нцузы, дело  в  ней.
Широкая  трактовка крылатой фразы  дают основания применять  ее даже  вместо
отечественного "женись, паря, пропадешь!" Конкретно к  Сергею  это отношения
не имеет, и "белка" ему, как он считает, отнюдь не грозила, но  только после
создания семьи  жизнь  на Севере вошла  в нормальное,  созидательное  русло.
Выросли  сыновья.  Несколько лет  назад  как ветеран  Надымгазпрома  получил
квартиру  в городе Бердске Новосибирской области. Пора заканчивать  северную
эпопею?
     -- То, что нам, южанам, дали  квартиру  в  Сибири,  то... какие мы  уже
южане?..  Я много  раз слышал, что  после "червонца" на  Севере  жить дальше
желательно где-нибудь не южнее Южного Урала.
     Жена с Украины. Все  ее корни -- там. Это само по себе стало проблемой.
Все  труднее  общаться  с  родственниками. В дальнейшем для моих сыновей это
может  повлечь  утрату   половины  истории,  культуры,  половины  богатства,
носителями  которого они  могли бы быть. В  аналогичных семьях случается еще
хуже. Один знакомый  в шутку  говорит, жена на основании  того, что является
гражданкой    другого   государства,    требует   обозначения   в   квартире
демаркационных линий -- на кухне, в коридоре, в спальне. И смех, и грех.
     Вроде и  пора  уезжать  --  по  времени.  Но  в  новую  квартиру  нужна
обстановка, нужна  дача, гараж, машина. Там  дети вырастут  --  нужно дальше
учиться по серьезному, опять средства нужны. Да, на определенном этапе Север
засасывает, но еще дает право на выбор, а уж потом -- просто не отпускает...


        ЭНЕРГЕТИК -- ПРОФЕССИЯ ТВОРЧЕСКАЯ

     Леонид Иванович Кучеренко --  крымчанин до мозга костей, патриот своего
героического  полуострова. Но и  таких людей уделом стал Север. Не романтика
привела его семью на край света, но с  тех пор ни разу не пожалел он о своем
выборе.  Любая   жизнь  --  жизнь,  которой  нужно  радоваться.  Его  южный,
зажигательный темперамент  сказывается не только в  общении с людьми, но и в
нелегкой и ответственной работе.
     Всего несколько лет назад Пангоды  в энергетическом плане были оторваны
от единой  энергетической системы страны. Месторождение и поселок находились
в режиме автономного электроснабжения -- энергию  вырабатывала  пангодинская
электростанция.
     Большая  энергетика пришла  на "Медвежье" в 1974 году:  были  построены
воздушные ЛЭП, которые связали поселок с Новым Уренгоем и Надымом, введена в
эксплуатацию центральная подстанция  "Пангоды",  которая  в настоящее  время
является энергетическим центром пангодинского территориального узла.
     Боле десяти лет Пангодинским  РЭС руководит  Леонид Иванович Кучеренко,
энергетик  с тридцатилетним  стажем.  Один  из  его принципов:  энергетик --
профессия  не  только  ответственная, но и творческая. Ему  удалось  создать
коллектив, который  представляет  из себя  группу грамотных и  разносторонне
развитых  в  производственном  плане  людей.  Именно  благодаря  творческому
отношению  к  работе,  пангодинский  РЭС  является передовым  подразделением
предприятия  "Северные  электрические сети", энергетического  монополиста  в
северном регионе.


КРАЙНОСТИ -- ДЛЯ "ЯРОСТНЫХ"

     Наверное, Кончич родился немного  раньше "своего" времени. Сейчас такие
формируют собой новый слой предприимчивых, деятельных  людей, без которых не
возможна  реанимация  экономики  из  полуживого  состояния. Его  же  лучшие,
молодые годы пришлись на  конец семидесятых -- начало  восьмидесятых,  когда
единственный удел "яростных" энтузиастов  был  передний край, "крайности"  и
потери   от   которого,  как  известно,   не  были   адекватны  материальным
компенсациям.
     В  семьдесят  восьмом  Валерий  Иванович  Кончич,  инженер-электрик  из
Краматорска, как  и многие его земляки, подался  на  Север.  Был  принят  на
должность инженера передвижных электростанций Пангодинского ЛПУ.
     Его  карьера  нетипична,  в  том  плане,   что,  как  правило,   участь
энергетиков   --  вторые  роли,   обеспечение  жизнедеятельности   основного
производства. Кончич сумел вырваться за запретные флажки внутриведомственной
"кастовой"  градации  и, освоив "технологию"  лучше многих других спецов  от
базового  производства,  через  три года стал  главным инженером  ЛПУ. В чем
секрет?  Сам  говорит:  просто  работал,  "как  пчелка".  Коллеги  отмечают:
неуемная  любознательность,  неудовлетворенность  достигнутым,   непризнание
барьеров и здоровое мужское тщеславие.
     Он стал начальником Хасырейского линейного производственного управления
в  1983  году, когда пошел на  запад Уренгойский газ, и  через  пангодинскую
территорию    пролег    новый    коридор    с    "нитками"     трубопроводов
"Уренгой-Помары-Ужгород", "Уренгой-Центр1", "Уренгой-Центр-2".
     Через три  года, когда задача была выполнена и  Хасырейская КС загудела
на полную  мощь, (государственные  награды, ведомственные  грамоты, уважение
коллег, доверие  руководства...), его назначили начальником Ямбургского ЛПУ,
еще не  существовавшего газоперекачивающего управления. Которому  предстояло
стать   уникальным   в   своем   роде  производством   --  вечная  мерзлота,
невозможность  применения   привычных   северных  технологий,  необходимость
монтажа  технологических  трубопроводов  компрессорных  станций  на  свайных
конструкциях... Сейчас все это уже освоено, и шесть "висячих" КС прокачивают
через  себя  газовую  энергию  Ямбурга,  но   Кончич  все  так  же  работает
начальником  того  же, самого крайнего ЛПУ -- видно, нет  пока еще в регионе
более экстремального...
     Да,  удел  старых  "яростных"  производственников  --  не  еврокабинеты
ведомств, не "красный пиджак", а,  как и  двадцать лет назад, --  провинция,
полушубок, передний край.


КАКОЙ ЖЕ СЕВЕР БЕЗ ГАЗПРОМА?

     После службы  встал вопрос:  как жить дальше? Многие  вокруг, такие  же
двадцатилетние, особенно не раздумывали: где  родился, там  и  сгодился -- и
оседали рядом с домом. Владимир  Медко  походил по знакомым,  посмотрел, что
его может  ожидать в  ближайшем будущем, и в  результате, никого не осуждая,
тем не менее, решил: надо уезжать, искать свою долю...
     Техникумский  друг  написал  с  "Медвежьего": охота,  рыбалка, свобода,
красота -- прилетай!
     Владимир поехал в Москву. В отделе молодых специалистов Мингазпрома ему
предложили: Тюмень, Сургут, Сахалин... Неделю жил в столице, пока не добился
своего: "Медвежье".
     Пангоды,  1981  год.  Для  того, чтобы  оформить  вызов  жене,  которая
оставалась  дома, в  Калмыкии,  необходимо  было  жилье.  Владимиру  удалось
прописаться в "бочке",  которая  реально жильем не  являлась  (отсутствовали
тепло, вода, свет). Но тогда эта "мечта Диогена"  давала формальное право на
вызов.
     Бочку самостоятельно благоустроили, она стала первым собственным  домом
молодой четы Медко. Позже  дали  квартиру,  нарадовались...  Но всякий  раз,
когда  Владимир  проходил  берегом речки, где  долго еще  потом  стоял  этот
"цилиндрический дом", его взгляд непременно выхватывал знакомые предметы, --
и щемило сердце...
     Работал машинистом  ДКС, председателем профкома управления, начальником
ГП, в 1997 году стал  первым  руководителем  Медвежинского  газопромыслового
управления.
     Благодарен  судьбе  за  то,  что  она  связала  его  жизнь с Газпромом.
Неразрывно, навсегда -- так он считает. Почему?
     Владимир  Васильевич  Медко  на  секунду  задумался  и  пояснил  вполне
оптимистично:
     -- Мы,  северяне, по ряду  причин, обречены на Север. А  какой же Север
без Газпрома!...


        ЖЕНЩИНА В ОКНЕ

     Наталья чистила картошку,  перебирая  в памяти  события пережитого дня,
который был, как  обычно сплетен из десятков дней  вчерашних.  Что-то смутно
тревожило.  Отсутствие  явного предмета тревоги  раздражало. Было  странное,
навязчивое  желание закрыть ночное окно, в прежние  времена -- прямоугольный
двустворчатый зев,  переходящий в непроницаемый сумрак чуждой улицы, сегодня
неприятно  обернувшийся  линзами  огромных  зеркальных  очков,  прикрывающих
неизвестные, в упор тебя рассматривающие глаза...
     --  Ну, что ты молчишь, Наташа? -- муж подошел сзади, положил ладонь на
плечо жены. Не приобнял, не потрепал шутливо -- осторожно прикоснулся, боясь
ненароком спугнуть то, чем сейчас была занята память Натальи.
     -- Да, я сейчас,  -- немного невпопад ответила Наталья, стараясь  тоном
смягчить вину перед мужем за долгий уход  в  себя --  как пришла  с  работы,
"Привет!", и  замолчала. Не оборачиваясь, чтобы  не встречаться глазами,  на
секунду прижалась щекой к ладони Сергея. -- Картошка вот... Как мыло. Совсем
крахмала нет.
     Упоминание о картофеле, как  ни странно,  отвлекло  от  липкой  паутины
бесконечных мыслей. Действительно вспомнился этот  корнеплод с винзилинского
огорода, который под ножом молочно истекал крахмальным соком...

     Предки Натальи были сосланы  из  Белоруссии в Сибирь  за "ненадлежащее"
социальное  происхождение. Отец, участник Великой Отечественной, после войны
окончил  Ленинградский  педагогический институт  имени  Герцена,  работал  в
Киненсберге  и  на Кузбассе, потом возвратился на родину -- в Тюмень.  Здесь
стал  директором мужской гимназии, которая  воспитала много ярких  талантов,
составляющих  гордость  Тюменщины. Учеником отца, Григория  Ждановича, был и
Юрий  Гуляев,  один из  популярных певцов  Советского  Союза. Подорванное на
войне  здоровье   Ждановича-старшего   заставило  его  семью  переехать   из
областного центра в маленький город под Тюменью --  Винзили. Провинциальный,
на  грани города  и деревни быт, целебный воздух вековых сосновых  боров,  в
густой  хвое которых  уютно утонул  городок, прибавили  отцу  несколько  лет
жизни.
     Тюмень -- столица деревень.  Все дороги из сельскохозяйственных  окраин
вели  в  "область", туда  сходились  все  дела,  надежды,  оттуда  же  потом
начинались  продолжения   надежд   и  дел.  Наталья  поступила  в  Тюменский
индустриальный институт,  как  водится,  особенно  не задумываясь о  будущей
специальности. Факультет,  в аудитории  которого вошла на  пять лет Наталья,
оказался  самым  "боевым"   в  вузе,  --   нефтегазопромысловый,  на  сленге
"индусов", студентов ТИИ, -- "Нефтегаз".
     Страна жадно черпала углеводородный  огонь из  бездонных, как казалось,
кладовых  собственного  организма,  тысячи  стальных  полых  игл  вгоняла  в
замороженную часть  тела, может быть поэтому практически не морщась от боли,
радостно захлебывалась и  задыхалась от  фантастических тонн и кубометров из
фонтанирующих, бери --  не хочу, скважин.  На задачу покорения  турбулентных
вихрей заводы плавили и катали металл, "Нефтегаз" ковал кадры.
     За  "пятилетку"  "Нефтегаз",  в  числе   прочих   кадров,   отковал   и
опломбировал     выпускными     дипломами      внутрифакультетскую     семью
нефтяников-газовиков  Зиминых, и  перед Натальей  и  ее  мужем  встал вопрос
будущего.
     Тюмень была многим  обязана своему  северному Клондайку:  в семидесятых
ушли   с   улиц  деревянные  тротуары,  выросли,   как   грибы,  современные
микрорайоны, взметнулись  выше всех старых  церквей --  стекло  и  бетон  --
главки и НИИ.  Поэтому Север  начинался не за  шестидесятой параллелью, а  в
самом центре Тюмени. В  аэропорту  "Рощино"  это начало  обретало  "высокую"
зримость в виде самолетов, улетавших в направлении откашлянных простуженными
динамиками координат: "Сургут", "Нижневартовск", "Урай", "Надым"...
     Потом, через много лет Наталья стала задумываться над тем, что было бы,
останься они  тогда, в 1977 году, в Тюмени. Наверное, долгое  время работали
бы по направлению в каком-нибудь "ниигипро", получая  двести  сорок "рэ"  на
двоих.  Помыкались  бы по  общежитиям, съемным квартирам, малосемейкам,  так
надоевшим  Зиминым за  годы семейного  студенчества.  Хотя,  как  оказалось,
типичные тяготы  молодых семей совсем  не вечные: многие однокашники -- ныне
преуспевающие и известные горожане.  Но эти мысли придут позже, когда начнет
одолевать усталость  от ежегодных  перелетов с севера на  юг,  поездок между
двумя домами --  "земным" и северным. В первые минуты после долгой разлуки в
каждом  из  них  непременно  слышится  какой-то одинаковый, надоевший  после
скитальческой  молодости  запах  --  неистребимый  дух   гостиницы,  который
неподвластен фешенебельности,  люксовости, озонаторам  и кондиционерам.  Его
невозможно  нейтрализовать,  вытянуть, выдуть --  это внутри, это  состояние
человека, приходящего в жилье не насовсем, на время.

     ...Она  вдруг  оставила  картошку,  пружинисто подошла  к  окну, высоко
захватила  половинки штор и решительно свела их вместе, на  секунду заполнив
кухню недовольным скрипом разбуженных гардин.
     Сергей залюбовался женой, улыбнулся:
     -- Ну, ты, Наталья, прямо как в молодости!...

     ...Вертолет огромной шумной стрекозой,  мультфильмовым хулиганом  выпал
из  мутного  поднебесья. В  метре  от земли  завис на несколько  секунд  над
грунтовой площадкой,  покачиваясь,  красуясь неизвестно перед  кем, потрогал
твердыню колесом, потом  другим. Наконец тяжело, но уверенно сел,  несколько
обмяк, не глуша двигателей, лишь сбавил обороты, лопастное кручение  приняло
форму зонтика. Высыпал партию  людей, яростно и равнодушно засвистел,  опять
превращая  мирный  "зонтик"  в бешеную  ромашку.  Отогнал  ураганным  ветром
недавних пассажиров, и за их страдальческими пузырящимися спинами, невидимый
им, отдался обратно в свинцовую муть.
     Чья-то фетровая шляпа радостно убегала в  тундру, высоко подскакивая на
кочках.
     Не подгоняемая  больше потоком  пыльного  вихря,  Наталья остановилась.
Долго  не  знала,  куда  поставить чемодан, поэтому  одной  рукой,  неловко,
поправляла взбитые пыльные волосы, одергивала невероятно наэлектризовавшееся
от  воздушных струй платье.  Наконец, опустила  чемодан, огляделось.  Низкое
небо --  вот-вот  раздавит.  Ни  дерева,  ни куста.  Песок...  Чуть подальше
начинается  плешивое поле,  кочки.  Наверно это  и  есть  тундра,  а где  же
поселок... Увидела вдалеке низкие серые домишки. Неужели это и есть Пангоды?
Вероятно -- окраина. Но ведь окраины, как  правило, лучше, по крайней  мере,
природа богаче. Ужас...
     Подошел Сергей, чуть пригнулся, заглянул во влажные глаза:
     -- Ну, ты что, Наташ, ушиблась?
     -- Нет... Песок!

     Новоиспеченным  северянам дали место в  общежитии -- комнату смежная  с
проходной. Чтобы попасть  в  коридор, нужно  было  пересечь  помещение,  где
отдыхала смена пилотов пангодинского аэропорта. Получалось, -- личная  жизнь
на виду, на шуму... Пилоты приходили и уходили, в любое время суток -- смех,
громкие возгласы, встречи  и проводы... Редкие затишья  казались  раем. Мужу
часто приходилось  подбадривать  свою  пассию  и  шутливо  восклицать:  "Ну,
что?... Опять песок?!"
     Общежития, секции, малосемейки, балки, вагончики, бочки...
     Сколько еще лет пройдет, пока жилье для них не перестанет  быть больным
местом, больной темой! Как и для многих сотен пангодинцев, тысяч северян.

     Сама она считала,  что случайно  стала депутатом. Комсомолка,  рабочая,
"верхнее"  образование,  молодая, энергичная -- вполне отвечало  нормативам,
отпущенным свыше. Так становились "избранниками". Из песен слов не выкинешь.
Но  верно и  то, что, числясь в представительных органах власти, разные люди
вели себя  по-разному. Она видела: одни  приезжали  на сессию  отдохнуть  от
дома, семьи, работы, другие -- "отовариться" разовыми спецпайками, третьи --
действительно работали.
     Она   взялась   за   тему,   животрепещущую!   Рожденную   объективными
обстоятельствами, жизнью. Твердо  и ясно сформулировала для себя то,  за что
должна  была в меру своих возможностей бороться: населенный пункт  не должен
быть  "проходным".  Жизнь,  данная  Богом  или  иным  естеством,  изначально
преходяща, временна. Делать же  сознательно внутри  этого  мгновения природы
рукотворные "времянки", по сути -- пустоты, -- явно преступно по отношению к
самим себе, к человеческой натуре.
     Нет,  конечно,  Наталья,   на  тот  момент  оператор  по  добыче   газа
Медвежинского ГПУ  производственного  объединения  "Надымгазпром",  была  не
первой в будировании жилищного вопроса и капитального строительства вообще в
поселке газовиков. Она,  согласно  депутатскому  статусу,  исполняла  наказы
пангодинцев, озвучивала предложения производственно-муниципального "актива",
-- но это был  и ее  личный, до  глубины  души осознанный  выбор направления
общественной работы.
     Созрела  критическая  масса  людских  страданий.  Это понимали  все.  И
местная   власть,   и  руководство   предприятий,   особенно   Медвежинского
газопромыслового управления, -- те, которые на себе ощущали растущее влияние
человеческого, в  данном  случае,  бытового  фактора  в  освоении Медвежьего
(впереди уже вовсю разворачивался  Ямбург, "питаемый" сменными бригадами  из
Пангод). Поселок оставался  вахтовым по номиналу, но де-факто таковым не был
уже  в конце семидесятых. К  тому  времени в Пангодах правдами и  неправдами
постоянно проживали,  ютясь в общежитиях и  балках,  несколько  тысяч  самых
настоящих семей: мужья, жены, дети и даже бабушки и дедушки.

     Первый  раз Наталья поднималась на трибуну Тюменского областного Совета
не чувствуя ног. Во рту пересохло. Когда  говорила, в  ушах стоял незнакомый
гул.  Читала  собственноручно  написанное не  понимая слов,  лишь  осознавая
важность  того, что  говориться.  Голос звенел... Когда спустилась, села  на
первое  попавшееся свободное кресло  в первом  ряду -- боялась,  что упадет.
Тело била мелкая дрожь. Мужчина, сидевший рядом, тронул за рукав, добродушно
и  ободряюще  кивнул.  Это  был  Генеральный  директор  ВПО  "Тюменьгазпром"
Черномырдин В.С., депутат областного совета.
     Надымский район уже давно был вотчиной "Мингазпрома",  который,  делясь
формально  властью  с  исполкомами,  фактически  господствовал на газоносной
территории,  справедливо и  безотказно везя на себе груз абсолютно  всех, от
"а"   до   "я",  проблем.  Именно  его   решения,  основанные   на   мнениях
представительств   в   северных   глубинках,   таких   как,   например,   ПО
"Надымгазпром",  носили  базовый  характер,  которые  затем  соответствующим
образом оформлялись.

     В марте  1987  года замминистра газовой  промышленности  Е.А. Яковлевым
было  утверждено  задание на проектирование рабочего  поселка  Пангоды, а  в
декабре  этого  же  года   состоялось  соответствующее  решение   Надымского
горисполкома... Это и были два главных документа, на основании которых через
несколько   месяцев   появился,   выполненный  Тюменьниигипрогазом,  "Проект
рабочего  поселка  на  двадцать пять  тысяч  жителей".  В  Пангодах началось
капитальное строительство.

     ...Карьера Натальи в дальнейшем  несколько отклонилась от производства.
Через  несколько  лет  она стала  начальником  отдела  социального развития,
заместителем  начальника газопромыслового управления. И все же, от маленькой
"проходной"  комнатки в деревянном  вахтовом общежитии до личного роскошного
коттеджа, который, наряду с  жилыми  и  "соцкультбытовыми" многоэтажками  из
кирпича,  стекла  и  бетона,  перестал   быть  архитектурной  диковинкой   в
двадцатитысячных Пангодах, прошло двадцать лет...
     ...Ночь была на исходе.
     Да, двадцать... Стоп!
     Где-то здесь?...
     ...Это было месяца два назад, нынешним летом. Солнечный день, служебные
дела,  пангодинское  песчаное   кладбище,   которое  вполне   справедливо  и
символично   расположилось   у  дороги,   ведущей  из   Пангод   в   сторону
месторождения.  Мимо,  по исторической бетонке,  давно  укрытой  современным
асфальтом,  проносились вахтовые  машины  --  древние  "военные"  "Уралы"  и
величавые цивильные "Икарусы".
     "Двадцать ..." --  ей пришло на ум это слово, когда она проходила между
могилок, узнавая знакомые