ми
интересами кучки последних визитеров Мальмезона...
     -  Не  стану.  Иначе  вы,  чего доброго,  отмените свое приглашение  на
форель.
     - Ну, это было бы уже слишком!.. - Берия засмеялся.
     -  Тогда  позвольте  и мне, в свою очередь, заметить.  что вы лукавите,
спрашивая о причинах ее смерти.
     - Это почему?
     - Потому, что знаете ответ.
     Секунды замерли и потащились вспять.
     - Да, знаю... - тихо ответил Берия.


Глава десятая ТВЕРСКАЯ ПОЛУБОГИНЯ

     Молчать тяжко, а говорить бедственно.
     В России снова замышлялось убийство царя: "И сильный тамо упадает...".
     Александр I  оказался  не  сильным  и  не  решительным.  Надежды  поэта
обманули дух - "ангельская душ, смотрелась ленивой и лживой.
     Жить петербургскому свету было не страшно, I скучно.
     Свет  удивлялся, откуда  у императора столы желаний, а у  императрицы -
столько слез.
     Александр  желал политических реформ и  конституции,  но...  как-нибудь
после. Он  мечтал о военной славе, но изучал  не стратегию  Наполеона, а его
позы. Он  искал употребить  ко благу  народа законность, но злым  параграфом
стояла в  глазах проклятая  табакерка Зубова. Он проливал публичные, слезы о
"страдающей  Польше",  но  герцогство  Варшавское обещал  подарить  прусской
королеве.
     Еще  он  мечтал  о  любви и мире  для  Европы и  годами вынашивал  идею
Священного   союза.   Монархи,   вступающие   в   этот   союз,   обязывались
руководствоваться  в управлении подданными, а также и во внешних сношениях -
не  соображениями  политических, экономических  и национальных интересов,  а
токмо заповедями священного Евангелия.
     Никогда еще Европа так  не смеялась: сказано королю  "не укради" - он и
не крадет! Не лишенные солидарного юмора суверены Австрии, Пруссии и Франции
скрепили этот акт своими  подписями,  ибо ни повредить, ни явить пользу кому
бы  то  ни  было Священный  союз  не  мог.  Он  мог только растрогать. Что и
случилось  с Наполеоном  на  Эльбе.  Правда,  ссыльный император  усмотрел в
мистической  инициативе  русского  царя  возросшее  влияние  Нарышкиной и по
инерции долго  размышлял, почему  столь  безрезультатной  оказалась  некогда
патронируемая им гастрольная миссия мадемуазель Жоржины в Петербурге.
     Надо было знать Александра.
     С мадемуазель Жоржиной  все было в порядке, и миссию свою она исполняла
с величайшим служебным  рвением. Мадемуазель, как  то и требовалось от  нее,
добросовестно одаряла страстью русского императора, однако  досматривать сны
он неизменно отправлялся  к любезной Марии  Антоновне Нарышкиной. Так было у
него и с актрисой Филлис, и с мадам Шевалье, и  со всеми прочими. По-другому
не  могло быть  и с  милой Жоржиной. От Нарышкиной он имел троих детей, в то
время как от императрицы - только двоих. От кого-то, наверняка, были еще, но
где туг упомнить!..
     В письмах к бывшему воспитателю Лагарпу, к бывшим сподвижникам на стезе
либерального   прогресса    -   Строганову,    Чарторыйскому,   Сперанскому,
Новосильцеву, иным  идеалистам "негласного Комитета"  - Александр не забывал
усилиться глубокой любовью  и сердечной преданностью к своей жене  Елизавете
Алексеевне. Не исключено, что это не было только расчетом на короткую память
поколений, для  которых все канет, все улетучится, а письма останутся. Очень
может быть, что по-своему он любил супругу и по-своему был предан ей.
     Тут все  не  так просто. Надо было  Александра  знать, к  его  пытались
угадать.
     Пустое дело. Он был никаким.
     Вероятно, поэтому  великая  княгиня  Екатерина Павловна, унаследовавшая
крутой  нрав  от  совместной с  Александром  великой бабки, безгранично  его
презирала.
     Единственно,  в чем не ошибся Александр в своей  жизни и чего страшился
вплоть до таганрогского конца  неполных  сорока восьми лет - была обреченная
уверенность  в  трагическом  исходе  собственной  судьбы.   Так   и   вышло.
Мистическое  он  чувствовал острее, тоньше  реального. И  по прошествии  ста
семидесяти  с лишним лет Россия так и  не  знает, кто  упокоен в усыпальнице
Петропавловского собора  -  "самодержец  Всея" или  очень  похожий  на  него
фельдъегерь Масков.
     Молчать  тяжко.  Светлейшие умы в  России  были готовы к  прогрессивным
реформам  еще   менее  Александра.  Если,  конечно,  не  брать  во  внимание
разрешенных  им  круглых  шляп,  заграничной упряжи  и  щегольских  сапог  с
отворотами, именуемых на английский  манер "ботфортами". Благом России можно
считать уже и то, что сильно подсократит  количество  сановников, наделенных
правом всеподданнейшего доклада государю. Это  существенно снизило ежегодный
ущерб  казне  от  их  личного  влияния  на  податливого  Александра. Нижайше
испросить  меж  делом августейшую  милость  - тысчонок эдак  в пять -  шесть
крепостных душ - стало гораздо сложнее. Однако  и грешить  тоже  нечего. При
Павле  о той милости вовсе не помышляли -  самим бы не угодить в порку или и
высылку.
     При Павле пороли даже священников.
     Хорошо иль худо, а пороли.
     И говорить о том бедственно.
     Александр I не  стремился расширять владения России, как это не уставал
делать первый  консул Франции. Для него и здесь на первом месте были  благо,
любовь и  мир.  Он  свято  верил,  что  со  временем станет  во  главе всего
человечества.  Поскольку  эту  же  цель  преследовал  и  первый  консул,  то
Александр  просто не мог не  начать первым войну  с Францией. Из-за  чего? А
хотя  бы из-за безвинно убиенного герцога Энгиенского: "И Бонапарт в  боязни
лютой, крестясь, пойдет оттоле прочь!..".
     В  двух последовавших одна  за другой  кампаниях  "ангельский  источник
всего изяшнаго и высокаго" был жестоко разбит Наполеоном. Бежал Александр со
свитой врассыпную  и не помнил,  где у  него  восток, а где  запад.  Забыл и
креститься:  "Кукушка стонет,  змей шипит, сова  качается  на  ели,  и кожей
нетопырь шуршит - я ль создан мира господином?..."
     Не стал  бы счастливым исключением и год 1812-й, если бы самые  близкие
царедворцы,  включая  генерала  Аракчеева,   не  настояли  на  скорейшем   и
невозвратном отбытии царя  из ставки, где  он в видах будущих викторий опять
"делал унтер-офицерскис позы".
     Пока отступал Кутузов, который не отступать  не мог, зная, что только в
этом сейчас спасение России,  пока таяла "великая армия", Александр  I часто
повторял  супруге  один  и  тот  же вопрос: "Где-то  мы в этот день будем  в
следующем году?"
     В каждом предыдущем и последующем году  Россия смутно надеялась увидеть
своего  самодержца  в Петропавловской крепости  - не  особо  и  располагаясь
предпочтением к роскошному саркофагу красного мрамора, но  уповая хотя бы на
скромный уют  одиночной  камеры  Алексеевского  равелина: "Там  серый  свет,
пространства нет - и время медленно ступает..."
     Кажется, только тамошняя тишина способна укрыть тревогу:
     "Ох и пометет беда землю русскую...".
     Начиналось-то все не очень страшно. Даже и вовсе нет.
     В  Петербурге  с   гражданским  трепетом  ожидали  приближения  третьей
кампании,  бранили  французов  по-французски  и  возмущались  м-ль  Жоржиной
имевшей наглость  украсить свой дом в честь очередной победы  Наполеона  под
Ваграмом.
     В  Москве  лениво  судачили  о  ценах  на  колониальный  чай  и  табак,
потихоньку щипали корпию и прожектировали касательно создания ударных полков
амазонок. С учетом гвардейского темперамента наполеоновских  гренадеров идея
была не лишена известного резона.
     В  Твери насмешливо фыркала на всю Россию Екатерина Павловна, деятельно
формировавшая из удельных крестьян "Егерский Ея Высочества княгини Екатерины
батальон". Почти весь он потом и  полег  под Малоярославцем -  не  посрамили
чести.
     Одна из немногих в ту  пору Екатерина реально  представляла себе, какой
станет будущая война с Наполеоном, и делала то, что было в ее силах.
     Управлялся  жаждой  справедливого отмщения  супостату и  Александр. Еще
после Аустерлица Святейший синод по его указанию объявил Наполеона Бонапарта
не сатаной, а тем, не вполне объяснимым кто много хуже сатаны,  с тех пор на
воскресных  богослужениях  неизменно   возглашалось,  что  Бонапарт  намерен
ниспровергнуть  церковь  Христову, "поелику  - тварь,  совестью сожженная  и
достойная презрения".
     Наполеона можно было  обвинить в чем угодно. Его нельзя было обвинить в
непоследовательности. Уверовав в историческую значимость союза с Россией, он
готов  был обеспечить этот  союз, если  не путем  династического брака и  не
дипломатическими  усилиями, то  хотя  бы ценой  войны с нею, избрав  яблоком
раздора Польшу.
     К  породнению  через брак серьезных препятствий не  имелось, но с  этим
вышло так,  как  решил  про себя  Алесксандр.  Он  сказал  Наполеону  правду
относительно великой  княжны Анны Павловны,  имя которой было  исключено  из
генеалогического древа Романовых, и обманул потенциального  зятя  по  поводу
Екатерины Павловны, указав, что той не исполнилось еще и четырнадцати лет. В
куклы с  юной Катрин  император французов играть  не  намеревался,  однако к
удивлению русского  императора  заявил,  что  согласен подождать.  Возможно,
кто-то  успел  донести  ему,  что  принцесса  Катрин  на  редкость  красива,
обворожительна  и  умна, А  кукол  своих забросила еще когда у  Павла возник
проект  о  замужестве   ее  с  принцем  Евгением   Вюртембергским.  Бонапарт
окончательно узнал про обман, когда русские посланники, обыскавшись жениха в
Европе,  представили  двору  захудалого  принца  Георга  Ольденбургского, за
которого  и  выдали  спешно  Екатерину.  По  прошествии  некоторого  времени
уязвленный  Наполеон  упразднил  герцогство  Ольденбургское  как  таковое  и
прогнал принца Георга по месту прежнего жительства супруги, и тот стал чинно
губернаторствовать в Твери - подальше от Петербурга.
     Дело  не  в  том, что Александр  I, желая  мира и  любви  всей  Европе,
отказывал в этих мелочах своей родной сестре. Просто сознавал, что  рядом  с
Екатериной  ему  достанутся  куклы  и  фрейлинские   обмороки  в  павильонах
Петергофа,  а ей  в  России  - все остальное. Наполеон же  в  качестве  зятя
отнимет, пожалуй, и фрейлин.
     Любимая  внучка   Екатерины   II  была  действительно  умна,  начитана,
превосходно  образована, обладала решительным  характером и... что? И как-то
само  собой  стало  подразумеваться,  что  на  роду  России  написано  иметь
следующей царицей Екатерину 111.
     Чего тогда ждать, спрашивается? Табакерками столица, чай, не оскудела.
     Потому - Тверь.
     Не  туда  ли  и  направлялось шифрованное письмо перехваченное маршалом
Сультом в Варшаве.Жутковатое письмо. А шифр - какой это шифр!.. "Разве среди
вас нет  больше ни П..., ни Пл..., ни  К....,  ни  Б...., ни В....?" - читал
Александр  и  содрогался,  вспоминая  ночь,  когда  золотая табакерка,  шарф
полкового адъютанта  и реки шампанского вознесли его  на  окровавленный трон
отца: "Ура Александру!"
     От пьяного вопля "ура"  до похмельного  рыка "долой"  -  путь  в России
короток и прост. Жить не страшно, но скучно, коли  нет заговора. А что будет
с осиротевшим  человечеством,  каковому  грозит остаться наедине  с "тварью,
совестью сожженной"? Хотя и сама "тварь" и спешит отвести беду от Александра
сообщая  дополнительно  о конфиденциальных  сведениях  шведского  посланника
Стединга предупреждавшего свое  правительство о грядущем заговоре в России и
вероятном убийстве императора.
     Наполеон по-прежнему рассчитывал на  союз с Россией.  И не желал, чтобы
"тамо упадал" Александр.
     Желал этого Фуше.
     Если  Талейран,  шесть  лет  строивший  интриги  за  спиной  Наполеона,
периодически сочетал свои личные интересы с интересами австрийского двора, а
в последние годы - и с амбициями Александра I, то Фуше...
     Тут расклад совершенно иной.
     Жозеф Фуше был единственным из приближенных, кто едва  ли не на коленях
заклинал  Наполеона  отказаться  от  "блестящей  химеры  создания  всемирной
монархии", то есть  - не вообще от  химеры, а от замысла  прийти к ней путем
завоевания  России:  "Государь,  я Вас  умоляю, во имя Франции, во имя Вашей
славы, во имя Вашей  и нашей безопасности, вложите  меч в ножны, вспомните о
Карле XII...".
     Фуше  не был  услышан. И  стал  единственным из приближенных, кто желал
Наполеону поражения в России.
     Когда  министром  полиции  Фуше исчерпаны все способы избежать войны  с
Россией, включая сюда  и слабеющее влияние Жозефины, которая только и сумела
добиться от  повелителя  небрежных  заверений,  что "сия  кампания  не будет
долгой",  он достает  новую  "плоду.  И в жизнь Наполеона, все свои  помыслы
обратившего  на  поход в Россию,  властно вторгаются  благородная красота  и
необузданная  страсть графини Шарлотты фон Кильмансе.В свое  время Фуше спас
от  расстрела  ее мужа,  обвиняемою  и  шпионаже против  Франции,  и  сделал
шпионкой саму Шарлотту, запустив ее на орбиту второстепенных дворов Европы.
     К последующему  разочарованию  министра  полиции, страсть  его  шпионки
оказалась не  вынужденной, а подлинной. Графиня Шарлотта  вскоре  призналась
обожаемому  Наполеону, с  какой целью она  была  представлена ему при  дворе
саксонского   короля  в  самом   начале   1812   года.   Призналась,   когда
почувствовала, что носит под сердцем, где пирует страсть, ребенка Наполеона.
Кумир не был ни опечален, ни разгневан признанием - он был польшен  подобным
свидетельством неотразимости  свои  достоинств.  Далее благородная  Шарлотта
вела переписку с Фуше в интересах уже самого императора.
     Фуше  это понял, когда услышал о якобы перехваченном в  Варшаве  письме
таинственным заговорщикам  в Россию. Не маршал Сульт блестнул бдительностью,
а  графиня Шарлотта показала Наполеону  в  Дрездене это  сфабрикованное Фуше
"секретное"  послание.  Что и  требовалось министру, решившему таким образом
проверить искренность своей агентессы. Детский шифр  с использованием первых
букв фамилий  известных заговорщиков  Палена,  Платона Зубова, Беннигсена  и
прочих - мог обмануть увы, только саму Шарлотту. Наполеон раскусил этот  ход
своего  министра.  Но  чем, спрашивается, ему могло повредить такое  письмо?
Александр  во-первых лишний раз побеспокоится о собственной безопастности, а
во-вторых, повнимательнее и построже присмотрится  к политическому салону  в
Твери,  где удаленная от двора  княгиня Екатерина строит планы новой России,
не имеющие ничего общего с целями самого Бонапарта.
     С Александром I  на троне военную  кампанию  в России  можно  покончить
быстро.  Одно генеральное сражение  - и тот  припадет к его стопам,  велит в
церквам петь осанну "вождю народов".
     Екатерина,  судя  по  агентурным  донесениям,  играет  на  национальных
чувствах русских - это опаснее,  это чревато повторением испанской гверильи,
когда в  спину стреляет  каждый камень, и война никак  не кончается в дважды
завоеванной   стране.  Письмо  Фуше  адресовано  в   Петербург   -  адресат,
разумеется, вымышленный. Так, может быть, лучше адресовать  его в Тверь? Там
адресат настоящий  -  русская  полубогиня,  Екатерина  Павловна.  Хотя  сами
русские называют ее скромнее:  "тверская". Неважно, как называют. Важно, что
слушают и внимают с  благоговением, заряжаясь  протестом  к тому, что должно
быть сохранено во имя высших целей Наполеона:
     "Культурными людьми  у  нас считаются  не те, кто  имеет сколько-нибудь
определенную индивидуальность, сколько-нибудь оригинальные мысли или дерзают
умелостью быть самими собой,  а не бледным  сколком с  иностранного образца.
Культурными  называются те, которые  читают иностранные газеты и французские
романы,  а чаще совсем ничего не читают; которые каждый  вечер ездят на  бал
или на раут,  добросовестнейшим образом  каждую  зиму увлекаются французской
примадонной или  тенором  итальянской  оперы,  с первым же  поводом по весне
уезжают в Германию на воды и, наконец, обретают центр равновесия в Париже.
     Другого рода люди  - это те, которые  ездят  на бал только при  крайней
необходимости,  мыслят  по-русски,  читают  по-русски   и  пишут  о   России
сокровенное, что не может быть напечатано...".
     И  вот  уже  Александр дает  понять  сестре,  что  ему  известны  планы
заговорщиков: "Операцию начнут именно с Вас,  и будут  приложены все усилия,
чтобы представить меня в самом непривлекательном свете в Ваших глазах...".
     Екатерина   Павловна  изумлена   удручающей  слепотой   Александра.  Он
деликатно беспокоится о своем  реноме в  ее глазах! Он до сих пор  ничего не
видит и не понимает?.. Да и способен ли понять?
     "Недовольство достигло  самой  высокой степени. Вашу  особу  далеко  не
щадят,  -  пишет императору Екатерина.  - Если  это доходит даже  до  меня -
судите обо всем остальном. Вас громко обвиняют  в несчастии Вашей империи, в
разорении - всеобщем и частных лиц, - наконец, в потере чести страны и Вашей
собственны чести... Я Вам предоставляю возможность самому судить о положении
вещей в стране, где презирают вождя".
     Это - не табакеркой в ухо.
     Это прямой  и  открытый вызов.  Екатерина уверена в своем праве бросить
царю  тяжелые обвинения, и ставит  честь страны выше личной чести Александра
I.  И,  разумеется,  -  выше  всяких  собственных  соображений  о  возможных
последствиях подобного шага для нее самой.
     Уловка Фуше, сделавшись уловкой Наполеона, ничего не изменила в позиции
и  политических взглядах "тверской полубогини". Своего друга  Карамзина  она
подвигла  на  написание  очерка   "О  старой  и  новой  России",  помогла  с
печатанием. Вокруг нее - русская дворянская молодежь, талантливые разночинцы
и  широко  известные  "русофилы"   Ростопчин,  Дмитриев.   Тверской   дворец
генерал-губернатора  герцога Ольденбургского успешно соперничал  с  Зимним и
Фонтенбло.
     В  1812 году  по призыву  Екатерины  Павловны Тверская,  Новгородская и
Ярославская губернии дали  восемьдесят тысяч  рекрутов,  не  считая ратников
ополчения, и собрали десять миллионов рублей пожертвований.
     Александр  не  рискнул замахнуться на авторитет великой  княгини,  а  в
беседе с  французским  послом  заметил:  "Я  знаю, это  -  Беннигсен.  Он  в
известном смысле предатель и  способен встать во  главе партии.  действующей
против меня. Я его удалил...".
     Посол Савари знал, что генерал Беннигсен  был удален сразу после первой
встречи Александра с Наполеоном в Тильзите.  Но  ему известно было и то, что
вскоре Беннигсен получил назначение начальником главного штаба армии и таким
образом вновь состоит при императоре.
     Александр  способен  был отомстить,  но  не  считал  себя  мстительным.
Злопамятным?.. Тоже  вряд  ли. Задумывался ли он  над  тем,  что есть  вещи,
которые  прощать  не должно? Как вообще  можно обозначить характер человека,
который десять лет  терпел возле себя генерала, злобно кричавшего в кровавых
сумерках Михайловского замка на его  мать: "Не ломайте комедии, сударыня!  -
Извольте делать, что вам велят!..".  А императрица  всего только  и  просила
допустить ее к телу убитого мужа...
     "Ты дурак и скотина!"
     "Слышал. Знаю. Ступай..."
     Не дурак. Не скотина. Не подлец,
     Пушкин  понял:   "Плешивый  щеголь,  враг   труда,  нечаянно  пригретый
славой...".
     Никакой.
     "Тверская полубогиня" имела все  права и все данные к тому, чтобы стать
богиней Всея  Руси. И нисколько  не церемонилась  обнаруживать  это.Впрочем,
обнаруживало - чаще и откровеннее  патриотическое окружение великой княгини,
о  чем  и доносил своему правительству  шведский посланник  Стединг:"Доходит
даже  до утверждений,  что вся мужская линия царствующей  семьи должна  быть
исключена и,  поскольку  императрица-мать,  императрица  Елизавета  тоже  не
обладают  надлежащими качествами,  на  трон следует возвести великую княгиню
Екатерину".
     И возвели бы. Но Екатерина сочла счастьем и облегчением  для себя исход
Наполеона