ту и духу?  В  широких
слоях   общества   поменялась  система  ценностей,  и  уже   трудно   се6е
представить, что удачливый коммерсант сочтет за честь выдать дочь свою  за
нищего, но талантливого студента, как это случалось в прошлом. Если  такая
тенденция  в недооценке интеллекта и духа существует, она гораздо  опаснее
арабского  окружения  и  неизбежно должна  выхолащивать  само  религиозное
воспитание,  сводя  его  к  догматическому.  Ведь  в  конечном  итоге  все
определяется системами ценностей. Вернемся однако к основной теме статьи.
 Итак,  несоответствие  еврейской  реальности  нормам  психологической
науки,   отсутствие  обученной  беспомощности,  к  развитию  которой   так
предрасполагала  вся жизнь в галуте, - может быть объяснено  особенностями
религиозного  обучения  и  воспитания,  формирующими  стиль  мышления   на
протяжении  поколений.  Не забудем и о том, что в иудаизме  человек  -  не
только "раб Божий", но и партнер и собеседник Бога в процессе собственного
развития и самостановления. Конечная цель его - не слепое следование раз и
навсегда определенным догмам, а максимальное раскрытие своих возможностей,
самореализация  в  духовной  и  интеллектуальной  сфере  и  тем  самым   -
приближение  к  Богу. Человек сам несет ответственность за  степень  своей
самореализации. Такое отношение неизбежно повышает самоуважение человека к
себе.   Вспомним,   что   самоуважение  -  условие  сохранения   поисковой
активности. Никакое униженное положение, навязанное обстоятельствами, не в
состоянии подавить уважения к личности и глубокого самоуважения того,  кто
с  детства  воспринял  себя ответственным партнером  Бога.  Не  отсюда  ли
частично  и  та  "жестоковыйность", по выражению Торы, которая  заставляла
предпочесть костер инквизиции отречению и возвращала народ к оружию  после
каждого  военного  поражения. Чтобы вести борьбу,  которая  представляется
безнадежной,  нужно  обладать высоким самоуважением,  нужно,  чтобы  точка
отсчета  деяний была внутри, а не вовне. Эта позиция отличала аристократов
времен  Великой  Французской революции и евреев - на  всей  протяжении  их
истории.   Уважение   к   себе   как  к  микрокосмосу,   сопоставимому   с
макрокосмосом, пронизывало еврейскую философию и входило в кровь  и  плоть
даже  тех  евреев,  кто  не чувствовал прямой связи с  религией.  Известна
история,  напоминающая притчу. Еврейские интеллектуалы,  бежавшие  в  30-х
годах  из  Германии  в  Палестину  и  вынужденные  стать  каменщиками   на
строительствах,  не  позволяли  обращаться  к  себе  иначе  как  "господин
профессор". На другое обращение они просто не реагировали. Это ощущение за
собой  права  оставаться "господином профессором", сохранение  достоинства
является  первостепенным  условием преодоления трудностей.  Боюсь,  что  в
последующих  волнах алии было уже гораздо больше людей, чье самовосприятие
напрямую  зависело  от  внешних условий - а из-за  этого  и  сами  условия
изменить стало значительно труднее.
 Широко  известно, что вскоре после революции 1917 года евреи в России
заняли  ключевые, непропорциональные их численности, позиции в социальной,
научной    и    художественной    жизни    страны,    оказавшись     более
конкурентоспособными,  чем  представители  других  наций.   Соблазнительно
объяснить это более высокой одаренностью, но есть альтернативное  и  более
правдоподобное  объяснение.  Уровень поисковой  активности,  обусловленный
воспитанием  и  обучением,  гибкость мышления, отшлифованная  Талмудом,  и
традиционное уважение к Книге и образованию, сыграли свою роль. Но, как бы
по  системе  отрицательной  обратной связи, чем  больших  интeллектуальных
успехов   достигали  евреи,  тем  дальше  отходили  они   от   религиозных
первоисточников.   С   точки   зрения   развития   и   формирования   всех
вышеотмеченных   факторов  стрессоустойчивости  -  поисковой   активности,
многозначности  мышления  и  самоуважения - этот  отход  от  традиционного
воспитания  не  был  бы бедой, если бы имелся адекватный  его  заменитель,
действующий  с  раннего детства. Но такого заменителя не  было.  Напротив,
еврейские дети, как и все прочие, обучались в школе тоталитарного строя, с
ее установкой на развитие однозначного мышления, на подавление поиска и на
девальвацию  личности.  Разумеется, очаг, горевший  на  протяжении  многих
предшествовавших  веков, не мог угаснуть сразу  и  бесследно,  он  тлел  в
семьях и подогревал протест. Обученная беспомощность труднее формировалась
у  евреев,  чем  у остальных народов. Не объясняется ли вековая  ненависть
тоталитарных режимов к евреям тем, . что они. в силу их воспитания,  всего
устойчивей  к  обученной  беспомощности, без  которой  тоталитарный  режим
обречен? Однако без постоянной тренировки поисковая активность угасает,  и
не  в  этом ли отчасти причина того, что в последних волнах алии так много
людей, не способных противостоять обученной беспомощности? Советские евреи
в   массе   своей   нерелигиозны.  Выросшие   в   условиях   повседневного
идеологического давления, они чрезвычайно чувствительны к  любым  попыткам
такого  давления. Лобовая религиозная агитация, да еще в условиях Израиля,
где  религия  не отделена от государства, вызывает у многих психологически
оправданное   чувство   протеста.  В  то  же  время   большинство   евреев
интересуется     особенностями    еврейской     психологии,     проблемами
стрессоустойчивости и т. д. Мне кажется, что анализ роли, которую  сыграла
религия  в  развитии  еврейской психологии  и  мышления  и  в  преодолении
обученной  беспомощности,  поможет нам обратить  внимание  на  те  аспекты
религиозного  воспитания,  которые будут интересны  и  привлекательны  для
представителей новой алии. Давно уже было сказано, что мы сохранились  как
народ   благодаря  Книге.  Настоящий  анализ  показывает,  что  мы  должны
благодарить  Книгу даже и за физическое выживание - ибо из-за  нее  мы  не
сломались  под  ударами судьбы и сохранили поисковую  активность,  которую
сегодня можем направить на создание процветающей страны.


ДВА ПОЛУШАРИЯ И ПРОБЛЕМЫ ПСИХОТЕРАПИИ

 Когда  говорят  о  человеческом общении, имеют в  виду  прежде  всего
речевое  общение.  Это естественно - ведь именно речевое общение  призвано
обеспечивать однозначное взаимопонимание между людьми, без которого был бы
невозможен  коллективный труд и, следовательно, все развитие человеческого
общества.  Без закрепления достижений культуры в письменной речи оказалась
бы  невозможной  передача  их из поколения в  поколение,  и  в  результате
потомкам  каждый раз приходилось бы начинать строительство здания культуры
почти  с самого начала. Наше сознание, выделение себя из окружающего мира,
способность  к  формированию  абстрактных,  наиболее  обобщенных   понятий
неразрывно связаны с речью.
 Роль  речевого общения действительно трудно переоценить. Но  было  бы
ошибкой   считать,   что   все  взаимоотношения  между   людьми   сводятся
исключительно к вербальным контактам. Достаточно вспомнить, как  много  мы
узнаем  о настроении и состоянии другого человека из его интонаций, жестов
и  мимики.  Беседа  на  незнакомом нам языке может дать  достаточно  ясное
представление  о настроении и взаимоотношениях беседующих людей,  особенно
если  она  происходит  с эмоциональной экспрессией.  Мы  понимаем  хороших
актеров  немого  кино:  все нюансы переживаний героев  ранних  фильмов  Ч.
Чаплина  находят  в нас живой отклик. Когда с кем-то из близких  случается
несчастье,  мы нередко затрудняемся в поиске слов, которые точно  передали
бы наше сочувствие и участие, и выражаем их в жестах, взглядах, поступках.
В  построении  наших  отношений  с другими  людьми  огромную  роль  играет
интуитивное   их   понимание,  которое  часто   не   может   быть   строго
сформулировано.  Наконец,  грудные дети,  еще  не  владеющие  речью  и  не
понимающие слов, безошибочно угадывают настроение родителей, их  отношение
к  ребенку  и друг к другу, и начинают плакать и капризничать при  первых,
даже очень замаскированных признаках эмоционального напряжения матери.
 Все  эти  и многие другие факты приводят нас к выводу, что  наряду  с
речевым  контактом и независимо от него очень большую роль в  человеческих
отношениях играет невербальное общение. И особенность его не в том только,
что  оно происходит без помощи слов, а скорее в том, что оно принципиально
не  может быть заменено словесным, переведено в речевые символы,  ибо  оно
затрагивает  и  отражает многозначные аспекты межличностных  отношений.  В
этой  форме  общения проявляются все описанные выше особенности  образного
мышления.  С  помощью невербального поведения, языка, мимики, интонации  и
жеста  завязываются  сложные противоречивые преимущественно  эмоциональные
отношения  между людьми и между человеком и миром. Как часто прикосновение
к  плечу,  пожатие руки или взгляд выражают больше, чем можно  передать  в
длинном  монологе. И происходит это не потому, что наша речь  недостаточно
точна  -  как  раз наоборот, именно в силу своей точности и определенности
речь  оказывается  непригодной для выражения  того,  что  слишком  сложно,
зыбко, неоднозначно.
 Мы  уже  писали,  что  благодаря  сознанию  и  речи  человек  получил
возможность выделить себя из мира, способость к восприятию самого себя. Но
эта незаменимая способность, обеспечивающая человеку необходимую автономию
поведения,  может в отдельных случаях, при психических и психосоматических
заболеваниях, оборачиваться своей противоположностью, когда выделение себя
из  мира  переходит в отделение от мира, в отчуждение от  него.  Тогда  из
всего обилия связей человека с миром остаются только однозначные линейные,
уплощенные.  Отношения субъекта с другими людьми и даже с  природой  могут
приобрести   исключительно  формальный  характер.  При  этом   отсутствует
эмпатия,  нет  чувственного  и  целостного  постижения  другого  человека,
субъект  вступает в общение не с реальным другим, а со своим схематическим
представлением  об этом другом. Мир как объект чистого анализа  может  при
этом  показаться  холодным  и  чужим, и  человек  тогда  почувствует  себя
противостоящим   такому  миру,  вместо  того  чтобы   ощущать   себя   его
неотъемлемой частью.
 Однако  у  здорового, правильно воспитанного человека  способность  к
выделению  себя из мира, к логическому мышлению и установлению однозначных
связей счастливо и гармонично уравновешивается способностью к установлению
связей  многозначных,  к  невербальному общению и использованию  образного
мышления, которое обеспечивает интеграцию с миром не на рациональном, а на
непосредственно  чувственном  уровне. Для  того  чтобы  образное  мышление
действительно   уравновешивало   особенности   логического   мышления    и
обеспечивало психическое равновесие человека, его чувственную интеграцию с
миром,  это мышление должно быть хорошо развито и функционально адекватно.
Только  в  этом  случае  человек может бесконечно черпать  силы  из  своих
бесчисленных  и  многозначных связей с природой и другими людьми,  подобно
Антею, припадающему к Земле. В основе этого мифологического образа, скорее
всего,  как  раз и лежит интуитивное ощущение могущества, которое  придает
человеку  чувственный  контакт с миром, обеспеченный  образным  мышлением.
Формирование   этого   типа   мировосприятия,   развитие   способности   к
непосредственно  чувственному взаимодействию со всем  сущим  начинается  с
самых  ранних,  еще не осознаваемых впечатлений детства, с тех  отношений,
которые  складываются между ребенком и матерью. Еще не  так  давно  ученые
уделяли  основное внимание раскрытию у человека в процессе индивидуального
развития  способности  к  членораздельной  речи  и  логическому  мышлению.
Способность к вербальному восприятию мира рассматривалась как врожденная и
мало  зависящая от послеродового развития, от человеческих  контактов.  Но
исследования последний лет, в частности школы Г. Аммона, показали, что для
успешного    развития   этой   способности   тоже   необходим    правильно
организованный контакт с ближайшим окружением. Многозначные связи с  миром
устанавливаются прежде всего через многозначные связи с матерью  и  отцом,
через  восприятие связей между членами этой первичной группы, которые  так
значимы для младенца.
 Дефектность образного мышления и безусловное преобладание  формально-
логического не только обедняет личность, лишая ее радости восприятия  мира
во  всей  его многокрасочности и удовольствия от ощущения себя неразрывной
частью  этого  неисчерпаемо богатого мира. Дефектность образного  мышления
создает еще и предпосылки для постоянных конфликтов как с миром, так  и  с
самим  собой.  Ведь  логическое,  вербальное  мышление  по  природе  своей
альтернативно.  Оно  не  признает амбивалентных отношений,  одновременного
принятия  и  отвержения,  полутонов между белым  и  черным,  промежуточных
вариантов  между  "да" и "нет". Хорошее не может быть одновременно  еще  и
чуть-чуть  плохим,  верное - еще и самую малость  неверным.  Если  А  и  Б
порознь  равны  С,  значит, они обязательно равны между собой.  Оно  очень
правильное, наше логическое мышление. Пусть твое "да" будет "да"  и  пусть
твое "нет" будет "нет" - вот основной принцип логического мышления. И  оно
незаменимо  при решении тех задач, которые имеют лишь одно решение,  прямо
вытекающее   из   исходных   условий'.   Таково   большинство   конкретных
производственных  задач. Но зато большинство чисто  человеческих  проблем,
связанных   с  межличностными  отношениями,  этим  принципам  решения   не
соответствуют.  Альтернативная  постановка  вопроса  делает  эти  проблемы
попросту  нерешаемыми. Когда при мотивационпом конфликте  один  и  тот  же
стиль  поведения  выглядит для человека одновременно и привлекательным,  и
непозволительным,  тут ничего нельзя решить кавалерийским  наскоком  самой
безупречной  логики и необходимы сложные обходные пути. В каждом  варианте
решения  мотивационного интрапсихического конфликта или связанного  с  ним
конфликта  межличностного  есть  и  сильные  и  слабые,  положительные   и
отрицательные стороны. Невозможно точно взвесить их на весах логики.
 Таким  образом, абсолютное доминирование формального логико-знакового
мышления может создать условия для формирования тупиковых конфликтов,  при
которых  возможности  для поисковой активности ограничены  и  легко  может
возникнуть  состояние отказа от поиска. Напротив, образное  мышление,  как
уже   неоднократно   подчеркивалось,  открывает   новые,   неожиданные   и
нетривиальные подходы и возможности для поиска, как в бодрствовании, так и
во  время сновидений. Функциональная же недостаточность "правополушарного"
способа переработки информации уменьшает возможности адаптации и открывает
дорогу разнообразным формам патологии.
 Мы  полагаем,  что  недостаточность образного  мышления  является  не
только   одним  из  ярких  проявлений  невротических  и  психосоматических
расстройств,  но  и важным звеном в патогенезе (механизме  развития)  этих
заболеваний.   Это  звено  зависит  от  дефицита  эмоционально-чувственных
межличностных отношений и само углубляет этот дефицит.
 Такое   понимание   роли  межличностных  отношений   в   формировании
мироощущения,  в  установлении многозначных связей с  миром  во  всех  его
проявлениях,  позволяет по-новому взглянуть и на  сущность,  и  на  задачи
психотерапии.  В  последние годы в литературе наметился  серьезный  кризис
доверия к основным концепциям и постулатам, объясняющим лечебный эффект не
только психоанализа, но и любых других форм психотерапии. На смену сложным
теоретическим  построениям, оперирующим такими понятиями,  как  "перенос",
преодоление  вытеснения,  доведение  до  сознания  скрытых  комплексов   и
мотивов,  все  чаще приходит простая мысль, что основой любой психотерапии
является  эмоциональный контакт с больным, его доверие и любовь  к  врачу,
которые всегда представляют собой только отклик на безошибочно угадываемую
любовь  врача к больному, готовность попять его и помочь ему.  Различие  в
психотерапевтических школах и методах не имеет существенного  значения,  и
классический  психоанализ  как метод исцеления не  обнаруживает  решающего
преимущества  перед другими, теоретически менее разработанными  подходами.
Говорят, что понять - это наполовину простить. Возможно. Но для того чтобы
помочь,   недостаточно   только  понять   другого,   т.   е.   рационально
проанализировать мотивы его поведения. Необходимо почувствовать его заботы
и  проблемы как свои собственные, пережить их вместе с ним и, более  того,
необходимо,  чтобы  он  ощутил это сопереживание,  чтобы  между  врачом  и
больным возникла та многозначная связь, которая называется эмпатией  и  не
поддается  (принципиально  не  поддается! )  рациональному  объяснению.  Я
полаю, что эмпатия, эмоционально-чувственный контакт, связывающий больного
и  врача, - это первая тонкая ниточка, восстанавливающая нарушенную  связь
человека  с миром - связь не формальную, а органическую, непосредственную,
симбиотическую.  Выше  я  показал,  что  нарушение  такой  связи,   утрата
способности  к  ней  является первым и самым  серьезным  шагом  в  сторону
развития  психического и психосоматического заболевания. А психотерапия  в
той  степени, в какой она восполняет этот дефицит чувственного  общения  с
миром,  становится  первым шагом в напрвлении здоровья.  Существует  много
конкурирующих   теорий,   объясняющих  целебное   действие   психотерапии.
Достаточно известна точка зрения, что в основе любой психотерапии,  в  том
числе  и  так называемой рациональной, лежит внушение, некая разновидность
гипноза.  Не  менее  широко  распространены  представления,  что   задачей
психотерапии  является перестройка психологических установок  клиента.  Но
каждая из этих гипотез уязвима и не может претендовать на универсальность.
Действительно,    психологические   установки    в    большинстве    своем
бессознательные,   как  же  удается  перестроить  их  с   помощью   сугубо
рациональных   аргументов,   адресованных   сознанию,   при   рациональной
психотерапии?  И  можно  ли интерпретировать как внушение  или  объяснение
эффект  так  называемой  недирективной психотерапии,  в  процессе  которой
человеку    просто   дают   высказаться   в   присутствии   внимательного,
доброжелательного  и  все  понимающего  слушателя  -  психотерапевта?  Мне
представляется,  что единственным универсальным эффектом  психотерапии,  в
любых  ее  проявлениях,  является эмоциональный  контакт  между  врачом  и
пациентом,   способствующий  восстановлению  утраченной  или   ослабленной
способности к непосредственно-чувственному восприятию мира.
 Если  роль  эмоциональных  отношений в  большой  степени  сводится  к
восстановлению многозначных, чувственных связей с миром, то совершенно  по
новому  ставится  вопрос  о  задачах и критериях успешности  психотерапии.
Классический психоанализ утверждает, что основной задачей лечения является
доведение до сознания вытесненных неприемлемых мотивов и комплексов, и как
только  это  удается, наступает излечение. Кратко это выражается  формулой
"излечение   через   осознание".  Но  в  самой  этой  формуле   содержится
противоречие.  Ведь  механизм вытеснения, согласно тому  же  психоанализу,
лежит  в  основе  неврозов  и  психосоматических  заболеваний,  и  субъект
бессознательно, но очень энергично, ценой большого психического напряжения
и  соматических расстройств, стремится не допустить в сознание вытесненные
мотивы  и  комплексы.  Как  же  ухитряется  психотерапевт  преодолеть  это
сопротивление и почему осознание приносит облегчение, если  до  этого  оно
упорно    отвергалось?    Разве   вытеснение   было    просто    "ошибкой"
бессознательного? Нет, психоанализ всегда и справедливо видел в вытеснении
защитный  механизм,  предотвращающ