жете детально изучить...
   Оттобальт, тихо урча от наслаждения,  уплетал  белоснежную  мякоть  рыбы.
Министра он слушал вполуха. Король был наивен, прост и безыскусен, как любое
дитя природы, но здравый смысл у него все же имелся. И он  прекрасно  изучил
своих подданных. Мулкеба -  тот,  к  примеру,  всегда  ссылался  на  крыс  и
погрызенные ими книги, а когда не помогало, сотворял чудо-другое  на  скорую
руку.
   Сереион норовил удрать на какую-нибудь войну, а если подходящей войны  не
находилось, демонстрировал безупречную выправку, чем  всегда  мог  растопить
сердце своего короля.
   Марона же вечно  тыкал  ему  под  нос  какие-то  бесконечные  цифирьки  и
буковки, в которых, кроме него,  ни  один  человек  все  равно  не  смог  бы
разобраться. Знал же, подлец, что его величество поверит на слово.
   - Опять авантюра?
   - Авантюры не по моей части, - поджал губы первый министр.
   - Я знаю. Они как-то сами нам на голову сваливаются, э?
   - Я служу вашему величеству верой и правдой вот уже...
   - Не надо математики. Служишь, и служи себе дальше.
   - Пытаюсь.
   - Ну? - Король попытался вникнуть в суть дела.
   Марона деловито зашуршал пергаментом:
   - Вкратце мой план сводится к тому, чтобы не  тратить  деньги  и  ресурсы
зря, а изыскать скрытые  резервы.  Резервов  у  нас  достаточно,  но  мы  их
преступно игнорируем либо транжирим.
   - И что в резерве? - против воли заинтересовался Оттобальт.
   - О-о, в резерве... -  мечтательно  протянул  Марона.  -  Тут  вот  какая
загогулина получается -  без  вашего  содействия  эту  машину  не  заставишь
заработать. Только вы и можете запустить этот механизм.
   Оттобальт лукаво улыбнулся:
   - Кому-то зубы вышибить, или череп подарить, или на поединок вызвать?
   - Что вы, что вы, - замахал руками сконфуженный министр,  -  все  гораздо
проще. Ваш любимый лесоруб Кукс, которому овсянка и  казематы  надоели  хуже
горькой редьки ("А я думал -  горькая  редька  надоедает  хуже  овсянки",  -
признался Оттобальт непосредственно псу, грызущему свою кость  под  столом),
прознал о подготовке к празднику и  вот  уже  третий  день  предлагает  свои
услуги в качестве плотника и столяра. Дело это верное - мастер он серьезный,
по работе истосковался, да и вообще один Кукс десятерых стоит.  А  поскольку
денег ему платить не нужно, то, с одной стороны, мы имеем солидную  экономию
в средствах, а с другой - гуманное отношение к заключенному,  о  котором  не
стыдно будет сделать доклад на Ляситопном Мурчарейнике.
   Король прекратил жевать.
   Когда его величество прекращал жевать, это был верный признак  напряжения
всех духовных, умственных и физических сил. Кто сказал, что мужчина не может
родить? Оттобальт как раз рождал мысль. Правда, родив, он не всегда  успевал
с ней познакомиться. Она взмывала куда-то ввысь,  оставляя  его  в  скорбном
одиночестве, но с детьми всегда так. Рано или поздно они нас покидают.
   В данном случае король титаническим усилием воли пытался  вспомнить,  что
он когда-либо слышал о Ляситопном Мурчарейнике.
   Марона понял, что разумнее прийти на помощь возлюбленному монарху и  дать
краткую справочку, чем после расхлебывать непредвиденные  последствия.  Ведь
Оттобальт мог вполне  идентифицировать  Мурчарейник  и  как  собрание  самых
отпетых разбойников со всего Вольхолла, и как слет  передовых  стражников  и
телохранителей, и как клуб добровольных отшельников и каторжан. А  на  самом
деле Ляситопный  Мурчарейник  был  передовой  организацией,  и  современники
гордились и диву давались, как могла до такого дойти человеческая мысль.
   Страны, входящие в Мурчарейник, договорились о том, что человек - это  не
просто существо, а существо особенное.  Они  даже  записали  в  уставе,  что
Всевысокий Душара как-то обмолвился  первому  из  созданных  им  людей,  что
человек-де звучит гордо. И что в  человеке  все  должно  быть  прекрасно:  и
обувь, и оружие, и имущество, и внешность - если получится. Поэтому человека
нужно беречь почти как череполсяку,  сюмрякачу  или  редчайшую  куфантийскую
зябрячу; уважать, как лысеющего выхухоля Хвадалгалопсу, и ценить, как  самый
редкий пыр-зик-сан.
   Все это он и выпалил королю на одном дыхании,  напомнив,  что  через  два
месяца представитель Упперталя должен будет докладывать  на  Мурчарейнике  о
том, как обстоят дела с любовью и уважением к человеку в его стране.
   Его величество сказал, что, по правде говоря, следовало бы докладывать  о
любви и уважении к тете, но он понимает, что тетя Гедвига сидит  в  печенках
не только у него, но и у остальных. Так что пусть будет лесоруб  Кукс  -  он
согласен.
   Тут король вернулся к основному вопросу дня:
   - Мастер, говоришь? - уточнил он.
   - Великолепный, - подтвердил Марона.  -  Но  дело  в  том,  что  за  свою
безупречную работу он требует выполнить его условия, и в этом, так  сказать,
вся трудность положения.
   - Ну, чего он там хочет?
   Марона натянуто улыбнулся:
   -  Да,  в  общем,  сущий  пустячок:  вернуть  ему  его  славный  топорик,
обеспечить необходимым количеством стройматериалов и каждый день выдавать по
два бочонка вина плюс немного копченого мяса и хлеба. А самое главное  -  он
требует  тело  тети,  дабы  согласно  его  размерам  изготовить  специальное
антихрапное ложе для того, чтобы ее величество Гедвигу прямо  на  нем  можно
было поместить в центре нашего мероприятия. Вы ведь сами говорили,  что  она
может проснуться в любой момент. Так вот, даже если проснется, придраться  к
чему-либо ей будет уже сложнее.
   Король почесал бороду:
   - Топорик, топорик... Кстати, где его топорик?
   Такого вопроса Марона не  ожидал.  Он  как  раз  готовился  к  длительным
переговорам и репетировал самые веские и убедительные аргументы. Король,  по
обыкновению, застал его врасплох:
   - Не знаю. Может, в музее...
   - В музее! Такую вещь - и в музей!  Вы  что,  не  знаете,  что  из  музея
постоянно кто-то что-то тянет себе домой? Я всегда настаивал на  том,  чтобы
особо ценные вещи клали сразу в сокровищницу.
   Оттобальт встал из-за стола и прошелся к окну широким строевым шагом:
   - Да, дело способно принять интересный оборот, если  наш  лесоруб  что-то
такое надумал.
   Марона слегка покраснел:
   - Ну что вы, ваше величество, в этом отношении Кукс - святой человек,  он
и девственницы пальцем не тронет. Разве что зарубить может.
   Король мечтательно посмотрел в окно, прислушался к  храпу,  доносившемуся
откуда-то сверху и сбоку, и произнес по слогам:
   - Вот-вот, за-ру-бить.
   Марона тоже прислушался к ощутимой вибрации. На  столе  слегка  зазвенели
пустые бокалы:
   -  Тут  следует  учитывать,  что  рыцари-бесумяки  тоже   понимают,   что
Нучипельская Дева может очнуться от своего сна в любой момент и  спросить  с
них со всей строгостью магистра ордена. Охранять они  ее  будут  как  зеницу
ока. И я могу их по-человечески понять.
   Оттобальт ушел в себя и какое-то время молчал. Затем спросил безо  всякой
видимой связи с предыдущим:
   - Сколько, говоришь, Кукс просит вина?
   - Две бочки в день, ваше величество.
   - Отлично, пусть будет две. И пусть гвардейцы с него глаз не  спускают  -
время от времени. И скажите, что  за  антихрапное  ложе  я  буду  благодарен
отдельно. Вплоть до того, что рассмотрю вопрос об овсянке  на  ближайшем  же
королевском совете.

***

   Если бы в Дартском замке знали Шекспира...
   Впрочем, мы уже неоднократно сетовали на то, что в  Вольхолле  как-то  не
слишком почитают  этого  прославленного  драматурга.  Строго  говоря,  здесь
вообще не читают известных нам писателей. В Вольхолле свои классики.
   Особенной популярностью пользуются "Базяки дремучего вумпы"  (сколько  бы
ни  твердили  литературоведы,  что  это  типично  детское  чтиво),  а  также
мелодраматическая поэма "Плач по Лязбубской пилюкальче",  авторство  которой
приписывалось двум, а то и трем десяткам гениев. Но ни в одном из  указанных
произведений не уделяется должного внимания природе. А зря.
   Именно по этой причине  участники  описанных  ниже  событий  не  обратили
внимания на кроткую молочно-белую луну, трудолюбиво светившую со звездного и
ясного  ночного  неба  и   казавшуюся   совершенно   неуместной   в   данных
обстоятельствах. Как бы ни прелестна и полна была она в этот час,  но,  увы,
осталась незамеченной.
   Сюда скорее бы подошла погода, описанная Шекспиром в "Короле  Лире",  акт
третий. Вот кто был настоящим мастером своего дела. Шекспир,  разумеется,  а
не Лир.
   Но мы отвлеклись...
   Вначале ночь была даже тихая. Если, конечно, можно назвать тишиной легкий
шелест  листьев,  обдуваемых   теплым   ветерком,   и   громоподобный   храп
королевы-тети Гедвиги,  прочно  утвержденной  на  полунаклонном  антихрапном
троне-ложе, созданном гением  и  золотыми  руками  небезызвестного  лесоруба
Кукса.
   Сам  создатель  этого  шедевра  примостился  рядом,  у  подножия   трона,
привалившись спиной к пустой бочке из-под вина. На его давно не бритом  лице
мелькала блаженная улыбка, а крупный нос  подергивался,  как  хобот  пьяного
тапира, и выводил сложные фиоритуры.  Откровенно  говоря,  лесоруб  Кукс  не
только был похож на пьяного тапира, но и на самом деле пьян в стельку.
   Вокруг этой необычной парочки,  напоминавшей  в  лунном  свете  мраморные
статуи  влюбленных,  которыми  любят  уродовать   парки,   аккуратным   каре
расположился отряд верных  рыцарей-бесумяков.  Он  и  придавал  строгость  и
завершенность этой  композиции  -  как  визуально,  так  и  с  точки  зрения
музыкального  сопровождения.  Ибо  лесоруб  Кукс  -  как   это   свойственно
самонадеянным смертным - переоценил свои (довольно-таки большие) возможности
и упился уже первой бочкой. А второй сосуд с амброзией... то есть  вином  из
божественных гарбульзиков достался  бдительной  тетиной  охране,  каковая  и
нализалась до зеленых чертиков в глазах и полной невменяемости.
   Утратив ориентацию в пространстве, они застыли, словно звучащие  колонны,
опираясь не столько на двуручные мечи, сколько на невероятное чувство долга,
не изменившее им даже в этот миг.
   Славный Оттобальт, которому около  восьми  часов  вечера  слуги  принесли
радостную весть о завершении работы над  антихрапным  ложем,  спал  в  своей
опочивальне.  Мы  были  бы  рады  продолжить,  заявив,  что  спал  он   сном
праведника, однако любовь к точности  заставляет  нас  отказаться  от  этого
намерения.
   Спал король крайне неспокойно.
   Снилась ему дражайшая тетушка, но как-то еще более странно,  чем  всегда.
Такие сны, сказал бы искушенный Мулкеба, Всевысокий Душара посылает нам  как
испытание перед концом света, чтобы попривыкли немножко.
   Нучипельская Дева-Избавительница  скакала  в  ночной  рубашке  и  колпаке
верхом на голубоглазом язьдрембопе. В правой руке  она  сжимала  кочергу,  и
этой кочергой отчаянно размахивала, побуждая к атаке отряд верных бесумяков.
Атаковали они ни много ни мало - неприступный  Дартский  замок,  за  стенами
которого засел он, Оттобальт, в окружении последних солдат своей гвардии.
   Обливаясь холодным потом  и  бормоча:  "Заприте  ворота!  Скорее  заприте
ворота!" -  его  величество  наконец  проснулся.  Он  подскочил  в  постели,
чувствуя, как вибрируют  все  мускулы,  а  по  спине  стекает  предательская
холодная струйка.
   Перекошенные физиономии фанатиков-бесумяков еще какое-то  время  метались
по самым темным углам опочивальни. Яркий лунный свет заливал центр комнаты.
   "Полнолуние", - догадался Оттобальт, собираясь списать свой кошмар на  ни
в чем не повинное ночное светило.  Однако  дело  осложнилось  тем,  что  сон
прошел, а вот тарарам и кошмар никуда не делись. В замке и  наяву  творилось
нечто  невообразимое  -  крик,  топот,  странное  рычание,  лязг  и   прочие
безобразия. Грохот стоял такой, что король как бы  слегка  пожалел,  что  не
досмотрел свой сон до конца.
   Сто к одному, что тетя взяла бы замок с первого же приступа.  Ну  и  что?
Зато это было бы во сне. А теперь вот кто-то наверняка взял  замок  или  еще
что похуже, но  уже  не  проснешься  и  не  вздохнешь  с  облегчением.  Надо
разбираться.
   Король тяжко вздохнул и приступил к разбирательству.
   Для  привлечения  внимания  нерадивых  слуг  к  своей  персоне  Оттобальт
использовал  несколько  предметов:  трещотку,  тиморский  гонг,   мелодичные
колокольчики из загадочной страны Ярва-Яани, а также дикие вопли, издаваемые
собственной луженой глоткой. Справедливости ради нужно отметить, что на слуг
действовало только последнее из упомянутых  средств,  а  все  прочие  скорее
доставляли наслаждение самому монарху, который не  был  чужд  и  меломанских
радостей.
   Такое состояние мы обычно определяем как триумф надежды над опытом.
   Король ухватился за трещотку и какое-то время  энергично  размахивал  ею.
Возможно, она и производила какие-то звуки, но слишком  уж  жалкие  в  общем
хоре. Во всяком случае, даже Оттобальту  не  удалось  наверняка  определить,
слышно ли ее на расстоянии.
   Последовательный во  всяком  серьезном  деле,  он  попытал  счастья  и  с
тиморским гонгом, и с колокольчиками.  Последние  звучали  особенно  тихо  и
незаметно.
   Дикий вой, изданный  королем  напоследок,  мог  разогнать  все  фамильные
привидения и приблудившихся призраков, если бы ранее их не распугал  кошмар,
царивший во внутреннем дворе.
   Другой бы,  более  слабый  духом,  человек  сдался  и  пал  под  натиском
непреодолимых обстоятельств. Другой, но не потомок  Хеннертов.  Задумавшись,
король залез под кровать и вытащил оттуда сундучок с самыми важными  вещами.
Из сундучка  он  извлек  предмет,  напомнивший  бы  любой  домашней  хозяйке
мясорубку, а любому начальнику штаба Гражданской обороны - сирену.  Впрочем,
ни домохозяйки, ни начальника штаба среди знакомых  Оттобальта  отродясь  не
водилось, и  потому  он  полагал  предмет  простым  подарком  на  память  от
демонических драконорыцарей.
   На предмете виднелась загадочная  надпись:  "ALARM  ZUMMER,  erzeugen  im
Deutschland. Hamburg, 1940".
   Тут мы вынуждены несколько отвлечься от  происходящего  и  объясниться  с
недоуменным читателем.
   Сирену спер хозяйственный Клаус в первые  часы  пребывания  на  Восточном
фронте. Правда, находясь в состоянии  того  жестокого  похмелья,  о  котором
потом с трепетом рассказывают внукам, он принял Аларм Зуммер за машинку  для
набивания патронов в пулеметную ленту. Ну и что с того, что эти два предмета
абсолютно непохожи? В том состоянии, в котором пребывал Клаус, это все равно
было не более чем темное пятно с торчащей сбоку ручкой. И это самое нечто он
и стащил, радостно хихикая и дивясь своей предусмотрительности и ловкости.
   Когда майор фон Морунген ощутил в  себе  достаточно  сил,  чтобы  бранить
своих подчиненных, то первым  делом  он  выбранил  Клауса  за  то,  что  тот
понапихивал в машину кучу ненужных предметов, из-за чего  внутри  стало  еще
более тесно. Выбрасывать же новехонькую - хоть  и  абсолютно  бесполезную  -
вещь не позволила знаменитая  немецкая  бережливость.  Так  бы  и  проездила
бедная сирена мертвым грузом по всем  русским  и  вольхоллским  дорогам,  но
случился однажды в жизни экипажа "Белого дракона" незабываемый  Мумзьнямский
танцевальный вечер на десять мифических персон с громоподобным бумбитрямом в
финале.
   Питейная программа вечера была столь обширна, хозяева столь гостеприимны,
а нехватка мифических персон столь ощутима, что  доблестные  танкисты  очень
быстро дошли до той стадии, которой они  достигали  всего  несколько  раз  в
жизни и исключительно в "Синей жирафе".
   Дитрих фон Морунген так никогда и не вспомнил, как именно  он  представил
Аларм Зуммер - как одну  из  недостающих  мифических  персон  или  как  свой
вариант бумбитряма. Да и бог с ней, с точностью в деталях. К  черту  детали.
Главное, что восхищенный Оттобальт утром  второго  дня  самозабвенно  крутил
ручку этой адской машинки - и это привело к тому, что немцы, впавшие в  сон,
по глубине напоминающий  летаргический,  встали  все  как  один.  Они  плохо
соображали и порывались отстреливаться от собак и  собутыльников,  а  Генрих
все норовил  развернуть  замковую  башню,  чтобы  пальнуть  как  следует  по
кому-то, кто пригрезился  ему  в  похмельном  угаре,  -  но  его  величество
радовался от души.
   Поэтому, когда "Белый дракон"  двинулся  в  свой  исторический  поход  за
Граалем (в данном случае - Белохатками), пришедший в  чувство  майор  понял,
что может убить нескольких зайцев одним  выстрелом:  доставить  удовольствие
союзнику, освободить место в танке, а также  избавиться  от  ненужной  вещи,
один взгляд на которую вызывал у него резкий приступ идиосинкразии.
   Словом, король стал счастливым обладателем  взаправдашнего  демонического
предмета, к которому обращался почтительным шепотом.
   Прижав  Аларм  Зуммер  к  животу,  Оттобальт  несколько   раз   провернул
сопротивляющуюся ручку.  Демонический  предмет  издал  пронзительный  воющий
звук, еще более ужасный, нежели те, что доносились снаружи. Будто бы грозный
морской змей Вапонтих  почувствовал  внезапное  родство  душ  с  мартовскими
котами и  принялся  подражать  им  в  силу  отмеренных  ему  возможностей  и
талантов. У Оттобальта мурашки побежали по спине. Но ему  нравилось  крутить
упрямую рукоятку, да и цель была достигнута. Вряд  ли  бы  нашелся  во  всем
Дарте тот глухой, который не слышал этого воя.
   Спустя пару минут за дверью послышался топот и взволнованные голоса:
   - Беда, беда! Нападение!
   - Спасите! Помогите!
   - Злокумсые канчуленяки! Злокумсые канчуленяки в замке!
   - Канчуленяки?! Где? Как они сюда попали?
   - Выносите столовое серебро и золото! Соблюдайте спокойствие!
   - А-а-а!!! Мамочка, а-а-а...
   - Канчуленяки в королевской опочивальне!!!
   - Скорее спасайте короля!
   - Стража, за мной! - раздался  хорошо  поставленный  голос,  и  король  с
удовольствием отметил, что Сереион уже на месте,  собран  и  спокоен,  готов
действовать. Да что там говорить - это же Сереион. Этим все сказано.
   - Сюда, сюда!
   - Туда, там! О!
   - Все воют и воют... как сильзяшные пичкамуты! С десятка два будет!
   - Луки на-а-а-а изготовку! Мечи о-о-о-бнажить! К битве товьсь!
   Многострадальная дверь королевской опочивальни уже один раз в этом месяце
подвергалась бешеному натиску гвардейцев и стражников - и, чего греха таить,
не выдержала. Пала,  можно  сказать,  будто  обычная  дверца  в  чулан,  где
рачительная  хозяйка  прячет  свое  кусьяльное  варенье.  После   печального
инцидента (причиной которому было  вторжение  ведьмы  Свахереи  на  седласой
забаске)  недовольный  король  приказал  строителям  соорудить   препятствие
помощнее и посолиднее. Оттобальт как в воду  глядел,  предвидя,  что  верные
подданные  не  оставят  его  в  покое.  И  верно:  новая  дверь   затрещала,
заскрипела, затряслась.
   Что и  говорить  -  строители  дело  свое  знали  и  работали  на  славу.
Гвардейцам на сей раз пришлось нелегко, но чувство долга звало их на  помощь
возлюбленному повелителю, и что им какие-то двери? Они крепости брали шутя.
   Еще одно усилие -  и  две  дюжины  гвардейцев,  возглавляемых  Сереионом,
ввалились в спальню к королю многоруким и многоногим  копошащимся  монстром.
Нельзя сказать, что представшая их  взорам  картина  как-то  соответствовала
сцене кровавой битвы, которую  они  уже  видели  внутренним  взором.  Но  ни
смертельно опасных канчуленяк, ни мартовского трепетного Вапонтиха,  ни,  на
худой конец, злоумышленников с кривыми  кинжалами  в  зубах  не  узрели  эти
достойные сыны Упперталя.
   Тихая  спокойная  комнатка.  Очаровательные  шторки  в  цветочек,  словно
паруса, надуваемые теплым ветерком. Милые  сердцу  безделушки  -  коробочки,
статуэтки,  мягкий  пуфик,  застывший  у  стены.  Небольшой  натюрмортик  из
продуктов питания - фрукты, мясо и хлеб на золотом подносике,  кувшин-другой
с прохладительным и взбодрительным: Хе