бревно,
поставил его так, чтобы  потом легче было снова  навьючивать, и сперва пошел
следом  за  зверьком,  потом побежал.  Без гнувшего  к земле груза  бежалось
радостно и свободно.
     До  землянки  Сигины путь  был недальний. Волкодав перемахнул журчавший
ручей, пробежал через  луг и рассмотрел вернувшегося  Эвриха.  Было  похоже,
молодой  ученый принес  не хлеб  с молоком, а  полновесный синяк под глазом.
Волкодав,  торопясь,  преодолел  последнюю сотню  шагов  и  убедился в  этом
окончательно.  Эврих понуро  сидел  на  пне, торчавшем недалеко от  входа  в
землянку,  Сигина стояла подле него  и жалеючи гладила по голове, по золотым
завиткам. Эврих прижимал что-то  к лицу. Когда он поднял  голову и оглянулся
на  Волкодава, тот увидел,  что  аррант  держал  в  руках  толстую  железную
подкову.
     Венн остановился перед ним, ожидая объяснений.
     -  Они  не захотели мне  ничего  продавать,  - после  долгого  молчания
проговорил  Эврих,  и  Волкодав понял,  что  ему было  стыдно. - Они сказали
мне...  прости,  почтенная, но они  сказали  мне,  что ты  и так  всем здесь
задолжала...  и   эти  деньги   в  счет  долга  следует   отобрать  у  твоих
постояльцев...
     Сигина виновато развела руками:
     - Они меня вправду поначалу  подкармливали. Наверное, я им в самом деле
должна...
     -  И  много  их  было?   -  поинтересовался  венн.   Я  же  тебя  учил,
бестолкового, послышалось Эвриху.
     Здоровая  половина лица молодого ученого стала  наливаться краской.  Он
мрачно отвернулся от Волкодава и буркнул:
     - Ты бы на них посмотрел! Мужик с братьями... каждый толще медведя...
     - Это, наверное, Летмал, - продолжая гладить Эвриха по голове, пояснила
Сигина. - С Кроммалом и Данмалом. Озорные ребята.  И отец их такой же был. В
молодости, как сейчас помню...
     Венн вздохнул. Он начал уже понимать, что  бревнышко, не  донесенное им
до землянки, так и останется в  лесу. Если только кто-нибудь  не подберет на
дрова. Он спросил:
     - Ты не хотела бы пойти с нами в Кондар, госпожа?
     -  В Кондар?  - задумалась  женщина. - Но  как же... когда  придут  мои
мальчики...
     - А твои сыновья знают, что ты ждешь их именно здесь?
     - Нет, конечно, - улыбнулась она. - Но разве это так важно?
     Улыбка у нее была замечательная.
     - Тогда почему ты не уйдешь из этой деревни, достопочтенная? - удивился
Эврих.
     - Здесь ближе  всего  к горам, -  терпеливо, как  несмышленому ребенку,
объяснила она.
     Волкодав сразу подумал о  каторге. УЖ не в Самоцветные ли  горы угодили
когда-то ее беспутные сыновья?.. Он хмуро осведомился:
     - А что они там, в горах, делают?
     - Мы узнали, что младшенький затерялся где-то среди высоких  хребтов, и
старший отправился его выручать, - с гордостью поведала Сигина. - Как только
он разыщет братика, они сразу спустятся и придут. Вот я их здесь и жду.
     Аррант переглянулся с Волкодавом и сказал ей:
     -  Твоим сыновьям,  достопочтенная, гораздо легче  будет  найти  тебя в
Кондаре. Кондар - большой город. Туда они заглянут обязательно,  а маленькую
деревушку могут и миновать стороной.
     Сигина  открыла рот возразить,  дескать, как  же может такое случиться,
чтобы ее дети с ней разминулись, но тут Волкодав вновь подал голос:
     - В Кондаре мы обязательно найдем добрых людей,  госпожа. Ты, наверное,
сможешь часто разговаривать с ними о своих сыновьях. Они  не будут  смеяться
над тобой, как те, что живут здесь.
     Женщина в нерешительности смотрела то на одного, то на  другого. Вот ее
взгляд обратился на кособокую дверь землянки. Потом она повернулась к горам.
К ледяным пикам,  горевшим  в фиолетовом небе  под лучами неистового  сизого
солнца...
     -  Я слышал,  из  Кондара тоже  видны  горы, -  прогоняя вставшее перед
глазами видение, сказал ей Волкодав.
     - Засечный  кряж  тянется до самого моря,  - поддержал Эврих. -  И туда
сходятся все дороги, ведущие с гор.  Хочешь, я  карту  тебе  покажу? Я был в
Кондаре. Там пятеро ворот, не считая морской гавани. Ты сможешь обходить все
эти ворота и расспрашивать стражников о сыновьях.
     Сигина вдруг всплеснула руками:
     - Так  я ведь  задерживать вас буду, детки!  Вам,  небось, быстро  надо
идти... А со мной, старой... У меня уж и ноги кривые...
     Эврих, забыв про болезненно-багровую опухоль,  наливавшуюся под глазом,
звонко расхохотался:
     - Не торопись зваться  старушкой, достопочтенная! Успеешь  еще! Собирай
лучше вещички, да у тебя их, небось, не очень и много...
     Женщина   с   неожиданно  проказливой  улыбкой   подхватила   штопаный-
перештопаный  подол и нырнула в землянку. Волкодав надел рубашку, растянутую
на ветхом  заборчике и  сохнувшую после стирки, застегнул  поясной ремень  и
сказал Эвриху:
     - А я пока в деревню схожу.
     Убогое  жилище  Сигины  отделял  от  селения  покатый  бугор,  заросший
жимолостью  в  полтора  человеческих  роста.  Сперва  Волкодав хотел  обойти
кустарник  кругом, но заметил тропинку  и пошел напрямик.  Сплетение  густых
ветвей заставляло пригибаться и низко опускать голову, он даже спросил себя,
кто бы  и зачем  мог  натоптать такую тропу.  Но ничего дельного  так  и  не
придумал.
     И что он собирался делать в деревне, он тоже еще не знал.
     Несколько лет назад он бы, пожалуй, выяснил у людей, кто  именно подбил
глаз его  другу и отнял честные деньги. Потом заставил  бы недоноска вернуть
отнятое. Да позаботился, чтобы поганец еще долго вздрагивал и оглядывался по
углам всякий раз, когда его посетит искушение обобрать прохожего человека...
     Может, он и на сей раз так поступит. Некоторые обидчики слабых только и
начинают что-нибудь понимать, если с ними разговаривают на их языке...
     Волкодав пересек кустарник и выбрался на открытое место. И  увидел, что
жители деревни, все два с  небольшим десятка человек, собрались перед  самой
вместительной землянкой, выступавшей  из земли выше других жилищ. Нарлаки не
строили  общинных домов; следовало предположить, что здесь обитало семейство
старейшины.
     Жители  деревни   о  чем-то   разговаривали  с   четырьмя   всадниками,
приехавшими неизвестно  откуда.  Может, со  стороны  леса, а может, даже  из
города. Насколько мог судить Волкодав, разговор  был малоприятный.  Когда он
подошел  ближе,  кое-кто из деревенских оглянулся на рослого незнакомца,  но
ничьи  глаза  не  задержались  на  нем надолго.  Происходившее  перед  домом
старейшины было гораздо важней.
     -  И  это все, чем ты сегодня богат?..  -  спрашивал один из всадников,
наклоняясь вперед и ставя локоть на луку седла. - И за эти гроши мы ночей не
спим, от лихих людей тебя охраняя?..
     И сам он, и трое  его спутников  были молодые крепкие мужики на хороших
выносливых лошадях. Все - при оружии  и явно  знали, как с ним обращаться. И
деревню посещали уж точно не в первый раз.
     -  Здесь  даже  больше,  чем  ты  обычно берешь... -  ответил  человек,
стоявший  перед мордой коня.  Старейшина.  Если  венн что-нибудь понимал, он
разрывался  между  страхом  перед приезжими  и  боязнью  унижения  в  глазах
соплеменников.  Жилистый  рыжебородый мужчина, уже  не  молодой  и  видевший
жизнь,  но  еще не  согнутый  грузом лет.  Все  правильно,  таковы и  бывают
старейшины деревень. Юнец не набрался ума, не годится быть вождем и старику,
более не ищущему  объятий жены. Этот был  в самой поре. А за спиной у  него,
как  три медведя, стояли здоровенные сыновья. Не  иначе, тот самый  Летмал с
братцами Кроммалом и Данмалом...
     На широкой, как грабли,  ладони  старейшины тускло переливались монеты.
Острое зрение  позволило Волкодаву рассмотреть  среди позеленевшей  меди два
новеньких сребреника. Те, что Эврих при нем доставал из общего кошелька.
     Вожак всадников между тем не торопясь отстегнул от пояса кожаную суму и
как бы брезгливо  протянул ее  старейшине,  принимая скудную дань. Сборщики,
присланные конисом  Кондара?.. - задумался Волкодав. Ой, непохоже. Скорее уж
чья-нибудь шайка. Из тех,  что предпочитают не грабить местный люд напрямую,
а вынуждают платить как бы за охрану от чьих-то возможных набегов...
     До сих пор  Волкодав  полагал, что  этим  промышляли  только  островные
сегваны, чьи морские дружины издавна наводили страх на жителей побережий.
     Один из приспешников  вожака,  кудрявый,  черноволосый  молодой  малый,
вдруг стремительным движением выхватил из налучи снаряженный к стрельбе лук:
никто и ахнуть не успел, как свистнула над головами стрела. В двух  десятках
шагов  взвился над  травяной  крышей  землянки  пестрый  рябой  пух. Курица,
пригвожденная  меткой  стрелой, беспомощно  трепыхнулась и свесила  головку,
разинув окровавленный клюв.
     - Оп-па!.. -  довольный выстрелом, расхохотался  юноша.  И  обратился к
стоявшей поблизости молодой женщине: - Ты! Сходи принеси!..
     Волкодав про себя выругался. Мало ли что  в  жизни бывает,  особенно  в
такой беззаконной стране, как этот Нарлак. Но уж  женщин с ребятишками могли
бы спрятать подальше. Знали ведь - приедут, да такие все  добры молодцы, что
как бы не  начали безобразничать. Нет уж. Подобные дела  -  они все-таки для
мужчин. Женщинам про них не потребно даже и знать...
     Молодуха тем временем пугливо взбежала на крышу, не без труда раскачала
и вытащила глубоко  воткнувшуюся стрелу (.Боевую,  бронебойную... ишь ты!  -
сказал себе венн).  Потом  вернулась  и  протянула  добычу стрелку,  робея и
стараясь  держаться  от  него  как  можно  дальше.  Парень, широко улыбаясь,
спрыгнул  наземь,  поймал  женщину за  запястье,  притянул  к  себе и смачно
поцеловал в губы. Не умея вырваться, она  забилась в его  руках точно как та
несчастная  пеструшка.  Забытая  курица  шмякнулась наземь,  широкая  ладонь
нашарила  мягкую женскую грудь,  горсть алчно  сжалась...  Волкодав  заметил
краем  глаза,  как  дернулся  матерый  с  виду  старший сын  предводителя...
Аетмал?..  жена небось!.. -  но  в лицо  мужику вмиг нацелились два  длинных
копья,  и он, багровея,  замер на месте. Вожак всадников и подручные от души
веселились, наслаждаясь собственной властью.
     - Отпустил бы женщину, парень,  - по-нарлакски сказал Волкодав. - Ты ей
не в радость.
     К  нему разом повернулись  три  головы в клепаных шлемах. Скосил  глаза
даже  тот,  что  держал  плачущую  молодуху.  Деревенские  тоже  оглянулись,
пораженные  неожиданным вмешательством. Всадники действительно наезжали сюда
отнюдь не впервой. И временами  развлекались еще веселее  теперешнего. Но ни
разу не получали отпора. При виде воина в кольчуге земледелец робеет. У него
все же  сидит  глубоко  внутри запрет на убийство,  он знает:  отнятие жизни
противно Богам, творящим урожай и приплод. Те, что приезжали, такой запрет в
себе  изжили  давным-давно,  если когда  и  был.  И  это  некоторым  образом
чувствовалось в каждом их движении, в  каждом слове. Умирать  раньше времени
никому не хотелось. Лучше уж потерпеть.
     Люди, через головы которых говорил Волкодав,  постепенно  оправились от
первого  удивления  и  подались  в стороны, торопливо оставляя  между  ним и
четверкой чистое место.  Охотник на кур, назло предупреждению, вновь жестоко
щипнул молодуху  и  наконец  выпустил  ее,  вернее, отбросил,  как недопитую
кружку. Размазывая слезы,  женщина  вскочила на  ноги и юркнула  в ближайшую
дверь. Четверо с интересом рассматривали Волкодава,  силясь  понять,  отколь
выискался неразумный. Наконец вожак спросил напрямую:
     - А ты еще кто таков, чтобы нам указывать? Венн пожал плечами:
     - Человек прохожий.
     Мыш, оставшийся пошнырять в зарослях жимолости, вылетел из кустарника и
сел  на  столбик  плетня,  присматривая  за происходившим. На него мало  кто
оглянулся.
     -  Они  с  дружком нынче  утром  пожаловали,  господин, у  дурочки жить
поселились, - пояснил старейшина. И поспешно  добавил: -  Мы не знаем  этого
человека! Не наш он!..
     Он со  страхом  и почти с ненавистью поглядывал на Волкодава.  Молодухе
небось  ничего   смертельного  не  грозило.  Ну,  оттрепал  бы  ее  Сонморов
посланник, раз так  уж понравилась. Ну,  Летмал еще лишний раз бы поколотил,
особенно, если зимой вдруг  кудрявенького родила  бы... Зато  теперь-то  что
будет?
     Вожак тронул  пятками  лошадь и направил ее  туда, где  стоял Волкодав.
Сидевший  в  седле  отлично  видел, что незнакомец  был  безоружен. Если  не
считать длинного ножа на поясе. Нож был самый настоящий боевой, но хвататься
за  него чужак не спешил. Просто стоял и спокойно смотрел,  и, кажется, даже
слегка усмехался.
     ...И непостижимым образом веяло от него той самой жутью, которую конный
нарлак  ведал  в себе самом...  Той же беспощадной  готовностью... Этот  был
воином. Не понаслышке смерть знал.
     Не доехав нескольких шагов, предводитель вдруг заорал так, что его конь
насторожил  уши и  присел  на задние  ноги. Всадник  же взметнулся  в седле,
замахиваясь копьем.  Кто-то из  деревенских ахнул, шарахнулись бабы, ребятня
завизжала. Спокойнее  всех  остался пришелец  из-за  реки.  Он  попросту  не
двинулся с  места,  всаднику только показалось, будто серо- зеленые глаза на
миг посветлели.
     - Что орешь? Лошадь напугал... - сказал  Волкодав нарлаку, вынужденному
успокаивать завертевшегося коня. Тот, не на шутку раздраженный, огрызнулся:
     - Сам штанов не испачкай!
     Волкодав  улыбнулся, показывая  пустую дырку  на месте  переднего зуба,
который ему вышибли еще на каторге:
     - А что, надо было бояться?..
     Всадник снова поставил локоть на луку седла.
     - У дуры поселился и сам спятил? - с непритворным изумлением спросил он
Волкодава. - Не знаешь, кто такой Сонмор?
     Венн про  себя  сделал  окончательный  вывод: молодцов прислал вовсе не
государь  конис.  Будь  этот  Сонмор  вельможей,  данщик  сразу  втоптал  бы
оскорбителя  в  землю  титулами  своего  господина.  Так  ведь  нет. Сонмора
следовало бояться не из-за стародавних заслуг его рода. Свою славу, какой бы
она ни была, он нажил себе сам.
     Деревенские  переминались  с  ноги  на  ногу,  шептались.  Подал  голос
ребенок, на него шикнули.
     - Я не знаю, кто такой Сонмор, - сказал Волкодав. -  И знать не хочу. Я
только думаю, что  он, не в  пример тебе,  понимает:  не  мори овец голодом,
больше шерсти продашь... - И добавил,  повинуясь внезапному вдохновению: - А
много он  получит  из того, что ты здесь собрал?  Половину-то довезешь хоть?
Или в корчме с дружками пропьешь ?..
     Он был заранее уверен, что этих слов данщик не перенесет. Ибо  рыльце у
него скорее всего в пуху. Так оно и случилось. Новый удар копья, на  сей раз
безо  всякого  крика,   был  уже  настоящим.  Длинный  блестящий  наконечник
устремился в живот  Волкодаву. Всадник, как  все нарлаки, бил  сверху  вниз,
занося копье над головой. Таранного удара, любимого велиморцами, здесь почти
не знали. Венн  убрался вперед и слегка  в сторону, уловил копье чуть позади
втулки  и помог ему взять  еще больший разгон, а потом основательно  войти в
землю.  И  с удовлетворением заметил,  что  нападавший едва  не вывалился из
седла, посунувшись за ускользающим древком.
     -  Ты  тут  все  дела  сделал?  -  спросил  Волкодав,  не   косясь   на
схватившегося за налучь  стрелка. - Сделал, так  езжяй.  Я сам в Кондар иду.
Буду нужен твоему Сонмору, пускай приходит, поговорим...
     Предводителю понадобилось несколько вполне постыдных мгновений, пока он
высвобождал  копье  из  плотной  утоптанной  земли.  Было  видно:  спокойная
наглость безоружного чужестранца произвела на него впечатление. Что думать о
таком  человеке? Непонятно. И как  себя  с ним вести, тоже  - Змеев хвост! -
поди еще догадайся...
     - Не  пойдет  к тебе Сонмор!  - зло  предрек данщик.  -  Понадобишься -
самого за ноги приволокут!..
     Волкодав не ответил.
     Нарлак махнул  своим подчиненным и медленно,  шагом, храня неторопливое
достоинство,  поехал вон  из деревни. Трое последовали  за вожаком.  Один за
другим они  миновали Волкодава.  Молодому  стрелку страсть хотелось толкнуть
чужака лошадью  и  попытать  его  удаль.  Он  поймал  пустой взгляд венна  и
передумал. Вовремя передумал, надо заметить.
     Когда они  удалились.  Волкодав  повернулся  и  обнаружил, что  на него
смотрела  вся деревня  от мала до велика. Иные,  помоложе  и поглупее,  -  с
восторгом. Старшие, давно ученые жизнью, - недоброжелательно.
     - Кто  просил  тебя  вмешиваться,  прохожий человек? - первым заговорил
старейшина, и  в голосе его  была  злоба. - Ты пришел и  ушел, а нам с  ними
жить!..
     Волкодав почесал затылок:
     - Деньги, которые ты им заплатил, были на четверть моими. Так что я тут
не вовсе чужой...
     - Чего ты хочешь? - недобро осведомился старейшина.
     - Гороху, - сказал венн. - Кусочек сала, если  найдется. Хлеба коврижку
и горшочек молока. На два сребреника.
     Жена старейшины начала  что-то говорить мужу,  но тот, не желая слушать
бабьих советов, вытянул руку:
     - Прогоните его, сыновья!
     Удивительное дело, подумал Волкодав, глядя на подходивших  к нему троих
верзил. Они боялись всадников. Ъсадники побоялись меня. Но вот уехали, и эти
люди почему-то решили, будто прямо сейчас меня поколотят... Чудеса...
     Таких  Летмалов он на  своем веку видел достаточно. Здоровенный молодой
мужик,  на несколько лет  моложе его самого. Соплеменники Волкодава  сказали
бы,  дескать, Боги задумывали  вылепить  быка, но  глины чуток  не  хватило,
пришлось переделывать  в человека.  Одна  незадача, успели уже вложить в  ту
глину  бычий  умишко. Такие,  пока  не  пробьется  борода, что  телята:  кто
поведет, за  тем  и  пойдут.  И, случается, вызревают в справных  богатырей,
незатейливых и чистых душою. Летмал был ростом с венна, но вдвое шире его и,
наверное,  во столько  же  раз  тяжелее. Такому, чтоб  тяжести  поднимать, и
серьга от грыжи в ухо не требуется. Волкодав мимолетно подумал: этот  малый,
доведись  ему  несчастье, вряд  ли выжил бы в Самоцветных горах. И еще,  что
почетное  место старейшины вряд ли к нему перейдет. А  и перейдет, вмиг  под
задницей треснет. Вот  у младшего, Данмала, соображения побольше.  То-то  он
торопится вслед брату, ловит его за рубаху...
     Руки  Летмала, казавшиеся из рукавов, были величиной с  медвежьи лапы и
едва  ли  не такие  же  косматые.  Они  протянулись  к неподвижно  стоявшему
Волкодаву: левая  с растопыренными  пальцами  - схватить  за грудки, правая,
сомкнутая в  кулак,  изготовилась  свернуть на  сторону челюсть. Замахивался
Летмал так, как это  обычно делают деревенские драчуны, привыкшие хвастаться
необоримой силой удара. Волкодав не позволил ему собрать в горсть свой ворот
и  подавно не  стал  дожидаться кулака.  Он  просто подстерег нужный момент,
повернулся  и  присел, коснувшись  одним  коленом земли. Летмал запнулся  и,
увлекаемый собственным разгоном, изумленно  полетел  через  венна в дорожную
пыль. Упал он тяжело. До сих пор его редко сбивали с ног.
     Средний сын старейшины, Кроммал, невнятно выкрикнул по-нарлакски  нечто
такое, чего  при  женщинах  нипочем не следовало  бы повторять,  и  рванулся
отмщать за старшего брата.
     - Я Летмала пальцем не трогал, - сказал ему Волкодав.  - И тебя трогать
не собираюсь...
     Данмал,  действительно  самый  смышленый  из   троих,  крепко  обхватил
Кроммала поперек тела. Тот вырывался.
     - Не надо!.. - расслышал Волкодав. - Убьет... Летмал поднялся на ноги и
тяжело  двинулся  на обидчика вдругорядь.  Широкое  лицо,  опушенное  мягкой
светлой бородкой, было цвета  свеклы. Венну не хотелось снова отправлять его
наземь, ибо  во  второй  раз  это пришлось  бы делать уже убедительнее. Так,
чтобы встал к вечеру.
     - Могли бы и словами сказать, что на откуп деньги  нужны... - укорил он
старейшину. - А то сразу синяки ставить...
     Тем временем  Летмал, зверея,  шагнул  навстречу неминуемому...  Но тут
между  ним  и Волкодавом  ринулся  Мыш.  Свирепый  ма