го французского
крыла, левое русское несколько загнулось и тем усилилось. Дивизия Морана, а
за нею  Жерара расположились на  большой дороге. Груши стал  сзади. Левее и
самой дивизии Жерара поставлена дивизия Бруссье, за нею италиянская гвардия
в резерве.

Но было  войско еще левее  — это дивизия генерала  Дельзона: она составляла
последнее  перо левого  французского крыла.  Ее подкрепляла  дивизия легкой
кавалерии Орнано.

Гвардия Наполеонова тоже перешла Колочу и стала правее Фомкина.





                         РАСПОЛОЖЕНИЕ РУССКОЙ АРМИИ



Усиление  правого  французского  крыла  заставило  усилить  левое  русское,
которое  легко могло  быть  обойдено по  старой Смоленской  дороге. Кутузов
распорядился: на левом крыле у нас поставлен стойкий Тучков с его отдельным
корпусом  и 7000  Московского  (приведенного Марковым)  ополчения. Туда  же
наряжен Карпов с шестью полками донцов.

Тучков  построил свой  корпус за  деревнею Утицею  в четыре  линии. Дивизия
Коновницына стояла в двух первых; дивизия гренадерская (графа Строганова) в
двух задних.

Сильная цепь из 20-го,  21-го, 11-го и 41-го егерских полков, протянутая по
перелескам, запирала  ворота (промежуток  шириною с версту)  между корпусом
Тучкова и левым концом главной позиции.

На этом  левом конце  была деревня Семеновское.  Перед нею, как  мы видели,
насыпаны реданты. Этот пункт  защищали сводные гренадеры графа Воронцова, и
за   ними,   во   2-й   линии,  стояла   дивизия   храброго   Неверовского.

Тут были четыре стены.  Гренадеры принца Карла Мекленбургского поставлены в
две  линии от  края Семеновского  до самой  большой батареи.  Этих гренадер
поддерживала   кавалерия  в   две  линии.   Потом  корпус   графа  Сиверса.

И вся эта левая половина, состоя из второй западной армии, была под главным
начальством Багратиона.

Центр наш  составлен из корпуса генерала  Дохтурова. Он стоял против самого
Бородина, примыкая  своим левым к  правому флангу 7-го корпуса,  а правым к
батарее  близ Горецкого  кургана, и  Дохтуров стоял  в две  линии пехотных,
которые поддерживались  двумя же кавалерии (3-го  кавалерийского корпуса) и
составляли тоже четыре живые стены!

К правой  руке Дохтурова (смотря к  Смоленску) примыкал левым локтем корпус
Остермана опять  в две  линии и лицом  к Колочи. За  ним, все  в две линии,
кавалерия  Корфа;  корпус  Багговута  составлял оконечность  правого  крыла
русского. Этим  крылом начальствовал  Милорадович, а первою  половиною всей
линии (1-ю армиею) Барклай.

1-й  корпус кавалерии  установлен  за пехотою  правого фланга  армии нашей.

Тут  же и  Платов с  9 Донскими  полками. Другие  донцы рыскали  по течению
Колочи до слияния ее  с Москвою, оберегая всю ту сторону к Старому и Малому
Беззубову.

Итак, вся  русская армия расположена  была в четыре стены;  за двумя пехоты
две кавалерии.

Главный же  резерв находился  за центром боевой  линии и состоял  из целого
5-го  гвардейского корпуса  под начальством  Лаврова. Этот резерв  имел три
линии: две передние пехота, задняя кирасиры.

Пять рот конной артиллерии сберегались в резерве за 4-м корпусом кавалерии.
Большой    резерв    артиллерийский   стоял    перед   деревнею    Псарево.





                                ЗАЩИТА ЛИНИИ



Сильные  батареи, хотя  наскоро сложенные,  прикрывали фронт  наш, особливо
левое крыло. Все егерские полки, огородясь, где можно, засеками, залегли по
кустарникам,  засели по  деревням,  захватили дефилеи.  Пехота наша  в день
битвы  построилась  в баталионные  колонны,  но  кавалерия поддерживала  ее
развернутым  строем.  Главная   квартира  перенесена  опять  в  Татариново.

Армии  русской  считалось  в  день  битвы  Бородинской до  113  500,  кроме
ополчений. Пушек  у нас было 640.  У французов же войск  до 188 000 и пушек
1000.





                               КАНУН БОРОДИНА



Недели  за  три  перед  кануном  великой  битвы  Бородинской  сражались  за
обладание  Смоленска. Осаждающие  зажгли город. Пожар,  распространяясь все
более и более, охватил  башни, дома, целые улицы. Наконец запылали и церкви
с их колокольнями. Огненная буря, с треском и шумом, разливалась в воздухе,
раскаляя  его.  У защитников  Смоленска  в тесных  переулках, под  длинными
космами  огня,  не  раз  волоса на  голове  трещали;  колокола звонили  без
звонарей и таяли. В это время огня и гибели раздался голос: «Спасайте икону
Смоленской богородицы!»  Этот голос скоро сделался  всеобщим кличем и навел
начальство на распоряжение к  спасению иконы. С тех пор пресвятая владычица
последовала за  войском, внимая молитвам готовящихся  на славную смерть или
умирающих. Русские  заняли обратно Смоленск, внесли  икону в прежнее место,
стали служить молебен, и,  когда дошло до слов: «Пребысть же Мариам яко три
месяцы  и возвратися  в дом  свой», присутствовавшие  перешептывались: было
ровно три  месяца, как икона вынесена  из церкви над вратами  в Смоленске и
ровно через три месяца возвратилась в дом свой.

Теперь,  накануне   великого  дня   Бородинского,  главнокомандующий  велел
пронести  ее по  всей  линии. Это  живо напоминало  приуготовление  к битве
Куликовской.  Духовенство шло  в ризах,  кадила дымились,  свечи теплились,
воздух  оглашался  пением,  и святая  икона  шествовала...  Сама собою,  по
влечению  сердца, стотысячная армия  падала на  колени и припадала  челом к
земле, которую готова была  упоить до сытости своею кровью. Везде творилось
крестное   знамение,  по   местам  слышалось   рыдание.  Главнокомандующий,
окруженный штабом, встретил икону и поклонился ей до земли. Когда кончилось
молебствие, несколько  голов поднялись кверху и  послышалось: «Орел парит!»
Главнокомандующий взглянул вверх, увидел плавающего в воздухе орла и тотчас
обнажил свою  седую голову. Ближайшие к нему закричали:  ура! — и этот крик
повторился всем войском.

Орел продолжал плавать; семидесятилетний вождь, принимая доброе предвестие,
стоял с обнаженною головою.  Это была картина единственная! Михаил Кутузов,
главный  повелитель всех воинских  сил империи,  являлся тут во  всей красе
военачальника. В простреленной голове  его был ум, созревавший в течение 70
лет;  в его  уме  была опытность,  постигшая все  тайны  политической жизни
гражданских  обществ и  народов. Над  ним парил  орел.., сто  тысяч русских
кричали: ура!  — а судьба завтрашнего  дня укладывала жребии в таинственную
урну свою...

После дня,  слегка пасмурного, и вечера,  окропленного холодноватым дождем,
после  жаркой целодневной перестрелки  за право  пить воду в  Колочи настал
темный холодный вечер, настал канун битвы Бородинской. Из всех явлений 1812
года канун Бородина сохранился, конечно, у многих в памяти. Все ожидали боя
решительного. Офицеры  надели с  вечера чистое белье;  солдаты, сберегавшие
про случай  по белой рубашке, сделали  то же. Эти приготовления  были не на
пир! Бледно  и вяло горели огни на нашей линии, темна  и сыра была с вечера
ночь  на 26-е  августа;  но ярко  и  роскошно чужими  дровами освещал  себя
неприятель.

Удвоенные костры, уставленные в несколько линий, пылали до самого Колоцкого
монастыря. Эти  не наши огни, стоя  огненными полками, сквозили сквозь чащи
лесов и кустарников, румянили наше небо и бросали какой-то кровавый отблеск
на окрестности ямистые, темные.

Рокот  барабанов,  резкие  звуки  труб,  музыка, песни  и  крики  несвязные
(приветный клик войска Наполеону) слышались у французов. Священное молчание
царствовало  на нашей  линии. Я  слышал, как  квартиргеры громко  сзывали к
порции:  «Водку привезли;  кто  хочет, ребята!  Ступай к  чарке!»  Никто не
шелохнулся. По местам вырывался  глубокий вздох и слышались слова: «Спасибо
за честь!  Не к тому изготовились:  не такой завтра день!»  И с этим многие
старики,  освещенные  догорающими   огнями,  творили  крестное  знамение  и
приговаривали:  «Мать пресвятая  богородица! помоги  постоять нам  за землю
свою!» К  утру сон пролетел над  полками. Я уснул, как  теперь помню, когда
огни один  за другим уже  снимались, а заря начинала  заниматься. Скоро как
будто  кто толкнул  меня  в бок.  Мнимый толчок,  вероятно,  был произведен
сотрясением воздуха.  Я вскочил на ноги и чуть было не  упал опять с ног от
внезапного  шума  и  грохота.  В  рассветном  воздухе  шумела  буря.  Ядра,
раскрывая и  срывая наши  шалаши, визжали пролетными  вихрями над головами.
Гранаты лопались. В пять  минут сражение было уже в полном разгаре. Многие,
вскочив  от сна  ночного, падали  в сон  вечный. Взрытая  выстрелами земля,
всклоченная  солома, дым и  вспышки огня  рябили в глазах.  Это вице-король
Италиянский  повел свою  знаменитую атаку  на Бородино.  Таков был  канун и
начало великой битвы у нас. У французов было иначе.





                             РЕКОГНОСЦИРОВАНИЕ



Обстоятельные обозрения линий происходили 25 числа. Кутузов уже не в первый
раз объехал свою армию. Он взглянул на укрепления при деревне Семеновской и
внимательно обозревал  левое крыло  наше. Оно уперто  было в большой  лес и
прикрыто  высокоторчащим  курганом  с 25  пушками.  Еще  на двух  пригорках
наброшены венцами  укрепления. На центре все  мосты разорены, все переправы
испорчены, против  известных бродов выставлены пушки.  Правый фланг, как мы
уже  сказали,  лесистый,  дебристый,  искрещен засеками,  снабжен  большими
окопами. В  общем объеме  русские занимали все  гребни высот за  Колочею, в
виде  пространного  полукруга.  Главные  наши  вооружения  были  следующие:
ретраншемент и флеши в лесу на правом фланге; батарея на кургане Горец-ком;
другая,  недалеко от  этой,  тоже на  круглом холме,  называвшаяся батареею
Дохтурова, 3-й большой люнет с бастионами: его называли батареею Раевского;
четыре окопа (флеши или реданты) при Семеновском.

С центральной батареи нашей  смотрели в трубу и вдруг засуетились. «Это он!
это он!» — закричало  несколько голосов. В самом деле, вооруженный глаз мог
увидеть человека, которого портрет  знаком был всякому. Он выезжал из лесу,
от деревни  Логиновой, сам-друг  с товарищем и направлялся  к нашим линиям.
Несколько  удачных  выстрелов  с батареи  дали  почувствовать  ему, что  он
открыт. Это  был Наполеон!  Рассказывая о рекогносцировках,  лично им самим
произведенных,  мы   обратимся  немного   назад.  24  августа,   по  взятии
Шевардинского редута. Наполеон пожелал  видеть пленных. Пленных не нашлось.
Император прогневался.  Генерал Коленкур (брат  герцога Виченцского) сказал
при этом:  «Русских скорее можно в землю втоптать,  нежели в плен взять!» —
«Ну, ладно! — возразил  Наполеон, — так послезавтра (26 августа) мы всех их
втопчем в землю».

25-го выехав, как мы  уже заметили, на рекогносцировку, Наполеон взъехал на
высоты, где  стояли войска вице-короля Италиянского.  Эти высоты отделялись
от Бородина  только мелкою речкою Войнею.  Наполеон отдал разные приказания
на счет  искусственного укрепления  серединного пункта, на  котором, как на
оси,  должен  был  совершиться  великий  поворот  всей  французской  армии.
Хозяйничая,  как  дома, Наполеон  давал  разные приказания  и хвалил  выбор
места, где генерал Дантуарт  поставил батарею в 60 орудий для обстреливания
большого  редута  русского.  На  предложение,  не лучше  ли  сейчас  занять
Бородино, император возразил живо:  «Сохрани меня бог! Русские так спокойно
опираются на этот пункт!  Овладей им, они всполошатся, подумают, что правое
крыло их  в опасности, и, чего доброго, уйдут!.. А  я разве для того пришел
сюда из Парижа, чтоб упустить их из рук?.. Завтра (26 августа) рано Дельзон
двинется и займет Бородино. Это дело минуты!» По такому же расчету Наполеон
не согласился  и на предложение Даву, чтобы  обойти русскую армию по старой
Смоленской  дороге.   Неизвестно,  вследствие  ли  искусной  стратегической
выкладки  или некоторого  безотчетного  предчувствия, Наполеон  сберег свою
гвардию, без  которой неизвестно чем бы  кончился для него день Бородинской
битвы и как бы отсиделся он в Москве опожаренной? В тот же день, но гораздо
позже, обозревая  еще раз русские  линии (ему все не  верилось, что русские
принимают сражение), Наполеон остановился  у дивизии Гюдена, состоявшей под
командою Жерара. Долго расспрашивал он о неприятеле и, наконец убедясь, что
русские  от  сражения  не  отступаются,  весело улыбнулся  и  запел  песню:

От севера до юга,

Военная труба

Час битвы протрубила!

Потом пришпорил лошадь и  помчался по линии. Ставка Наполеона находилась по
левую  сторону большой  Московской  дороги. Большое  каре из  пехоты старой
гвардии окружало  ее. Наполеон  провел ночь — канун  Бородина — беспокойно:
какая-то  лихорадка пробегала  по жилам  его. Это была  лихорадка ожидания!
«Какова погода?»  — спросил  он, пробудясь в  2 часа. «Небо  выяснилось», —
отвечали ему. «Ну! У  нас будет день Аустерлицкий!» И скоро, сопровождаемый
дежурными эскадронами, он поехал  к редуту Шевардинскому. Молодая гвардия и
конница гвардейская уже ожидали его там. Старая гвардия потянулась туда же.
Войска эти  были в большом параде: одеты как на  праздник! Прибыв к линии и
объезжая вдоль  поля, закипавшего сражением  с обер-шталмейстером, герцогом
Виченцским, маршалом  Бесьером и  многими генералами, и  всмотрясь вблизи в
места, о которых судил прежде только по догадке, издалека, он сказал вслух:
«Это  сражение  можно  повторить;  иначе я  не  стал  бы  его и  затевать».

Вот еще  слово о  рекогносцировке Наполеона —  я заимствую его  из рассказа
французов.

С первыми  признаками дня  (26 августа), еще в  утренних сумерках, Наполеон
верхом промчался  между обеими линиями и  высмотрел вблизи русскую позицию.
Он увидел,  что неприятели  занимали все гребни высот,  & виде пространного
полукруга, на  протяжении двух миль (deux lieux),  от реки Москвы до старой
Смоленской дороги.

Наполеон  с   первого  раза  усмотрел,  что   правое  неприятельское  крыло
неприступно. И  так он начал считать чисто  боевую линию русских от кургана
Горецкого.  В этом направлении,  правее от  Горок (смотря к  Москве), стоит
круглый холм  (по-нашему, батарея Раевского),  вооруженный страшным редутом
(он был страшен только по храброй обороне) с 21 пушкою.

С  фронта и  справа окружен этот  редут (т.  е. люнет) оврагами  и Колочею;
левая  сторона  его лежит  на  скате  длинного полого-широкого  возвышения,
которого  подошва защищается  тонким  оврагом и  ручьем, бегущим  в Колочу.
Гребень этого протяженного холма идет мимо фронта французской армии, утекая
к левому  русскому крылу до деревни  Семеновской. Здесь кончатся два отдела
русской  армии: войска  правого крыла  и центра  — это войска  Барклая. Тут
выдавшийся  пункт  вооружен  сильною  батареею,  прикрытою  ретраншементом.
Отсюда начинается войско Багратиона.

Гребень  высот,  уже  не   столько  значительных,  занимаемых  2-ю  армиею,
склоняется к Утице, где кончится собственно боевая линия русских. Два холма
с редутами  (т. е. три реданта) обороняют  фронт Багратиона. На краю левого
крыла есть еще Тучков 1-й с его отдельным корпусом и Московским ополчением.

Этот генерал  выставил на двух курганах  сильную артиллерию. Осмотрев таким
образом русскую  позицию, Наполеон тотчас понял  (совсем не трудно было это
понять), что слабейшее место на линии есть левое крыло.

«Евгений  будет осью!  —  воскликнул он.  — Бой  начнет  правое французское
крыло.  Сбив, что  встретит, оно  сделает поворот  налево и  пойдет громить
русскую линию, тесня и загоняя ее к правому ее крылу и потом в Колочу». Для
этого он велит поставить против левого русского крыла три батареи, каждую в
60 орудий, всего 180 пушек!





                                 26 АВГУСТА



В 2 часа пополуночи Наполеон стоял уже на тех высотах, где за день пред тем
было сражение.  Он окружил себя фельдмаршалами  и важно и громко рассуждал,
как и  откуда лучше  начать предстоявшее сражение. Ночь  была холодна. Даже
легкий утренник  охрусталил по местам увлажненную  землю. К рассвету густые
туманы  поднялись,  и в  6  часу  утра выступило  великолепное солнце.  Это
явление,  вероятно, навело  мысли Наполеона  на времена былые.  Он вспомнил
Вену, Моравию  и приветствовал подмосковное  солнце достопамятными словами:
«Это  солнце   Аустерлица!   (c'est  le   soleil  d'Austerlitz)».  На  всех
французских биваках ударили подъем, звуки барабанов прокатились по линии, и
армия взялась за ружье.  Полковники на конях стояли перед полками. Капитаны
читали перед ротами приказ:

«Солдаты!  Вот битва, которой  вы так  желали! Изобилие, отдых,  все выгоды
жизни,  скорое примирение  и слава  ожидают вас  в столице русской.  От вас
зависит  все получить,  всем  воспользоваться, только  ведите себя  как при
Аустерлице, Фридланде, Витебске, Смоленске. Сражайтесь так, чтоб позднейшие
потомки могли  с гордостию  сказать о каждом  из вас: «И он  был на великом
побоище  под стенами  Москвы!»  Этот приказ,  нарочно прочитанный  на таких
местах,  где лежало  много неубранных  русских тел,  воспламенил французов.

Теперь, когда  уже на роковой шахматной  доске Бородинского поля расставили
мы все  шашки и внимательно рассмотрели  положение линий и предстоящие ходы
обеих сторон,  прежде, чем перейдем к  рассказу о великой битве, представим
еще читателю беглый панорамический  взгляд на местность и некоторые моменты
сражения.  Делаем  это  теперь,  чтобы  после не  перерывать  уже  начатого
рассказа без особенной необходимости.





 БЕГЛЫЙ ПАНОРАМИЧЕСКИЙ ВЗГЛЯД НА МЕСТНОСТЬ И НЕКОТОРЫЕ МОМЕНТЫ БОРОДИНСКОГО
                                  СРАЖЕНИЯ



Предположим,  что один  из  французских художников  делал свои  заметки для
составления  панорамических  картин  Бородинского  сражения.  Он,  конечно,
избрал  серединный  пункт  во   французской  армии.  Станем  вместе  с  ним
где-нибудь   в  центре,   например,  против  деревни   Семеновской,  сперва
разрушенной,  потом сожженной.  Будем  смотреть по  порядку, вооружаясь  по
временам зрительною  трубою и переносясь иногда  с места на место мысленно.
Взгляните  вправо: вам  представляются  на краю  горизонта березовые  рощи,
разрезанные вьющеюся полосою: это  старая Смоленская дорога. По этой дороге
подвигался 5-й  корпус. Его вел Понятовский; в  нем были поляки. Теперь шли
они, может  быть, по той же  самой дороге, по которой,  ровно за 200 лет (в
1612 году), их прадеды и предки проходили к Москве от Смоленска. Но времена
переменились! Корпус Понятовского, как мы уже знаем, составлял край правого
крыла французского, сражался на краю левого русского.

Все силы и все усилия обратил неприятель на наше левое крыло, утолстив свое
правое.   Кутузов  отрядил   генерал-лейтенанта  Тучкова  1-го   на  старую
Смоленскую дорогу. Тучков стал  и отстаивал... Храбрый, мужественный, он ни
на минуту  не забывал, что стоит перед Москвою,  что дерется за Москву; что
Москва, этот сердечный город  империи, этот Иерусалим[3] Древней Руси, есть
град заветный, град сорока сороков церквей и соборов с золочеными главами и
куполами, со  множеством крестов,  несущихся воздушными городами  под самое
небо;  град,  красующийся на  семи  холмах,  занимающий пространство  целой
области, заключающий в себе целые города, и знаменитый исторический Кремль,
с  его зубчатыми  башнями,  святыми воротами;  град, где  древние  храмы от
древних  лет  вмещают  в  себя сокровища  верующих,  священные  опочивальни
честных мощей  угодников царя небесного и  длинные ряды гробниц, вместилище
целых поколений царственных владык земных; град, где сохранились еще терема
узорочные  и  светлицы  цариц  и царевен  русских;  где  иноземец глядит  с
любопытством  на  дворцы  императорские  (белые чертоги  царей)  и  дивится
палатам и садам родового боярства русского.

Генералу Тучкову  даны войска: 3-й пехотный  корпус, шесть донских полков с
генералом Карповым  и 7000 Московского ополчения  с графом Марковым