ишком
неравны.  Это  была бойня,  разнузданная бойня,  ибо  Люди Огня не  щадили
никого, убивая старого и малого, истребляя на нашей земле всех до единого.
     Для нас это было как конец света.  Мы  мчались по  деревьям,  надеясь
найти убежище хоть в лесу, но дело кончалось тем, что нас окружали со всех
сторон и умерщвляли стрелами,  семью за семьей.  Мы с Быстроногой видели в
тот день множество подобных сцен; сказать по правде, я и стремился увидеть
все своими глазами.  Мы никогда не сидели долго на одном и  том же дереве,
вследствие этого Людям Огня не  удавалось нас окружить.  Но  куда нам было
деваться,  куда идти,  этого мы не знали.  Казалось,  Люди Огня вездесущи;
упорно гоняясь за  нашими сородичами и  истребляя их,  они могли появиться
где угодно.  Куда бы мы ни кидались, мы всюду наталкивались на них и всюду
видели следы их деяний.
     Я  не знаю,  что сталось с  моей матерью,  но я  видел,  как был сбит
стрелой с  моего родного дерева Болтун.  Боюсь,  что  в  эту  минуту я  от
радости начал трясти свое  дерево.  Прежде чем  закончить эту  часть моего
повествования,  я расскажу о Красном Глазе. Его настигли вместе с женой на
дереве около  болота,  где  росла черника.  Мы  с  Быстроногой увидели это
издали и  приостановились посмотреть,  чем  все  кончится.  Люди Огня были
слишком  заняты  своим  делом  и  не  замечали нас,  а,  помимо  того,  мы
старательно прятались в густой листве ветвей, на которых сидели.
     Два десятка охотников стояли под деревом, посылая в него стрелы. Если
стрелы падали обратно на  землю,  охотники тут же  подбирали их.  Красного
Глаза я не видел,  но все время слышал его рычание,  несущееся откуда-то с
дерева.  Скоро это рычание стало звучать гораздо глуше.  Вероятно, Красный
Глаз нашел в  дереве дупло и  залез в  него.  Но  его  жене найти подобное
убежище не удалось.  Стрела сбила ее наземь. Она была тяжело ранена и даже
не  пыталась вскочить на  ноги  и  скрыться.  Корчась  и  пугливо пригибая
голову,  она  держала на  груди прижимавшегося к  ней  ребенка,  стонала и
делала умоляющие знаки Людям Огня.  Те окружили ее и  принялись хохотать -
точно так,  как мы  с  Вислоухим хохотали когда-то  над стариком из Лесной
Орды. И точно так же, как тыкали и кололи его ветками и палками мы, кололи
и  тыкали жену  Красного Глаза Люди Огня.  Они  кололи ее  кончиками своих
луков,  всовывая  их  женщине  между  ребер.  Но  такая  забава  доставила
охотникам не  так  уж  много удовольствия.  Дело  в  том,  что  женщина не
сопротивлялась.  Она даже не  злилась;  склонясь над своим детенышем,  она
сидела и  по-прежнему жалобно хныкала,  моля пощады.  Вдруг один из  Людей
Огня  с  решительным видом шагнул к  ней.  В  руках у  него  было дубинка.
Женщина подняла глаза,  понимая,  что все это значит, но она лишь умоляюще
застонала и не двинулась с места, пока на нее не обрушился удар.
     А  Красный Глаз сидел в  дупле,  и  его  нельзя было достать никакими
стрелами. Охотники стали в кружок и некоторые время совещались, затем один
из них влез на дерево.  Что произошло на дереве,  я не могу сказать,  но я
слышал,  как завопил охотник,  и видел, как встревожились Люди Огня внизу.
Прошло несколько минут, и охотник вниз головой свалился с дерева на землю.
Он  лежал,  не  подавая признаков жизни.  Люди  Огня посмотрели на  него и
приподняли ему  голову,  но  голова снова бессильно упала,  как только они
выпустили ее из рук. Красный Глаз сводил счеты.
     Люди Огня были очень рассержены.  В  стволе дерева,  лишь на  дюйм от
земли,  виднелось отверстие.  Охотники сложили тут  груду  сучьев и  сухой
травы и разожгли костер. Крепко обнявшись, мы с Быстроногой сидели в своем
укрытии и  ждали,  чем  кончится эта  борьба.  Время от  времени Люди Огня
бросали в костер совершенно сырые,  зеленые ветви,  и тогда дым поднимался
необычайно густыми, черными клубами.
     И вдруг мы увидели, как охотники поспешно отскочили от дерева. Но все
же  они  сделали  это  недостаточно быстро.  Грузное  тело  Красного Глаза
рухнуло прямо на них.  Красный Глаз был в  невероятной ярости и размахивал
своими  чудовищными длинными руками направо и  налево.  Одному охотнику он
снес лицо -  буквально снес своими шишковатыми железными пальцами. Другого
он  ударил по  шее.  Дико завопив,  Люди Огня сначала отступили,  а  потом
бросились  на  него.  Красный  Глаз  схватил  валявшуюся дубинку  и  начал
разбивать им  головы,  как яичную скорлупу.  Справиться с  таким чудовищем
Людям Огня было явно не  под силу,  им  снова пришлось отступить.  Красный
Глаз увидел, что упускать подобный момент нельзя: он повернулся и бросился
бежать.  Несколько стрел полетело ему вслед,  но он нырнул в чащу и тут же
исчез.
     Соблюдая крайнюю осторожность,  мы  с  Быстроногой ушли по деревьям в
другую сторону,  но и тут наткнулись на новый отряд охотников. Они загнали
нас на черничное болото, но мы прошли через трясину по тропам, которых они
не  знали,  и  таким  образом  скрылись от  них.  Мы  пересекли трясину  и
оказались на узкой лесной полосе,  отделявшей черничное болото от обширных
топей,   простиравшихся  далеко  на  запад.  Тут-то  мы  и  встретились  с
Вислоухим. Как он спасся, не могу себе представить, разве только благодаря
тому, что не ночевал предыдущую ночь в пещерах.
     Здесь,  на  узкой  лесной полосе,  мы  могли  бы  построить гнезда на
деревьях  и   прочно  обосноваться,   но   Люди   Огня  продолжали  упорно
преследовать Племя и  истреблять его.  К вечеру выбежали и промчались мимо
нас  Волосатый с  женой.  Они  бежали очень торопливо,  лица  у  них  были
встревоженные.   С  той  стороны,  откуда  они  бежали,  к  нам  донеслись
воинственные крики  охотников  и  вопли  кого-то  из  Племени.  Люди  Огня
нашли-таки дорогу через трясину.
     Быстроногая, Вислоухий и я бросились бежать за Волосатым и его женой.
Выбежав к  краю великих болот,  мы остановились.  Мы не знали тут ни одной
тропы.  Эти места были далеко за пределами наших владений,  и Племя всегда
избегало заходить сюда. Во всяком случае, я не знал никого, кто побывал бы
здесь и  вернулся.  В  наших глазах эти болота были чем-то  таинственным и
страшным -  страшным своей неизвестностью. Как я сказал, мы остановились у
края болота.  Мы дрожали от страха. Крики Людей Огня слышались все ближе и
ближе.  Мы  посмотрели друг на  друга.  Волосатый вступил в  зыбкую жижу и
ярдах  в  двенадцати от  берега  нащупал ногами  твердую кочку.  Жена  его
оказалась не  столь  смелой.  Она  попробовала было  войти в  болото,  но,
коснувшись  его  предательской поверхности,  отпрянула  назад  и  боязливо
сжалась.
     Быстроногая даже не думала меня ждать, она кинулась вперед и, обогнав
Волосатого ярдов на  сто,  нашла еще одну большую кочку.  К  тому времени,
когда мы с Вислоухим оказались рядом с ней,  из-за деревьев выскочили Люди
Огня.  Увидев их,  жена Волосатого в ужасе метнулась вслед за нами. Но она
бежала наугад,  не выбирая места,  и  через несколько шагов провалилась по
пояс.  Оглянувшись назад, мы увидели, как охотники пускали в нее стрелу за
стрелой, а она медленно погружалась в трясину. Теперь стрелы начали падать
уже около нас.  Мы собрались вместе, все четверо, и двинулись вперед, сами
не зная куда, шагая по болоту все дальше и дальше.


                               ГЛАВА XVIII

     Ясного представления о  наших  блужданиях по  великим болотам у  меня
нет.  Когда я вспоминаю об этом,  в памяти всплывают разрозненные картины,
но  установить какие-либо границы во времени я  не могу.  Я  не знаю,  как
долго мы бродили в тех проклятых местах,  но,  вероятно, целые недели. Мои
воспоминания о  том,  что тогда происходило,  неизменно переходят в жуткий
кошмар. Сквозь тьму бесчисленных веков, подавленный первобытным страхом, я
вижу,  как мы без конца блуждаем,  блуждаем по зыбкой, промозглой трясине,
пропитанной водой,  на  нас  бросаются  ядовитые  змеи,  рычат  поблизости
прожорливые  звери,   под  нами  колышется  и  зыблется,  засасывая  ноги,
тинистая, вязкая почва.
     Помню,  что мы  то и  дело сворачивали со своего пути из-за встречных
потоков,  озер и обширных топей. Помню бури и дождь и сплошь залитые водой
громадные низины;  помню дни горьких невзгод и невыносимого голода,  когда
поднявшиеся воды  загоняли нас  на  деревья и  мы  надолго оказывались там
пленниками.
     Ярко  встает  передо мной  следующая картина.  Мы  стоим  у  огромных
деревьев,  с  их ветвей свисают волокна седого мха,  а  ползучие растения,
словно  чудовищные  змеи,  вьются  по  стволам,  причудливо переплетаясь в
воздухе.  Всюду  вокруг  нас  топь,  затянутая грязной  жижицей топь:  она
пузырится от газов и,  пыхтя и вздыхая, ходит мерными валами. И среди этой
вонючей топи мы,  нас около дюжины.  Мы  вероятно исхудали,  до  крайности
измождены,  кожа плотно обтягивает наши кости.  Мы не поем, не болтаем, не
смеемся. Мы забыли о шутках и проказах. Наш беспечный и бодрый дух на этот
раз беспримерно подавлен и  побежден.  Мы издаем какие-то жалобные тягучие
звуки,  переглядываемся и  теснее жмемся друг к другу.  Мы похожи на кучку
жалких существ,  переживших конец  света  и  встретившихся на  другой день
после его гибели.
     Эта  сцена  видится  мне  без  всякой  связи  с   другими  событиями,
происшедшими на  болотах.  Не  приложу  ума,  как  нам  удалось преодолеть
страшные топи,  но в  конце концов мы выбрались к  гряде небольших холмов,
спускающихся к  реке.  Это была наша река;  она выходила из великих болот,
как теперь вышли из  них и  мы.  На южном берегу,  где река пробивала свой
путь  между холмами в  крутояре,  сложенном из  песчаника,  мы  обнаружили
пещеры.  Вдали на западе,  перекатываясь через отмель в устье реки,  гудел
морской  прибой.   Здесь-то  в  пещерах,   по  соседству  с  морем,  мы  и
обосновались.
     Нас было очень немного. Потом к нам начали приходить и присоединяться
те из Племени,  кому удалось спастись. Они выбирались из болот поодиночке,
по  двое и  по  трое,  гораздо более похожие на  мертвецов,  чем на живых,
настоящие ходячие скелеты.  В  конце  концов в  пещерах собралось тридцать
соплеменников. После этого уже никто из болот не появлялся. Красного Глаза
среди нас не было. Не было среди нас и детей - такого мучительного пути не
перенес ни один ребенок.
     Я не стану подробно рассказывать о нашем житье в пещерах у моря.  Это
стойбище оказалось не  из  счастливых.  Тут  было  сыро и  холодно,  и  мы
постоянно кашляли и страдали от простуды.  Долго жить в такой местности мы
не могли.  Правда, у нас рождались дети, но они хирели и умирали - умерших
у нас вообще было больше,  чем народившихся.  Нас становилось все меньше и
меньше.
     Помимо всего  прочего,  пагубно отразилась на  нас  резкая перемена в
пище. Овощей и плодов мы собирали мало, ели главным образом рыбу. Там было
множество  моллюсков,  устриц,  двустворчатых раковин  и  больших  морских
крабов,  выбрасываемых штормом на берег.  Мы нашли,  кроме того, несколько
видов  морских водорослей,  очень  хороших на  вкус.  Но  перемена в  пище
вызвала у  нас желудочные заболевания,  никто из  нас не мог по-настоящему
пополнеть.  Все мы  были худые и  нездоровые на вид.  Вылавливая на отмели
громадных моллюсков-абалонов, погиб Вислоухий. Абалон защемил ему пальцы и
продержал его до  тех пор,  пока не начался прилив.  Вислоухий утонул.  Мы
нашли его тело на следующий день;  это был для нас тяжелый урок.  Никто из
нас уже не совал больше рук в защелкивающуюся раковину абалона.
     У нас с Быстроногой родился ребенок,  мальчик,  и мы выхаживали его в
течение нескольких лет.  Но я твердо знаю, что, не уйди мы в другие места,
он никак не перенес бы того ужасного климата. А затем вновь появились Люди
Огня.  Они приплыли к  нам по  реке -  и  не  на катамаране,  а  в  грубом
долбленом челноке.  Гребцов в челноке было трое,  и один из них - высохший
от старости низкорослый охотник.  Они причалили к нашему берегу, и старик,
прихрамывая,  поднялся  по  песчаному  откосу  и  пристально оглядел  наши
пещеры.
     Через несколько минут Люди Огня уплыли, но Быстроногая никак не могла
оправиться от  страшного испуга.  Мы  перепугались все,  но  никто не  был
взволнован в такой мере,  как Быстроногая. Она хныкала и рыдала, не находя
себе покоя всю эту ночь. Утром она взяла ребенка на руки и, громко крича и
жестикулируя, заставила меня пуститься во второе великое странствование. В
пещерах  теперь  оставались  лишь  восемь  мужчин  и  женщин  -  последние
наследники Племени.  Да и  их будущее было безнадежным.  Если бы Люди Огня
даже не  вернулись,  все  равно они скоро бы  погибли.  Слишком вреден был
климат  в  тех  местах.   Наше  Племя  к  жизни  у  моря  было  совершенно
неприспособленно.
     Мы с  Быстроногой двинулись на юг,  все время огибая великие болота и
ни  разу  не  рискуя в  них  углубиться.  Однажды мы  повернули к  западу,
перевалили гряду  гор  и  вышли на  побережье.  Но  обосноваться там  было
немыслимо.  Там совсем не  было леса -  лишь унылые голые откосы и  скалы,
гремящий прибой и  упорный сильный ветер,  который,  казалось,  никогда не
затихал. Мы отступили снова в горы, пересекли их и, держа путь на восток и
юг, опять оказались у великих болот.
     Скоро  мы  достигли южной  окраины болот  и  пошли оттуда прямиком на
юго-восток. Перед нами открылись прекрасные места. Было очень тепло, снова
вокруг нас  шумел  густой лес.  Потом  мы,  пройдя невысокую цепь  холмов,
очутились в чудесной земле - это была поистине Страна Лесов. Чем дальше мы
уходили от морского берега, тем мягче и теплее становился воздух; мы шли и
шли,  пока  перед нами не  блеснула большая река -  Быстроногой она  была,
по-видимому,  знакома.  Должно быть,  именно здесь  провела Быстроногая те
четыре года,  в течение которых ее не было в Племени. Мы переплыли реку на
бревнах и  вышли на берег у подножия громадного утеса.  Высоко на утесе мы
нашли себе новое жилище - почти недоступную и невидимую снизу пещеру.
     Теперь мне остается рассказать совсем немного.  Мы с Быстроногой жили
в  этой пещере и  выхаживали своих детей.  И  на  этом обрываются все  мои
воспоминания. Мы уже никуда больше не переселялись. Ни разу мне не снились
иные места, кроме нашей высокой, недоступной пещеры. И здесь, надо думать,
родился ребенок,  унаследовавший первоисточник моих  снов и  таким образом
впитавший в  себя все впечатления моей жизни или,  вернее,  жизни Большого
Зуба,  моего второго <я>  -  ведь  хотя он  и  не  является моим истинным,
реальным <я>,  он реален для меня настолько,  что я не в силах сказать,  в
каком же именно веке я живу.
     Я  часто изумляюсь,  раздумывая над  этой наследственной связью,  над
этим родством.  Я, современный и реальный, являюсь, безусловно, человеком,
но я, Большой Зуб, житель первобытных лесов, не человек. В какой-то точке,
если проследить прямую линию моих предков и  пращуров,  эти  два  <я> моей
раздвоенной личности соединяются.  Было ли  Племя,  все  мои соплеменники,
прежде чем их истребили,  -  были ли они на пути превращения в человека? И
прошел ли через этот процесс я сам и мои близкие родичи? С другой стороны,
разве не могло случиться так, что кое-кто из моих потомков присоединился к
Людям Огня и  стал одним из  них?  Всего этого я  не знаю.  И  нет никакой
возможности это узнать. Несомненно только одно: Большой Зуб внедрил в мозг
одного из потомков все события своей жизни,  и они запечатлелись там столь
неизгладимо, что бесчисленные поколения не могли их стереть.
     Есть еще одна вещь,  о  которой я должен упомянуть,  прежде чем кончу
повесть. Мне часто снится этот сон, а реальные события имели место, должно
быть,  в то время,  когда я жил в той же высокой,  труднодоступной пещере.
Помню,  я  шел к  югу по дремучим дебрям.  Тут я наткнулся на Лесную Орду.
Затаясь в чаще,  я стал следить,  как эти дикари играли. Их было тут целое
сборище,  они хохотали,  прыгали и пританцовывали,  напевая хором какую-то
визгливую примитивную песню.
     Вдруг они смолкли и прекратили свои прыжки и пляски. Съежась и бросая
тревожные взгляды по сторонам,  они пятились и  словно бы хотели броситься
прочь.  В  эту  минуту в  их  толпе  появился Красный Глаз.  Все  трусливо
уступали ему дорогу. У всех на лицах был написан страх. Но он и не пытался
кого-нибудь задеть или  обидеть.  Он  был один из  них -  он  породнился с
Лесною Ордою. Следом за ним, раскачиваясь на своих согнутых жилистых ногах
и для равновесия опираясь костяшками пальцев обеих рук о землю, шла старая
самка Лесной Орды -  его нынешняя жена. Он сел посреди круга. Я вижу его и
теперь,  когда  пишу  эти  строки,  вижу,  как  он  хмуро уставился своими
воспаленными глазами на Лесную Орду, робко расступающуюся перед ним. И, не
вставая с места,  он вдруг задирает свою чудовищную ногу и кривыми цепкими
пальцами чешет себе  живот.  Ведь  это  же  Красный Глаз,  само воплощение
атавизма.


__________________________________________________________________________
     Текст подготовил Ершов В. Г. Дата последней редакции: 18/03/2000