назовем ее легкой закуской, если
не обильным обедом. Но она заставляет меня считать жизнь восхитительной.
     Я запустил пальцы в рис.
     Мы лежали друг напротив друга и поглощали желанную пищу. Внизу появился
охотник. Он осторожно крался между небольших дубков. Разок  мелькнуло желтое
пятно  - видимо, кольчужник, которого он выслеживал, но все было тихо,  и мы
предположили, что жертва избежала своей участи.
     -  Это и  есть  упадничество,-  сказал де  Ламбант,  поднимая бутылку и
возвращаясь  к  предыдущей  теме  нашего разговора.-  Незаслуженный  пир.  Я
чувствую  в себе моральное разложение. Лесной незаслуженный праздник. Нам не
хватает только музыки.  У  тебя  не мелькнула  мысль,  де Чироло, стащить  у
лотошника флейту?
     - Я еще не так испорчен.
     - Или не так предусмотрителен?
     - Я уже сыт твоими подковырками. Следующей заговорила Бедалар. Голос ее
был мечтательным:
     - Кто-то рассказывал мне, что Сатана решил замкнуть наш мир, и что маги
согласились на это. Ничего страшного не произойдет, просто обыденное течение
жизни будет все больше замедляться, пока не замрет полностью.
     - Остановится, как часы,- подсказала Армида.
     - Скорее, это будет  похоже на  гобелен,- ответила  Бедалар.-  Я имею в
виду,  что в один прекрасный  день, вроде сегодняшнего, все  замрет и больше
никогда уже не будет двигаться, и наш мир и мы все застынем на веки вечные и
будем похожи на вывешенный в воздухе гобелен.
     - Пока его не сожрет небесная моль,- хихикнул де Ламбант.
     -  Это  упадническая идея,-  сказал  я.-  Сама мысль  о конце  всего  -
упадническая.
     Однако я был глубоко задет видением Бедалар. Превратиться в  гобелен!..
Видимо,  с целью  просвещения  богов  - они  тогда  смогут  изучать  нас  не
вмешиваясь.
     Глядя с высоты на город, золотой в полуденном солнце, я ощутил какую-то
неподвижность в воздухе. Над районом Прилипит  медленно таяли в высоте клубы
дыма,  белые  и округлые,- признак  очередной бомбардировки  Малайсии. Но ни
один звук не доносился до  нашего небесного приюта, как будто мы, закусывая,
действительно  созерцали  гобелен,  распростертый  перед  нами  для   нашего
удовольствия.
     -  Мир не может  быть  упадническим.  Декадентство  - это  человеческое
свойство. Оно  ведь означает физическое  или моральное разложение,-  сказала
Армида.
     -  Я не  совсем  уверен  в  том, что  оно означает, но  мы  никогда  не
прекратим спорить об этом, моя любовь. Мы назвали этот век декадентским.  Ты
не согласилась. Однако  ты допускаешь, что существует физическое и моральное
разложение,  не так ли? Возьмем наших друзей - принцессу Патрицию и генерала
Геральда. Они  жили в героическом  веке воинских подвигов. И ее поведение мы
называем декадентским - и дело  не в нев