али верховными властительницами мысли людей. Они
становятся тогда светящими маяками  и все, что им  приходится освещать своим
светом, принимает их окраску.
     С  того времени, как  новая идея водворилась  в мире,  она  кладет свою
печать, на малейшие элементы цивилизации; но чтобы эта идея могла произвести
все  свои  следствия,  всегда  нужно,  чтобы  она проникла  в душу  масс.  С
интеллектуальных вершин, где идея часто  зарождалась, она спускается от слоя
к  слою,  беспрестанно  изменяясь  и  преобразуясь,  пока  не примет  формы,
доступной для народной души, которая  ей  и подготовит  торжество. Она может
быть тогда выражена в нескольких словах, а иногда даже в одном слове, но это
слово  вызывает   яркие   образы,  то  обольстительные,  то   страшные,   и,
следовательно,  всегда производящие сильное  впечатление. Таковы рай и  ад в
средние века  -- короткие слова,  имеющие магическую  силу отвечать на все и
для  простых  душ объяснять  все.  Слово  социализм представляет  собой  для
современного  рабочего  одну из магических синтетических  формул,  способных
властвовать  над  душами.  Она  вызывает  в зависимости  от среды, в которую
проникала, различные образы, но обычно  сильно действующие,  несмотря  на их
всегда зачаточные формы.
     У французского  теоретика слово  "социализм"  вызывает представление  о
каком-то  рае,  где  люди  равные,  справедливые,  добрые,  и  все,  ставшие
работниками, будут наслаждаться  под  покровительством государства идеальным
счастьем. Для  немецкого  рабочего  вызванный  образ  представляется  в виде
накуренного трактира, где правительство предлагает даром каждому приходящему
громадные пирамиды  сосисок  с кислой капустой  и  бесконечное число  кружек
пива. Понятно, что ни один из таких  мечтателей о кислой капусте и равенстве
не  потрудился  узнать  действительную  сумму вещей, подлежащих разделу, или
число участников в  дележе. Особенность этой идеи заключается в том, что она
внушается в безусловной форме, против которой бессильны всякие возражения.
     Когда идея постепенно преобразовалась  в  чувство и сделалась догматом,
торжество ее обеспечено на долгий период и всякие попытки поколебать ее были
бы напрасны. Несомненно, что и новая идея подвергнется в конце концов участи
идеи, которую ей удалось  заместить. Эта идея состарится и придет в  упадок;
но прежде,  чем стать  совершенно  негодной, ей придется испытать  целый ряд
регрессивных  изменений  и  странных  искажений, для  осуществления  которых
потребуется много  поколений. Прежде  чем окончательно  умереть,  она  будет
долгое  время составлять часть старых наследственных идей,  которые называют
предрассудками, но  которые мы,  однако,  уважаем.  Старая идея  даже тогда,
когда  она  не  более,  как слово, звук, мираж, облачат  магической властью,
способной еще подчинять нас своему влиянию.
     Так держится это старое наследие  отживших  идей,  мнений, условностей,
которые  мы  благоговейно  принимаем,  хотя они  не  выдержали бы  малейшего
прикосновения критики,  если бы нам вздумалось исследовать  их.  Но много ли
людей,  способных  разобраться в  своих  собственных  мнениях,  и  много  ли
найдется  таких  мнений,  которые   могли   бы  устоять  даже  после  самого
поверхностного исследования?
     Лучше не браться за это  страшное исследование.  К  счастью, мы  мало к
тому и склонны. Критический  дух составляет  высшее, очень редкое  качество,
между тем  как подражательный ум представляет собой весьма  распространенную
способность:  громадное   большинство  людей   принимает   без  критики  все
установившиеся  идеи, какие  ему доставляет общественное  мнение и  передает
воспитание.
     Таким-то образом  через наследственность, воспитание, среду, подражание
и  общественное мнение люди  каждого века  и каждой расы получают  известную
сумму средних понятий, которые делают их похожими друг на друга, и притом до
такой степени,  что  когда  они  уже  лежат под  тяжестью  веков, то  по  их
художественным, философским и  литературным произведениям мы узнаем эпоху, в
которую они жили. Конечно, нельзя сказать, чтобы они составляли точные копии
друг  с  друга;  но  то,  что  было  у  них  общего  --  одинаковые  способы
чувствования  и  мышления  --  необходимо  приводило   к  очень  родственным
произведениям.
     Нужно  радоваться тому, что дело  обстоит  так, а не иначе; ибо как раз
эта  сеть  общих  традиций,  идей,  чувств,   верований,  способов  мышления
составляет душу  народа. Мы видели,  что эта душа тем устойчивее, чем крепче
указанная сеть. В действительности она и только она одна сохраняет нации, не
имея возможности  разорваться без того,  чтобы не распались  тотчас  же  эти
нации. Она составляет разом и их настоящую силу, и их настоящего властелина.
Иногда представляют себе  азиатских монархов в  виде деспотов, которые ничем
не руководствуются, кроме своих фантазий. Напротив, эти фантазии заключены в
чрезвычайно тесные пределы.  В особенности  на Востоке  сеть  традиций очень
крепка. Религиозные традиции, столь поколебленные  у нас, там сохранили свою
силу,  и   самый   своенравный  деспот  никогда   не  оскорбит  традиций   и
общественного  мнения  --  этих  двух  властелинов,  которые, как он  знает,
значительно сильнее его самого.
     Современный цивилизованный человек живет в одну из тех критических эпох
истории,  когда вследствие того, что старые  идеи, от которых происходит его
цивилизация, потеряли  свою  власть, а  новые еще  не  образовались, критика
терпима.  Ему  нужно  перенестись мысленно  в  эпохи древних цивилизаций или
только на два или три века назад,  чтобы понять, чем было тогда иго обычая и
общественного мнения, и чтобы  знать, сколько  нравственного  мужества  надо
было  иметь новатору,  чтобы напасть  на эти  две силы.  Греки, которые,  по
мнению   невежественных   краснобаев,   наслаждались   такой   свободой,   в
действительности были  подчинены игу общественного  мнения и  обычая. Каждый
гражданин был окружен сетью  безусловно ненарушимых верований; никто не смел
и думать об  оспариваний  общепринятых идей и  подчинялся  им  без протеста.
Греческий  мир не знал ни религиозной свободы, ни свободы частной жизни,  ни
какой  бы  то ни  было  свободы  вообще.  Афинский  закон не  позволял  даже
гражданину жить вдали от  народных собраний или не участвовать в религиозных
национальных  празднествах.  Мнимая  свобода  античного  мира   была  только
бессознательной  и,  следовательно,  совершенной формой полного  порабощения
гражданина  игу идей  города. В  состоянии всеобщей войны, среди которой жил
тогдашний  мир,  общество,  члены  которого обладали  бы  свободой  мысли  и
действия, не просуществовало бы ни одного дня. Веком упадка всегда начинался
для богов, учреждений и догматов тот день, когда они подвергались критике.
     Так как  в  современных цивилизациях старые идеи,  служившие основанием
для обычая и общественного мнения, почти уничтожены, то власть их над душами
стала очень слаба.  Они вошли в тот фазис обветшания, когда старая  идея уже
переходит  в состояние  предрассудка. Пока  их  заменят новые  идеи, в  умах
царствовать  будет  анархия. Только благодаря  этой. анархии  и  может  быть
терпима  критика.   Писатели,  мыслители  и  философы  должны  благословлять
настоящий век и спешить воспользоваться им,  ибо мы  больше  его  не увидим.
Это, может быть, век упадка,  но это один из тех редких  моментов  в истории
мира,  когда выражение  мысли  свободно.  Новые догматы,  которые  в  скором
времени родятся, не могут  в действительности иначе  утвердиться, как только
под условием недопущения никакой критики и быть так  же нетерпимыми, как те,
которые им предшествовали.
     Современный человек ищет еще идей, которые могли  бы служить основанием
для  будущего социального строя, и тут кроется опасность для него.  Важны  в
истории  народов и  глубоко  влияют на их судьбу не революции, не  войны  --
следы их  опустошений скоро изглаживаются, --  но перемены в основных идеях.
Они  не  могут  совершиться   без  того,  чтобы  одновременно  все  элементы
цивилизации  не  были  осуждены  на   преобразование.  Настоящие  революции,
действительно  опасные  для существования  известного  народа,  --  это  те,
которые касаются его мысли.
     Не столько опасно для какого-нибудь народа принятие новых идей, сколько
непрерывная проба идей, на что он неминуемо обречен, прежде чем найти  ту из
них,  на которой  он  мог  бы  прочно  обосновать новое  социальное  здание,
предназначенное  заменять  старое. Впрочем, идея опасна  не потому  что  она
ошибочна,  а  потому что нужны долговременные опыты,  чтобы узнать, могут ли
новые  идеи приспособиться к потребностям  обществ, которые их принимают.  К
несчастью,  степень  их  полезности  может  стать  ясной  для  толпы  только
посредством опыта...
     История нам часто показывает, во что  обходились  пробы недоступных для
известной эпохи идей,  но  не в  истории человек  черпает свои  уроки.  Карл
Великий  тщетно пытался восстановить Римскую Империю.  Идея универсализма не
была тогда осуществима, и его  дело погибло  вместе  с  ним, как должны были
позже погибнуть дела Кромвеля и Наполеона. Филипп II бесплодно истратил свой
гений  и  силу  Испании,  тогда  еще  господствовавшей,  на  борьбу  с духом
свободного исследования, который под именем протестантизма распространялся в
Европе. Все его  усилия против новой идеи успели только ввергнуть .Испанию в
состояние разорения и  упадка, из которого она уже никогда не поднималась. В
наши   дни   химерические  идеи   коронованного  мечтателя,   вдохновленного
неизлечимым сентиментализмом своей расы, создали единство Италии  и Германии
и стоили Франции двух провинций и мира на долгое время.
     Та  столь  глубоко ложная  идея, что количество  составляет силу армий,
покрыла Европу своего  рода вооруженной национальной  оборонной и ведет ее к
неизбежному   разорению.   Социалистические   идеи   о    труде,   капитале,
преобразовании частной  собственности в государственную докончат те  народы,
которые избегнут гибели от постоянных армий и банкротства. (И??).
     Национальный принцип, столь  дорогой некогда государственным деятелям и
составлявший единственное  основание их политики, может  быть еще приведен в
числе  тех  руководящих  идей,  вредное  влияние  которых пришлось  испытать
цивилизованному  миру.  Его осуществление привело Европу  к самым  гибельным
войнам,  поставило  ее  под  оружие и  постепенно  приведет  все современные
государства к разорению и упадку. Единственный разумный мотив, который можно
было привести для защиты этого принципа, был тот, что самые большие и  самые
населенные страны вместе с тем и  наиболее защищенные от нападений. В  тайне
думали также, что они наиболее способны к завоеваниям. Но в  настоящее время
оказывается, что как  раз самые маленькие  и  наименее населенные страны  --
Португалия, Греция, Швейцария, Бельгия, Швеция,  мелкие Балканские княжества
-- менее всего  могут бояться нападений.  Идея  объединения разорила некогда
столь  счастливую  Италию  до того,  что  в  настоящее  время она  находится
накануне революции и банкротства. Ежегодный бюджет расходов всех итальянских
государств, который до осуществления итальянского объединения доходил до 550
миллионов, в настоящее время достиг 2 миллиардов.
     Но не  во власти  людей остановить ход идей, когда они  уже проникли  в
душу; тогда  нужно, чтобы их эволюция завершилась. Защитниками их чаще всего
являются  те, которые  намечены их первыми жертвами. По отношению к идеям мы
только бараны, покорно  идущие за вожатым, ведущим нас на бойню. Преклонимся
пред силой идеи. Когда  она уже достигла известного периода своего развития,
то нет  уже ни рассуждений, ни доказательств, которые могли  бы ее победить.
Чтобы народы могли освободиться из под ига какой-нибудь идеи, нужны века или
насильственные революции, а  иногда  и то,  и другое.  Человечеству остается
только  считать  химеры,  которые  оно  себе  вымышляло  и  жертвой  которых
последовательно становилось.

Глава II. РОЛЬ РЕЛИГИОЗНЫХ ВЕРОВАНИЙ В РАЗВИТИИ ЦИВИЛИЗАЦИИ

     Преобладающее  влияние религиозных верований. --  Они всегда составляли
наиболее важный элемент жизни народов. -- Большая часть исторических событий
так же, как политические и социальные учреждения, проистекают из религиозных
идей. -- С новой религиозной  идеей  рождается всегда новая  цивилизация. --
Власть религиозного идеала. -- Его влияние на характер. -- Он направляет все
способности  к одной  цели.  --  Политическая, художественная и литературная
история  народов -- дочь  их верований. --  Малейшая  перемена  в  состоянии
верований какого-нибудь народа имеет результатом целый ряд  изменений  в его
существовании. -- Разные примеры.
     Среди различных идей, руководящих народами и составляющих маяки истории
и  полюсы  цивилизации, религиозные  идеи  играли  слишком  преобладающую  и
слишком основную роль, чтобы не посвятить им отдельной главы.
     Религиозные  верования  составляли всегда самый  важный элемент в жизни
народов  и, следовательно, в их истории.  Самыми значительными историческими
событиями,  имевшими наиболее колоссальное  влияние, были рождение и  смерть
богов.  Вместе с новой религиозной  идеей рождается и новая цивилизация.  Во
все века в древние времена, как и в новые,  основными вопросами для человека
были всегда  вопросы религиозные. Если бы  человечество  могло  предоставить
возможность  всем  своим богам умереть, то о  таком  событии  можно  было бы
сказать, что оно по своим последствиям было бы самым важным из совершившихся
когда-либо на поверхности  нашей  планеты со  времени  возникновения  первых
цивилизаций.
     В действительности не следует  забывать, что  с самой зари исторических
времен все политические  и социальные учреждения основывались на религиозных
верованиях  и что  на мировой сцене боги всегда играли первую  роль.  Помимо
любви, которая также есть своего  рода религия, но личная и  временная, одни
только  религиозные  верования   могут   быстро  действовать   на  характер.
Завоевания  арабов,  крестовые походы, Испания времен  инквизиции,  Англия в
пуританскую
     эпоху,  Франция  с   Варфоломеевской   Ночью  и  религиозными   войнами
показывают,  чем  становится  народ,  фанатизированный  своими  верованиями.
Последние производят своего-рода постоянную  гипнотизацию, до  такой степени
сильную, что весь душевный склад глубоко преобразовывается ею. Без сомнения,
человек создал богов, но, создав их, он сам быстро был порабощен ими. Они --
не сыновья  страха,  но скорее  --  надежды, и вот  почему  их влияние будет
вечным.
     То, что боги дали человеку и что одни только они до сих пор в состоянии
были дать, -- это душевное состояние, приносящее счастье.  Никакая философия
никогда еще нс в состоянии была осуществить это.
     Следствие если  не цель всех цивилизаций, всех философий, всех  религий
заключается в том, чтобы произвести известные душевные состояния. Но из этих
душевных состояний  одни заключают в себе счастье, другие  не заключают его.
Счастье зависит очень мало  от внешних обстоятельств, но очень  много --  от
состояния нашей души.  Мученики  на  своих кострах вероятно чувствовали себя
гораздо счастливее, чем  их  палачи. Сторож на  железной дороге, который ест
беззаботно  свою  натертую  чесноком  корку  хлеба,  может  быть  бесконечно
счастливее   миллионера,  осаждаемого   заботами.  Развитие  цивилизации,  к
несчастью, создало у современного человека массу  потребностей, не давая ему
средств  для  их  удовлетворения,   и   произвело  таким  образом   всеобщее
недовольство  в  душах. Цивилизация, несомненно,  --  мать прогресса, но она
также  мать социализма  и  анархии, этих  грозных  выражений отчаяния  масс,
которых   уже  не   поддерживает  никакая  религия.  Сравните  беспокойного,
лихорадочного,  недовольного  своей  участью  европейца  с  жителем Востока,
всегда  счастливым своей судьбой. Чем  они отличаются, как не своим душевным
состоянием?  Изменяется  народ,  когда  меняется  его  способ  понимания,  а
следовательно,  мышления и действия. Найти  средства для  создания душевного
состояния, делающего человека счастливым, -- вот  чего  прежде всего  должно
искать  общество  под  страхом лишиться своего существования. Все до сих пор
основанные общества находили поддержку в идеале, способном подчинить души, и
они всегда исчезали,  когда идеал переставал оказывать на них свое действие.
Одна из крупных ошибок современного века -- вера в то, что человеческая душа
может находить счастье только во внешних вещах. Оно в нас  самих,  созданное
нами  самими,  но почти никогда --  вне нас самих.  Уничтожив  идеалы старых
веков, мы теперь  замечаем, что невозможно без  них жить  и  что под страхом
неминуемой  гибели  нужно  разрешить  загадку  замены  их  новыми.  Истинные
благодетели   человечества,   заслуживающие,   чтобы  признательные   народы
воздвигали им колоссальные  золотые статуи, --  те  сильные  чародеи, творцы
идеалов,  которых  человечество иногда производит, но производит  так редко.
Над потоком бессмысленных явлений, единственных реальностей, которые человек
может познать,  над холодным и мертвым механизмом мира они вызвали появление
сильных  и примиряющих химер, закрывающих человеку темные стороны его судьбы
и создающих для него очаровательные жилища мечты и надежды.
     Ставя  себя исключительно на политическую точку зрения, можно заметить,
что  и  там  влияние  религиозных верований огромно.  Непреодолимую их  силу
образует  то,  что  они  составляют  единственный   фактор,   который  может
моментально дать какому-нибудь  народу  полную общность интересов, чувств  и
мыслей.   Религиозный   дух  заменяет,  таким  образом,   сразу  постепенные
наследственные приобретения, необходимые для образования  национальной души.
Народ,  поглощенный каким-нибудь  верованием, не  меняет, конечно, душевного
склада,  но все  его способности  обращены  к  одной цели:  к торжеству  его
религии,  и  в  силу  одного  этого мощь его становится  страшной.  Только в
религиозные   эпохи   моментально   преобразившиеся   народы  совершают   те
неимоверные усилия, кладут основание тем империям, которые удивляют историю.
Таким  образом несколько арабских  племен, объединенных  мыслью о  Магомете,
завоевали в несколько лет  нации, не знавшие даже их  названий,  и  основали
свою  громадную  империю. Не  качество веры надо иметь  в  виду, но  степень
власти,  какую она  имеет над душами. Пусть  призываемый бог будет Молох или
какое-нибудь другое,  еще более варварское,  божество,  это неважно. Слишком
терпимые  и слишком  кроткие боги не дают никакой власти своим  поклонникам.
Последователи сурового Магомета господствовали долго над большей частью мира
и страшны еще теперь; последователи мирного Будды никогда не основали ничего
продолжительного и уже забыты историей.
     Итак,  религиозный дух играл  главную политическую роль в существовании
народов. Конечно,  боги не бессмертны, но  религиозный дух вечен. Усыпленный
на время, он пробуждается, лишь только  создана новая  религия.  Он позволил
век  тому назад Франции победоносно устоять против вооруженной  Европы.  Мир
лишний  раз  видел,  что может  религиозный  дух;  ибо  тогда в  самом  деле
основывалась новая религия, которая  воодушевила своим  дыханием весь народ.
Божества,  которые  только  что успели родиться, были слишком  хрупки, чтобы
быть  в  состоянии  просуществовать долго;  но пока  они  существовали,  они
пользовались неограниченной властью.
     Власть  преобразовывать  души,   которой  обладают  религии,   впрочем,
довольно эфемерна.  Редко верования  сохраняются в течение  более  или менее
долгого  времени  в той  степени  интенсивности, какая  способна  совершенно
изменить   характер.   Сновидение   в   конце  концов