нициатором существующей в Северороссии системы социальной рыночной экономики и автором проекта создания Балтийской Конфедерации, ставшей впоследствии Балтийским Союзом. Сегодняшнее утреннее заседание Думы началось минутой молчания, в память об Алексее Татищеве. Депутаты приняли решение рекомендовать столичному муниципалитету назвать именем Алексея Татищева один из строящихся в Санкт-Петербурге проспектов и установить памятник на одной из центральных площадей. Соболезнование семье усопшего направили лидеры и парламентарии большинства ведущих мировых держав".

Эпилог

     - Алексей, Лёша, проснись.
     Колычев тряс его за плечо и звал своим задорным, веселым голосом.
     Алексей открыл глаза. Вначале дикое несоответствие увиденного с ожидаемым поразило его. Казалось, всего полчаса назад, поиграв с правнучкой, он отправился в свою спальню, лег на кровать и уснул сном праведника. Но сейчас не было спальни, не было дома на окраине Тарту. Вокруг шумел прекрасный сад, а рядом приятно и мелодично в мраморной чаше журчал фонтан. Алексей лежал на плетеном ложе, а над ним склонился старый друг и учитель - Сергей Колычев. Борец выглядел сильно помолодевшим с тех пор, как они виделись в последний раз, в сорок первом году. На нем было его любимое японское кимоно, а лицо словно излучало свет.
     - Сергей?! - удивленно проговорил Алексей, поднимаясь. - Ты же...
     - Ушел? Да, но вот теперь мы снова вместе.
     - Где я? - повел глазами вокруг Алексей.
     - Какая разница?
     Алексей вскочил... Слишком легко вскочил для своих восьмидесяти четырех. Подойдя к бассейну, заглянул в воду и увидел там полного сил мужчину лет сорока.
     - Это сон?! - понимающе улыбнулся Алексей.
     - Все люди спят, но однажды проснутся , - уклончиво ответил Колычев.
     - Я умер?
     - Ну, ты же должен знать, что смерти нет, - укоризненно проговорил Колычев. - Меняется лишь форма.
     - И что теперь?
     - Сложный вопрос, - покачал головой Колычев. - Ты сам должен ответить на него. Здесь кое-кто считает, что тебе надо вернуться. Но я и Костин думаем, что ты мог бы и остаться.
     - Костин здесь?!
     - Конечно, - хохотнул мичман, выходя из-за фонтана. - Мы все приходим сюда, те, кто добился мастерства.
     - А я? - поднял брови Алексей.
     - Но ты ведь сам знаешь ответ на этот вопрос, - улыбнулся Колычев.
     - Знаю, - кивнул Алексей. - Так за чем же дело стало?
     - Не за чем, - проговорил Костин. - Тебе же сказали, ты сам должен это решить. По крайней мере, я пришел сказать, что ты меня не подвел. Я очень боялся, когда видел тебя на войне. И я был рад, когда ты победил зверя.
     - Ты молодец, - подтвердил Колычев, - стал мастером и подготовил многих учеников. Ты передал мою школу в достойные руки.
     - В принципе, - продолжил неизвестно как оказавшийся рядом с ним Артем, - ты имеешь право остаться здесь за одно предотвращение кризиса сорок девятого года. А уж то, что не только сумел стать мастером государственного управления и политической игры, чему тебя, кстати, никто не учил, но и передать мастерство ученику, - это вообще выше всяких похвал.
     - Да ладно, - смутился Алексей, - принципы-то одни, что в борьбе, что в политике.
     - Не скромничай, - возразил Колычев, - не всем удается найти взаимосвязи.
     - За то, что во главе Северороссии сейчас стоит монарх - мастер, мудрый человек, знающий, что такое баланс сил и интересов, понимающий людей, - тебе отдельный поклон, - торжественно произнес Артем.
     - Ой, ребята, что-то вы меня очень захваливаете, - фыркнул Алексей.
     - Ну, я надеюсь, ты сам добавишь ложку дегтя, - ухмыльнулся Артем.
     - Все правильно, - кивнул Алексей. - Я так и не научился смотреть на мир со стороны. Я прожил жизнь словно бегун, видящий впереди одну лишь финишную ленту и не замечающий ничего вокруг. Я так и не освободился от привязок. Ты был прав тогда в поезде, Артем. Мне надо вернуться и пройти все сначала. Спокойно, вдумчиво. Не привязываясь ни к чему. Я так и не научился философски смотреть на мир и оттого так много пропустил в той жизни. Имел семью, но подчинил ее жизнь политике. Боевое искусство сделал тренингом для достижения целей. До конца своих дней играл в политику и с политиками, так и не смог отойти от всего этого, подумать о главном. Добился своих целей, но потерял остальное. Я не усвоил всех уроков.
     - Фон Рункель сказал примерно так же, - подтвердил Артем. - И Санин тоже. Хотя нам троим удалось их убедить, что ты заслужил право не возвращаться и можешь научиться тему, чего еще не постиг, здесь. Но решать тебе. Поверь, жизнь здесь очень приятна.
     - Совсем не тяжела, - проговорил Колычев.
     - И наполнена радостями, - поддержал Костин.
     - Но я же не закончил всего там, - ответил Алексей. - Мне надо вернуться.
     Артем взял его за руку, и мгновенно окружающий пейзаж исчез. Исчезли и Костин с Колычевым. Теперь двое стояли посреди пустоты, а далеко под ними вертелось пестрое колесо из мириада разноцветных миров.
     - Посмотри, - указал вниз Артем. - Все это лишь игра, иллюзия, созданная для того, чтобы бултыхающиеся там могли идти вверх. Тот мир, в котором обитаем мы с твоими друзьями, такая же песчинка в общей круговерти, если посмотреть на него сверху. Ты не нужен там, внизу. Вопрос: нужно ли тебе туда.
     - Но человек совершенствуется через трудности, - проговорил Алексей. - Чем их больше, тем быстрее обучение. Я, конечно, понимаю, здесь легче, но дольше. Я боец и не привык отступать перед трудностями. Не хочу быть принятым к вам "за заслуги". Я хочу войти в ваш мир как равный.
     - Достойный ответ, - кивнул Артем. - Я в тебе не ошибся. Ну что же, до скорой встречи. Я буду тебя ждать.
     Опора под ногами Алексея внезапно исчезла, и он полетел вниз. В первое мгновение мелькание разноцветных миров ослепило его, и он зажмурился...

***

     Алексей открыл глаза. Прямо перед собой он увидел лицо Павла, молодого, восемнадцатилетнего, такого, каким он был в четырнадцатом... нет, в две тысячи втором году. Но это лицо не было ни ироничным, ни озабоченным, ни веселым, ни гневным. По маске изумления, застывшей на нем, по широко открытым, округлившимся глазам Алексей понял, что лишь минуту назад Павел увидел наведенный на него ствол и роковую вспышку.
     Переведя взгляд на свои руки, Алексей увидел, что они явно также принадлежат молодому человеку. Вскочив, он подбежал к висящему на стене зеркалу. Оттуда на него смотрел юноша лет восемнадцати, блондин... Это был он, тогдашний, еще не попавший в тот мир.
     - Лёшенька, что с вами? - послышался сзади спины удивленный голос Санина.
     Обернувшись, Алексей увидел профессора, сидевшего за столом с чашкой чая и с изумлением взиравшего на своего студента. Сознание медленно возвращалось к Алексею. Он увидел круглый стол с самоваром и чашками с недопитым чаем, стоящую вокруг него плетеную мебель начала двадцатого века. К нему подошел Павел, заглянул через его плечо в зеркало и остолбенел, увидев свое отражение.
     - Ты... - протянул Алексей. - Кто тебя?
     - Гоги Кордия, охранник, - как во сне отозвался Павел.
     - Ребята, о чем это вы? - озадаченно проговорил Санин. - Что-то вы спорили, спорили, и вдруг с мест повскакали?
     Молодые люди догадались, что наставник ни о чем не знает.
     - Позвольте войти? - В дверь заглянул молодой худощавый мужчина, на вид лет тридцати с небольшим. Он был одет в потертые джинсы, кроссовки и джемпер.
     - А, Петенька, проходите, - широко улыбнулся Санин.
     - Здравствуйте, Дмитрий Андреевич, - подошел к столу и пожал протянутую ему руку неожиданный гость.
     - Что же, присаживайтесь. Когда уезжаете? - осведомился Санин, доставая из серванта чистую чашку и указывая гостю на диван.
     - Через неделю, двадцать пятого августа, - словно во сне, отозвался Петр. - Вот, попрощаться приехал.
     - Петенька, да проснитесь вы, - укоризненно произнес Санин. - Вы после поездки на эти съемки как не свой.
     - Да, Дмитрий Андреевич, извините, - спохватился Петр. - Задумался.
     - Петр у нас ездил на съемки, на три месяца, консультировал съемочную группу, - пояснил Санин студентам. - Ах, простите, вы же не представлены. Это, судари мои, мой ученик, кандидат исторических наук Петр Назаров. Сейчас получил грант на длительную работу в Швеции, в Стокгольме. Уезжает, как вы слышали, через неделю. А это, - Санин повернулся к Петру и показал на студентов, - мои студенты. Перешли на второй курс. Алексей Татищев и Павел Сергеев. Толковые ребята, друзья не разлей вода. Но до вашего прихода чуть не перебили друг друга в пылу дискуссии.
     - Каков же был предмет столь жаркого научного спора? - осведомился Петр.
     - Идеологического, друг мой, - ухмыльнулся Санин, наливая чай в чистую чашку. - Алексей, видите ли, у нас демократ, а Петр - убежденный коммунист. Вот они и заспорили о путях развития Руси многострадальной. Как водится, до хрипоты, до драки.
     - Ой, ребята, - поморщился Петр, принимая чашку и размешивая в ней сахар ложечкой, - и надо это вам? И так из-за этого народу куча полегла, а вы тут всё еще поделить не можете.
     На минуту в комнате воцарилась тишина, потом Алексей неожиданно для себя самого улыбнулся и произнес:
     - Да и правда, чепуха. Не стоит того.
     - Ага, - поддакнул Павел, - чепуха. Закроем тему на этом.
     - Ну что же, судари мои, - проговорил весьма обескураженный таким поворотом разговора Санин, - тогда извольте еще чайку?
     - Нет, спасибо, - покачал головой Алексей. - Мне пора.
     - Да и я тоже поеду, - поддакнул Павел.
     - Воля ваша, - вздохнул Санин, - но так просто вы от меня не уйдете. Раз уж пришли ко мне на кафедру за научной работой, получите. Подготовьте мне к октябрю свои доклады. Предположим, не позднее тринадцатого века на северо-западе Руси создается самостоятельное государство. Как оно сформируется - ваша гипотеза. Проанализируйте, как оно могло существовать, в каком направлении развиваться, как повлияло бы на судьбу других государств, вплоть до двадцатого века. Если убедите меня, по пятерке в зимнюю сессию гарантирую. Но предупреждаю: спорить будем жарко.
     Молодые люди растерянно переглянулись. После минутного молчания Алексей выдавил:
     - Конечно, Дмитрий Андреевич, сделаем. А сейчас, извините, на электричку надо спешить.
     - Да, конечно, - энергично закивал Павел. - Надо торопиться. Всего доброго.
     - Может, проводить? - участливо осведомился Санин.
     - Нет, что вы, не стоит! - в один голос воскликнули молодые люди, покидая веранду.
     - Тогда всего доброго, - помахал им рукой на прощание профессор.
     Минут двадцать они шли по дорожке к станции молча, погруженные в свои мысли, пытаясь осознать происшедшее. Наконец Павел проговорил:
     - Алексей, я не ошибся, ты тоже был там?
     - Да, - отозвался, помолчав, Алексей.
     - До какого времени ты... там? - срывающимся от волнения голосом спросил Павел.
     - До восьмидесятого, - ответил Алексей.
     - Расскажи, что там было, - не выдержал Павел.
     - А не поссоримся? - помедлив, спросил Алексей.
     - Думаю, теперь уже нет, - подумав, произнес Павел.
     Переливистый свисток электрички прорезал тишину Карельского леса. Оба юноши вздрогнули от неожиданности и инстинктивно прибавили шаг. Взобравшись на пригорок, они увидели поезд, подходящий к платформе. Алексей моргнул. Это не был николаевский паровоз с вагонами начала прошлого века, это не был двухцветный сине-серый поезд ближнего следования североросских железных дорог, с вагонами первого и второго класса, это была обычная советская электричка зеленого цвета, с эмблемой "РЖД" и красными полосами на кабине машиниста. На высокой платформе сгрудились люди в потертых костюмах, с сумками, наполненными урожаем со своих соток, и букетами цветов, срезанных на дачных клумбах.
     - Уф, - почему-то облегченно произнес Алексей, - я уж испугался. Ну что, бежим? А то опоздаем.
     - Не, - Павел прислонился к сосне, - давай следующую подождем. - Мне еще в себя прийти надо. Слушай, ты и вправду все то же видел? Наваждение какое-то, сон.
     - Про Северороссию? Павел вздрогнул.
     - Кронштадт, - произнес он, - Зигмунд, замок гроссмейстера, Петербург при впадении Охты? Наш бой под Лугой, Инга? Мой обмен, война тридцать девятого - сорокового, раздел страны, выборы... - он запнулся, - пятьдесят седьмой?
     Алексей молча кивнул.
     - Господи, но это же невозможно, - обхватив голову руками, Павел сполз на землю. Алексей сел рядом. Просидев в молчании минут десять, Павел проговорил:
     - Это был сон?
     - Сомневаюсь, - покачал головой Алексей.
     - А что там было потом? - выдавил Павел и вдруг, словно сбросив какой-то тяжелый груз, посмотрел на небо, глубоко вдохнул и проговорил уже совсем другим тоном: - Мне это, вообще-то, для реферата Санину. Уж больно пятерку в семестр хочется. Ты же всегда мне списывать контрольные давал и шпорами делился.
     - Ну, слушай, - хмыкнул Алексей. - В пятьдесят седьмом на выборах победил Леонтьев...
     - А вообще, не надо, - оборвал его Павел, - я не верю, что все это было. Гипноз какой-то, наваждение на нас двоих, я не знаю. Все это нереально. Наука может объяснить. Может, Санин об этом много думал, создал особое поле, в которое мы попали. Да и Северороссия эта - бред. Не могло быть такого. Обязательно докажу Дмитрию Андреевичу, что его идея абсурдна.
     - Возможно, - отвел глаза в сторону Алексей.

***

     Мягко ступая по плиткам тротуара, Артем прошел по узкой улочке старого города, остановился у витрины магазина компьютеров и хмыкнул. Вряд ли кто-либо из работающих в этом магазине знает, что когда-то здесь была харчевня "У папы Фрица". А вот он, Артем, помнит, как вылетал из нее, спасаясь от ополченцев Цильха, каких-то шестьсот с небольшим лет назад. Впереди еще был поединок с Цильхом, осада Новгорода, бой на Ладоге, все, что теперь кажется идущим мимо людям далекой историей... и видится совсем не так, как это было на самом деле. Почему-то именно сюда он забрел, прощаясь с этим миром. Сегодня он уже обошел весь старый город, собор, Гроссмейстерский замок... Павел с Алексеем так и не узнали, что в семнадцатом и восемнадцатом годах камерой их заключения служил бывший кабинет советника великого князя Северороссии... его бывший кабинет.
     Он в последний раз окинул взглядом узкую улочку, чертовски узкую. Настолько узкую, что они вдвоем с рыцарем Вайсбергом перегородили ее от стены до стены, сражаясь с толпой напирающих ополченцев. А там, за углом, у него был поединок с Цильхом. Его первая настоящая победа.
     Он осмотрел ряд дорогих машин, припаркованных у тротуара, взглянул на людей, одетых в добротные одежды и беззаботно вышагивающих по мостовой, и сделал шаг в сторону. Через секунду под его ногами зашуршала сочная зеленая трава. Издалека, со стороны теплого моря, доносился рокот прибоя; субтропическое солнце стояло высоко в небе.
     Прямо перед ним, держа учебные рапиры в руках, стояли Рункель и Басов. Артем понял, что они снова состязались в искусстве фехтования.
     - Значит, решил уйти? - осведомился Рункель.
     - Да, поброжу по мирам, - пожал плечами Артем. - Может, решусь - и свой собственный мир создам. То, что я обещал здесь, я выполнил. Не всю же кальпу мне тут торчать.
     - Слушайте, ребята, - вмешался в разговор Санин, стоявший неподалеку вместе с Костиным и Колычевым, - объясните мне для начала, кто это там с парнями на даче остался?
     - Все элементарно, - улыбнулся Артем. - психонейронная копия, проекция вашего ментального образа в нижнем мире...
     - Ай, - махнул рукой Санин, - вечно вы выдумываете.
     - Ничего, - проговорил Артем, - скоро сам научишься.
     - Зачем ему твои ментальные образы, - расхохотался Костин, - если он мастерски делает барбекю. Кстати, предлагаю на прощание организовать пикник.
     - Я не против, - пожал плечами Артем.
     - А может, вообще останешься? - предложил Колычев,
     - Да нет, ребята, это вам здесь все внове, - ответил Артем, - а я уже освоился. Новое постигать надо.
     - Ну, смотри, - пожал плечами Басов. - К нам-то хоть заходить будешь?
     - А куда он денется, - скривился Рункель, - с его слабым ударом и никудышной защитой. Ему еще учиться и учиться, а не миры создавать.
     - Что?! - Артем вспыхнул. - Никудышная защита! Ну-ка, Игорь, дай мне твою рапиру.
     - Вот, это дело, - расхохотался Басов, подавая оружие рукоятью вперед.
     - Давай, покажи, чему научился, - хмыкнул Рункель, становясь в позицию. - Из Северороссии ты можешь уйти, но от меня ты не скроешься, пока я не буду удовлетворен твоим уровнем... А я им никогда не буду удовлетворен, потому что нет предела совершенству.