сти встречу с Аглаей Степановной.  А
без этого разговора может и вовсе не получиться. Огромный массив провернул
Борис Платонович, нужный, важнейший, да вот беда - немножечко рано. Не для
работы в  целом,  разумеется,  а  лишь для  него,  Люсина.  Преждевременно
возникли эти деньги,  сберкнижки и прочие аккумуляторы людских вожделений,
вытесняя  со  сцены  что-то  неизмеримо  более  важное,  чему  еще  только
предстояло выкристаллизоваться.
     Угрюмо-сосредоточенный  Люсин  в   поисках  хоть  какой-нибудь  опоры
поднялся в НТО*, хотя твердо знал, что анализы еще не готовы. Здесь, среди
сверкающего  кафеля  стен,  звона  лабораторного  стекла  и  убаюкивающего
гудения мигающих индикаторами электронных блоков, ему было не так одиноко,
не так беспросветно пасмурно на душе.
     _______________
          * Научно-технический отдел.

     - Рано вы,  голубчик мой, препожаловали, - встретил его седой розовый
старичок в  безупречно отглаженном белом халате.  -  И  что за  нетерпение
такое?
     - Нет,  Аркадий Васильевич,  вовсе не нетерпение. - Люсин напустил на
себя благодушно-угодливый вид.  - Так, маюсь со скуки, не ведаю, куда руки
приложить.
     - Будто я вас не знаю!  Слава богу,  вот уже... Сколько лет мы с вами
знакомы? Десять?
     - Пятнадцать, Аркадий Васильевич.
     - Вот видите!  А  вы  все не меняетесь.  Вынь да положь!  Судьба ваша
зависит от этих минут? Жизнь?
     - Иногда и зависит. Не моя, конечно, чужая.
     - Но ведь так у всех здесь.  Не у вас одного. Или вы все-таки уникум,
Люсин?  Вундеркинд,  который не  замечает,  что  давно  вырос  из  детских
штанишек?
     - Не обижайтесь,  мой дорогой,  мой добрый Аркадий Васильевич. Но я и
правда просто так к вам зашел. Не ради анализов, будь они трижды прокляты.
Анализы подождут.
     - В самом деле?  - недоверчиво покосился на Люсина старичок и пощипал
куцую бороденку.  - Это что-то новое.  Так и есть. Вы придумали совершенно
особенный фортель! Сознавайтесь, я вас насквозь вижу.
     - Я вам правду говорю,  Аркадий Васильевич.  Может быть, первый раз в
жизни.
     - Льстецы не знают, что такое правда.
     - Я сбросил эту презренную маску.
     - Значит,  не  станете больше делать вид,  что ни  с  того ни с  сего
совершенно взадых увлеклись количественным анализом?  Что прямо тут же  на
месте умрете,  если вам не  показать,  как синеет раствор,  когда меняется
валентность меди?
     - Как вы все хорошо помните.
     - И бутанскими марками меня соблазнять не будете?
     - Кончились  бутанские  марки.   Та  серия  попалась  мне  совершенно
случайно в киоске Союзпечати на улице Горького.  Я наврал вам про друга из
Монте-Карло.
     - Тогда я  отказываюсь понимать,  что  с  вами творится.  Значит,  вы
просто больны, Люсин.
     - Очень даже возможно...  Помните у Леконт де Лиля?  "Я воплощу любой
твой бред: скажи, в чем дело?" - "О дьявол, я ему в ответ: все надоело".
     - Мерси на добром слове. Выходит, я дьявол?
     - Я, быть может, и был когда-то льстецом, но не до такой же степени.
     - А что? Остроумно. - Сунув руки в карманы халата, Аркадий Васильевич
принялся методично покачиваться с каблуков на носки. - Кроме шуток, Люсин,
эти ваши анализы действительно не  терпят промедления?  Уж  больно сложное
дело вы нам подкинули. Вроде той дохлой кошки, помните?
     - Я-то помню.  Как вы не забыли?..  Дело и вправду непростое.  Судите
сами:  бесследно пропал человек, кстати, ваш коллега, химик. В его доме до
или после произошел взрыв.  И  хотя "после этого" не  означает "вследствие
этого",  какая-то связь между этими событиями, несомненно, есть... Кстати,
вам  не  встречалось имя Георгия Мартыновича Солитова?  Может,  в  научных
трудах? Он профессор.
     - Э,   друг  мой,   нынешняя  химия  -   что  твой  океан!   Я  и  по
специальности-то   далеко   не   все   читать  успеваю.   Полистаю  иногда
реферативный  журнал,   и  будет  с  меня,  пенсионера...  Значит,  взрыв,
говоришь.  Что же, вполне реальная штука. Смесь паров эфира и спирта - это
не шутка.
     - Как "эфира"? - не сдержал удивленного восклицания Люсин. - Разве не
спиртобензол?
     - Кто сказал подобную ересь?
     - Крелин... Правда, предварительно, в порядке предположения...
     - Тоже мне  эксперт!  Химик!  Трассология,  баллистика,  извини меня,
кровь - это его дело, тут он кумекает.
     - Не суть важно, пусть будет эфир. А маслянистые пятна тогда откуда?
     - Смолы и прочие экстрактивные вещества.  Жутко трудная смесь.  Нам в
ней  не  разобраться.  В  пору специальное НИИ создавать.  Да  и  спирт не
простой оказался.  Я  бы  даже  рискнул сказать -  особенный.  Нечто вроде
коньячного.
     - Шутить изволите.
     - Нет,  я  серьезно.  Твой  профессор самогоноварением не  увлекался?
Сейчас многие балуются.
     - Только этого мне не  хватало...  Силу взрыва рассчитать сможете?  В
самом первом приближении.
     - Плевое дело.
     - Большего мне пока и  не надо.  А на смолы наплюйте -  не до научных
открытий...
     - Спасибо,   Люсин,   снял  камень  с  души.  У  меня  от  этих  смол
головокружение. Все хроматографические колонки загружены.
     - Извините.    Это   мы   по   безграмотности   задание   неправильно
сформулировали.  Главное -  взрыв...  Мы еще вам корешок какой-то сдавали.
Если не очень сложно...  Короче говоря, хотелось бы знать, что за диковина
такая.
     - Попробуем, чем черт не шутит.
     - Возможно,  мы узнаем тогда,  какой гомункул вызревал в  реторте,  -
пошутил Люсин.
     Визит в  лабораторию,  несмотря на  полное отсутствие каких бы  то ни
было конкретных результатов,  все же принес известную разрядку.  Люсин был
рад и тому,  что хоть немного успокоился,  переключился. На своем столе он
нашел    должным    порядком   оформленное   заключение   дактилоскописта.
Обнаруженные на стеклянных предметах отпечатки принадлежали одному и  тому
же лицу, которое в картотеке не значилось.
     Скорее  всего,  сам  Солитов  -  напрашивался единственно  приемлемый
вывод.
     Перелистав перекидной календарь,  Владимир  Константинович позвонил в
МХТИ, на кафедру.


                             Глава четвертая
                   ___________________________________
                                МАЗЬ ВЕДЬМ

     Люсин проснулся  задолго до сигнала будильника в угнетенном состоянии
духа.  В неравном единоборстве с бытом он терпел поражение за  поражением.
При  одной  мысли  о  накопившейся  груде  самых  неотложных дел панически
сжималось сердце.  Квартира пребывала в удручающем небрежении. Пластиковый
мешок  уже  не  вмещал истосковавшегося по прачечной белья.  В кухне стало
некуда деться от стеклянной посуды всевозможных калибров.  Бог с  ними,  с
пустыми бутылками,  но когда даже майонезные баночки, потеряв всякий стыд,
начинают неприкаянно перекатываться под ногами, значит, дело швах. Но если
бы  только  это!  Ждал  своей  очереди  телевизор,  который вдруг зачем-то
перешел на трансляцию  негативного  изображения.  Испарившийся  на  добрую
треть  аквариум,  где за напрочь позеленевшими стеклами,  возможно,  еще и
плавали одичавшие рыбы, терзал и без того уязвленную совесть. И нужно было
платить  за  коммунальные  услуги,  прежде  всего  за телефон,  и выкупать
подписные  тома  и  вызвонить  сантехника,  чтоб   заменил   прохудившийся
смеситель.  О  второстепенных  проблемах,  вроде  химчистки или книг,  для
которых не хватило места на стеллажах,  даже и думать не стоило.  Все, что
непосредственно не угрожало жизни, могло подождать.
     "Заболеть,  что ли", - тоскливо возмечтал Люсин, вылеживая оставшиеся
до  подъема минуты.  С  того  счастливого субботника,  когда Лялька,  жена
Березовского,   объявив   всеобщую  мобилизацию,   кое-как   наладила  его
холостяцкое жилье,  минуло  добрых четыре месяца,  отмеченных безжалостным
нарастанием энтропии или,  попросту,  хаоса.  Едва ли в  обозримом будущем
судьба  вновь  одарит  подобной  удачей.  Неловко  даже  мечтать  о  таком
порядочному человеку.  После  звонка  неумолимо  сжимавшаяся вокруг  горла
петля дала слабину. День покатился по наезженной колее.
     По пути в управление Люсин ухитрился забежать в сберкассу, где сделал
широкий жест,  оплатив телефон за полгода вперед. Этот в значительной мере
символический акт -  остальные платежи были заморожены до получки -  помог
ему  окончательно сбросить  унизительное бремя  забот,  которые  почему-то
считаются мелкими.  Окрыленный удачей,  он позвонил в  МХТИ и с поразившей
его  самого  легкостью  вышел  на  ученого  секретаря  кафедры  -  Наталью
Андриановну Гротто.  Если б  кто  знал,  как нужна была ему эта неуловимая
женщина!  Одна из немногих,  кого Солитов дарил безраздельным доверием. Не
опуская трубки,  Владимир Константинович соединился с гаражом.  Через семь
минут он  уже был на  Миусской,  где за чугунной оградой сквера пламенели,
предчувствуя близкую осень, роскошнейшие в старой Москве клены.
     Институт  жил  отголосками приемной  страды.  В  сумрачном  вестибюле
слонялись еще  сохранявшие надежду абитуриенты,  чьих имен не  оказалось в
списках, и как в воду опущенные родители. С какой завистью смотрели они на
оживленно-озабоченных парней  и  девушек  с  набитыми  консервными банками
рюкзаками.  Зачислены, распределены по группам и едут теперь на картошку -
счастливцы! Настоящие баловни судьбы.
     Люсин, чье обычно безотказное удостоверение оказалось малодейственным
в  сложившейся обстановке,  был вынужден чуть ли не клясться,  что он не к
ректору и вообще не по приему.
     Взлетев по широкой старинной лестнице на третий этаж, он быстро нашел
обитую искусственной кожей  дверь  с  табличкой:  "Кафедра биоорганической
химии".  На другой,  привинченной чуть пониже, перечислялись академические
титулы Г.  М.  Солитова.  Отчужденно,  как  с  надгробной плиты,  блестели
амальгамированные буквы.
     Наталья Андриановна,  оказавшаяся не только доцентом,  но и настоящей
красавицей, приняла Владимира Константиновича в кабинете шефа.
     - Есть  какие-нибудь  известия?   -  Ее  зеленоватые  глаза  тревожно
расширились. - О Георгии Мартыновиче?
     - К сожалению,  ничего нового. - Люсин ненароком окинул темные резные
шкафы и  старые кожаные кресла.  Пожалуй,  ничто в этой сумрачной комнате,
сберегавшей канцелярский стиль  минувших эпох,  не  выдавало эксцентричных
пристрастий владельца.  И  прежде всего  корешки за  стеклянными дверцами:
пузатые справочники на русском,  немецком и английском языках,  химические
журналы,  учебники.  Никакого золотого тиснения. Сплошь сиротский коленкор
отчетов и диссертаций.
     - У  нас  дважды  было  полное  переоборудование.   -  Она  по-своему
истолковала его ищущий взгляд.  - Но Георгий Мартынович попросил ничего не
трогать... Садитесь сюда, тут вам будет удобнее.
     - Я рад, что наконец смог увидеться с вами. - Люсин сначала присел на
вытертый до блеска краешек,  а потом осторожно продвинулся вглубь.  -  Вам
передавали, что я звонил?
     - Да,  мне говорили... Я ведь ничего не знала. Только вчера вернулась
в Москву -  и на тебе... Кошмар какой-то! До сих пор в себя не приду. Как,
по-вашему мнению, есть хоть какая-нибудь надежда?
     - Надежда на  что,  Наталья Андриановна?  -  спросил он  с  печальной
прямотой.
     - Найти Георгия Мартыновича, - затрудненно сглотнув, пролепетала она.
     - Найти,  - вздохнул Люсин, включив портативный магнитофон. - Ничего,
если я запишу наш разговор?  Ведь никогда не знаешь заранее,  какая мелочь
может неожиданно пригодиться...
     - Пожалуйста,  - с несколько нарочитой небрежностью разрешила Наталья
Андриановна. - Есть хоть какие-нибудь шансы на то, что он... еще жив?
     - Вы сами верите в это? Ведь сколько времени прошло...
     - Вы правы,  конечно,  -  Наталья Андриановна развела и  тотчас вновь
соединила кончики  пальцев.  -  Но  старики  иногда  уходят  из  дому.  Вы
понимаете?  Мой  покойный отец однажды пропадал целых два дня...  Впрочем,
что я болтаю? Простите.
     - Разве  у  Георгия  Мартыновича  наблюдались сепильные*  явления?  -
заинтересованно подался вперед Люсин.
     _______________
          * Старческие.

     - Нет,  -  взволнованно поежилась она.  -  Конечно же  нет.  Еще  раз
простите.
     - Помилуйте,   Наталья  Андриановна,   за   что?..   Вы   уже  знаете
подробности? Я имею в виду взрыв и все прочее?
     - Да, от коллег.
     - Как бы  вы  прокомментировали подобное происшествие?  Забывчивость?
Рассеянность?  Ведь он ушел,  не отключив нагреватель.  Значит,  случилось
нечто экстраординарное,  его  куда-то  спешно вызвали или  он  сам вдруг о
чем-то вспомнил... Другого разумного объяснения я пока не вижу.
     - Забывчивость?  - медленно покачала головой она. - Только не в таком
деле. Он же вообще не должен был ничего отключать.
     - То есть как? - настороженно удивился Люсин.
     - Экстракция, дистилляция, перегонка - все эти процессы он вел обычно
беспрерывно,   много  дней.   Собственно,  лишь  по  этой  причине  работы
выполнялись  на  дому,   в   каникулярное  время.   В  учебном  институте,
согласитесь, не так просто наладить, как у нас говорят, непрерывный цикл.
     - У  меня  нет  слов,  Наталья Андриановна.  Сами  того не  зная,  вы
ответили на один из главных моих вопросов.
     - Нет,  я знала, что вы об этом спросите, - с живостью возразила она.
- Как же иначе?
     - Знали? Но почему?
     - Разве можно без помощи специалиста разобраться в том, чем занимался
Георгий Мартынович и что,  в конце концов,  послужило причиной взрыва? Для
меня  никаких  неясностей  тут  нет.   Узнав  подробности,   я   сразу  же
восстановила полную картину.
     - Вы очень обяжете меня, если поделитесь своими соображениями.
     - Это мой долг. Спрашивайте. Что вас в первую очередь интересует?
     - Меня  интересует все.  И  разговор у  нас,  если  позволите,  будет
долгим,  -  доверчиво улыбнулся Люсин.  -  Начнем поэтому с  главного.  Вы
сказали, что Солитов не должен был отключать нагреватель. Ведь так?
     Она согласно закивала.
     - Верно-верно...
     - Он вышел из дому, оставив свои колбы благополучно кипеть?
     - Не иначе рассчитывал скоро вернуться.
     - Во всяком случае, до того, как выкипит водяная баня?
     - Но  почему-то  не возвратился.  -  Гротто задумчиво сложила руки на
коленях.
     - Это  "почему-то"  и  есть  главное,  Наталья Андриановна.  -  Люсин
энергично припечатал ладонью  кожаный валик.  -  А  теперь  расскажите про
вашего шефа. Мне необходимо понять, что он за человек.
     - Редкий,  прекрасный,  каких теперь не бывает. - Она медленно отвела
потемневшие глаза.
     - Продолжайте, пожалуйста, - тихо попросил Люсин.
     - Я не умею так...  Слишком много всего,  разного...  Это ведь жизнь,
большой отрезок жизни. Всего и не перескажешь. Вы лучше спрашивайте.
     - Пусть будет так.  -  Люсин сосредоточенно сдвинул брови.  - Начнем,
пожалуй,  с основного. - Почему Георгий Мартынович, человек весьма пожилой
и не очень здоровый, вел столь оригинальный образ жизни? Вместо того чтобы
отдыхать,  вкушая,  как говорится,  сельские прелести,  он работает. И как
работает!  Даже ест у  себя в кабинете.  Невзирая на отпуск,  днем и ночью
что-то  варит,  анализирует.  Добро  бы  еще  выращивал на  грядках всякие
сорняки -  мало ли  бывает увлечений,  -  но он кипятит какие-то корешки в
едких  растворителях,  разлагает,  смешивает  и  все  такое...  Подвижник,
которого  заклинило  на  моноидее?  Экстравагантный фанатик?  Вдохновенный
творец, нащупавший золотую жилу?.. Кто он, Наталья Андриановна?
     - Трудно ответить определенно.  -  Сдерживая волнение,  она  никак не
находила нужных слов.  -  Его  образ  не  вмещается ни  в  одно  из  ваших
определений. Георгий Мартынович... Все значительно проще, чем вам кажется,
и  вместе с  тем  намного сложнее.  Георгий Мартынович действительно очень
увлеченный человек,  и  ему удалось многое сделать в науке,  но как бы это
сказать?.. Он всегда стоял чуточку выше. Выше себя самого, своих увлечений
и тем паче заслуг.  Вы понимаете,  что я имею в виду? Он воспринимал жизнь
немножечко иронично.  Вдохновение, творчество, о фанатизме я и не говорю -
это не из его лексикона.  Он стеснялся высокого штиля.  К  нему,  пожалуй,
больше   подходит   слово   "любопытство".   Он   отличался  удивительной,
обаятельной любознательностью и  плюс  к  тому  редкой работоспособностью.
Вообще  в   нем   неуловимо  сочетались  самые  противоположные  качества:
умудренная зрелость и  детская наивность,  неутомимость и  резкие перепады
настроения...  Не знаю,  поняли ли вы меня,  но то,  что в другом человеке
могло показаться чуть ли  не  экстравагантным,  было для  него органичным,
естественным.
     Люсин  не  сомневался в  искренности Натальи  Андриановны,  но  между
образом,  который она рисовала,  волнуясь и трогательно выискивая слова, и
тем,  что  непроизвольно соткался в  его воображении там,  на  даче,  зиял
провал.  Они не  совмещались,  едва намеченные,  еще не облаченные плотью,
контурные  эскизы,  разделенные полосой  непроглядного мрака.  Самоирония,
постоянная готовность взглянуть с высоты,  словом,  все то, о чем говорила
Гротто,  лежало по одну сторону,  а  вертоград с его ядовитыми саженцами и
укромной теплицей,  где вызревали под пленкой неведомые плоды тропиков,  -
по   другую.    Тут   не   детской   любознательностью   попахивало,    но
сверхчеловеческим,  маниакальным  упорством.  Она  многие  годы  знала  и,
возможно,  любила по-своему одного человека,  а он увидел совсем другого и
никак не мог расстаться с первоначальным наброском.  Пусть он знал Георгия
Мартыновича  лишь  по  фотографиям  из  личного  дела,   что  были  спешно
размножены и  разосланы  по  соответствующим каналам.  Однако  за  плоским
черно-белым изображением взрывались стекла и  кружились поднятые на воздух
листки,  утонченно  орнаментированные  латинской  скорописью.  Они  немало
значили,  эти разрозненные фрагменты. Пусть не Фауст, выращивающий в колбе
гомункула,  но  углубленный в  забытые тайны искатель -  вот какой портрет
мозаично  слагался из  острозубых осколков,  затуманенных темной  накипью.
Отсюда,  от  печки,  переделанной  под  алхимический горн,  и  нужно  было
начинать осторожный танец.
     - Вы так хорошо сказали об увлеченности. - Люсин сделал первый шаг. -
Но  каков сам  предмет увлечений?  Георгий Мартынович держал вас  в  курсе
своих исканий? Я имею в виду его, так сказать, домашние занятия.
     - Не только я,  вся кафедра,  весь институт знали. Не в подробностях,
само собой разумеется, в общих чертах. Сначала над ним подтрунивали, затем
перестали.  Так ведь всегда бывает в жизни. Человек должен отвоевать право
остаться самим собой. К сожалению, это удается далеко не всем.
     - Нужны определенные бойцовские качества,  -  нащупывая почву,  подал
реплику Люсин.
     - Каждому свое.  -  По  ее  лицу пробежала мгновенная тень.  -  Одним
природа дает клыки и когти, другим - веру и разум. Георгий Мартынович умел
верить.
     - И заражать своей верой других?
     - Вот этого я  бы как раз и не сказала.  По своему складу он типичный
ученый-одиночка.  В глазах большинства доказательством правоты является не
столько вера, сколько успех. От репутации законченного чудака шефа спасала
удача.  Он  умел добиваться успеха в  самый критический момент,  когда все
складывалось против него и  вообще обстоятельства загоняли в угол.  Только
поэтому его оставили в покое.  И что вы думаете?  После того как препараты
пошли  в  серию,  погода  молниеносно переменилась.  Вчерашние  насмешники
начали буквально осаждать просьбами.  Кто для себя, кто для родственников,
а кто в расчете на ответную благодарность - для влиятельных друзей.
     - Вы имеете в виду...  - наклонился к ней Люсин, заговорщицки понизив
голос.
     - Ну  конечно,   лекарства,   -  подтвердила  она.  -  Сейчас  вообще
распространилась  мода  на  нар