Найшуля, другого (тьфу ты, прости господи!),
но   и   самостоятельно   (индивидуально,   или   самостоятельной   группой,
сообществом) произведя  определенный КОНКУРЕНТОСПОСОБНЫЙ ПРОДУКТ и продвигая
его  на  рынке.  Вот   принципиальное  экономическое  отличие  инновационной
рыночной экономики, возможной только в условиях  либеральной  демократии, от
пиночевтовской  квази-рыночной  экономики в условиях  либеральной диктатуры.
Потому при либеральной  диктатуре  не производится никакого ПРОДУКТА, только
количественно растет сфера "услуг в области живота  и  пониже" и развиваются
сырьевые отрасли. Ведь ПРОИЗВОДСТВО КОНКУРЕНТОСПОСОБНОГО ПРОДУКТА не выгодно
либеральным монополиям,  осуществляющим  диктат  на мировом рынке.  Потому в
либеральных   диктатуриях   и   не    развиваются    структурные    отрасли,
образовательная система, чему так удивлялся в отношении Чили Найшуль.
     Следует   также   помнить,   что   все  крупные   рыночно-экономические
инновационные  системы   рождались  как  первично-толчковое  Государственное
системообразование  в  условиях  рыночной экономики.  Так появился интернет,
основа  новой   экономики,  так,  появился,  например,  Британский  открытый
Университет,  мировой лидер дистанционного  обучения, созданный  Королевским
указом  в 1969  году  по инициативе британского  премьер-министра  Вильсона.
Колониально-либеральный   же  диктатор  сидит   на  своем  слоистом   троне,
сложившемся   историческими   реалиями  зависимой  сырьевой   "национальной"
экономической   модели,   и   консервирует   ситуацию,   предохраняя  ее  от
возникновения  ОБЩЕГО ДЕЛА СТРАНЫ, в  ходе  которого она  сможет производить
КОНКУРЕНТОСПОСОБНЫЙ  ПРОДУКТ,  чаще  всего  палачествует  над  пассионарными
силами,  которые  в  силу  общегосударственного  НИЧЕГОНЕДЕЛАНИЯ  все  более
смещаются  в революционное  гетто.  И  налоговая  схема  у  генерал-либерала
простая и универсальная,  а зачем же над ней думать, ведь реальная налоговая
схема -  это математика,  которую необходимо  изучать  в школе  гражданского
общества.
     Таким  образом, НЕСПОСОБНОСТЬ  ЛИБЕРАЛОВ ПЕРЕХОДНОГО  ПЕРИОДА  - ЭТО НЕ
"НЕСПОСОБНОСТЬ УВЯЗАТЬ  РЕФОРМЫ С ТРАДИЦИЯМИ РОССИИ", тут все  как раз очень
традиционно  было  сделано=провалено, ЭТО  НЕСПОСОБНОСТЬ К  ВЫРАБОТКЕ МОДЕЛИ
СИСТЕМНОЙ  РЕФОРМАЦИИ РОССИИ, ОСНОВАННОЙ  НА  НЕПРЕХОДЯЩЕМ ЕСТЕСТВЕ  РУССКОЙ
ЛИБЕРАЛЬНОЙ ЭТИКИ. НАДО ВЫЯВИТЬ  ЕСТЕСТВО РУССКОЙ ЛИБЕРАЛЬНОЙ ЭТИКИ - А  ЭТО
СУЩЕСТВО  ЛИБЕРАЛИЗМА ПРАВ  НАРОДА, МАТЕМАТИЧЕСКОЕ СУЩЕСТВО ЛИБЕРАЛИЗМА, - И
ПРИНЯТЬ ЕГО ТАК, КАК ОНО ЕСТЬ, И ОНО ОТКРОЕТСЯ КАК МОЩНЕЙШИЙ ФУНДАМЕНТ НОВОЙ
ЭКОНОМИКИ - КАК ОСНОВА ОБЩЕГО ПРАВОГО ДЕЛА СТРАНЫ.

     Найшуль: В первый раз эту проблему поставил Элтон  Фридман,  когда я  с
ним виделся в  90-м году.  Он сказал,  что приватизировать имущество  -  это
нечего делать, а вот как приватизировать долги? Это главный минус  того, что
произошло. Имущество вышло в частные руки,  долги остались на государстве. Я
имею  в виду  и  внешний долг, и пенсионный долг,  и т.д. Сейчас у нас  один
товарищ сидит в Матросской тишине,  как проявление этого конфликта. Проблема
как, если сказать по-русски, разверстать долги по собственникам - не решена,
и неизвестно, как ее решить.

     Шилов:  Долги есть  реальные вызовы  реального экономического развития.
Это самая внятная форма трансакционных издержек. И мировые корпорации тратят
огромные  средства на  тот аспект реструктуризации и  реинжиниринга, который
связан  именно с определением такого рода вызовов.  Прояснить  такой  вызов,
схватить самое существо трансакционных издержек, а тем более представить его
количественно,   -  большой   успех   для   стратегического   менеджмента  и
планирования,    для   глобального   корпоративного    управления.    Вызовы
экономического   развития  -  это  своего  рода  пазы  развития,  в  которые
вставляется  корпоративная схема,  обеспечивающая  функционирование рыночных
механизмов. И было благом для  западного капитализма, если бы эти вызовы его
собственной   экономики   ему   удалось   представить  в  форме,   предельно
рациональной  и   пригодной   к  программно-целевой  эксплуатации  в  режиме
исчисления,  разрешения объективно-механических противоречий - всего  лишь в
исчислимой ФОРМЕ ДОЛГОВ,  в отношении которой возможны счетные модели. Таким
образом, разверстка долгов станет не только первым делом Федеральной системы
развития,  ЧАСТНОГО   ГОСПЛАНА,   но  и   тем  способом,  в  котором   будет
конституироваться  эта  система,  объединяющая  рыночным  образом  субъектов
приватизации, собственников экономики России.

     Найшуль:  Самой  скандальной  приватизацией,  конечно,  были  залоговые
аукционы.
     Шилов:  "Связьинвест" стал  точкой  разлома  российского либерализма не
только по форме - нерафинированный капитализм, распределяющий  собственность
с залоговых  аукционов,  но,  прежде  всего, по  содержанию  - то  есть,  по
предмету того, из-за чего разгорелся исторический конфликт Чубайса-Немцова с
политическими  директорами  олигархии  Березовским-Гусинским.  Вот   этот-то
предмет   тогда   понимали  (в   России)  только,  пожалуй,  сами  участники
Трансакции,  определившей  весь дальнейший ход событий, приведший  сегодня к
"письму      Ходорковского".      Именно      тогда      либералы      стали
либералами-государственниками  (знаменитая  позиция Чубайса  о необходимости
показать   олигархам   силу   государства),  а   олигархия  лишила  "молодых
реформаторов" своей поддержки и  пошла своим  путем. Разломалась конструкция
российского либерализма переходного периода.  А, проблема,  как  выясняется,
была в том, что участники событий действовали на плоскости, уделяли внимания
деталям, форме, вели себя предельно субъектно и не держали в поле зрения сам
объект,  предмет  Трансакции - Связьинвест. Нет, Сорос, конечно же, понимал,
что речь идет о технико-экономической системе, которая  позволит осуществить
Метод Открытого общества, создать Новую информационную Россию как уникальную
чудесную  страну  Открытого  общества.  Но  при  этом  обошлись  без  самого
реального общества России, не объяснили ему позитивный, общественно полезный
смысл этой Трансакции,  как механизма запуска Общего дела  России. Ведь, как
написал  мне  один  из  участников Форума  на  сайте  Чубайса,  "электронный
институционализм -  он,  конечно  же,  правый". Оставшись  вне  гражданского
общества России, участники Трансакции  превратились  в  персонажей,  которые
начали   действовать   неразумно.   А   сама   Трансакция   не   состоялась,
следовательно,  не  возникла и  реальная  основа  действительной  реформации
России, основа перехода  к состоянию Электронно-институциональной  России на
фундаменте монетарной России. Дальше  все  развивалось  уже  не  по  законам
экономики,  а по  законам  литературы  XIX  века.  Либералы-государственники
заговорили языком  Алексея  Максимовича Горького  о бандитском  капитализме,
смягчая  этот язык до чеховских  полутонов,  когда речь  шла  о  трансакциях
реальной  экономики.  Сообщество-субъект  экономической  власти превратилось
действительно  в олигархию, захотело стать  "железной пятой", совсем по  Дж.
Лондону (стало  же,  скорее, "железной пяткой" Пятачка, которой он  пробовал
осторожно холодную  воду речки), но при этом в лице Ходорковского тянулось к
свету Открытого общества Сороса-Поппера. Предмет Правого дела, казалось, уже
совершенно  был предан забвению. А, ведь,  как должна была решаться проблема
содержательно - не  в плоскости либерализма  переходного периода, а в объеме
непереходного либерализма, несущего в себе свой предмет, свое Правое дело, в
котором этот непереходный либерализм живет,  осуществляется в реальной жизни
людей. Речь  должна была идти о видении  Пути созидания России  как  Великой
либеральной  демократии.  Все  участники Трансакции  должны  были  с большим
пониманием  отнестись  к главному  принципу демократии: ПРИНЦИПУ  РАЗДЕЛЕНИЯ
ВЛАСТЕЙ   -  как  содержательной  рамке  демократического  общества,  внутри
которого только и возможно устойчивое развитие рыночной экономики. Априорная
предпосылка   этого  Принципа,   его  ПЕРВОДЕЛЕНИЕ,   запускающее   реальный
конституционно-демократический  механизм  институционализации,  активирующее
конституционную  матрицу,  -  это РАЗДЕЛЕНИЕ  ПОЛИТИЧЕСКОЙ  И  ЭКОНОМИЧЕСКОЙ
ВЛАСТЕЙ.  Разделение  по полномочиям и  компетенциям в отношении ПРЕДМЕТА  -
КОНКРЕТНОЙ МОДЕЛИ СОЦИАЛЬНО-РЫНОЧНОГО РАЗВИТИЯ СТРАНЫ.
     Что  мы имеем  теперь?  Последнюю,  но  реальную возможность  ВОПЛОТИТЬ
ПРИНЦИП  РАЗДЕЛЕНИЯ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ  И  ПОЛИТИЧЕСКОЙ  ВЛАСТЕЙ, вне которого  о
рыночной, эффективной и процветающей демократической России можно забыть.
     Политическая власть  сегодня есть,  ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ВЛАСТИ  СЕГОДНЯ  НЕТ.
СТРАНА  ВСЕ  БОЛЕЕ  ЗАВАЛИВАЕТСЯ  НАБОК   В  ОЖИДАНИИ  КАКОГО-НИБУДЬ  НОВОГО
АППАРАТНО-АДМИНИСТРАТИВНОГО   "ГЕНСЕКА  СТАЛИНА",   ПРОИЗВЕДЕННОГО   НЕДРАМИ
АДМИНИСТРАТИВНОЙ ВЛАСТИ, НЕ ТЕРПЯЩЕЙ НИКАКОГО ИНОБЫТИЯ ВЛАСТИ.
     НУЖНО,  ТАКИМ ОБРАЗОМ,  ВОССТАНОВИТЬ  ЭКОНОМИЧЕСКУЮ  ВЛАСТЬ  В  СТРАНЕ,
РАЗДЕЛЕННУЮ С ПОЛИТИЧЕСКОЙ ВЛАСТЬЮ.  НО  СДЕЛАТЬ  ЭТО НЕ РАДИ  ЭКОНОМИЧЕСКОЙ
ВЛАСТИ,  НЕ  РАДИ   ОЛИГАРХИИ,  А  РАДИ  ОБРАЗОВАНИЯ  ОБЩЕГО  ДЕЛА  СОЗДАНИЯ
КОНКУРЕНТОСПОСОБНОЙ РОССИИ.
     КРАТКО ГОВОРЯ: НУЖНО ИНСТИТУЦИОНАЛИЗИРОВАТЬ ЭКОНОМИЧЕСКУЮ ВЛАСТЬ.
     Обнадеживает,  кстати, что  Ходорковский отказался от  авторства письма
"Точка  в конце российского либерализма" и получилось какое-то многоточие. В
этом  есть  определенная  ирония  истории.  Аналитики сайта  "Плутовство.Ру"
отмечают в качестве смысловых  (И НЕ  ТОЛЬКО) источников этого письма тексты
Сороса о  кризисе  российского капитализма. Сошлись,  как говорится,  лед  и
пламень:  Сорос,  подаривший  "либералам-государственникам"   категориальный
аппарат обвинений "бандитскому капитализму",  выступил  идейным  наставником
лидера этой самой олигархии, который, в свою очередь, из узилища обвинил тех
же самых либералов в  создании бандитского капитализма, назвав его,  правда,
космополитическим.  Теперь, значит, очередь  либералов, заручившись  идейной
поддержкой  Сороса,   обвинить  нашу  олигархию  в  том,  что  она  является
бандитской именно потому, что она недостаточно космополитична  в том смысле,
что не работает по признанным цивилизованным правилам.
     А ведь так или  иначе -  Общее дело  России будет, это будет или Правое
Дело, ОБЕСПЕЧИВАЮЩЕЕ КОНКУРЕНТОСПОСОБНОСТЬ РОССИИ,  или Левое (Центристское)
тоталитарное дело,  которое уже не  будет  нуждаться в  Принципе  разделения
властей, и тем более, в Экономической власти.
     Таким образом, ПРЕЖДЕ  ВСЕГО, НУЖНО ОБРАЗОВАТЬ ПРАВОЕ ДЕЛО КАК ПРЕДМЕТ,
НУЖДАЮЩИЙСЯ ДЛЯ СВОЕГО ОСУЩЕСТВЛЕНИЯ В КОНСТРУКТИВНОМ ДИАЛОГЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ И
ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ВЛАСТЕЙ.

     Найшуль:  Теперь  о либерализме.  Либерализм  есть очень  мощный способ
осуществления  социального  контроля. Это так, как о  нем думает Пиночет. Да
самый простой пример. У нас матери кормят своих детей. Они же не за зарплату
это делают.  Есть механизм, который  гораздо  сильнее,  чем зарплата. Если в
обществе есть  этот  механизм - прекрасно. А если его нет  -  тогда что? Это
вопрос о том,  зачем  нужен  либерализм. Либерализм является  одним из самых
сильных  инструментов. Если  вы  его сняли с  рынка экономики,  то  покажите
другой инструмент, который работает так же сильно и так же эффективно.

     Шилов: Если бы данная мысль - о бесплатном либерализме, на  котором все
крутится, была бы продумана глубже, - опираясь на ее собственный, предметный
философский  софт, то стало  бы ясно,  что ЛИБЕРАЛИЗМ  -  ЭТО, прежде всего,
ИСТИНА,  МЕТОД   и   ЦЕЛИТЕЛЬНОЕ  СРЕДСТВО   РАЗВИТИЯ,  ИСТИННОГО,  ИМЕЮЩЕГО
НЕПРЕРЫВНЫЙ  РЕАЛЬНЫЙ  РЕЗУЛЬТАТ, РЕЗУЛЬТАТ  ЖИЗНИ  (Человеческую  заботу  о
ребенке,  например,  отличную  от  животной  заботы   -   именно  измерением
Человеческого  понимания,  измерением  Свободы).  Именно поэтому  либерализм
может быть и наиболее мощным средством социального сотрудничества в развитом
обществе,    предполагающим    действие   категорических   императивов-схем,
организующих жизнь людей федералистского сообщества, федерации людей.

     Найшуль: Теперь - что касается того, как происходят решения власти. Это
происходит очень просто, и  все время происходит одно и  то же. Сейчас  этот
процесс  задержался, потому что  общество не  является креативным  и с 92-го
года  ничего не  придумано: все делают,  но никто не  думает. А устроено все
было очень просто. Вот есть стопка идей,  человек, который  что-то придумал,
свои  идеи  в эту стопку подкладывает  снизу. Единственное право, которое  у
него  есть - это положить под низ, т.е. он  что-то начинает рассказывать  на
семинарах,  где-то  с  кем-то  разговаривает,  печатает  что-то  и  т.д. Что
происходит дальше? Власть совершенно последовательна, она берет верхний лист
из этой стопки, белиберду, которая находится наверху. К 87-му году талдычили
про  хозрасчет. - Ага.  - Берем  хозрасчет. Там еще  были нетрудовые доходы,
антиалкогольная компания - это все было в этой стопочке. В 80-м году это все
уже   было  именно   в  этой  последовательности.  Антиалкогольную  компанию
попробовали -  не получилось, нетрудовые доходы попробовали - не получилось,
что там следующее? Закон о кооперации? Поехали!

     Шилов: Будем надеяться, что пришло время взять листочек с предложениями
Группы  Мозг  и идеями  Сергея  Шилова. А  суть  этих  идей метафорическая -
обретение Россией Неопалимой Купины, Третьего умозрительного куста Развития,
который горит, но  не сгорает. И  в  этом несгорающем  пламени Разум  являет
Ельцину-Путину  звучание  и  возможность  вслушивания   в   вечную  сущность
развития,  являет  Формулу  Единицы,  как  Формулу   Федерализма,  -  вечный
двигатель  человечества  как  единой  гуманитарной   цивилизации,  способной
двигаться самостоятельно, в режиме самоподдержки, без первотолчков.
     Электронно-институциональная Россия? Поехали!

     Найшуль:  Мы  сделали  все  по учебникам.  Кстати,  это  было  головное
направление мысли в 91-м году - никаких собственных путей. Все делаем, как в
учебнике  написано.  Есть  институт,  который у нас работает,  это  институт
первого  лица в нашей  культуре. Вообще институционалисты знают  такую вещь:
если какой-то институт сильный, а другой - слабый, то сильный начинает брать
на  себя функции  слабого. Это  естественно происходит. В  Италии, например,
очень слабая  администрация, но очень сильные по европейским понятиям  суды.
Поэтому   суды   важные   случаи,   которые  в  Германии,  например,  решает
администрация, подгребают  под себя. Итальянцы  понимают, что  лучше  идти в
суд, потому что в администрации...
     У нас есть такие направления мысли: западничество и почвенничество. И с
91-го   года  по  нынешний   момент  мы  наблюдаем  банкротство  обоих  этих
направлений.  Западничество  все,  что  могло  дать   в  плане  идей,  дало.
Выяснилось,  что это очень  мало. Т.е. они говорили, что мы  знаем, что надо
сделать, как  на  Западе, кое-что сделали, как на Западе, кое-что  из  этого
получилось. Как западник, например, я признаю, что лучшая судебная система в
Великобритании.  Расскажите, как  это  сделать  -  Вы  же  западник!  И  тут
начинается разговор о том, что наш народ еще не созрел, что его  еще 300 лет
надо воспитывать  и  т.д. Теперь почвенники. Они  выступают так, задайте  им
вопрос:  "Расскажите, как сделать собор?". И тут  тоже начинается  разговор,
что если бы татаро-монгольское иго нас не испортило, Петр Первый не повредил
и т.д. Вы знаете, есть такой  церковный грех, называется мечтательность. Это
то,  что у них общего. Это  мечтатели политические. И как только выяснилось,
что реально  надо что-то делать, обнаружилось, что идей  нет, что они просто
сидели где-то на кухнях и разговаривали.
     Что  мы видим?  Закончился конфликт коммунистов с реформаторами. В этом
смысле закончились реформы, потому что Чубайс сказал, что коммунисты говорят
на том же языке,  что и мы. Это  означает,  что в каком-то смысле эта группа
победила  в той части, в какой  она  могла победить.  Второе  - это  то, что
теперь уже нет  никакой разницы между  коммунистами,  либералами и т.д.  Все
говорят  на  одном  и  том  же языке.  Отсюда непонятно, почему  надо беречь
какую-то группу, если все уже так говорят? Это означает, что теперь мы имеем
центр и будем иметь вызревание чего-то  другого, что лежит вне этого центра,
вне того,  что  делает  Путин.  Путин -  это человек, который технологически
рационализирует  государственное  устройство,  стараясь  не трогать  народ и
проводя реформы  внутри государственного аппарата. Делает это аккуратно, без
больших эпохальных изменений. Это вообще его стиль...
     Есть  военная   конкуренция,  есть  экономическая  конкуренция.  Сейчас
очевидно,  что  наиболее  сильная  конкуренция,  которая  определяет  статус
государства  в   мире,  -  экономическая.  Сделав  это  сравнение,   давайте
разберемся  в   факторах   победы  или  занятия  призовых  мест  в  процессе
экономической   и   военной  конкуренции.   Мы   знаем,   кто  у  нас   стал
реконструировать страну для военной конкуренции. Петр Великий....
     Задача,  исходящая из всего того, о чем я говорил, - это научиться жить
своим умом. Но мы этого не умеем. У  нас нет этого ума. Это довольно  тонкая
вещь.
     Вы  говорите  - замещение институтов. Нам надо строить свои собственные
институты,  но для  этого нужно выполнить очень  большую программу. Конечно,
можно  пользоваться  какими-то  частичными  наработками.   Считайте,  что  в
отношении обществоведения мы находимся в  каком-то допетровском состоянии. В
отношении армии - в допетровском состоянии.

     Шилов:   Вообще-то,   была,  как  известно,  в  начале   прошлого  века
Октябрьская Революция и был  Ленин. Пока мы не определимся в отношении того,
как мы  оказались в советско-египетской пустыне,  и в чем особенность  этого
пространства  восьмидесятилетнего  зависания  между   Петровской  Россией  и
Грядущей новой либеральной империей - мы из этой пустыни не выйдем. Сегодня,
когда болтовня переходного периода переработала все те спекулятивные  смыслы
(проспекулировала  всем, чем  только  возможно),  которыми  хотели  бы  себя
представлять  в сознании потомков субъекты  и  объекты  российской  истории,
будучи,  на  деле,  чем-то иным, - сегодня  можно увидеть  и  реалию Ленина.
Откуда,   прежде   всего,  взялась   эта   РЕАЛИЯ?   Откуда   она   возникла
НЕПОСРЕДСТВЕННО,  как  естественно-эволюционный   факт  российской  истории,
будучи на  поверхности, конечно же, фактом РЕВОЛЮЦИИ? РЕВОЛЮЦИЕЙ ВЕДЬ ВСЕГДА
СТАНОВИТСЯ  САМОЕ НЕПОСРЕДСТВЕННОЕ, САМОСТНОЕ,. ЕСТЕСТВЕННОЕ, КОТОРОЕ ЖЕЛАЕТ
НЕ      ЗАМЕЧАТЬ,      НЕ     АКЦЕПТИРОВАТЬ     ВОЗМОЖНО     БОЛЕЕ     ДОЛГО
СПЕКУЛЯТИВНО-КОНСЕРВАТИВНЫЙ  МИР  ЭЛИТ, ОТОРВАННЫЙ ОТ РЕАЛЬНОЙ  ЖИЗНИ ЛЮДЕЙ.
СИЛА И МОЩЬ РЕВОЛЮЦИИ КРОЕТСЯ В ПРОСТОМ ЗАМЕРЕ ДЛИТЕЛЬНОСТИ И  РЕЛЬЕФА ЭТОГО
РАЗРЫВА - В ПРОСТОЙ ДЛИТЕЛЬНОСТИ ВРЕМЕНИ НЕОПОСРЕДОВАНИЯ НЕПОСРЕДСТВЕННОГО -
НЕОПОСРЕДОВАНИЯ ТОГО, ЧТО "ЖИВЕЕ ВСЕХ ЖИВЫХ".
     Непосредственное   русской    истории   было   представлено   феноменом
преобразовательной  силы  Петра  Великого.  Необходимым  определением  этого
феномена была, конечно  же,  ЕВРОПЕИЗАЦИЯ РОССИИ. О  достаточном определении
спорят до сих пор,  ведь, понятно,  что исторический успех,  сопутствовавший
этой попытке,  задействовал и собственные основания Русского,  не сводимые к
какой-либо  подражательности,  с которыми  вступил  в  резонанс  ЕВРОПЕЙСКИЙ
проект  Петра.  Спор  о  достаточных  определениях  того  феномена,  который
состоялся в истории  как грандиозный исторический  успех в деле европеизации
России, успокаивается на РУССКОЙ ЛИЧНОСТИ Петра Великого,  в которой,  как в
вещи   в   себе,   усматривается,  но  не  рефлектируется  Русская   самость
Свершенного.
     Начнем с  того, ч