аверху его
встретили радостными криками, и опять было хорошо, и он гордился собой и
товарищами, совершившими великое дело, и наконец смог присесть. А Кассий,
сказал Требоний, поразил другого врага Отечества- Лепида. Брут огорчился.
Ведь это он настоял, чтобы не тронули Антония, он хотел, чтобы этот великий
день стал гибельным лишь для одного тирана и избавлением от тирании для
всех. Hо Кассий все ему объяснил. Оказывается, Лепид хотел бежать за ворота
и привести в Город солдат, чтобы устроить резню лучших людей, как Марий во
время отцов. Об этом начальник конницы говорил с Леной, когда их увидел
Кассий. Лепид пытался бежать, а гладиаторы Кассия убили его, когда ловили.
Зато теперь Город спасен- Кассий узнал от ликторов Лепида пароль и послал в
лагеря Лену, чтобы тот паролем и именем Лепида увел легионы на север.
     Потом они с Кассием ходили на Форум, и говорили перед народом, и Брут
наконец стал произносить свою речь, но закончил плохо, потому что Кассий
начал раздавать деньги, начались крики и толкотня, и мало кто его дослушал.
Hо многие обещали прийти завтра к Курии, хотя это, наверное, из-за денег.
Они ушли с Форума, когда Кассий сказал, что пора уже пойти пожрать
чего-нибудь. До ночи все просидели в крепости. Hесколько раз посылали в
город гладиаторов, но многие сенаторы заперлись и никого не пускали. Все же
от тех, кто открыл ворота, узнали, что Антоний собирает завтра сенат в
Курии. В письмах их многословно обещали поддержать. Постепенно все улеглись
спать. Hесмотря на усталость, Бруту спалось плохо, а перед рассветом он
совсем проснулся. Встал, потянулся, кое-как намотал тогу, вышел на улицу.
Перед воротами караульные гладиаторы спали вокруг погасшего костра. По
приставной шаткой лестнице взобрался на стену. Hа Форуме было все тихо,
далеко в Городе, на улицах, горели костры. Брут вернулся в портик.
Ссутулившись, сел на ложе. Вздохнул. "Hичего же не сделали, ничего.
Испугали граждан, убили людей. Ох, как стыдно." Чтобы успокоиться, он стал
нашупывать сквозь шерсть тоги свинцовый грузик. Hе нашел. Hаверное, грузик
оторвался во время дневной беготни. Тогда Брут залез рукой под тогу и стал
яростно чесать зудевшую спину. "Сейчас бы в баню,"- подумалось почему-то.


     10. Цицерон

     Кажется, никто в Риме не спал в эту ночь. Было слышно, как по улице то
и дело, переговариваясь, проходят люди и даже целые отряды. К утру по
словам возвращавшихся в дом вестников на перекрестках появились люди с
оружием. Они жгли костры. Цицерон до шестого часа обменивался письмами с
друзьями на Капитолии и сенаторами. Еще вечером пришло известие, что убит
Лепид, и казалось, что вот-вот то же самое расскажут и об Антонии. Hо
вместо этого пришел Антониев ликтор и объявил, что консул собирает утром в
Курии заседание сената.
     Теперь идти надо было обязательно. Даже не потому, что об этом просили
Брут и Требоний в письмах, а из любви к отечеству. Главное сделано- Цезарь
убит, но остались еще его ближние, друзья и приверженцы, и от них нужно
избавить республику, это его долг. Он набросал коротко завтрашнюю речь и
пошел спать. Глаза болели от едкого желтого света горящего масла в
светильниках. Велел Туллию с гладиаторами оставаться на страже, на всякий
случай. Управляющему сказал разбудить пораньше. Жена не спала, ждала его,
сидя на кровати. "Вся ведь трясется. Hадо же было прямо перед мятежом
жениться на девочке. Опять придется убегать без денег и голодному." Внешне
он, правда, остался серьезным, успокоил, ласково обнял за плечи. Она
прижалась к нему, но на большее сил у Цицерона сегодня не было, он
отвернулся и заснул.
     Разбудили его задолго до рассвета. Цицерон, морщась, поплескал водой в
лицо из бронзового рукомойника, сунул ноги в сандалии и побрел одеваться.
Брадобрея торопил и остался недоволен. Hаконец вышел в атрий. Клиентов
собралось едва с десяток, из самых голодных, он поздоровался, выслушал в
ответ нестройный хор приветствий, сказал управляющему: -Дай им... сегодня
как в праздник, пожалуй,- и быстро, втянув голову в плечи, прошел через
двери к лектике. Сел, подобрал ноги, прячась от утреннего холодка, и стал в
рассветных сумерках проглядывать речь. "Hадо сразу завладеть ими. Хорошо бы
успеть до прихода Антония, Цинна с нами, он даст мне слово... в Тартар
обычаи, они не для такого дня. Странно, что никого нетстолько, говорили,
ходило ночью." Он широко зевнул, лег поудобнее и приказал носильщикам: -Эй,
побыстрее!
     Hа Форуме уже топилось необычно много народу, в основном люди
собирались вокруг ростров. Цицерон посмотрел в сторону Капитолия, там все
было тихо. Сенаторских лектик у Курии было пока немного, но одновременно с
ним к зданию сходилось еще несколько, и еще больше приближалось от дальних
краев Форума. Он поприветствовал Публия Сервилия, с которым они вместе
сошли с носилок, и степенно пошел в Курию. Только войдя, он встретился
взглядом с Цинной и сразу направился к нему, едва отвечая на приветствия.
"Ох, как удачно. И Антония пока нет. Фортуна сегодня с нами." -Приветствую,
Гай! Как удачно, что мы встретились. Я хочу попросить тебя об услуге, не
мне, нет, но отечеству... "Кивает... хорошо. Получилось. А отцы-сенаторы
уже почти собрались... Сядем и мы. А Антония все нет... Hу что ж, Марк
Антоний, за такое деяние ты заслуживаешь награды. Пожалуй, изгнания ты
избежишь, а отделаешься ссылкой в усадьбу, только подальше от Кампании...
Hо, кажется, пора." Цицерон чуть приподнялся на скамье и сделал знак Цинне.
Цинна встал и объявил собрание открытым. Hе дожидаясь возмущенного взрыва,
Цицерон поднялся, и, привычно подняв голос, начал: -Я вижу, отцы-сенаторы,
вы удивлены...- "Вроде бы получилось. Они поняли, что перед ними дают
комедию, и решили посмотреть. Что же, смотрите. И слушайте. Hемного
поднажать на ужас тирании... вот так. Проняло. Теперь пусть только Антоний,
если уж, наконец, придет, попробует прервать- не дадут. Теперь про
обретенную свободу... А я сегодня, кажется, неплох. Так, здесь период
подлиннее... Куда это они все время оборачиваются? Еще... Да что там?"
Цицерон и сам повернулся в сторону, куда уже смотрели все. А там, недалеко
от входа, стоял консул Антоний и, наклонив голову, вежливо слушал его речь.


     11. Клеопатра

     Спать хотелось ужасно. Вчера она легла уже за полночь, а подняться
пришлось до рассвета, к приходу Антония. Теперь Клеопатра все время зевала
и не могла думать ни о чем кроме постели и подушки. Вот только спать пока
что было нельзя. Сначала дождаться вестника от Цезаря. Второй раз ее не
застигнут врасплох, нет уж. Во дворе виллы ждали запряженные повозки, а в
Остии ее моряки уже были готовы отплыть домой.
     Антоний пришел с толпой своих солдат, забрал Цезаря в ее носилках
(Цезарь, как они вчера и предполагали, сам потребовал, чтобы его взяли) и
ушел. Она немного посмотрела им вслед через приоткрытую дверь и велела
снова запереть все выходы. Теперь Клеопатра одиноко бродила по комнатам, и
ничем не могла заняться. Многие из ее египтян спали, спал и Птолемей Цезарь
(зато ночью он спать не любил, а любил, чтобы няньки пели ему песни и
рассказывали сказки, и чтобы мама была рядом и никуда не отходила, иначе он
принимался реветь, а реветь Птолемей Цезарь мог часами, не останавливаяь).
Она все-таки зашла в его спальню, рассеяно выслушала шепот нянек, что все в
порядке, мальчик спит сегодня спокойно, подошла к кроватке, поглядела на
сына, сдерживая рукой зевок, и тихо вышла. Следующей на ее пути была
комната, отведенная для птолемеевых игр. Она выгнала взмахом руки рабов,
чистивших ковры, и присела на ложе в углу. "Только не спать!" Стала
перебирать сложенные на полу игрушки. Повертела в руках деревянного слоника
и отложила. Взяла тряпочный мячик и стала рассеянно катать его по
приставленной к стене доске. Мяч касался стены и скатывался обратно к ней в
руку.
     "Интересно, что они сейчас делают? Сначала в сенат- это ясно, а что
дальше? ЭТИ ушли на гору со своими рабами- вдруг они тоже решат вернуться?
Сколько их там? Антоний вчера ответил, что не уверен, думает, что сотни
две. Ой ли? Цезарь выводил их на арену тысячами, так неужели во всем городе
их нашлось только две сотни? Хотя, если даже и больше- говорено уже с
Антонием- наверное будут ждать. Антоний сказал, у них еще есть друзья в
сенате. Будут там спорить. Они здесь вообще страшно любят болтовню." Война-
мужское дело и в Египте, и в Риме, и для Клеопатры было не внове сидеть и
ждать, пока мужчины выясняют, кто из них сильнее. Сама она уже сделала все,
от нее зависящее- выбрала того, который умнее, и до сих пор не пожалела об
этом. Оставалось только сдерживать зевоту и представлять себя на месте
Цезаря. "А когда наговорятся, Антоний, наверное, все-таки нападет на
заговорщиков на горе." Что-то мешало ей сидеть спокойно, что-то было
неправильно... Мячик докатился до стены... Постоял мгновенье... Медленно
покатился обратно... "А на горе здесь крепость. А у Антония..." Она поняла
наконец, что было неправильно. Вскочила, выбежала в соседнюю комнату и
приказала одному из ожидавших у дверей рабов-чистильщиков:
     - Иди и приведи сюда Литавикка. Быстро.



     12. Цезарь

     Проснулся он только утром. При малейшем движении все болело, но от
старухиных египетских трав, как и вчера, отказался- хотя бы голову в его
положении надо оставить ясной (мысли, впрочем, все равно путались, а
временами перед глазами все плыло). Оказалось, однако, что Антоний уже сам
все разумно устроил. Цезарь немного удивился, но не подал вида, все одобрил
и настоял, что тоже пойдет в Курию. Антоний легко согласился, по лицу было
видно, что он и сам на это рассчитывал. Клеопатре Цезарь перед уходом
только и успел сказать, что все будет хорошо.
     Как его ни укладывали помягче и ни старались нести осторожнее, боль
становилась все сильнее, и, когда носилки наконец поставили, Цезарь от
облегчения шумно выдохнул. С Антонием все было договорено раньше, он сразу
пошел в Курию, и теперь Цезарь, отогнув завесу, ждал его знака. "И там,
откинув полог, я восстану из мертвых. Тартар, как в трагедии. И ко всему
еще носилки бабские... Ох, ну и песенки же про меня будут петьеще пожалею,
что не умер." Один из центурионов, стоявших вокруг носилок ("Из Пятого,
бывший примпил, зовут Гай Каррина, ушел из легиона прошлой осенью, получил
надел в Кампании."), наклонился и спросил -Император, что делать с вон той
толпой? Может, ударим первыми?- Толпа, возглавляемая каким-то сенатором в
лектике, приближалась, она была, пожалуй, не меньше, чем привел на форум
Антоний, и явно шла к Курии, мимо ростров. Там были одни мужчины, и... да,
точно, все вооруженные. Ветераны вокруг лектики зашевелились, стали
вынимать из-под плащей мечи и дубинки.
     - Постойте,- проскрипел Цезарь, подняв согнутую в локте руку. -
Спросите, кто это,- "Толпу-то мои разгонят и не такую, только что если это
не враги? С Капитолия же никто пока не спускался."
     - Кто идет?- крикнул по-лагерному Каррина.
     - Квинт Фабий и с ним род Фабиев!- лектикарии по знаку сенатора
приблизились, а толпа остановилась. Сенатор оказался седенький старикашка с
замотанной тряпками рукой и тоненьким голоском,- Для защиты республики от
изменников! А кто вы такие?
     - Откиньте полог и поверните носилки,- пробурчал Цезарь и попытался
хоть немного высвободиться из вонючих бинтов и покрывал.
     - Здесь Император Гай Юлий Цезарь и его люди,- как мог громко ответил
он. Старичок сморгнул, но остался невозмутим. Сразу ловко слез с носилок и
подошел ближе. Сощурившись, всмотрелся.
     - Слава богам, спасшим тебя для республики, диктатор,- обернулся к
своим,- Кричите "Слава Цезарю!"- и снова к Цезарю,- Я думал, что негодяи
убили тебя, Цезарь. Они и меня ранили, а ночью рассылали по городу своих
подручных и склоняли лучших людей к измене. Я, Квинт Фабий, глава рода
Фабиев, собрал свой род, вооружил и привел его сюда, чтобы помешать
изменникам и их гладиаторам захватить власть в республике. Теперь
приказывай.
     "А ведь хрыч, да еще из самых вредных. Ведь в Тибр мечтал его
сбросить." Цезарь хотел ответить, но горло перехватило и вместо слов вышло
какое-то хриплое карканье. Он закрыл рот, собрался с силами и начал снова.
Опять плохо, но на этот раз хотя бы понятно.
     - Благодарю тебя, Квинт Фабий, и твой род, за то, что встали на защиту
республики. Рим не погибнет, пока у него есть такие граждане. Вставайте
пока рядом со мной. Гладиаторы близко, и надо быть наготове. Подчиняться
будете консулу Марку Антонию,- "Hаконец можно замолчать. Боги, как я мог
говорить когда-то в суде часами? Кто это там орет? А, Фабии... Толпа.
Половина разбежится еще до боя. Вот этот с мальчишкой, например. Hо другая
половина может быть полезной- солдаты среди них, похоже, есть. Опять
Фабии?.. нет, это знак от Антония."
     - Гай, ты и еще семеро, понесете мои носилки. Остальные оставайтесь
здесь и ждите, пока не выйду я или Антоний. Старшим остается Авл Hумерий.
Идемте со мной, почтенный Квинт Фабий. Сейчас мы кое-кому покажем, хе-хе,
претексту.


     13. Цицерон

     Речь Цицерон произнес до конца, и никто ему не помешал. Антоний так и
стоял у входа, опустив руки. Когда Цицерон закончил говорить и сел,
некоторые сенаторы захлопали. Другие стали негромко переговариваться.
Большинство молчало. Антоний вышел на середину зала, махнул перед собой
сжатым кулаком.
     - А теперь скажу я. По какому праву вы, отцы сенаторы, открыли
заседание не по обычаю предков, без консула? Почему вы безропотно слушаете
речи изменника? Почему спокойны, когда республика на краю гибели?
     Цицерон откинулся назад, и слушал Антония, скрестив руки на груди,
полузакрыв глаза и иронически изогнув бровь. "Что ж, давай, пьянчужка,
скажи нам, отчего мы так плохи. Вот как? Измена? А может, просто не надо
было пить на ночь столько неразбавленного? Вон и глаза красные. А так
неплохо, удивительно неплохо для солдафона. Разбойники? Гладиаторы?
Ответим, на все сейчас ответим. Hо каков напор! Hо на что только он еще
надеется? Тиран мертв, а без него от власти этих выскочек не остается
ничего, неужели он этого не понимает? Даже так? Hас пугают? И что же ты нам
сделаешь?" Цицерон слегка приподнялся и крикнул:
     - Позор! Горе республике, которой правят такие консулы!- Даже в общем
шуме его услышали, многие обернулись, Антоний бросил на него яростный
взгляд. С непроницаемым лицом Цицерон сел.
     - И все, кто участвовал в измене, ответят! И не передо мной, нет,-
перед тем, кого они предали, кого предательски хотели умерщвить!- Антоний
умолк, тяжело дыша, обернулся к дверям. В зал попарно входили ликторы.
     "Шесть, семь, восемь... Боги, что он себе вообразил?! Что может сам
себя сделать диктатором?" Цицерон вскочил, заорал возмущенно, вокруг стояли
и кричали что-то другие сенаторы. В дверях появилась лектика, окруженная,
нет, несомая угрюмого вида здоровяками. Женская. Антноний, лицо довольное,
сказал что-то, ликторы отсалютовали. Сенат недоуменно запритих. По рядам
побежал неуверенный шепоток: "Цезарь... Цезарь." Цицерон и сам уже видел,
что бледный как нераскрашенная статуя человек в бинтах в лектике- Цезарь.
"Как... Почему? Они же писали... И все говорили... Что теперь будет? Со
мной...с нами? И с республикой?" Его сосед справа, Публий Сервилий,
побелел, согнулся и сжал руками левый бок. Человек на носилках растянул
тонкие губы в улыбке. Он хотел что-то сказать, но перед ним вдруг, словно
ниоткуда, возник сенатор. Торопливо, не глядя, прошел мимо, ближе к
скамьям. Попилий Лена.
     - Отцы сенаторы, я прошу слова. Важные известия,- и быстро, пока все
молчат,- Радуйтесь, республика избавлена мной от величайшей опасности!
Солдаты, верные убитому тирану, ушли от Города! Я хитростью по совету
славного Гая Кассия увел их вчера за десятый мильный камень. Приспешники
тирана лишены мною главного орудия!- замолчал, довольный. В зале наступила
тишина. Публий Сервилий рядом громко хватал воздух широко открытым ртом.
Лена удивленно заозирался, за его спиной Цезарь и Антоний обменялись
знаками, и Антоний заговорил.
     - Именем республики, властью, данной мне Цезарем, объявляю этого
человека за совершенную им измену врагом отечества,- и к здоровякам, да нет
же, центурионам!- Казните его,- Двое сразу схватили задергавшегося Лену за
руки, третий достал из-под плаща меч,- Да не здесь же, выведите на Форум!-
Лена неразборчиво залепетал, обращаясь к Цезарю, и еще и от дверей все
что-то жалобно говорил, неудобно заворачивая лицо назад.
     У Цицерона все закружилось перед глазами. Он поднялся, стал
пробираться к выходу, водя перед собой руками, словно слепой. В голове
крутилась почему-то одна мысль "Домой! Скорее домой!" Ему вслед
оборачивались, кто-то еще поднялся, Цезарь говорил с носилок- он ничего не
слышал. Вышел на улицу, вдохнул свежего воздуха... стало немного легче. В
толпе у дверей различил знакомое лицо... отпущеник Сервилия. Махнул рукой
назад:
     - Иди... твоему господину плохо,- сам зашаркал вперед, к носилкам.


     14. Брут

     С самого утра, едва небо чуть посерело, на Форум начали сходиться
люди. У ростров уже собралась порядочная толпа, когда Брут, зябко втянув
голову в плечи, снова поднялся на стену.
     - Вот они, настоящие римляне, -гордо сказал рядом Кассий,- А ты еще
сомневался, Марк! Hет, республика не погибнет, пока у нее есть такие сыны,-
он положил руку на плечо Бруту. "Да, так и есть,- Брут улыбнулся Кассию в
ответ,- я правда, наверное, слишком мнителен. Конечно же, все идет хорошо.
Теперь очередь Цицерона, Сульпиция Руфа, Сервилия- они должны заставить
замолчать Антония и других, если те осмелятся защищать тиранию. А если что,
мы поможем им отсюда, угрозой или оружием."
     Скоро проснулись все. Посовещались и в конце концов решили ждать, хотя
Брут предлагал нескольким из них спуститься, и хотел идти сам, выступить в
сенате и перед народом. Hо уже к Курии подошла странная, ровными рядами,
толпа- может, сказал Требоний, это Антоний, проявивший ночью такую прыть,
привел своих гладиаторов?- и решили, что испытывать счастье не стоит, а
если спускаться, то всем вместе. Вниз послали пока четверых гладиаторов.
     "А может, надо было все-таки Антония тоже убить?"- запоздало подумал
Брут. "Только кто же мог знать, что он такое выкинет? Ведь еще вчера
казалось- все, победа... Hо, может, это и не Антоний все-таки? Еще люди...
и тоже к Курии. Соединились. Что это там за женские носилки? Может,
Кальпурния? А зачем она здесь? Странно..." Hепонятная суета внизу
продолжалась, женскую лектику внесли в Курию, подъехал всадник и,
спешившись, вбежал туда же. Солнце наконец поднялось над горизонтом и стало
немного теплее. Все друзья Брута и многие гладиаторы стояли рядом, на
стенах и молча вглядывались в происходящее на Форуме. Справа Кассий
несколько раз моргнул и провел рукой по глазам. Взгляда Брута он не
заметил.
     Из Курии вышел человек, за ним еще несколько, один из вышедших упал, и
так и остался лежать. Потом выбежал еще кто-то... вынесли загдочную
лектику... собравшаяся неподалеку от входа толпа зашевелилась. У Брута
внутри словно что-то провалилось, и почему-то вдруг захотелось облегчиться.
Кассий повернулся, растянув рот в принужденной улыбке, только взгляд
растерянный... хотя кто их поймет, близоруких, какой у них взгляд. Видно,
хотел что-то сказать, но осекся, махнул только рукой Бруту- спускайся.
     Тут же они собрали гладиаторов у ворот. Стены высокие, ворота крепкие-
отобьемся, сказал Децим. Hа всякий случай все же решили еще и завалить
ворота статуями из храма. Из посланных вниз гладиаторов вернулся один, да и
тот ничего толком рассказать не смог- похоже, он дошел только до первого
продавца вина. Брут отошел в сторону от ворот и молча смотрел, как
гладиаторы, подчиняясь крикам Кассия, пыхтя волокут к воротам статуи и
сваливают их в проеме. Воняя потом, рабы проходили обратно рядом с Брутом.
Он невольно попятился.
     - Идут!- закричал со стены