орим, - отмахнулся я, нетерпеливо протягивая руки к
спасительной емкости. - Распорядись пока запрячь коней да засыпать в
переметные сумы овса на дорогу.
  - Да уж голодными не оставлю.
  Лис вышел из спальни, и оруженосец, вопросительно глядящий на то, как
содержимое сосуда перекачивается мне в горло, нерешительно поинтересовался:
  - Будете умываться, сэр?
  Спустя примерно полчаса мы с Годвином уже во всеоружии спустились во двор
замка. Там у взнузданных и оседланных коней нас поджидал Лис, оживленно
беседуя с коллегами, так же, судя по снаряжению, готовыми тронуться в
путь. Жестикуляция моего друга была явным признаком того, что тема
разговора тревожила его не на шутку.
  - Ну хорошо, - услышал я конец беседы, - значит, все разъехались, кто
вскрытие делать будет? Выходит, зря мы весь этот "цирк с конями"
устраивали?
  Насколько я мог понять, речь шла о необходимости вновь открыть шкатулку и
об отъезде всей имевшейся в наличии агентуры из Кэрфортина. Я подошел и
поклонился.
  - Уезжаете?
  - Как видишь, - вздохнул Магэран. - Ты словно в воду глядел: чуть свет
Ллевелин вызвал нас к себе и велел отправляться за Гвиневерой. А чтобы мы
или же она вместе с нами случайно не заблудились по дороге, их светлость
выделил еще десяток головорезов в сопровождение. Ладно, - он махнул рукой,
- выкрутимся.
  - Тише, - шикнул Сабрейн, - вон он сам идет. Действительно, Ллевелин
широким шагом пересекал двор, двигаясь в нашем направлении.
  - Принесла нелегкая, - буркнул Магэран, слегка пришпоривая коня. -
Обойдемся без последнего "прости". До встречи в Камелоте.
  - Даст бог, раньше. - Я помахал вслед удаляющимся всадникам.
  - А, Торвальд, ты еще здесь? - Ллевелин, казалось, не заметил неучтивости
наших новых соратников, а возможно, и самого их присутствия. - Рад, что ты
еще не уехал. - Он положил руку мне на плечо. - Вот вышел пожелать тебе
доброго пути. - Герцог замолчал, очевидно, осознавая нелепость собственных
слов. Мое невольное удивление было тому прямым свидетельством. - Послушай,
- Страж Севера понизил голос так, чтобы быть слышным лишь мне, - этот твой
подарок, - он замялся, не находя слов, - это сокровище... В общем, не
стоит о нем говорить никому. Вокруг очень много завистников.
  - Эта шкатулка сотворена могуществом Оберона, - торжественно изрек я, - и
она ни при каких обстоятельствах не изменит своему господину.
  - Вот-вот, - не замедлил отметиться Лис. - Как только она истинному
хозяину понадобится, он ее тут же и изымет.
  - Возвращайтесь скорее! - Ллевелин похлопал Мавра по холке. - Если я
выступлю из Кэрфортина, полагаю, вам не составит труда отыскать меня на
марше.
  - Куда ж ты от нас денешься, голуба! - беззвучно обнадежил его мой
напарник. - Мы с тобою до Круглого Стола будем неразлучны, как до гробовой
доски, шо тот рыцарь со своей прекрасной дамой.
  - Непременно, сэр, - поклонился я. - Но время отправляться в путь. - Я
вскочил в седло. - До встречи, милорд! Лис, расскажи, будь добр, что ж ты
все-таки учудил, что Ллевелина так и распирает от желания поделиться с
ближним своей радостью?
  - Да ну, ерунда, - отмахнулся Сережа. - Там на столе чернильница была,
пергамент. Ну, я ему черкнул на память что-то вроде инструкции по
пользованию дубликатором: "Как увеличил я богатство твое, так и могущество
увеличу, коли станешь ты хранить здесь то, что для тебя дороже злата".
По-моему, его таки проняло.
  - Валлиец! - вздохнул я.


                                  Глава 22


  Колхоз - дело добровольное. Кто хочет - запишем, кто не хочет -
расстреляем.
  Неизвестный комиссар

  Дорога к лесному убежищу благочестивого отшельника была для нас уже хорошо
знакомой, почти обыденной. Признаться, никогда прежде мне, да, вероятно, и
Лису, не говоря уже о Годвине, не доводилось столь часто посещать
резиденции иерархов Церкви. Но тут уж, как говаривал Лис, с волками жить -
по-волчьи жрать. Мы ехали не спеша, радуясь покою и теплу последних летних
дней. Лис, пребывавший в прекрасном расположении духа, горланил очередную
похабную песню, и над холмами громогласно раздавался его зычный голос:
"Ах, что за прелесть эта Лизка, авантюристка, скандалистка! Шо тот дракон,
летящий низко, она меня бросает в дрожь!"
Я, стараясь отвлечь внимание юного подопечного от столь невоздержанного
проявления загадочной славянской души, внушал Годвину, что, невзирая на
то, что архиепископ Кентерберийский то ли по недоумию, то ли из-за
привратного воспитания отрицает наличие души у всего, что только ни есть
вокруг, как-то: животные, камни, деревья, и, более того, ставит под
сомнение наличие души у женщины; невзирая на то, что он верует в Единого
Бога и считает демонами всех иных богов, он, в сущности, неплохой человек,
с которым лучше договариваться, чем враждовать.
  Юноша согласно кивал в ответ, отвечая, что люди, боящиеся окружающего
мира, нуждаются в едином боге, как овцы - в пастыре. Люди же, открытые
миру сердцем, беседуют с наядами в ручьях, принимают за столом своих богов
и ищут их помощи, как ищут помощи друзей в тот час, когда не справляешься
сам.
  - Они говорят, что Христос есть Бог любви, высокой любви к ближнему, -
горько вздыхал Годвин. - Я готов признать это. Почему бы нет? Но разве
может вера в такого Бога утверждаться силою оружия? Монахи, именующие себя
воинами духа, песнопениями и обрядами своими пытаются бороться с древними
богами, точь-в-точь как завоеватели саксы с бриттами, испокон веков
живущими на острове...
  Я усмехнулся, не став рассказывать оруженосцу, что до бриттов здесь жили
белги, впрочем, тоже в незапамятные времена, пришедшие на остров свирепыми
завоевателями. Да еще мало ли кто - англы, юты; сменяя друг друга, все они
боролись с захватчиками отчин и дедин, в свою очередь завоеванных этими
самыми отцами и дедами. Мне отчего-то вспомнился Сендрик Саксонец, герой
романа Вальтера Скотта "Айвенго", потомок саксов, с которыми сражался
король Утер, мы с Артуром и после нас еще не один век иные воители. Как
этот "коренной" британец не любил захватчиков норманн!
  - Боги нашей земли всегда рады тем, кто приходит сюда с миром. Когда
солнцеликий Митра - бог легионов, явился на остров, разве не приняли его в
свой круг Кернуннос и Ана? "Ана - богиня источников" Разве стал враждовать
с ним Тоуторикс? "Тоуторикс - бог войны и силы" Или Таранис обрушил на
него свои молнии? "Таранис - бог-громовержец" Зачем же приходящие в наш
дом бряцают оружием духа? Или не знают они, что, убив душу острова, они
получат мертвые камни, норовящие рухнуть на голову убийц, дремучие чащобы,
готовые проглотить путника в болотной бездне, и диких зверей, жаждущих
извести жатву и скот поселян?
  Я невольно вздохнул, вспоминая Англию в том виде, в каком ее оставил,
отправляясь сюда. Аккуратно подстриженные газоны, не меняющие своего вида
уже добрые две сотни лет, изящные парки, заповедные леса, которые в
задумчивости можно пройти насквозь в течение часа, не встретив не то что
зверя, но даже звериного следа - наследники весьма своевольно
распорядились доставшимся им мертвым островом. Впрочем, мертвым ли?
Рогатый бог чащоб Кернуннос, превратившийся в лоне святой первоапостольной
Римской католической церкви в святого Корнелия, да и покровительница
ручьев и источников Ана, ставшая волею божественных судеб святой Анной,
вряд ли изменили языческому нраву из-за нелепой прихоти победителей. Как
бы то ни было, Годвин относился к благочестивому отшельнику куда как более
терпимо, чем тот к доброму Карантоку, собрату, отступившему от догмы.
  Годвин умолк, окончив свои горькие пророчества о судьбе Британии, и
некоторое время мы ехали, не говоря ни слова.
  - Скажите, сэр Торвальд, - ехавший подле меня оруженосец нарушил молчание,
видимо, не находя ответов терзавшим его вопросам, - каково это - быть
рыцарем Круглого Стола?
  - Рыцарь Круглого Стола - лучший, самый доблестный и самый честный среди
прочих рыцарей. - Я невольно вспомнил рыцаря Круглого Стола Мордреда,
изменившего государю, Ланселота, убившего своих безоружных собратьев,
Ллевелина, оставившего без помощи короля Артура и подставившего под удар
отца своей жены, да и себя самого со всей этой тайной войной - что и
говорить, незамутненные зерцала рыцарской доблести и чести! И, вспомнив,
поспешил добавить: - Во всяком случае, так это замышлялось. Вообще же, - я
набрал в грудь воздуха, собираясь процитировать статью устава рыцарства, -
щит рыцарей должен быть прибежищем слабого и угнетенного, мужество рыцарей
должно поддерживать всегда и во всем правое дело того, кто к ним обратится.
  - Но разве можно в таком случае быть рыцарем и государем одновременно?
Ведь правда того, кто расчищает и выжигает лес для того, чтобы растить на
зольниках хлеб, ничуть не меньше правды того, кто пасет в этом лесу
свиней. И точно так, как пахарь обездолит свинопаса, так и свинопас
обездолит пахаря, пустив свое стадо пастись на выжигах.
  - Ремесло государя - тяжкое ремесло, - развел руками я, уклоняясь от
ответа. - Из всех правд он почитает справедливой ту, которая наиболее
выгодна... - если это мудрый государь, то державе, если нет, то короне.
  - В этом и есть умение правителя?
  - Умение правителя есть талант, подкрепляемый мудростью и силой. Научить
править, как мне кажется, невозможно. Но если хочешь, я расскажу тебе
историю.
  Годвин согласно кивнул.
  - У одного тирана некогда спросили, как удается ему держать в повиновении
свое огромное царство. Вместо ответа он велел слуге принести бойцового
петуха, отличавшегося весьма драчливым нравом, и ощипать его так, чтобы на
теле не осталось ни единого перышка. Когда приказание было исполнено, он
отпустил несчастную птицу на волю.
  - И что петух? - заворожено спросил юноша.
  - В тени ему было холодно, на солнце невыносимо жарко. Обескураженный
задира носился по двору, как сумасшедший, не находя себе места. Тогда
тиран велел слуге подать ему мешок зерна и, взяв оттуда одну горсть,
высыпал ее у своих ног. Забыв дикий нрав, петух устремился к сапогам
тирана и не отходил от них более до самого вечера, пока не был сварен в
котле, - подытожил я сказанное. - Вот тебе и весь секрет власти.
  - Как это - весь?! - возмутился ехавший рядом Лис. - Ничуть не весь. Не
обманывай мальчика!
  - Ты о чем? - удивленно спросил я.
  - О петухе и о тиране. Ну, то есть с петухом-то как раз все ясно, его
схарчили на ужин и имя его до нас не дошло. Но не надо забывать, что у
тирана был ближний слуга, которому он приказывал ощипать птичку, принести
зерно ну и, в конце концов, сварганить супчик.
  Так вот, дождавшись ночи, доверенный слуга проник в покои тирана, положил
ему на лицо тот самый мешок с зерном и уселся сверху. И сидел так до того
времени, пока его любезный сюзерен не перестал дрыгать августейшими
пятками. Как он потом объяснял, пересаживаясь с мешка на освободившийся
трон, его до слез опечалила скорбная участь петуха и этаким образом он
заметил за поруганную честь петушиного племени. Отсюда мораль: можешь
сколько угодно ощипывать и подкармливать имеющуюся в твоем птичнике
живность, но остерегайся тех, кто по твоему указу дергает перо, раздает
зерно и варит для тебя похлебку. Тут уж не стоит дожидаться, пока жареный
петух клюнет.

  * * *

  Мы не были у преосвященного Эмерика чуть менее двадцати дней. С тех пор
обиталище безутешного богомольца изменилось коренным образом. От самых
скал, окружая поляну с хижиной, высилась каменная ограда высотой едва ли
не по грудь, сложенная из грубого необтесанного камня, подобранного
могучим Бэдивером в округе.
  Душа вчерашнего рыцаря, открывшаяся свету божественной истины, впитывала
его с таким восторгом, что бьющая через край сила моего добродушного
кузена должна была найти выход, и если уж не в безудержной рубке, то в
созидательном трудовом порыве. Когда мы подъехали к внешней ограде,
Бэдивер, обнаженный по пояс, поигрывая весьма рельефной мускулатурой,
тащил на плече довольно толстое бревно к дожидающейся яме. Десятка два
таких столбов уже высились над поляной, подозрительно напоминая
проглядывающимся контуром обводы крепостной башни.
  - Помогите-ка! - Бэдивер сбросил бревно комлем в яму и, стараясь придать
ему вертикальное положение, стал спихивать ногами уложенные вокруг нее
камни. - Чертовски неудобно одному.
  Мы с Лисом перепрыгнули через ограду и, оставив коней на попечение
Годвина, бросились на помощь боевому товарищу.
  - Хух! - облегченно вздохнул могучий оркнеец, отпуская замершее наконец
вертикально бревно. - Тяжеленное, сат... - он испуганно перекрестил рот и
выдохнул: - Господи, сохрани и помилуй!
  - Здравствуй, Бэдивер! - Я обнял силача, вытирающего пот со лба. - Я вижу,
ты тут не скучаешь.
  - Приветствую вас, братья мои во Христе, - высокопарно промолвил
послушник. - Мир вам.
  - С миром-то как раз и неважно, - вздохнул я. - Ладно, об этом позже. Как
ты тут, рассказывай.
  - Жизнь моя проходит в молитвах, труде и покаянии, - заверил недавний
носитель звонкого сеньяля Бесстрашный, вполне заслуживший это гордое
прозвание. - А суесловие есть бесовское искушение, отвлекающее смертного
от возвышенных раздумий и подвига благочестия.
  - Да-а, - пробормотал за моей спиной Лис. - Контузия все-таки налицо. И
ведь что противно - пока здешние конструкторы додумаются делать шлемаки,
которые к голове не прилегают, сколько еще народу вот так крышей поедет!
Бэдивер, старина, прервись! Нам бы твоего шефа повидать.
  - Зачем он вам? - распоясанный рыцарь подозрительно оглядел нашу троицу.
Как видно, промашка со святым Карантоком не прошла для него даром.
  - А ты шо, еще не дочитал, шо в многознании - много печали, и умножающий
знания умножает скорбь? - удивленно поинтересовался Рейнар.
  - Все суета сует и всяческая суета, - отзывом на пароль вторил ему Бэдивер.
  - Ценное наблюдение, - подтвердил я. - И все же, братец, где преосвященный
Эмерик?
  - Молится, - торжественно заявил новаций.
  - И долго это с ним будет продолжаться?
  Мой родич поглядел на стоявшее в зените солнце.
  - Долго. До дневной трапезы.
  - Ладно, - вздохнул я, - не будем отвлекать старика от любимого занятия.
Лис, давай-ка поможем приятелю.
  - С дачей, что ли? Да фигня делов!
  - Благородное дело, - заверил нас послушник. - Так что все-таки привело
вас к его преосвященству?
  - Много будешь знать - скоро состаришься, - заверил его Лис, подхватывая
очередное бревно, лежавшее у изгороди. - Господи, как ты их один таскаешь?!
  Ко времени дневной трапезы пожилой священник, в прежние годы изможденный
дрянным питанием и ныне вынужденный есть хотя и понемногу, но чаще, чем
обычно полагалось, соизволил принять гостей. Мы смиренно вручили примасу
Британии послание Ллевелина и ценные дары, преподносимые им новому
монастырю. Покончив с чтением подписанного герцогом текста, его
преосвященство едва удостоил взглядом многочисленные подарки и произнес со
смирением упрямца, гордого своим упрямством:
  - Знатный Страж Севера, оставшийся верным своему королю в годину злой
измены, призывает меня присоединиться к его войску, обещая полную
безопасность и почет. Он зовет меня с собой в Камелот, где будет
восстановлена справедливость и коронован новый государь. Но я, неизменно
благоволя к герцогу, не стану обращать стопы свои к миру и не пойду в его
лагерь. Я проклял Мордреда как закоренелого грешника, коснеющего в своем
грехе, но я помню слова Спасителя нашего, сказанные им в Гефсиманском саду
святому Петру, отрубившему ухо одному из слуг первосвященника: "Все
взявшие меч, мечом и погибнут". (Мф. 26, 52)
- Все это так, отче, - склонил голову я, невольно вспоминая давнюю беседу
с иерархом Ордена Богоматери Горной Сальватором де Леварье, - но не сказал
ли Иисус своим ученикам во время Тайной Вечери: "...Я посылаю вас без
мешка, и без сумы, и без обуви, имели ли вы в сем недостаток? Они
отвечали: ни в чем. Тогда Он сказал им: но теперь, кто имеет мешок, тот
возьми его, а также и суму; а у кого нет, продай одежду свою и купи меч...
Они сказали: Господи! вот здесь два меча" (Лука 22, 35 - 37).
  Архиепископ метнул на меня из-под бровей удивленно-настороженный взгляд.
Встретить рыцаря, читавшего священные тексты и, более того, умеющего
цитировать их к месту, ему было явно внове. Да что уж тут темные века
короля Артура! Вплоть до возникновения протестантской ереси чтение Библии
людьми, не принадлежащими к сословию священнослужителей, было более чем
подозрительно. Обнаружение же Вечной Книги в дому было достаточным
основанием для отправки ее хозяина на костер. И это не предел! В
приходских церквах хранился краткий свод библейских историй и конспект
проповедей, обычно заучиваемый капелланами на малознакомой латыни.
  - Отец мой, - продолжил я, - разве, пожертвовав собою в Гефсиманском саду,
Спаситель не сделал того же, что делает мудрый полководец, подставляя под
удар малую часть своей армии, чтобы спасти часть неизмеримо большую? Сын
Божий в великой мудрости своей явил нам глубочайший образец
самопожертвования, ибо, видя множество вооруженных слуг главы Синедриона,
поставлен был перед выбором: спасти ли дело свое, отдав себя в руки
палачей, или же попытаться прорваться сквозь толпу, почти наверняка
погубив при этом всех тех, кому подлежало нести слово Божье. А стало быть,
Иисус осудил не поднятый меч, но меч, обнаженный в защиту Его, Сына
Божьего, лишь воплощенного в человеческом облике, а не дела Господня и
того Слова, которое он явил миру.
  В хижине воцарилась тишина. Со знанием позднейших ересей у архиепископа
было туговато. Он молча смотрел на невесть откуда взявшегося умника, и я
начал опасаться, как бы нас не постигла судьба святого Карантока,
изгнанного отсюда с проклятиями. Вот будет смешно вернуться к Ллевелину с
личной анафемой от архиепископа Кентерберийского! Преосвященный Эмерик
глядел на меня, не мигая, словно борясь с искушением потыкать в меня
пальцем, не являюсь ли я случайно насланным на его обитель наваждением.
  - Твои слова, сэр Торвальд, - медленно начал архиепископ, - выдают в тебе
человека, богатого познаниями. Но смеет ли рыцарь, пусть даже и знаменный
рыцарь, оспаривать слова примаса Британии!
  - Господь с вами, благий отче. - Я прижал руки к груди, демонстрируя
раскаяние и удивление в одном флаконе. - Разве посмел бы я вести себя
столь непочтительно? Я лишь ищу ответа на вопрос, который терзает мою
душу. И у кого, как не у вас, мудрейшего из мудрых, спрашивать мне о том.
  Вы говорите, кровопролитие - грех, и я ликую, вторя вашим словам. Но как
же остановить кровопролитие, когда оно ведется от имени того, чье имя
проклято вами с амвона? Скажите, как, если не другим кровопролитием? Разве
не научил нас Господь примером своим жертвовать малым, даже если это малое
- суть величайшее для спасения еще более великого? И разве не заповедал
нам Спаситель: "Когда же услышите о войнах и смятениях - не ужасайтесь,
ибо всему надлежит быть прежде". (Мф. 24, 6; Мк 13, 4; Лк 21, 9) "Не
думайте, что Я пришел принести мир на землю - не мир Я пришел принести, но
меч" (Мф. 10, 34).
  - Ступайте, - склонив голову, промолвил архиепископ, едва я закончил
благочестивый монолог. - Завтра утром я дам вам ответ.

  * * *

  - "Клюнет ли Штирлиц на этот раз? - думал Мюллер, почесывая исклеванную
партайгеноссе лысину", - раздалось у меня в голове. - "Капитан, я весь
дрожу от нетерпения. Маленькое интервью для газеты "Камелот ньюс": как вы
оцениваете первый этап переговоров? И вообще, что это было - переговоры
или богословский диспут?"
- "Без комментариев", - с интонацией матерого политика отрезал я. - "И
знаешь что, Лис, пока суд да дело, пошли-ка прогуляемся к оврагу. У меня
есть кое-какая идея". Годвин, - скомандовал я, - подведи-ка коней.
  Парнишка, шедший рядом с нами, послушно кивнул и быстро направился к
каменной изгороди, возле которой, стреноженные, паслись наши кони.
  - Ну-ка делись, что ты там удумал? - негромко сказал Лис, едва лишь
оруженосец отдалился от нас на дистанцию прямой сл