им. А  некоторые  даже  выразили  желание,
чтобы он представлял их интересы в  суде,  и  попросили  дать  им  бланки,
которые он с немалым удовольствием тут же роздал. Заново произведя  в  уме
кое-какие несложные подсчеты,  Фримантл  увидел,  что  его  первоначальные
надежды на сумму гонорара в двадцать пять  тысяч  долларов  могут  сбыться
даже с лихвой.
   Когда с телевизионными интервью было покончено,  репортер  из  "Трибюн"
Томлинсон, успевший записать кое-что во время съемок, спросил:
   - Что  вы  думаете  предпринять  дальше,  мистер  Фримантл?  Вы  хотите
провести здесь своего рода демонстрацию?
   Фримантл покачал головой.
   - К сожалению, свобода слова не в почете у администрации  аэропорта,  и
нам было отказано в элементарной просьбе - мы просили  разрешения  созвать
здесь небольшой митинг. Тем не менее я намерен сказать несколько слов этим
дамам и господам.
   И Фримантл указал на заполнявших зал медоувудцев:
   - Разве это не то же самое, что митинг?
   - Нет, не то же самое.
   Однако, думал про себя Эллиот Фримантл, и это неплохо, тем более что он
твердо решил устроить публичную демонстрацию, если  это  ему  удастся.  Он
намеревался выступить с яростными нападками на администрацию  аэропорта  в
расчете на то, что местная полиция прикажет ему  заткнуться.  Фримантл  не
собирался оказывать полиции сопротивление и  попадать  под  арест.  Вполне
достаточно будет, если полиция прервет  его  выступление  -  желательно  в
разгар красноречия - и тем самым сделает его в глазах  медоувудцев  этаким
мучеником, борцом за  правду,  а  заодно  даст  неплохую  пищу  завтрашним
газетам. (Утренние  газеты,  вероятно,  уже  печатают  интервью  с  ним  о
положении в Медоувуде, редакторы же вечерних выпусков будут благодарны  за
новые сообщения.)
   А главное - медоувудские домовладельцы получали еще одно  подтверждение
тому, что в его лице они приобрели умелого адвоката и энергичного  вожака,
который не зря будет получать свой гонорар. Можно предположить, что первые
чеки начнут поступать уже послезавтра.
   - Мы решили - надо открывать здесь митинг, - сказал ему Флойд  Занетта,
председатель митинга в Медоувуде.
   Пока Фримантл давал интервью репортеру "Трибюн", кто-то из  медоувудцев
торопливо приладил  портативную  усилительную  установку,  привезенную  из
воскресной школы, и Фримантлу сунули в руки микрофон. Обращаясь  к  толпе,
он начал вещать:
   - Друзья мои, мы пришли сюда сегодня с  конструктивными  предложениями,
настроенные  на  деловой  разговор.   Мы   надеялись   поделиться   своими
соображениями  с  управлением  аэропорта,  считая,   что   наши   проблемы
достаточно насущно важны и неотложны, чтобы привлечь к себе пристальное  и
сочувственное внимание. Отстаивая ваши интересы, я попытался настойчиво  и
твердо,  однако  в  рамках   практически   осуществимого,   изложить   эти
предложения. Я надеялся, что  в  результате  такого  собеседования  получу
возможность передать вам обещание, что ваше положение будет облегчено, или
- на худой конец - хотя бы выражение сочувствия и понимания. С  огорчением
должен сообщить вам, что ваши представители рассчитывали на это  напрасно.
Мы встретили здесь только враждебность, оскорбления и  бесстыдно  циничное
утверждение, что в ближайшем будущем шум, сотрясающий ваши жилища,  должен
еще возрасти.
   Раздались возмущенные крики. Фримантл поднял руку.
   - Да, поверить трудно, но спросите тех, кто был  там  вместе  со  мной.
Пусть они вам расскажут. - Он ткнул пальцем в стоявших  возле.  -  Говорил
нам управляющий аэропортом, что дальше будет еще хуже?
   Сначала несколько нерешительно, а потом все более уверенно  кое-кто  из
членов  депутации  закивал  головой.  Ловко  исказив  откровенно   честное
признание, сделанное Мелом Бейкерсфелдом, Эллиот Фримантл продолжал:
   - Я вижу здесь, помимо моих  медоувудских  друзей  и  клиентов,  еще  и
других лиц, заинтересовавшихся, по-видимому, нашими проблемами. Мы  вполне
понимаем их интерес. Поэтому позвольте мне вкратце информировать... - И он
продолжал ораторствовать в обычном для него трескучем стиле.
   Толпа,  довольно  внушительная  с   самого   начала,   теперь   заметно
увеличилась и продолжала расти. Пассажиры,  направлявшиеся  к  выходам  на
летное  поле,  пробивались  сквозь  нее  с  трудом.  Шум  толпы   заглушал
объявления о прибывающих и отлетающих самолетах.  Кое-кто  из  медоувудцев
поднял над головой наспех нацарапанные плакаты:

   ЛАЙНЕРЫ БЕСЧИНСТВУЮТ НАД МЕДОУВУДОМ!..
   НАРОД ИЛИ САМОЛЕТЫ?..
   ПОКОНЧИМ С ПРОКЛЯТЫМ ШУМОМ!..
   МЕДОУВУД ТОЖЕ ПЛАТИТ НАЛОГИ...
   К СУДУ АЭРОПОРТ ЛИНКОЛЬНА!

   Как только Фримантл умолкал, крики и шум возрастали. Седовласый мужчина
в спортивной куртке орал во всю мочь:
   -  Дадим-ка  этим  аэропортовским  заправилам  почувствовать   шум   на
собственной шкуре!
   Его слова вызвали рев одобрения.
   "Интервью" Фримантла явно перерастало в демонстрацию. Теперь  с  минуты
на минуту, по его расчетам, в дело должна была вмешаться полиция.
   Однако адвокат Фримантл находился в полной неизвестности о том,  что  в
то время как в главном зале заработали телекамеры и стала расти  толпа,  в
управлении аэропорта возникла тревога  по  поводу  возможности  взрыва  на
"Золотом Аргосе", и вскоре  все  полицейские  аэровокзала  устремились  на
розыски Инес Герреро, и  демонстрация  медоувудцев  не  привлекла  к  себе
внимания.
   И даже после того, как Инес Герреро удалось разыскать, лейтенант Ордвей
все еще находился на чрезвычайном совещании в кабинете Мела Бейкерсфелда.
   Прошло еще минут пятнадцать, и Эллиота Фримантла охватило беспокойство.
Хотя митинг и выглядел довольно внушительно, однако, если власти не начнут
его разгонять, заряд, можно сказать, пропал даром. Куда же,  черт  подери,
думал Фримантл, подевалась вся полиция,  почему  она  не  исполняет  своих
обязанностей?  Наконец  на  лестнице  административного  этажа   появились
лейтенант Ордвей и Мел Бейкерсфелд и стали спускаться вниз.
   Минуту назад все, кто находился в кабинете  Мела,  разошлись  по  своим
делам.  После  того  как  Инес  Герреро  допросили,  а  "Золотому  Аргосу"
отправили вторую радиограмму с  предостережением,  оставаться  здесь  было
бессмысленно. Таня Ливингстон, управляющий  перевозками  и  старший  пилот
"Транс-Америки" разошлись по своим служебным помещениям и стали с тревогой
ждать новых известий, и все  остальные  -  за  исключением  Инес  Герреро,
которую передали для дальнейшего опроса агентам городской полиции, -  тоже
вернулись  к   своим   непосредственным   обязанностям.   Таня   пообещала
таможенному инспектору Стэндишу, чрезвычайно обеспокоенному судьбой  своей
племянницы, тотчас сообщить ему, как только поступят какие-нибудь сведения
с борта самолета.
   Мел вышел из кабинета вместе с Недом Ордвеем, еще не  решив  для  себя,
где он будет нести эту ночную вахту.
   Первым толпу медоувудцев и прежде всего Эллиота Фримантла  заметил  Нед
Ордвей.
   - Опять этот чертов адвокат! Я же сказал ему: никаких демонстраций! - И
Нед быстро направился к собравшимся в зале  ожидания.  -  Ну,  я  их  живо
разгоню.
   Мел, спеша за ним следом, предупредил:
   - Возможно, он именно на это и рассчитывает - хочет стать в  их  глазах
героем.
   Они подошли ближе -  Ордвей  плечами  прокладывал  путь  в  толпе  -  и
услышали, как Эллиот Фримантл вещает:
   - Невзирая на заверения управляющего аэропортом, который  принимал  нас
не далее как сегодня вечером, огромные тяжелые  машины  с  душераздирающим
ревом продолжают взлетать даже в столь  поздний  час.  Даже  в  эту  самую
минуту...
   - А ну, прекратите, -  без  церемоний  заявил  Нед  Ордвей.  -  Я  ведь
предупреждал вас, чтоб вы не устраивали здесь демонстраций.
   - Позвольте, лейтенант, уверяю вас, что это вовсе  не  демонстрация.  -
Фримантл по-прежнему говорил в микрофон, и его слова были слышны  во  всех
уголках зала. - Просто я  обещал  после  беседы  с  администрацией  вашего
аэропорта - беседы, должен признаться, совершенно не удовлетворившей меня,
- сказать  несколько  слов  для  телевидения,  а  затем  отчитаться  перед
собравшимися здесь людьми...
   - Отчитывайтесь в другом месте! - Ордвей повернулся  к  нему  спиной  и
обратился к тем, кто стоял ближе: - Давайте, давайте расходитесь!
   В толпе сердито зашумели, лица стали злыми, враждебными.  Ордвей  снова
повернулся к Фримантлу, и в этот момент защелкали фотоаппараты,  вспыхнули
потушенные было прожекторы, услужливо высвечивая для телекамер два лица, и
Эллиот Фримантл подумал: наконец-то все пошло как надо.
   Стоя несколько в стороне,  Мел  Бейкерсфелд  разговаривал  с  одним  из
сотрудников телевизионной компании и  Томлинсоном  из  "Трибюн".  Репортер
начал проглядывать свои заметки и, перевернув  страницу  блокнота,  прочел
какую-то запись вслух. Лицо Бейкерсфелда гневно вспыхнуло.
   - Я весьма уважаю  вас,  лейтенант,  и  исполнен  такого  же  глубокого
уважения к мундиру, который вы  носите,  -  говорил  тем  временем  Эллиот
Фримантл, обращаясь к Ордвею. - Тем не менее должен заметить, что  мы  уже
пробовали провести сегодня митинг в другом месте - у нас в Медоувуде, - но
из-за шума, который создает ваш аэропорт, мы не слышали самих себя.
   - Я здесь не для того, чтобы вступать с вами в споры, мистер  Фримантл,
- оборвал его Ордвей. - Если вы не подчинитесь, я вас арестую.  Приказываю
вам увести отсюда этих людей.
   Из толпы кто-то крикнул:
   - А если мы не уйдем, тогда что?
   - Стойте здесь, и все! Всех не арестуют! - крикнул кто-то другой.
   - Ни в коем случае!  -  Эллиот  Фримантл,  исполненный  сознания  своей
правоты, поднял руку вверх. - Прошу вас, выслушайте меня! Мы  не  позволим
себе никаких непорядков и неповиновения закону. Друзья мои  и  подопечные!
Этот лейтенант полиции  приказал  нам  разойтись  и  покинуть  здание.  Мы
подчинимся его приказу. Мы имеем основание рассматривать  это  как  грубое
посягательство на свободу слова... - Ликующие возгласы в толпе.  -  Однако
никто не посмеет сказать, что мы хоть на йоту  нарушили  закон.  -  И  уже
более деловым тоном он добавил: - Заявление для прессы я сделаю  вне  стен
этого здания.
   - Одну минуту... - Голос Мела Бейкерсфелда прозвучал  громко  и  резко.
Мел прокладывал себе путь сквозь толпу. - Я позволю себе поинтересоваться,
Фримантл, какого  рода  заявление  собираетесь  вы  делать  представителям
прессы. Будет ли это еще одна попытка  подтасовать  факты?  Или  еще  одна
порция предвзято подобранных судебных решений с целью  дезинформировать  и
завлечь публику, которая плохо разбирается в этих делах? Или обыкновенный,
старый как мир способ обмана путем прямых измышлений,  в  котором  вы  так
понаторели?
   Мел говорил громко, его слова отчетливо были слышны  всем  находившимся
не слишком далеко. По толпе пробежал гул голосов.  Многие,  направлявшиеся
уже к выходу, остановились, заинтересованные происходящим.
   - Это злостное, клеветническое утверждение! - по укоренившейся привычке
воскликнул Эллиот Фримантл. Но тут же, почуяв опасность, пожал плечами:  -
Впрочем, я не желаю на это отвечать.
   - Почему же? Если это клевета, вам ли не знать,  как  в  таких  случаях
поступают? - Мел преградил адвокату дорогу. - Или вы боитесь, что  клевета
обернется правдой?
   - Мне нечего бояться, мистер Бейкерсфелд. Этот полицейский  только  что
объявил нам, что митинг закрыт. Так что, с вашего позволения...
   - Мои слова относились только к вам,  -  сказал  Ордвей.  -  А  мистеру
Бейкерсфелду я не указ. Он здесь хозяин. - Ордвей  придвинулся  поближе  к
Мелу. Теперь они вдвоем преграждали адвокату дорогу.
   - Если бы  вы  правильно  понимали  свои  обязанности  полицейского,  -
возразил Фримантл, - то не стали бы делать между нами различия.
   Мел неожиданно согласился с ним:
   - Мне кажется, адвокат прав. - Ордвей с любопытством поглядел на  Мела.
- Вы действительно не должны делать между нами  различия.  И  вместо  того
чтобы закрывать этот  митинг,  вы,  надеюсь,  предоставите  мне  такую  же
возможность поговорить с этими людьми,  какой  только  что  воспользовался
мистер Фримантл. Если, конечно, вы правильно понимаете свои обязанности.
   - Мне кажется, я их понял. - По  темному  лицу  лейтенанта  Ордвея,  на
голову возвышавшегося над всеми, скользнула  усмешка.  -  Вы...  и  мистер
Фримантл хорошо мне их разъяснили.
   Мел с вежливой улыбкой обратился к Эллиоту Фримантлу:
   - Вы видите, нам удалось склонить его на нашу сторону. И теперь, раз мы
оба тут, попробуем привести кое-что в  ясность.  -  Он  протянул  руку.  -
Дайте-ка мне микрофон.
   Гнев, владевший Мелом, был сейчас не так очевиден, как несколько  минут
назад. Когда Томлинсон, репортер "Трибюн", рассказал  ему,  что  лежало  в
основе  интервью  Фримантла  для   телевидения   и   о   его   последующих
выступлениях, Мела это взбесило. И Томлинсон, и представитель  телевидения
попросили Мела прокомментировать эти высказывания, и он  заверил  их,  что
сделает это непременно.
   - Ну нет! -  Фримантл  энергично  затряс  головой.  Опасность,  которая
почудилась ему минуту назад, внезапно обрела  вполне  реальную,  осязаемую
форму. Он сегодня один раз уже недооценил этого человека - Бейкерсфелда, -
и ему отнюдь не улыбалось повторить ошибку.  Фримантлу  для  осуществления
поставленных  перед  собой  целей  чрезвычайно  важно  было  не  выпустить
собравшихся здесь медоувудцев из-под своего влияния, и единственное,  чего
он сейчас жаждал, это чтобы все они как можно скорее разошлись  теперь  по
домам. - Уже вполне достаточно было сегодня говорено! - высокомерно заявил
он. Отвернувшись от Мела, он протянул микрофон одному  из  медоувудцев:  -
Забирайте вашу аппаратуру, и пошли.
   - Дайте-ка сюда, - сказал Нед Ордвей, перехватывая микрофон. - И ничего
не трогайте. - Он кивком подозвал к себе полицейских,  появившихся  позади
толпы. Полицейские начали проталкиваться вперед. Пока Фримантл  беспомощно
оглядывался по сторонам, Ордвей передал микрофон Мелу.
   - Спасибо, - сказал Мел и  повернулся  к  медоувудцам.  Многие  из  них
смотрели на него  с  явной  враждебностью.  Кое-кто  из  проходивших  мимо
останавливался послушать. В эту субботнюю ночь поток пассажиров в  главном
зале ожидания нисколько не редел, невзирая на то, что время уже перевалило
за полночь. Вследствие  задержек,  происходивших  с  отправкой  самолетов,
такое положение, видимо, не могло измениться до утра. Оно осложнялось  еще
и тем, что в конце  недели  наплыв  пассажиров,  как  правило,  возрастал.
Некоторый спад мог наступить лишь после того, как аэропорт начнет работать
по графику. Если  медоувудцы  поставили  себе  одной  из  задач  увеличить
неразбериху и усилить недовольство пассажиров, думал Мел, то этой цели они
достигли. Около тысячи людей попусту толпились в зале, и поток  пассажиров
с трудом прокладывал себе путь сквозь толпу,  как  сквозь  живую  плотину.
Ясно было, что необходимо как можно быстрей разрядить обстановку.
   - Я буду краток, - сказал Мел в  микрофон  и  представился  слушателям,
назвав свое имя и должность. - Не далее как сегодня вечером я принял ваших
представителей. Я объяснил им, какие  трудности  стоят  перед  управлением
аэропорта, и заверил их, что мы понимаем ваше положение и сочувствуем вам.
Я ждал, что сказанное мной будет передано вам - если  и  не  от  слова  до
слова, то, во всяком случае, хотя бы самое существенное. Однако  я  узнал,
что вас обманули, передав вам мои слова в совершенно искаженном виде.
   - Это ложь! - завопил Эллиот Фримантл. Лицо его пылало.  Безукоризненно
прилизанные волосы растрепались.
   Лейтенант Ордвей крепко взял его за локоть:
   - А ну, потише! Вы сегодня уже имели возможность наговориться всласть!
   Микрофон у Мела в руке был подключен  к  телеустановке.  Мел  продолжал
говорить, и в лицо ему ударил луч юпитера.
   -  Мистер  Фримантл  обвинил  меня  во  лжи.  Сегодня  он   вообще   не
воздерживался от крепких выражений. - Мел заглянул в свой блокнот. -  Мной
отмечены: "враждебность",  "наплевательство",  "оскорбления",  с  которыми
якобы столкнулись ваши представители  при  встрече  со  мной.  Было  также
произнесено слово "грабеж". Далее, меры, принимаемые  для  снижения  шума,
адвокат Фримантл охарактеризовал как  "надувательство",  "шарлатанство"  и
"обман общественного мнения". Ну, так вот, сейчас вы сами  рассудите,  кто
здесь лжет или вводит вас в обман.
   Мел понял теперь, что совершил ошибку, разговаривая сегодня с небольшой
группой представителей медоувудцев, а не со всеми, собравшимися здесь.  Он
надеялся достичь понимания и вместе с тем  избежать  беспорядков,  но  его
надежды не оправдались.
   Однако он постарается достичь понимания хотя бы теперь.
   -  Позвольте  мне  сейчас  разъяснить  вам,  какую   позицию   занимает
управление аэропорта в вопросе снижения шума.
   Вторично за этот день Мел рассказал о  предписаниях,  полученных  всеми
пилотами от их авиакомпаний. Затем он добавил:
   - В  обычных  условиях  мы  требуем  неукоснительного  выполнения  этих
предписаний. Но в трудных погодных условиях, в такую,  к  примеру,  пургу,
как сегодня, на первый  план  выступает  вопрос  безопасности,  и  пилотам
дается  право  действовать   сообразно   обстановке.   Что   же   касается
использования взлетно-посадочных полос, то  при  малейшей  возможности  мы
стараемся избежать использования полосы два-пять для взлета, дабы самолеты
не поднимались над Медоувудом. Однако в отдельных случаях - в том числе  и
сегодня - приходится все же этой полосой  пользоваться,  поскольку  полоса
три-ноль не функционирует.
   - Мы делаем для вас все, что в наших силах, - утверждал  Мел,  -  и  мы
отнюдь  не  безразличны  к  вашим  неудобствам,  как  это   пытались   тут
изобразить.  Но  мы  существуем  для  того,  чтобы  обеспечить   воздушный
транспорт. Мы не можем уклоняться от выполнения своих основных задач  и  в
первую очередь должны нести ответственность за безопасность  пассажиров  и
воздушных кораблей.
   Слушатели явно были все  еще  настроены  враждебно,  но  вместе  с  тем
начинали проявлять интерес.
   Последнее не укрылось от Эллиота  Фримантла,  злобно  пожиравшего  Мела
глазами.
   - Насколько мне известно, - сказал  Мел,  -  мистер  Фримантл  не  счел
нужным изложить вам суть тех разъяснении, которые я давал вашей  депутации
по поводу производимого аэропортом шума. Никакого, - он снова  заглянул  в
блокнот, - "бесстыдного цинизма" не содержалось в моих словах.  Была  лишь
попытка говорить честно и с полной откровенностью. Теперь я  намерен  быть
столь же откровенным здесь, с вами.
   И Мел снова с полной откровенностью признал, что надеяться  на  большие
успехи в области снижения шума нет  оснований.  Когда  он  сказал,  что  с
введением в эксплуатацию самолетов с новым типом двигателя  шум  неизбежно
должен еще возрасти, лица медоувудцев помрачнели.  Но  вместе  с  тем  Мел
уловил и одобрение - слушатели оценили его объективность и  откровенность.
Раздалось несколько взволнованных  восклицаний,  но  в  основном  Мела  не
прерывали и слова его были отчетливо слышны на фоне шума аэровокзала.
   - Беседуя с вашими представителями, я не упомянул  двух  обстоятельств,
теперь я сделаю и это. - Голос Мела зазвучал жестче. - Боюсь, что вам  это
может  не  понравиться.  Двенадцать  лет  тому  назад  вашего  городка  не
существовало. На этом месте был пустырь - клочок никчемной земли, ценность
которого значительно возросла после того, как здесь заложили  аэропорт.  В
этом отношении ваш Медоувуд ничем не отличается от тысяч других  городков,
которые, словно грибы после дождя, вырастают вокруг всех аэропортов мира.
   - Когда мы тут поселились, никто не знал, что от ваших самолетов  будет
такой адский шум! - крикнула из толпы какая-то женщина.
   - Но мы это знали! - Мел повернулся к женщине. - Руководство  аэропорта
знало, что будут