обсуждали, решали, как поступить... Именно так - вальяжно и никуда не торопясь. Хотя бы потому, что даже на самых стремительных конях невозможно молниеносно преодолеть десятиметровый водяной ров, высадить ворота и прорваться в город. Ров надо сперва засыпать, ворота чем-то разбить. Если хочешь прорываться через стену - ее тоже надо разломать. Не по лестнице же приставной на высоту шестого этажа карабкаться! На все это нужно много времени, нужны осадные приспособления, нужны мастера. А если еще осажденные вздумают обороняться: совершать вылазки, ломать приспособления, вырезать мастеров... Становится понятным, почему осады городов зачастую затягивались лет на десять-пятнадцать. Да и то с непредсказуемым результатом.
     Похоже, понимали это и хазары, которые отошли от стен на безопасное расстояние и спешились. Незадолго до сумерек они дружно поднялись на коней и ушли в лес по Ростовской дороге, оставив вокруг города около полусотни лошадиных туш и запалив столь удачно повоевавшую катапульту.

***

     Княжеская дружина вернулась утром, вскоре после рассвета. Как потом выяснилось, воины заметили поднимающийся со стороны города дым и повернули назад, поняв, что творится неладное. А затем жизнь Мурома вошла в привычное русло. Стражники скучали над запертыми городскими воротами, хазары два-три раза в день проносились по границе предместий, пуская редкие стрелы и распугивая возможных путников, что хотели бы попасть в осажденную крепость. Три сотни дружинников ушли по Ростовской дороге искать лагерь, в котором могла скрыться конница поганых, но вернулась всего лишь с тремя татарскими пленниками и десятком своих раненых - разгромили-таки один из разбойничьих разъездов. Но допросить хазар не удалось: услышав первые же вопросы, степняки начали биться в судорогах, изо рта у них потекла желтая пена, глаза остекленели, и вскоре на руках у катов остались только мертвые тела.
     Наблюдая за гикающими вдалеке погаными, Олег только сейчас начал понимать, как ему повезло, что удалось проскочить между подобными хазарскими облавами. Против лихой конной сотни никакая сабля и никакое заклинание не помогут - лежал бы сейчас на сырой земле с раскроенной головой али бежал с арканом на шее на ближайший невольничий рынок. Объезды свои степняки устраивали не в определенное время, а как Кощей на душу положит - то их нет по полдня, то вдруг каждые полчаса проскакивают, а потому угадать безопасное время для выезда было совершенно невозможно. Середин начал подумывать о том, чтобы уехать из Мурома на ладье - но оставлять на произвол судьбы гнедую, с которой он успел сжиться-сдружиться, не хотелось. И заводной коняга оказался тоже ничего. Будет жалко, коли на мясо пустят.
     Надежный выход из сложившейся ситуации видел только тощий, как каспийская вобла, и скрипучий, как несмазанная дверная петля, византиец Кариманид.
     - Храмов Господних нет в городе ни единого, - занудно вещал он, - оттого и не внушает он страх еретикам. Церковь надобно строить, князь, церковь. Дабы видом своим, звоном колокольным страх она внушала поганым, а народу христианскому - радость великую.
     Князь, скрепя сердце, на требование монаха поддался, открыв ему свою, и без того безнадежно похудевшую, казну.
     Впрочем, произошло и кое-что хорошее. После того, как здешний правитель объявил Олега воеводой, местный ключник перевел его из общей казармы в небольшую светелку, больше похожую на монашескую келью, под самым бревенчатым теремом. Комната представляла собой каменную конуру метра три на четыре, но зато имела топчан с матрацем, набитым сеном, пустой сундук и затянутое чем-то, похожим на пергамент, окно, выходящее на Оку. Створка легко открывалась, так что полюбоваться видом Середин при желании все-таки мог.
     В тот день они опять обсуждали возможные планы продолжения войны. Плечистый Святослав, поигрывая палицей, предлагал рискнуть, оставить на время город под защитой малых сил, дружиной на ладьях и лодках спуститься до Итиля и устроить разгром хазарским селениям - чтобы осаждающее Муром войско помчалось спасать родные стойбища.
     Дубовей соглашался с этим планом почти полностью, но советовал князю сперва разослать во все стороны гонцов - особенно к норманнам - с призывом идти городу в помощь за щедрую оплату и начать карательную экспедицию, когда на стенах соберутся достаточные для самой напряженной обороны силы.
     Свое мнение имелось и у Олега. Однако, как только он начал излагать принципы минирования и методы изготовления огненного зелья, с Кариманидом случилась такая истерика, он разразился такой гневной проповедью против всякого бесовского колдовства, что Середин предпочел замолчать. Можно было подумать, что греческим огнем пользовались в полный рост не византийцы, а какие-нибудь людоеды из племени тумба-юмба.
     - Хорошо, - подвел итог совету князь Гавриил. - Тебе, Дубовей, поручаю я выбрать девять честных и преданных воинов из семей муромских. Серебра им дай в дорогу, грамотами на право говорить от моего имени снабди. Ужо год супротив поганых стоим. Бог даст, и до зимы выстоим, дождемся силы свежей, иначе с хазарами поговорим... Быть по сему!
     После совета ведун вернулся к себе, закрыл окно, в которое с растаявшей в ночной темноте Оки тянуло зябкой сыростью, растянулся на медвежьей шкуре, наброшенной поверх топчана, потушил свечу. Сон не шел. Олег, вернувшись к своей идее, начал прикидывать, как устроить хазарам огненный сюрприз.
     Состав пороха тайной ни для кого не является: сера, селитра, уголь. С углем проблемы нет, древесины вокруг хватает. Тем паче, что лучшим углем для пороха является березовый, а не какой-нибудь каменный или бурый. Селитру достать не проблема - она во всех отхожих местах сама нарастает, сера должна у знахарей иметься: она издавна для мазей от кожных болячек использовалась, для окуривания от заразы... Стоп, стоп, стоп... Чем там его волхвы в Новгороде обванивали? Наверняка, серой! Значит, и у здешних жрецов запас должен быть. Так что порох изготовить не проблема. Закопать емкости на пути движения хазарских сотен тоже нетрудно. Но вот как заставить его взорваться в нужный момент? Именно тогда, когда степняки над минами пойдут? Фитилем тут не обойтись, нужен взрыватель нажимного действия...
     Внезапно запястье левой руки начало испытывать сильный жар. Уже успевший поотвыкнуть от подобных ощущений, ведун далеко не сразу сообразил, что стремительно раскаляющийся крест сигнализирует о приближении некоего магического объекта. Что-то колдовское, причем невероятно сильное перемещалось совсем рядом.
     - Стану не помолясь, выйду не благословясь, из избы не дверьми, из двора не воротами, мышьей норой, собачьей тропой, окладным бревном, - встав и опоясываясь ремнем, начал шепотом наговаривать ведун, - выйду на широко поле, спущусь под круту гору, войду в темный лес. В лесу спит дед, в меха одет. Белки его укрывают, сойки его поят, кроты орешки приносят... - Середин накинул на плечи косуху, застегнул молнию, поддернул ее вверх, чтобы низ куртки уперся в ремень и не закрывал рукоять сабли. - Проснись дед, в меха одет. Дай мне хитрость лисью, силу медвежью, ловкость кунью, глаза кошачьи, уши волчьи...
     Из окружающего мрака проступили серые одноцветные детали: свод потолка, у двери метелка можжевельника от злых духов, ребристый прямоугольник сундука. Ведун осторожно приоткрыл дверь, выскользнул в коридор, затаив дыхание, прислушался - и учуял на лестнице крадущиеся шаги. Стараясь ступать как можно тише, что в тяжелых милицейских ботинках получалось не очень хорошо, Олег выскользнул на лестницу, прислушался снова.
     Наверху еле слышным шепотом кто-то читал заклинание на сон - у ведуна начали слипаться глаза, и он, не мудрствуя лукаво, заткнул пальцами уши, выждал так минуту, начал подниматься дальше.
     - Слышишь ли ты меня, уважаемый Саркел Исай-хан?
     Этот скрипучий голос было невозможно не узнать - Олег криво усмехнулся и осторожно потянул саблю из ножен.
     - Терпение, друг мой, терпение, - ответил на неслышимый упрек византиец. - Силы варваров не бесконечны. Они уже нуждаются в помощи, а скоро будут и вовсе обессилены. Князь желает послать свою дружину на Итиль, и город останется в твоей власти на много, много месяцев. С малыми силами, голый и беззащитный. Опять наступила пауза, после чего монах продолжил:
     - Теперь ты должен проявить внимательность, уважаемый Саркел Исай-хан. Варвары умыслили разослать гонцов за помощью, дабы набрать новые силы для защиты города. Ты должен расставить посты на всех дорогах и всех тропинках, какие только успели найти твои нукеры. Гонцы пойдут завтра и послезавтра - их нужно перехватить. Тех, что поплывут по реке, я возьму на себя...
     Опять наступила заминка, после которой Кариманид раздраженно повысил голос:
     - Я куда лучше тебя знаю, что такое колдовство, хан, и его возможности. На заклятие можно надеяться, но всегда нужно помнить о подстраховке. Те, что одолеют заговоренный окрест Мурома круг, должны попасться дозорам. Те, что смогут обойти дозоры, окажутся под властью заклятья. В важных делах, уважаемый Саркел Исай-хан, не стоит надеяться только на одну опору. Опора должна быть двойной. А еще лучше - тройной...
     - Так я и знал, - кивнул Олег, остановившись на верхней ступени лестницы. - Кто еще может быть предателем, кроме византийского выродка? Вы всегда были известны своей подлостью.
     - Хитростью, - поправил его монах с легкой улыбкой и торопливо спрятал в рукав что-то, что только что сжимал в кулаке. Покосился в сторону. Олег, отступив на шаг назад и вскинув саблю, бросил короткий взгляд в том же направлении. Но там был всего лишь караульный, который сладко спал в обнимку с копьем.
     - Гнусностью, - покачал головой Середин. - Настала пора платить.
     - Платить? - вскинул брови Кариманид. - Чем?
     Неужели ты посмеешь убить меня, священника, духовника твоего князя?
     - Еще как посмею, урод! Ты ведь опаснее греческого огня и тысячных армий, Кариманид. Потому что ты выглядишь другом, но являешься змеей. С твоих клыков течет яд, который отравляет души, а люди без души - это всего лишь двуногий скот. - Олег вытянул саблю, уперевшись ею лазутчику в живот. - Ты даже не представляешь, как я ненавижу всех вас и вашу ядовитую веру. Там, где вы появляетесь, исчезают берегини, спехи и лесавки, а остаются только оборотни, водяные и кикиморы. Там, куда вы приходите, люди больше не умеют читать, веселиться и праздновать, они умеют только молиться, постоянно страдать и искупать первородный грех, которого никогда не совершали. Вы хуже василисков - там, где вы проходите, мир становится мертвым. И притом вы требуете, чтобы все это считалось благом!
     - Конечно, - облегченно кивнул Кариманид. - Ах, какая пламенная речь! Я чуть не заплакал...
     Олег, почувствовав, как от резкой перемены в поведении монаха в животе зародился неприятный холодок, отвел руку для удара - но тут ему в локоть вцепились две крепкие руки. Еще две ухватили за запястье и за шиворот.
     "Монахи! - заскрипев зубами и едва не взвыв от бессилья, понял ведун. - Монахи! Кариманид везде шлялся с двумя послушниками, и они наверняка караулили хозяина где-то неподалеку... "
     - Ну что, оратор, высказался? - В скрипучем голосе священника сквозило торжество. - Наговорился? Ну же, подумай, дикарь, неужели вы надеялись, что все останется по-прежнему? И великая Византия допустит, чтобы дикие, безмозглые лесные варвары, недостойные даже целовать сандалии последнего из императорских рабов, обкладывали ее данью и заключали договора как равные? Чтобы ваши поганые купчишки ходили по нашим улицам, подобно полноценным людям? Чтобы требовали уважения и равноправия? Какая наглость! Вас не взял греческий огонь, вы истребили закаленные легионы, но слово... Против слова у вас оружия нет. Слово, обычное слово вернет вас в грязь, откуда вы зачем-то вылезли. Подумать только - вы посмели называть себя внуками Бога! - Монах наклонился вперед: - Вы - рабы! Запомни это крепко-накрепко: вы не внуки Бога, вы рабы Божьи! Вы рабы византийские, рабы хазарские, рабы половецкие, болгарские, вы твари без прошлого и будущего. Вы, славяне, мразь земная. И должны почитать за честь, если кто-то пожелает вытирать о вас ноги. Но ты, бродяга безродный, этой чести недостоин. Кариманид выпрямился:
     - Брат Роман, перережь ему горло и скорми свиньям. Они уже давно не кушали свежего мяса.
     - Подожди...
     - Что еще? - высокомерно поморщился монах.
     Вместо ответа Середин оттолкнулся от верхних ступеней и, повиснув на скрученных руках, со всей силы пнул его сдвоенным ударом ног в грудь. Кариманид, покачнувшись, устоял, но вот его послушники, и без того находившиеся ниже ведуна, да еще на крутой лестнице, естественно, не удержались и вместе с пленником закувыркались вниз. Пальцы на локтях Олега разжались, и он немедленно ткнул саблей в ближайшего врага. Рукоять оружия выкрутило из рук, голова еще пару раз саданулась о ступени, после чего ведун, распластавшись на спине, остановился. Один из монахов, позвякивая торчащим между ног эфесом, прокатился еще немного, замер. Второй уже стоял, выставив перед собой нож и водя им во тьме из стороны в сторону.
     - Э-э, родной, - нащупал в кармане кистень ведун. - А кошачьего глаза-то у тебя, похоже, нет...
     - Не двигайся! - зарычал, повернувшись на голос, послушник.
     - Только один взмах, - попросил разрешения Олег и вскинул правую руку. Шипастый серебряный грузик, предназначенный как раз для истребления нечисти, ударил черноризника в висок - голова дернулась в сторону, разбрызгивая осколки кости, мертвое тело сползло вниз по стене. Ведун закрыл покойнику глаза, забрал у него нож, стал подниматься вверх по лестнице.
     - Стоять! - На крутой лестнице возвышавшийся наверху Кариманид казался трехметровым. - Остановись и покайся!
     Монах снял с шеи свой тяжелый бронзовый крест и вытянул его в левой руке перед собой, словно для поцелуя, придерживая тонкую цепочку пальцами правой.
     - Покайся и прими веру истинную, пока у тебя есть шанс... - В глазах священника неожиданно вспыхнул огонь, и Середин, почуяв в этой вспышке свою смерть, резко пригнул голову. Словно в замедленной съемке, он увидел, как разжимаются пальцы на левой руке византийца, а правая делает рывок вперед, как бронзовый крест, описав в воздухе свистящий полуоборот, чиркает Олега по волосам и врезается в стену, высекая каменную крошку. Ведун резко выбросил нож вперед, вгоняя его в живот предателя по самую рукоять, пару раз провернул, чтобы не оставить шансов на исцеление, посторонился, пропуская падающее тело, перехватил оружие клинком вниз и со всей силы ударил проповедника в затылок - уж очень живучи бывают эти твари. Когда труп, проскользив по ступеням несколько метров, остановился, Середин выдернул и отбросил нож, перевернул Карима-нида на спину, сунул руку к нему в рукав, в другой - и за вывернутым внутрь обшлагом обнаружил довольно большой, с куриное яйцо, камень, светящийся слабым голубоватым цветом.
     - Иди-ка сюда. - Ведун сунул добычу в карман, потом выдернул саблю из тела послушника, вытер ее о рясу, вернул в ножны. Поднялся наверх, на смотровую площадку, переступил через ноги караульного, уже начавшего похрапывать, встал у сколоченного из двух бревен зубца.
     В бескрасочном кошачьем зрении вода Оки казалась совершенно черной, небо - белым, лес на том берегу - однообразно серым. Мерный плеск воды о сваи десятков причалов отдавался в самых ушах. Со всех прочих сторон Муром обступала только серость и ничего более.
     - Ну, начнем...
     Олег опустил руку в карман, крепко сжал византийский самоцвет... В тот же миг словно камень упал в мир перед его глазами - по небу, лесам, реке побежали волны, и на широкой излучине реки возникли сотни огней, заколыхалась многоголосая шевелящаяся масса, донеслись запахи дыма, жарящегося мяса, давно немытого человеческого тела.
     - Это ты, Кариманид? - прямо в ушах прозвучал звонкий голос. - Куда ты пропадаешь? Что случилось? Это твое колдовство не кажется мне...
     Середин торопливо разжал руку, и мираж мгновенно исчез.
     - Вот это ква... - осторожно выдохнул ведун. - Это уже ква не тройное, а целая бутыль... Окосеть можно с одного глотка...
     Его обостренный слух различил шаги на лестнице, и только теперь Середин подумал о том, как ему поступать дальше. Три трупа на лестнице, он весь в крови - наверняка забрызгался в схватке, не могло быть иначе. И что самое неприятное: среди убитых проклятый Кариманид, сумевший привязать к себе князя, как ребенка послушного. В вину духовника правитель не поверит ни за что в жизни, это однозначно. Словами никакими его не убедить. Доказательств поповской вины нет. Камень... Что камень? Докажи, что он не твой, а византийца. Что не ты предатель, которого застали на месте преступления и который зарезал белых и пушистых служителей божьих... Тут уже не о награде думать нужно, тут как бы на кол не сесть...
     Олег с завистью посмотрел на спящего караульного и начал спускаться навстречу встревоженным ратникам.
     - Осторожнее, не сшибите! - прикрикнул он на воинов, мчащихся с факелами в руках. - И покойников не затопчите. Мертвецы там наверху. Во двор их вынесите и князя разбудите. Духовник его убит.

***

     Спустя полчаса во дворе собрались почти все, кто находился в детинце. Воины широким кругом стояли вдоль стен, чуть впереди - Дубовей, с ним пятеро богатырей под стать Святославу, дежурные ратники. Князь, спустившийся в одной рубахе, только мечом опоясавшись, долго ходил перед монахами, которые теперь, вытянувшись во весь рост, с закрытыми глазами и сложенными на груди руками, выглядели вполне умильно. Затем, встав на колени у головы Кариманида, Гавриил закрыл глаза, сложил руки на груди, что-то забормотал.
     Воины ждали.
     Наконец правитель поднялся, повернул голову к ратникам:
     - Говори...
     - Стражники услышали шум на лестнице, княже, - положил руку на меч витязь, знакомый Середину после встречи у ворот. - Свободная смена поднялась наверх. Навстречу шел воевода Олег. Выше лежали убитые. У воеводы правая рука в крови, штаны забрызганы. Караульный на башне сказывал, что никого там не видел.
     "Угу, - мысленно отметил Середин. - Вот и появился свидетель того, что монах наверху не появлялся. Получается, мы просто встретились с Кариманидом на темной лестнице, чик-чик, и три трупа. Теперь камушек за доказательство ни одна собака не признает".
     - Оружия никакого не найдено, - продолжал доклад витязь. - Токмо у одного монаха нож за пазухой. Маленький. И такой же на ступенях валялся.
     "Уточнение, - все так же про себя оценил факты ведун. - Не просто чик-чик, а кто-то вооруженный зарезал трех милых, безоружных ребят. Интересно, кто бы это мог быть, если на лестнице, кроме одного приезжего с саблей и кистенем никого не найдено? "
     - Я вижу, у послушника голова разбита?
     - Да, княже. Видать, палицей ударили али еще чем тяжелым.
     - А было что похожее в башне?
     - Нет, княже, не нашли.
     - Странно... - Правитель остановился перед Олегом. - Ты чем биться привык, воевода?
     Середин, не дожидаясь, пока его обыщут, достал из кармана кистень, протянул князю.
     - В крови, - сообщил правитель, даже не взглянув на оружие.
     - А саблю я вытер, княже, - почувствовав уже знакомый холодок предсмертного страха, ответил ведун.
     - То правильно, - кивнул князь Гавриил. - Не то ржа железо съесть может. Говори.
     - Отец Кариманид, - сглотнул Олег, - в светелку мою зашел и сказал, что зверь некий бесовский в башне скрывается. Колдовской силой зверь этот, грифоном называемый, морок на всех горожан наводит, дабы лагерь вражеский не видели. Сказывал, что словом своим молитвенным может зверя видимым сделать. Спросил с меня, как с воеводы твоего, отряд ратников, чтобы совладать с чудищем. А я не поверил, показать потребовал. Мы пошли в башню. Византиец произнес молитву, колдовские чары упали, и перед нами вдруг предстал грифон. Крылья у него орлиные, голова льва, когти, как рога у буйвола. И сразу озарение н