для него процедуру заявления для печа-
ти с передачей по телевидению. Отец Фергус постарался па славу: не мень-
ше сотни журналистов и телеоператоров кишело на борту американского  са-
молета,  в  салоне  которого  прямо  па  аэродроме  Линкенни  состоялась
пресс-конференция.  Полуослепленный,  полуошпаренный ярким светом юпите-
ров,  Спринглторп прочитал правительственное сообщение. Оп знал его наи-
зусть и ни разу не сбился:
   "Отдавая себе полностью отчет в том,  что  предпринятая  акция  может
вызвать  обвинения в нарушении природного равновесия в бассейне западно-
европейской котловины Атлантического оксапа, мы самым энергичным образом
подчеркиваем,  что стремимся как раз к обратному. Ибо неотвратимо надви-
гающееся исчезновение нашего острова означает гораздо большее  нарушение
этого  равновесия,  чем  попытка  хотя бы частично сохранить территорию,
принадлежащую нашему народу".
   На следующий день пошли протесты. Первым пришел протест Японии: "Глу-
боко и искренно принимая к сердцу трагедию нации, лишающейся собственной
земли,  правительство и народ Японии не могут одобрить действий, способ-
ных  привести  к неконтролируемому радиоактивному заражению вод Мирового
океана".
   - Чушь!  - неистовствовал в радиотелефоне голос Левковича. - Я же вам
говорил: весь уран, который мы ухлопали па это дело, извлечен из морской
воды.  Что мы, дети, что ли? Если на то пошло, попади он в воду весь це-
ликом  -  так  равновесие только восстановится.  Почему вы не сказали об
этом в заявлении?
   - Забыли, - ответил Спринглторп.
   - Забыли!  Публикуйте разъяснение. Езжайте на сессию ООН, делайте что
хотите, но чтобы с этим было все ясно! Вы поняли?
   Ехать в штаб-квартиру ООН,  эвакуированную в Виннипег,  так или иначе
Спринглторпу предстояло в ближайшие дни.  Международный штаб "впредь  до
получения разъяснений" приостановил финансирование технических операций.
"Ходят слухи,  что группа стран готовит проект  резолюции  с  осуждением
проводимой акции", - сообщил О'Брайд.
   - Поеду и выступлю, - сказал Спринглторп Левковичу. - Как у вас дела?
   - Пока работают три точки:  первая,  вторая и пятая. Суточный выход -
около ста тератонн, но это только начало. Разгуляется.
   Через два дня загудело в четвертой, затем в седьмой и восьмой точках.
Потом заработали двенадцатое и тринадцатое жерла.  Восемь вулканов буше-
вали на океанском дне.
   - Нам и так почти хватит! - доносилось по радиотелефону. - Еще бы па-
рочку: третью да десятую. И довольно будет. Запас остался, мы бомбим де-
сятую.  День-два - и прорвет. Не может быть, чтобы не прорвало. Зрелище!
Приезжайте посмотреть.
   Десятую прорвало три дня назад. Да как прорвало! В три дня гигантская
гора поднялась на всю четырехкилометровую толщу океанских вод и выброси-
ла над поверхностью свой грозный султан.
   "Эльпидифорос" крейсировал  теперь вдоль фронта вулканов.  Еще два из
них - второй и пятый - приподнялись над океаном.  А десятый высился  уже
почти на полкилометра.
   Дебаты в ООН были назначены на послезавтра,  и Спринглторп решил, что
перед этим должен увидеть своими глазами все,  что происходит в море.  И
вот  он стоял и смотрел,  сжимая руками стальной поручень,  идущий вдоль
борта танкера. Смотрел и пытался себе представить, что происходит там, в
ужасной тьме океанских глубин: бешене кипение воды, огромные тускло-баг-
ровые комья,  витающие на струях пара,  тягучее клокотание громоздящейся
грязи.
   - Суточный  суммарный выход по всем точкам - две тысячи сто тератонн.
Мы рассчитывали на две семьсот, но при этом закладывали двадцатипроцент-
ный запас.  Так что по делу сейчас - как раз!  - кричал ему в ухо Левко-
вич.
   Каких чудовищ пришлось выпустить из недр, каких чудовищ! Сквозь пеле-
ну  дыма  тусклым  красным кружочком светило солнце.  С неба свешивались
длинные серые струи. Нечем было дышать.
   - Смотрите!  Такой была Земля миллиард лет тому назад!  - не унимался
Левкович.
   - А это кончится?  - пролепетал Спринглторп. Вдруг и это не кончится.
Вдруг все это...
   - Кончится! - кричал Левкович. - Вот выдавит очажок - и кончится. Еще
три недельки - и будет тишь да гладь!
   - Господин  президент,  мсье академик,  - торжественно заявил капитан
Хараламбос,  отмывшийся в очередной раз.  - Мне,  капитану  корабля,  по
морским законам принадлежит право назвать вновь родившуюся сушу. Я наме-
рен воспользоваться этим правом,  но поскольку ее  создателем  являетесь
вы, мсье академик, то прошу вас, нет ли у вас пожеланий?
   - Ах вот как! Ну хорошо. Не откажусь. Я хочу, чтобы хребет именовался
хребтом Геофизики.  Вот так.  А горы можете называть как вам угодно. Они
меня не интересуют.
   - Решено,  - кивнул Хараламбос. - Весь хребет нарекается отныне хреб-
том Геофизики. А эта гора да именуется Гефестион Бореалис. Я сообщу сей-
час об этом по флотилии.
   Да, вслед за "Эльпидифоросом", не отходя от него на миг, следовал це-
лый флот.  Два крейсера,  два эсминца,  вдали на горизонте -  авианосец,
несколько  подводных лодок в походном положении - только рубки торчат из
воды.  Военные суда под вымпелами и флагами, ороговевшими от давней бое-
вой славы,  с достоинством выполняли приказы своих адмиралтейств:  помех
не чинить,  выражать неодобрение своих правительств одним своим молчали-
вым  присутствием,  ощеренностью вооружения.  Баркарис был в восторге от
такого эскорта.  "У нас на борту президент республики. Надо им объявить.
Пусть салютуют",  - кичливо заявил он, едва только Спринглторп ступил на
палубу танкера.
   - Я вас прошу, не нужно, - попросил Спринглторп.
   - Президент здесь неофициально, - нашелся Дэд Борроумли.
   - Как хотите,  суперкарго, - пожал плечами разочарованный Хараламбос.
-  Но  учтите:  это против правил.  И от этого баклажана вы все равно не
спрячетесь.
   "Этим баклажаном" он именовал пришедший сюда два дня тому назад  теп-
лоход "Авзония".  Теплоход был битком набит журналистами, фотокорреспон-
дентами и неуемной публикой,  собравшейся со всей  Европы.  На  полубаке
"Аввонии"  красовался транспарант:  "ПОДАВИТЕСЬ ВЫ СВОИМИ БОМБАМИ!",  на
полуюте реяло светящееся полотнище:  "ХЭЙЯ, ХЭЙЯ, МОЛОДЦЫ!" По нескольку
раз в день на теплоходе вспыхивали шумные сражения между полубаком и по-
луютом.  С воплями,  хлопаньем петард и метанаем гранат со  слезоточивым
газом.  "Авзония" шныряла короткими галсами по всей флотилии,  старалась
прижаться поближе к "Эльпидифоросу". Стоило кому-нибудь появиться на па-
лубе танкера,  на "Авзонии" начиналось неистовство.  Ослепительно мигали
фотовспышки, десятки радиомегафонов наперебой славили, проклинали, сули-
ли  бешеные деньги за интервью и просто разражались дурацкой какофонией.
Прошлой ночью кто-то метнул оттуда на "Эльпидифорос" зажигательную  шаш-
ку.  Хараламбос озлился, и теперь, едва "Авзония" ложилась на сближение,
он включал вдоль всего борта противопожарные водометы  и  недвусмысленно
наводил  их  на "баклажан".  Подействовало.  "Авзония" стала держаться в
стороне.
   Прибытие Спринглторпа, конечно, не ускользнуло от глаз авзонцев. Теп-
лоход все же не рискнул приблизиться, но вот уже второй час подряд исхо-
дил неистовым, ни па миг не умолкающим криком.
   - Через месяц остров войдет в контакт с  горной  цепью,  -  продолжал
Левкович.  -  Это  если  скорость  движения не изменится.  У нас тут нет
единства взглядов.  Я считаю,  что скорость начнут убывать недели  через
две.
   Внезапно желтоватую  колонну  пара на горизонте развалил на две части
стремительно вздымающийся черный фонтан. Он рос, рос, и вот верхушка его
сломалась, словно ткнулась в невидимый потолок, и стала распространяться
в стороны,  ниспадая по клубящемуся ободу трепещущей черной вуалью. Вок-
руг фонтана один за другим явились на небе белые, концентрические круги,
и Спринглторп увидел: к кораблю несется яркая серебряная полоса.
   - Ложись!  - отчаянно крикнуло ему в уши.  Танкер  стал  стремительно
разворачиваться,  все вокруг попадали на палубу - он еще успел удивиться
этому, - как вдруг воздух дрогнул, опора под ногами исчезла, его ударило
со всех сторон, но резче всего в спину и затылок, и он мешком сполз вниз
вдоль чего-то твердого.  Не было" грохота,  не было,  но в ушах осталось
что-то  нечеловеческое,  всеподавляющее.  В носоглотке освободилось,  он
непроизвольно поднес руку к лицу и изумился,  увидя, как легко и обильно
бежит по ней алая кровь.
   Перед глазами  что-то замелькало,  он словно взлетел.  С отвращением,
нежеланием,  страхом. "Не хочу, - сказал он. - Не хочу". Но язык не пос-
лушался,  губы не подчинились,  и он стал жевать это слово,  выплевывать
изо рта.  Оно не выходило, не отклеивалось, а перед глазами мелькали ка-
кие-то бессмысленные,  бессвязные картинки:  небо,  черный фонтан, трап,
люк, поручни, потолочные плафоны, дверь с красным крестом. Он понял, что
этого не надо видеть, и покорно закрыл глаза.
   Когда он  их открыл,  то увидел солнечный свет и лицо Памелы Дэвисон.
Милое лицо, губы, глаза, брови и рыжеватые, словно искрящиеся волосы.
   - Памела, вы? Как вы здесь очутились? - спросил он
   и не услышал собственного голоса.
   - Здравствуйте, капитан.
   - Я ничего не слышу,  - пожаловался он. - Здорово меня трахнуло. Тан-
кер в порядке?
   - Да, - ответила Памела. - Все в порядке, капитан.
   - Я оглушен или ранен?
   - Нет-нет, но врачи говорят: вам нужен абсолютный покой. Еще несколь-
ко дней. Врачи? Откуда здесь, на танкере, врачи?
   - Где мы?
   - Мы с вами в Тулузе. В госпитале.
   - Давно?
   - Несколько дней. Дней? А как же тая?
   - Остров остановился?
   - Останавливается.  Там сейчас никого нет.  Очень сильные сотрясения.
Но он больше не тонет. Пока вместо вас Ангус. Он в Париже.
   Как немного  он может сказать,  и как много нужно сказать!  Нельзя...
чтобы там никого не было! Неужели они не понимают? Он долго лежал непод-
вижно и, ворочая слова, думал, как сказать, чтобы Памела и все поняли.
   - Там подснежники цветут?
   - Наверное, цветут, капитан.
   - Видишь? Они там. Никуда не ушли. И мы должны так же. Кто-то должен.
Кто-то должен там быть все время.  Просто жить. Как подснежники. Понима-
ешь?
   Она кивнула,  и сердце его задохнулось от благодарности. Он попытался
поднять руку и погладить ее волосы.
   - Я буду там жить. Ты поедешь со мной?
   - Да, - ответила она. - Да.
   - Как же вы так? - укоризненно сказал он. - Не сообразили.
   - Отдыхайте, каштан. Отдыхайте. Вам надо отдохнуть.
   - Не хочу,  - сказал он.  Слово выговорилось. Оно все время давило на
него,  и вот наконец он совладал с ним. Словно тяжесть великую сбросил с
плеч.
   - Спите. Вам надо спать. Чтобы окрепнуть.
   - Хорошо,  - сказал он и послушно закрыл глаза.  И оказался на  зеле-
ном-зеленом лугу,  на влажной весенней траве.  Кругом цвели подснежники.
Земля под ногами подрагивала тревожными ритмичными толчками. Он с ужасом
ощутил это.  Значит,  ничто не кончилось!  Значит,  все продолжается!  И
вдруг он понял,  что надо делать. Оп опустился на колени и стал гладить,
гладить землю ладонями,  успокаивая, уговаривая, как когда-то маленького
Джонпи,  когда тот,  плача,  сучил ножками в своей кроватке. Ктото стоял
рядом.  Спринглторп поднял глаза и увидел, что это Джонни. Ну вот, нако-
нец-то!  Он же знал, он же знал, что Джонни тогда не погиб. Мотоцикл пе-
реломило - это было, было. Но все остальное - это неправда. Просто маль-
чику стало стыдно, так стыдно, и он убежал. И долго прятался. "Почему ты
прятался,  Джонни? Хорошо, хоть мать знала, где ты и как ты. Помоги мне,
сынок, делай, как я. Гладь землю, гладь. Она успокоится, она уже успока-
ивается - видишь? И все будет хорошо".