вовала и на меня.
   Мы поставили наш сундучок за два или три шага от калитки  на  лужайку
мягкого дерна, и Норсмор помахал в воздухе белым платком. Никто не отоз-
вался. Мы громко кричали по-итальянски, что посланы, чтобы уладить дело,
но тишина нарушалась только чайками и шумом прибоя. У меня  было  тяжело
на душе, когда мы прекратили наши попытки, и я увидел, что даже  Норсмор
был необычно бледен. Он нервно озирался через плечо, как будто опасаясь,
что кто-то сидит в засаде на пути к двери.
   - Бог мой! - прошептал он. - Я, кажется, этого не вынесу!
   Я отвечал ему тоже шепотом:
   - А что, если их вовсе и нет?
   - Смотрите, - возразил он, слегка кивнув, как  будто  боялся  указать
рукой.
   Я посмотрел в том направлении и над северной частью леса  увидел  то-
ненький синий дымок, упрямо подымавшийся в безоблачное теперь небо.
   - Норсмор, - сказал я (мы все еще разговаривали шепотом), - это  ожи-
дание невыносимо. Смерть и то  лучше.  Оставайтесь  здесь  охранять  па-
вильон, а я пойду и удостоверюсь, хотя бы пришлось дойти  до  самого  их
лагеря.
   Он еще раз огляделся, прищурив глаза, и  потом  утвердительно  кивнул
головой.
   Сердце у меня стучало, словно молот в кузнице, когда я быстро шел  по
направлению к дымку, и хотя до сих пор меня бросало в  озноб,  теперь  я
почувствовал, что весь горю. Местность в этом направлении была очень из-
резана, в ее складках на моем пути могли бы укрыться сотни людей.  Но  я
недаром исходил эти места и выбирал дорогу по гребням так,  чтобы  сразу
обозревать несколько ложбин между дюнами. И вскоре я был вознагражден за
эту уловку. Быстро взбежав на бугор, возвышавшийся над окружающими дюна-
ми, я увидел шагах в тридцати согнутую фигуру человека, со всей ему дос-
тупной быстротой пробиравшегося по дну ложбины. Это явно был один из ла-
зутчиков, которого я поднял из засады, громко окликнув его  по-английски
и по-итальянски. Он, видя, что прятаться теперь бессмысленно,  выпрямил-
ся, выпрыгнул из ложбины и, как стрела, понесся к опушке леса.
   Преследовать его не входило в мою задачу. Я удостоверился в своих до-
гадках: мы в осаде и под наблюдением - и, сейчас же повернув назад,  по-
шел по своим следам к тому месту, где Норсмор ожидал меня у сундучка. Он
был еще бледнее, чем когда я его оставил, и голос его слегка дрожал.
   - Видели вы его лицо? - спросил он.
   - Только спину, - ответил я.
   - Пойдемте в дом, Фрэнк. Я не считаю себя трусом, но больше я так  не
могу, - прошептал он.
   Все вокруг было солнечно и спокойно, когда мы вошли в дом; даже чайки
пустились в дальний облет, и видно было, как они мелькали над  бухтой  и
над дюнами. Эта пустота  ужасала  меня  больше  целого  полчища  врагов.
Только когда мы забаррикадировали дверь, у меня немного отлегло от серд-
ца, и я перевел дух. Норсмор и я обменялись взглядами, и,  должно  быть,
каждый из нас отметил бледность и растерянность другого.
   - Вы были правы, - сказал я. - Все кончено. Пожмем руки в память ста-
рого и в последний раз.
   - Хорошо, - ответил он. - Вот моя рука, и поверьте,  что  я  протянул
вам ее без задней мысли. Но помните:  если  каким-нибудь  чудом  мы  ус-
кользнем из рук этих злодеев, я всеми правдами и неправдами одолею вас.
   - Вы надоели мне! - сказал я.
   Его это, казалось, задело; он молча дошел до лестницы и остановился.
   - Вы меня не понимаете, - сказал он. - Я веду честную игру  и  только
защищаюсь, вот и все. Надоело это вам или нет, мистер Кессилис, мне  ре-
шительно все равно. Я говорю, как мне вздумается, а не для  вашего  удо-
вольствия. Вы бы шли наверх ухаживать за девушкой. Я останусь здесь.
   - И я останусь с вами, - сказал я. - Вы что же, думаете, что я спосо-
бен на нечестный удар, хотя бы и с вашего соизволения?
   - Фрэнк, - сказал он с улыбкой, - как жаль, что вы такой осел! У  вас
задатки мужчины. И, должно быть, это уже веяние смерти: как вы ни стара-
етесь разозлить меня, вам это не удается. Знаете что? - продолжал он.  -
Мне кажется, что мы с вами несчастнейшие люди во всей Англии. Мы  дожили
до тридцати лет без жены, без детей, без любимого дела - жалкие горемыки
оба. И надо же было нам столкнуться из-за девушки! Да их миллионы в Сое-
диненном королевстве! Ах, Фрэнк, Фрэнк, жаль  мне  того,  кто  проиграет
свой заклад! Все равно, вы или я. Лучше бы ему... - как это говорится  в
Библии? - лучше, если бы мельничный жернов повесить ему на шею и бросить
его в море... Давайте-ка выпьем! - предложил он вдруг очень серьезно.
   Я был тронут его словами и согласился. Он присел за стол и  поднял  к
глазам стакан хереса.
   - Если вы одолеете меня, Фрэнк, - сказал он, - я запью. А вы что сде-
лаете, если я возьму верх?
   - Право, не знаю, - оказал я.
   - Ну, - сказал он, - а пока вот вам тост: "Italia irridenta!" [5].
   Остаток дня прошел все в том же томительном ожидании. Я  накрывал  на
стол, в то время как Норсмор и Клара приготовляли обед на кухне.  Расха-
живая взад и вперед, я слышал, о чем они говорили, и меня  удивило,  что
разговор шел все время обо мне. Норсмор опять включил нас в одну  скобку
и называл Клару разборчивой невестой; но обо мне он продолжал говорить с
уважением, а если в чем и порицал, то при этом не щадил и себя. Это выз-
вало у меня благодарное чувство, которое в соединении с ожиданием неотв-
ратимой нашей гибели наполнило глаза мои слезами. "Вот ведь, - думал  я,
и самому мне смешна была эта тщеславная мысль, - вот здесь нас три  бла-
городных человека, гибнущих, чтобы спасти грабителя-банкира!"
   Прежде чем сесть за стол, я поглядел в одно  из  верхних  окон.  День
клонился к закату. Отмель была до жути пустынна. Сундучок все  стоял  на
том же месте, где мы его оставили.
   Мистер Хеддлстон в длинном желтом халате сел на  одном  конце  стола,
Клара - на другом, тогда - как Норсмор и я  сидели  друг  против  друга.
Лампа была хорошо заправлена, вино - отличное, мясо,  хотя  и  холодное,
тоже первого сорта. Мы как бы молча уговорились тщательно избегать  вся-
кого упоминания о нависшей катастрофе, и, принимая во внимание трагичес-
кие обстоятельства, обед прошел веселее, чем можно было ожидать. Правда,
время от времени Норсмор или я поднимались из-за стола, чтобы  осмотреть
наши запоры, и каждый раз мистер Хеддлстон, как бы вспоминая о своем по-
ложении, озирался вокруг. Глаза его, казалось, стекленели, а лицо  выра-
жало ужас. Но потом он поспешно осушал свой стакан, вытирал лоб  платком
и снова вступал в разговор.
   Я был поражен умом и образованностью, которые он при  этом  обнаружи-
вал. Мистер Хеддлстон был, несомненно, незаурядный человек, он много чи-
тал, много видел и здраво судил о вещах. Хоть я никогда бы не мог заста-
вить себя полюбить этого человека, но теперь я начинал понимать  причины
его успеха в жизни и того почета, который его окружал до банкротства.  К
тому же он был светский человек, и хотя я единственный раз слышал его  и
при таких неблагоприятных обстоятельствах, но и сейчас считаю его  одним
из самых блестящих собеседников, каких мне приходилось встречать.
   Он с большим юмором и, по-видимому, без всякого осуждения рассказывал
о проделках одного мошенникакупца, которого он знавал и наблюдал  в  дни
своей юности, и все мы слушали его со смешанным чувством веселого  удив-
ления и неловкости, как вдруг наша беседа была внезапно  оборвана  самым
ошеломляющим образом.
   Рассказ мистера Хеддлстона был прерван таким  звуком,  словно  кто-то
провел мокрым пальцем по стеклу. Все мы сразу побледнели, как полотно, и
замерли на месте.
   - Улитка, - сказал я наконец; я слышал, что  эти  твари  издают  звук
вроде этого.
   - Какая там к черту улитка! - сказал Норсмор. - Тише!
   Тот же самый звук повторился дважды, с правильными интервалами, а по-
том сквозь ставни раздался громовой голос, произнесший итальянское  сло-
во: "Iraditore" [6].
   У мистера Хеддлстона откинулась назад голова, его веки  задрожали,  и
он без сознания повалился на стол. Норсмор и я подбежали к стойке и воо-
ружились. Клара вскочила и схватилась за горло.
   Так мы стояли в ожидании, полагая, что сейчас последует атака;  мгно-
вение проходило за мгновением, но все вокруг павильона  было  безмолвно,
слышался только звук прибоя.
   - Скорее, - сказал Норсмор, - отнесем его наверх, пока они не пришли.


   ГЛАВА ВОСЬМАЯ
   О КОНЦЕ ХЕДДЛСТОНА

   Кое-как нам удалось соединенными усилиями дотащить Хеддлстона  наверх
и уложить его в постель в "дядюшкиной спальне". При этом ему сильно дос-
талось, но он не подавал признаков жизни и остался лежать,  как  мы  его
положили, не шевельнув пальцем. Дочь расстегнула ему ворот и стала  сма-
чивать его грудь и голову, а  мы  с  Норсмором  побежали  к  окну.  Было
"по-прежнему ясно, поднялась полная луна и ярко освещала отмель, но  как
мы ни напрягали глаза, не могли обнаружить никакого движения. А  относи-
тельно нескольких темных пятен среди бугров нельзя было  сказать  ничего
определенного: это могли быть и притаившиеся люди и просто тени.
   - Слава богу, - сказал Норсмор, - что Эгги не собиралась к нам сегод-
ня.
   Это было имя его старой няни; до сих пор он о ней не вспоминал, и то,
что он мог думать о ней сейчас, изумило меня в этом человеке.
   Опять нам оставалось только ждать. Норсмор подошел к  камину  и  стал
греть руки у огня, словно ему было холодно. Я невольно следил за  ним  и
при этом повернулся спиной к окну. Вдруг снаружи  раздался  слабый  звук
выстрела, пуля пробила одно из стекол и впилась в ставню дюймах  в  двух
от моей головы. Я слышал, как вскрикнула Клара, и хотя я сейчас же  отс-
кочил от окна и укрылся в углу, она была уже возле меня,  стараясь  убе-
диться, что я невредим. Я почувствовал, что за такую награду готов подс-
тавлять себя под выстрелы каждый день и целыми днями. Я старался успоко-
ить ее как можно ласковее, совершенно забыв обо  всем  происходящем,  но
голос Норсмора вернул меня к действительности.
   - Духовое ружье, - сказал он. - Они хотят расправиться с нами без шу-
ма.
   Я отстранил Клару и посмотрел на него. Он стоял спиной к огню,  зало-
жив руки назад, и по мрачному выражению его лица я понял, какие  страсти
кипели в нем. Точно такое же выражение было у него в тот мартовский  ве-
чер, когда он напал на меня вот тут, в соседней комнате, и хотя я  готов
был всячески извинить его гнев, признаюсь: мысль о последствиях приводи-
ла меня в трепет. Он смотрел прямо перед собой, но  краешком  глаза  мог
видеть нас, и ярость его вздымалась, как нараставший шквал. Ожидая  бит-
вы, которая предстояла нам с внешним врагом, я начал бояться этой  внут-
ренней распри.
   Не отрываясь, я следил за выражением его лица,  готовясь  к  худшему,
как вдруг увидел в нем перемену - мгновенное просветление. Он взял  лам-
пу, возбужденно обратился к нам.
   - Необходимо выяснить одно обстоятельство, - сказал он. - Намеревают-
ся ли они прикончить всех нас или только Хеддлстона? Интересно,  приняли
они вас за него или этот знак внимания был предназначен именно вам?
   - Они меня приняли за него, - сказал я. - В этом нет сомнения. Я поч-
ти такого же роста, и волосы у меня светлые.
   - Ну что ж, проверим, - возразил Норсмор и шагнул к окну, держа лампу
на уровне головы. Так он простоял, играя со смертью, с полминуты.
   Клара пыталась броситься к нему и оттащить его от опасного места,  но
я с простительным эгоизмом удержал ее силой.
   - Да, - сказал Норсмор невозмутимо, отходя от окна. -  Да,  им  нужен
только Хеддлстон.
   - О мистер Норсмор! - воскликнула Клара и не нашлась, что  прибавить:
действительно, бесстрашие, им проявленное, было выше всяких слов.
   А он посмотрел на меня, торжествующе закинув голову, и я сразу понял,
что он так рисковал своей жизнью только затем, чтобы  привлечь  внимание
Клары и свести меня с пьедестала героя дня. Он щелкнул пальцами.
   - Ну, огонь еще только разгорается, - сказал он. - Когда они разгоря-
чатся за работой, они не будут так щепетильны.
   Вдруг послышался голос, окликавший нас у калитки. В  окно  нам  видна
была при лунном свете фигура мужчины. Он стоял неподвижно, подняв  голо-
ву, и в протянутой руке у него был какой-то белый лоскут. И хотя он сто-
ял далеко от нас, видно было, что глаза его отражают  лунный  блеск.  Он
снова открыл рот и несколько минут говорил так громко,  что  его  слышно
было не только в любом закоулке нашего павильона,  но,  вероятно,  и  на
опушке леса. Это был тот самый голос, который  прокричал  слово  "преда-
тель" сквозь ставни столовой. На этот раз он объяснил очень внятно: если
предатель "Оддлстон" будет выдан, всех остальных  пощадят,  в  противном
случае ни один не уцелеет, во избежание огласки.
   - Ну, Хеддлстон, что вы на это скажете? - спросил  Норсмор,  обернув-
шись к постели.
   До этого момента банкир не подавал признаков жизни; я по крайней мере
предполагал, что он по-прежнему лежит без сознания, но он  тотчас  отоз-
вался и с исступлением горячечного больного умолял, заклинал нас не  по-
кидать его. Я никогда не был свидетелем зрелища отвратительнее и  позор-
нее этого.
   - Довольно! - крикнул Норсмор.
   Он распахнул окно, высунулся по пояс и, разъяренный, словно  позабыв,
что здесь присутствует женщина, обрушил на голову парламентера поток са-
мой отборной брани, как английской, так и итальянской, и посоветовал ему
убираться туда, откуда он пришел. Я думаю,  что  в  эту  минуту  Норсмор
просто упивался мыслью, что еще до окончания ночи мы все  неминуемо  по-
гибнем.
   Тем временем итальянец сунул свой белый флаг в карман и не спеша уда-
лился.
   - Они ведут войну по всем правилам,  -  сказал  Норсмор.  -  Они  все
джентльмены и солдаты. По правде сказать, мне бы очень хотелось быть  на
их стороне, мне и вам, Фрэнк, и вам тоже, милая моя барышня, и предоста-
вить защиту вот этого создания, - он указал на  постель,  -  кому-нибудь
другому. Да-да, не прикидывайтесь возмущенными! Все мы на  пороге  того,
что называется вечностью, так уж не стоит лукавить хоть в последние  ми-
нуты. Что касается меня, то если бы я мог сначала задушить Хеддлстона, а
потом обнять Клару, я с радостью, гордясь собой, пошел бы на смерть.  От
поцелуя-то я и сейчас не откажусь, черт побери!
   Не дав мне времени вмешаться, он грубо схватил девушку в  объятия  и,
несмотря на ее сопротивление, несколько раз поцеловал ее. В  последующее
мгновение я оттащил его от Клары и яростно отшвырнул к стене.
   Он захохотал громко и продолжительно, и я испугался, что рассудок его
не выдержал напряжения, потому что даже в лучшие дни он смеялся редко  и
сдержанно.
   - Ну, Фрэнк, - сказал он, когда веселье его слегка улеглось, - теперь
ваш черед. Вот вам моя рука. Прощайте, счастливого пути!
   Потом, видя, что я возмущен его поведением и стою, словно оцепенелый,
загораживая от него Клару, он продолжал:
   - Да не злитесь, дружище! Что же, вы собираетесь и умирать  со  всеми
вашими церемониями и ужимками светского человека?  Я  сорвал  поцелуй  и
очень этому рад. Следуйте моему примеру, и будем квиты.
   Я отвернулся, охваченный презрением, которого и не думал скрывать.
   - Ну, как вам угодно, - сказал он. - Ханжой вы жили, ханжой и умрете.
   С этими словами он уселся в кресло, положив ружье на  колени,  и  для
развлечения стал щелкать затвором, но я видел, что этот взрыв  легкомыс-
лия - единственный у него на моей памяти - уже окончился и  его  сменило
угрюмое и злобное настроение.
   За это время осаждающие могли бы ворваться в дом и застать нас врасп-
лох; в самом деле, мы совсем забыли об угрожавшей нам опасности. Но  тут
раздался крик мистера Хеддлстона, и он спрыгнул с кровати.
   - Что случилось? - спросил я.
   - Горим! - закричал он. - Они подожгли дом!
   Норсмор и я мгновенно вбежали в соседнюю комнату. Она была ярко осве-
щена полыхавшим пламенем. Как раз когда мы открыли  дверь,  перед  окном
взметнулся целый смерч огня, и лопнувшее со звоном стекло  усеяло  ковер
осколками. Они подожгли пристройку, где Норсмор хранил свои негативы.
   - Тепло! - сказал Норсмор. - А ну-ка, в вашу прежнюю комнату!
   В ту же секунду мы были там, распахнули ставни и выглянули наружу.
   Вдоль всей задней стены павильона были сложены и подожжены кучи  хво-
роста. Вероятно, они были политы керосином, потому что, несмотря на  то,
что утром шел дождь, ярко пылали. Пламя охватило уже всю пристройку и  с
каждым мгновением вздымалось все выше и выше; задняя дверь была в  самом
центре пылающего костра; поглядев вверх, мы увидели, что карниз уже  ды-
мился, потому что далеко выступавшую крышу поддерживали массивные  дере-
вянные балки. В то же время клубы горячего, едкого, удушливого дыма ста-
ли наполнять дом. Вокруг не видно было ни души.
   - Ну что ж! - сказал Норсмор. - Вот, слава богу, и конец!
   И мы вернулись в "дядюшкину спальню". Мистер Хеддлстон надевал башма-
ки, все еще дрожа, но с таким решительным видом, какого я у него  раньше
не замечал. Клара стояла рядом с ним, держа в руках пальто, которое  она
собиралась накинуть на плечи; в глазах ее было странное  выражение:  она
то ли на что-то надеялась, то ли сомневалась в своем отце.
   - Ну-с, леди и джентльмены, - сказал Норсмор, - как вы насчет прогул-
ки? Очаг разожжен, и оставаться тут - значит в нем  изжариться.  Что  до
меня, я хотел бы до них дорваться, а там и делу конец.
   - Другого выхода нет, - сказал я.
   - Нет, - повторили за мной Клара и мистер  Хеддлстон,  но  совершенно
различным тоном.
   Мы спустились вниз. Жар был едва переносим, и рев огня  оглушал  нас.
Едва мы вышли в переднюю, как там лопнуло стекло, и огненный  язык  вор-
вался в отверстие, осветив весь павильон зловещим пламенем. В то же  са-
мое время мы услышали, как наверху грохнуло что-то тяжелое.  Ясно  было,
что весь дом пылал, как спичечная коробка, и не только  освещал  море  и
сушу подобно гигантскому факелу, но каждую минуту мог обрушиться нам  на
голову.
   Норсмор и я взвели курки револьверов. Мистер Хеддлстон, который отка-
зался от оружия, отстранил нас повелительным жестом.
   - Пусть Клара раскроет дверь, - сказал он. - Тогда,  если  они  дадут
залп, она будет прикрыта дверью. А вы пока станьте за мной. Я козел  от-
пущения. Грех мой настиг меня.
   Я слышал, стоя за его плечом с оружием наготове, как он бормочет  мо-
литвы прерывистым, быстрым шепотом, и сознаюсь, что, как ни  ужасно  это
может показаться, я презирал его, помышлявшего о каких-то мольбах в этот
страшный, решительный час. Между тем Клара, смертельно бледная, но  сох-
ранившая присутствие духа, отодвинула баррикаду у входа. Еще мгновение -
и она широко раскрыла дверь. Пожар и луна освещали отмель  смутным,  из-
менчивым светом, и мы видели, как далеко по небу тянулась полоса  багро-
вого дыма.
   Мистер Хеддлстон, на мгновение обретший несвойственную ему решимость,
резко толкнул меня и Норсмора локтями в грудь, и мы еще не успели  сооб-
разить, в чем дело, и помешать ему, как он, высоко подняв руки над голо-
вой, словно для прыжка в воду, выбежал вон из павильона.
   - Вот я! - кричал он. - Я  Хеддлстон!  Убейте  меня  и  пощадите  ос-
тальных!
   Его внезапное появление, должно быть, ошеломило наших врагов,  потому
что Норсмор и я успели опомниться и, подхватив Клару под руки, броситься
к нему на выручку, прежде чем что-либо произошло. Но только мы  пересту-
пили порог, как из-за всех бугров и дюн сверкнули  огоньки  и  раздались
выстрелы. Мистер Хеддлстон пошатнулся, отчаянно и пронзительно вскрикнул
и, раскинув руки, упал навзничь.
   - Iraditore! Iraditore! - закричали невидимые мстители.
   Огонь распространялся так быстро, что часть крыши в этот миг рухнула.
Громкий, странный и устрашающий звук сопровождал  этот  обвал.  Огромный
столб пламени высоко поднялся в небо; его, вероятно, видно было в откры-
том море миль за двадцать от берега - ив Грэден Уэстере и с пика  Грейс-
тил, крайней восточной оконечности гряды Колдер Х