,
но веду наблюдение. Целью заговоров  является  избиение  европейцев.  Надо
начинать с генералов. Я не дам им возможности  привести  в  исполнение  их
намерение. Я тороплюсь с организацией жандармерии и разоружением.  Я  буду
спокоен лишь тогда, когда эти обе операции будут закончены..."


   "29 мессидора 10 года (18 июля 1802)
   ...Положение колонии хорошо. Разоружение севера производится без  шума.
Несколько разбойников укрылись  в  горах,  но  они  отрезаны  и  не  смеют
приближаться к учреждениям".


   "4 термидора 10 года (28 июля 1802)
   Я только что узнал о неприятном происшествии:  разоружение  Тортю  было
плохо организовано, черные восстали и сожгли несколько домов. Я пошлю туда
отряды. В Порт-о-Пэ имело место  подобное  же  восстание,  но  я  не  знаю
подробностей. Мне невозможно отправлять куда бы  то  ни  было  европейские
отряды, - они подыхают в дороге. У меня весьма мало колониальных  отрядов;
я распустил многие из них, так как мне было неудобно держать их в  большом
количестве. Я сообщу вам о последствиях  этих  восстаний  через  несколько
дней; возможно, что восстание в Порт-о-Пэ окажется серьезным, но я надеюсь
с ним справиться".


   ЛЕКЛЕРК - ПЕРВОМУ КОНСУЛУ

   "21 термидора 10 года (9 августа 1802).
   Гражданин консул, мое положение улучшилось со  времени  моей  последней
депеши благодаря прибытию двух тысяч человек,  прибывших  из  Генуи  и  из
Тулона. Я немедленно отправил  эти  отряды  на  место,  и  их  присутствие
приостановило мятежи. Это уже много при настоящих обстоятельствах.  Завтра
я отправлю одновременно в различные пункты все, что я только  мог  набрать
из числа европейских и колониальных отрядов. Я буду иметь честь  известить
вас немедленно, после того как операция будет закончена. Но от сего  числа
до  первого  вандемьера  я  ожидаю,  что  нас  будут   тревожить   горстка
разбойников.  И  в  это  время  я  буду-уничтожать  всех,  кто  не   будет
покоряться.
   Я  доволен  Дессалином,  Кристофом  и  Морпа;  эти   трое   единственно
пользуются влиянием, остальные ничтожны. Кристоф  и  Морпа  в  особенности
много помогли  мне  при  последних  обстоятельствах.  Кристоф  и  Дессалин
просили меня не оставлять их здесь  после  моего  отъезда;  это  дает  вам
возможность судить о том доверии, которое они питают ко мне. Я  надеюсь  в
первые дни брюмера отправить во Францию или куда-нибудь еще тех,  кто  мне
здесь мешает...
   Я надеюсь уехать в вантозе. К этому времени вы мне, вероятно,  пришлете
заместителя. Могу вас уверить, что я очень заслужил отдых, так как  здесь,
будучи почти совершенно один, я себя  чувствую  поистине  раздавленным.  К
тому времени, как я уеду, колония будет расположена принять режим, который
вы захотите  ей  дать,  но  последние  шаги  придется  сделать  уже  моему
преемнику тогда, когда вы это сочтете своевременным. Я  не  сделаю  ничего
противного тому, что я здесь напечатал.
   Генерал Ришпанс ведет себя совершенно неполитичным и  неловким  образом
по отношению к Сан-Доминго. Если бы я действовал здесь лишь при посредстве
сабли, меня  давно  бы  выгнали  с  острова  и  я  не  выполнил  бы  ваших
приказаний".


   ЛЕКЛЕРК - ДЕКРЕ

   "21 термидора 10 года (9 августа 1802).
   Я  соединил  все,  чем  мог  располагать  в  отношении  колониальных  и
европейских отрядов. Завтра я устраиваю нападение на  мятежников  во  всех
пунктах. Черные генералы поведут колонны, но они будут хорошо окружены.  Я
отдал им приказание не останавливаться перед суровыми мерами, и  я  всегда
пользуюсь ими, когда должен делать много зла.  Это  побоище  продлится  по
крайней мере десять дней; я дам вам знать о результатах.  Мне  кажется,  я
могу предсказать вам, что они будут хороши. Но еще  до  месяца  вандемьера
будет существовать очаг недовольства;  к  тому  времени  вся  армия  будет
приведена в движение, и я овладею всеми мятежниками...
   Постановление генерала Ришпанса здесь циркулирует и приносит много зла.
Восстановление рабства тремя  месяцами  раньше  срока  обойдется  армии  и
колонии Сан-Доминго во много людей.
   Я получил известие о кровавом сражении, которое генерал  Буайе  имел  в
Гро-Морн. Мятежники были  усмирены,  500  пленных  -  повешены.  Эти  люди
умирают с невероятным фанатизмом; они смеются над  смертью.  То  же  можно
сказать и в отношении женщин.
   Мятежники Мустика напали и похитили Жана Рабеля; в настоящее время его,
вероятно,   уже   взяли   обратно.   Эта   ярость   является   результатом
прокламационной  работы  генерала  Ришпанса  и  необдуманных  высказываний
колонистов".


   ЛЕКЛЕРК - ДЕКРЕ

   "7 фруктидора 10 года (25 августа 1802).
   Мне кажется что вы не  составили  себе  точного  представления  о  моем
положении,  -  это  подсказывают  присланные  вами  мне   приказания.   Вы
приказываете  мне  выслать  в  Европу  черных  генералов.  Весьма   просто
арестовать их всех в один и тот же день, но эти генералы  служат  в  целях
арестов  мятежников,  которые  продолжают  устраивать  бунты,  принимающие
удручающий характер в некоторых кантонах.
   Морпа - человек надежный. Он служит у меня в настоящее время, но  через
некоторое  время  он  будет  арестован.  Шарль   Белэр   присоединился   к
мятежникам, я послал против него людей. Дессалин и  Кристоф  хороши,  и  я
многим им  обязан.  Я  только  что  раскрыл  большой  заговор,  пытавшийся
организовать мятежи в целой колонии к  концу  термидора,  но  который  был
приведен в исполнение лишь частично благодаря единственному вождю.  Убрать
Туссена - значит еще не все; здесь следует убрать  2000  вождей.  (Уже  не
200).
   Каждый управляющий располагает достаточным влиянием, чтобы поднять свою
мастерскую. Однако, по мере того как  я  отнимаю  оружие,  вкус  к  мятежу
уменьшается. Я уже отобрал около 20.000  ружей,  в  руках  землевладельцев
осталось еще приблизительно столько же... Я должен их взять...
   Я жажду момента, когда я смогу убрать всех, кто  мне  здесь  мешает,  и
число этих людей достигает до 2000; но я не могу этого  сделать,  не  имея
достаточных отрядов, чтобы выступить в поход против мятежников".


   ЛЕКЛЕРК - ДЕКРЕ

   "26 фруктидора 10 года (13 сентября 1802).
   Вот мое положение: из 12.800 человек, отбытие которых из различных мест
мне объявили, я получил... 6732. Помимо этого я не получал ничего. По мере
прибытия этих отрядов я был вынужден отправлять их в поход  для  усмирения
мятежников, о которых я вам дал отчет в моих последних депешах.  В  первые
дни отряды принялись действовать и добились успеха, но болезнь настигла  и
их,  и,  за  исключением  только  легиона,  все   прибывшее   подкрепление
недействительно...
   Я не  могу  вам  дать  точного  представления  о  моем  положении.  Оно
ухудшается с каждым днем...  Если  к  15  вандемьеру  у  меня  будет  4000
европейцев, которые будут в состоянии двигаться, я буду очень счастлив;  в
это число я включаю все, что вы мне прислали и что я привез с собой...
   Чтобы составить себе представление о моих  потерях,  узнайте,  что  7-й
линейный прибыл сюда, имея 1395 человек; в настоящий момент в нем всего 83
тщедушных человека и 107 в  госпиталях.  Остальные  погибли.  11-й  легкий
прибыл с 1900 людьми, теперь у  него  163  человека  в  корпусе  и  201  в
госпиталях. 71-й полк, получивший около тысячи человек при знаменах, имеет
133 в госпиталях. Дело обстоит так же и в остальной армии.  Таким  образом
составьте себе представление о моем положении в  стране,  где  гражданская
война продолжалась в течение десяти лет и где мятежники убеждены,  что  их
хотят обратить в рабство. В течение четырех  месяцев  я  поддерживаю  себя
лишь при помощи ловкости, не имея реальных сил. Судите о том,  могу  ли  я
выполнить инструкции правительства".


   ЛЕКЛЕРК - ПЕРВОМУ КОНСУЛУ

   "24 фруктидора 10 года (16 сентября 1802).
   ...Как только известие о восстановлении  рабства  пришло  в  Гваделупу,
мятеж, который до сих пор был лишь  частичным,  стал  общим,  и,  не  имея
возможности противостоять всем сторонам, я был вынужден покинуть некоторые
пострадавшие пункты.
   К счастью, в самый трудный момент я получил подкрепление.  Я  употребил
его  с  успехом,  но  после  двенадцатидневного  похода   люди   оказались
изможденными, и мятеж усилился из-за недостатка сдерживающих средств.
   Вчера я произвел  нападение  на  Гран-Ривьеру,  Сан-Сюзанн,  Дон-дон  и
Мармелад; у нас были успехи в некоторых пунктах,  но  главные  позиции  не
могли быть отняты. Я объединил все средства для этой атаки, что делает мое
положение  весьма  неблагоприятным.  Итак,  я  снова  вынужден   держаться
оборонительной позиции в долине Кала, в ожидании новых подкреплений.
   Мои отряды лишаются мужества под влиянием климата...
   Вот состояние моих черных генералов:
   Морпа - опасный негодяй. Через немного дней я прикажу его арестовать  и
вышлю его вам. В настоящее время я недостаточно  силен,  чтобы  арестовать
его, потому что этот арест вызовет мятежи в его квартале, а  пока  с  меня
мятежей достаточно.
   Кристоф, желая  исправить  глупость,  по  которой  он  присоединился  к
черным, начал с ними так плохо обращаться, что они его возненавидели, и  я
вам его отошлю без боязни, что его отъезд вызовет хоть какой-нибудь мятеж.
Я не был доволен им вчера.
   Дессалин в настоящее время является мясником черных; при его посредстве
я привел в исполнение все ужасные мероприятия. Я буду держать его здесь до
тех пор, пока он мне будет нужен. Я поставил около него  двух  адъютантов,
наблюдающих  за  ним,  которые  постоянно  говорят  ему  о  счастье  иметь
состояние во Франции. Он уже просил меня не оставлять  его  в  Сан-Доминго
после моего отъезда.
   Лаплюм, Клерво и Поль Лувертюр  представляют  собой  трех  дураков,  от
которых я охотно отделаюсь по возможности скорее. Вернэ - подлый  негодяй;
я непременно отделаюсь и от него. Шарль Белэр будет судим и расстрелян...
   Последнее письмо, которое я получил от морского министра,  относится  к
началу прериаля. Я тщетно возвещал его о  потерях  моей  армии  и  о  моих
денежных нуждах, он не отвечает ни на что...
   Да,  гражданин  консул!  Таково  было  мое  положение,   в   этом   нет
преувеличений. Ежедневно я  бывал  озабочен  тем,  как  я  поправлю  беды,
которые были сделаны накануне. И  ни  одна  утешительная  мысль  не  могла
затушевать или уменьшить жестокие впечатления настоящего  и  будущего;  со
времени увоза Туссена сохранность Сан-Доминго является вещью гораздо более
удивительной, нежели мой дебют на этом острове и увоз этого генерала".


   ЛЕКЛЕРК - ДЕКРЕ

   "30 фруктидора 10 года (17 сентября 1802).
   ...Неудача моей атаки  28-го  числа  делает  мое  положение  плохим  на
севере.
   Я буду держаться оборонительного положения в долине Кала...
   Я могу защищать долину, предполагая, что болезнь остановится  в  первые
десять дней вандемьера. С целью усмирения гор я буду  вынужден  уничтожить
все продовольствие и большую часть землевладельцев, которые, привыкнув  за
десять лет к разбою, никогда не привыкнут к работе.
   Мне придется вести истребительную войну, и она обойдется мне  во  много
людей. Большая часть моих колониальных отрядов дезертировала и  перешла  к
врагу...
   В течение этой ужасной болезни я находил поддержку лишь в  нравственной
силе и  в  распространении  слухов  о  прибытии  отрядов;  но  известие  о
восстановлении  рабства,  появившееся   в   Гваделупе,   отняло   у   меня
значительную часть моего влияния на черных, а прибывшие отряды  уничтожены
так же, как и остальные".


   ЛЕКЛЕРК - ПЕРВОМУ КОНСУЛУ

   "2 вандемьера 11 года (26 сентября 1802).
   Мое  положение  день  ото  дня  становится  хуже...   С   каждым   днем
увеличивается партия мятежников, а  моя  -  уменьшается  благодаря  потере
белых и дезертирству черных. Судите о  том,  насколько  низки  мои  акции.
Дессалин, который до сих пор не думал примыкать к мятежу, думает об этом в
настоящее время, но его тайна у меня в руках, и он от меня не укроется.
   Вот каким образом я раскрыл его  мысли.  Не  будучи  достаточно  силен,
чтобы прогнать Дессалина, Морпа, Кристофа и других, я держу  их  в  их  же
собственных руках. Все трое способны стать вождями партии, но ни  один  из
них не объявит себя вождем, пока он будет бояться двух других.  Вследствие
этого Дессалин начал делать мне отчеты против  Кристофа  и  Морпа,  внушая
мне, что их присутствие вредно для колонии. Под его начальством  находится
остаток 4-го колониального  батальона,  всецело  ему  преданный;  он  стал
просить у меня разрешения увеличить его до тысячи человек. В  экспедициях,
руководимых им, ему было поручено уничтожить оружие. Теперь он его  больше
не уничтожает и перестал плохо обращаться с черными, как это делал до  сих
пор. Это негодяй. Я его знаю. Я не могу арестовать его теперь; я приведу в
ужас всех черных, находящихся со мной.
   Кристоф внушает мне несколько большее доверие. Я посылаю во Францию его
старшего сына, которого он хочет выслать отсюда. Впрочем, я мог бы выслать
в первую очередь Морпа, но вышлю в тот же день и Кристофа и Дессалина.
   Никогда генерал армии не попадал  в  столь  неблагоприятное  положение.
Отряды, прибывшие  месяц  тому  назад,  уже  не  существуют.  Каждый  день
мятежники нападают на долину; они открывают стрельбу,  которая  слышна  из
Капа. Мне невозможно обороняться: мои отряды  раздавлены,  и  у  меня  нет
средств для обороны и  для  того,  чтобы  воспользоваться  преимуществами,
которые она мне  представляет.  Я  вам  сказал  свое  мнение  относительно
мероприятий,  принятых  генералом  Ришпансом  в  Гваделупе.  К  несчастью,
события его оправдали: последние полученные известия говорят  о  том,  что
эта колония в огне".


ЛЕКЛЕРК - ДЕКРЕ

   "4 вандемьера II года (26 сентября 1802).
   ...Вся моя армия уничтожена, даже присланные вами  мне  подкрепления...
черные  бегут  от  меня  ежедневно.  Несчастное   постановление   генерала
Ришпанса, восстанавливающего рабство на Гваделупе, -  причина  всех  наших
зол".


   Четырнадцатое  письмо  Леклерка  было  ответом  на  требование  Первого
консула сфабриковать  и  спешным  способом  прислать  в  Париж  документы,
обеспечивающие возможность привлечения Туссена Лувертюра к суду. Бонапарту
хотелось создать видимость  преступления  против  Франции,  чтобы  наперед
устранить от себя возможные упреки в подлости и предательстве.
   Даже Леклерка поразило это чрезвычайное легкомыслие всегда расчетливого
человека.  Генерал,  уже  в  достаточной  степени  оценивший  всю  глубину
пропасти, в которую толкнула его авантюра  Бонапарта,  сделал  отметку  на
полях: "Расчеты на восстановление доходов от  колоний  сделаны  правильно,
учтены будущие приходные статьи от сахара и кофе, но забыты  при  расчетах
живые люди, которых мы же научили поклоняться идолам свободы, равенства  и
братства".
   Леклерку стал очевиден  провал  всей  экспедиции.  Он  чувствовал  себя
брошенным, он знал, что ни один корабль не может быть послан из Франции, и
сколько бы их ни посылали  -  восстановить  рабство  в  Гаити  невозможно.
Первая  часть  экспедиции  удалась:  путем  предательства  и   вероломства
уничтожены лучшие люди негрского  племени,  но  гибнет  последняя  бригада
Леклерка.
   В раздражении Леклерк писал Бонапарту:

   "Единственным  материалом  для  учинения  гласного  процесса   был   бы
пересмотр уже известной до моего прибытия деятельности  Туссена,  то  есть
амнистированной Первым консулом. Но со дня  моего  прибытия  на  остров  и
клятвенных заверений у меня  нет  никаких  материалов  для  процесса.  При
настоящем положении дела судебный процесс и оглашение  приговора  способны
только ухудшить и без того плохое  положение  колоний.  Черные  озлоблены"
["Переписка Наполеона I", том VII].


   Во  Франции  поздняя  осень,  буря  рвет  корабли  с  якорей  и  канаты
дебаркадеров. Тяжелый, мокрый снег падает на свинцовое море Сен-Мало.  Это
первый снег за пятнадцать лет. Грязный снег и лужи превращают  подъезды  к
длинным баракам в непроходимые болота. В бараках  ободранные  и  голодные,
кашляющие люди  -  чернокожие  офицеры.  Шеи  закручены  тряпками,  головы
обмотаны чем-то похожим на шарфы,  рваные  мундиры  носят  на  себе  следы
длинных переездов и  путешествий  без  сна;  мятые,  разорванные,  висящие
клочьями, они все еще сохраняют шитье и узоры Конвента,  хотя  во  Франции
консульства  никто  не  носит  этих  предосудительных  робеспьеровских   и
сен-жюстовских форм.
   По всем гаваням Франции висят приказы министерства, запрещающие  ночлег
черным людям на дебаркадерах и на палубах. Эти люда  сидят  без  денег,  у
каждого из них назначение в несуществующие французские  полки  метрополии,
каждый из них командовал своей частью на зеленом  острове  под  блистающим
солнцем мексиканского моря. Кашель и брызги крови  являются  ответом  этих
людей на каждое дуновение осенней французской бури.
   Нищета, голод и быстрая смерть были концом этих  людей,  лучших  вождей
своего   племени,   батальонных   командиров,   капитанов,    полковников,
лейтенантов, которые "значатся по корабельным спискам как господа офицеры,
переведенные в  войска  метрополии  приказом  генерал-капитана  с  тем  же
чином".
   Леклерк выехал на место происшествия. Шесть  миллионов  ливров  погибло
при перевозке уже на суше. Золотые мешки исчезли, и, несмотря на  розыски,
не могли найти даже следа эскортированной повозки.
   Волнение генерала достигло высшего предела. К вечеру следующего дня  он
вместе с двумя эскадронами орлеанских драгун  прибыл  на  границу  саванн.
Посматривая в бинокль на лесистые склоны,  идущие  к  зеленым  и  страшным
болотам, он увидел усыпанную цветами долину и в ней  на  привале  пехотный
полк. Ружья сложены в козлы, штык в  штык,  барабан  перед  каждой  ротой,
огромный, не меньше тамбур-мажора, и на  одном  из  них,  прислонившись  к
низкорослому дереву, сидит офицер. Был дан сигнал,  из  палаток  никто  не
выходил: был дан второй сигнал, после  которого  генерал-капитан  приказал
сделать два залпа, - ответа не последовало. На рысях спустились в цветущую
долину. Люди спали, но издали  поразил  Леклерка  страшный  запах  падали.
Крайние палатки лагеря были  пусты,  а  в  середине  они  оказались  полны
мертвыми людьми. Солдаты изжелта-синие, с надорванными воротами лежали  на
грудах оружия. Леклерк  наклонился  над  одним  из  них  и  вдруг  солдат,
казавшийся мертвым, протянул желтую высохшую руку и  схватил  Леклерка  за
горло.
   Внезапно открывшиеся глаза были совершенно  безумны,  изо  рта  выходил
тусклый, вялый хрип, кровавая пена падала на губы. Этот еще  живой  солдат
издавал ужасающий запах гангренозной сырости, и капли крупного пота падали
на грудь и рукава генерала Леклерка. Генерал отшатнулся в ужасе, он быстро
дал распоряжение покинуть ужасное  место.  Не  кончив  поисков,  под  утро
вернулся в Сан-Доминго. Он-ехал молча, не будучи  в  силах  отделаться  от
этого страшного запаха, который  оставили  на  его  мундире  прикосновения
больного  солдата.  Леклерк  вспомнил  недавнюю  смерть  Дефурно,  Гальбо,
Ганото, тридцати  офицеров  своего  штаба;  у  него  было  жуткое  чувство
одиночества и ощущения пустоты. В Сан-Доминго принял ванну.
   Прошла неделя, эпизод был забыт.
   Поздно ночью распечатал пакет, это была октябрьская  почта  из  Парижа.
Нет ни слова от Полины.  Довольно  резкие  упреки  Декре  за  "медленность
действия". С досады  генерал  пил  много,  поздравил  полковника  Брюнэ  с
производством в генералы, простился, ушел в  губернаторские  покои.  Начал
раздеваться, но почему-то, не сняв одного сапога, задул свечу и лег.  Тени
от уличного фонаря, освещавшего с недавних пор до рассвета  губернаторский
дворец, бегали по стенам.
   "Опять начинается осенний ветер с моря. Днем  страшная  жара,  и  ночью
ветер", - думал Леклерк, и совершенно так же, как в день  ар