-
лишь  те,  строго  говоря, кто  сам является  судьбой  цивилизации,  кто  не
испытывает  нужды в пророчествах и метафизике.  Тут  нет противоречия.Каждое
историческое событие,  каждый факт  биографии, подобной наполеоновской, есть
знаковый  Символ будущего. Об  этом догадывались  пророки,  Писавшие  Ветхий
завет.  Но  только  в  такой  личности,  Как  Наполеон  Бонапарт,  возникает
внутренняя Созвучность  метафизическому ритму  истории, что  и  Сообщает его
действиям провиденциальную уверенность.  Такова, в сущности, роль личности и
Истории.
     Жаль, что об этом нельзя побеседовать с Наполеоном. А более не с кем. И
незачем. Наполеон чувствовал  больше, чем  понимал - вот любопытный парадокс
гения.
     "Я ощущаю себя гонимым к  какой-то  великой  цели, Мне  неведомой.  Как
только я ее достигну,  достаточно будет  и атома,  чтобы  меня раздавить. До
этого момента, однако, ни одна человеческая сила не способна сделать со мной
что-либо".
     Гонимый к неведомой цели... Все гораздо сложнее  И в то же время проще.
И якобинцы, и роялисты одинаково вредны. Одни рвались к власти, не зная, Что
это такое и не  будучи  к ней хоть  сколько-нибудь приспособлены,  другие  -
потому что были развращены ею духовно, ибо видели  во власти лишь счастливую
династическую возможность жить в неге и роскоши. Но поползновения к власти у
роялистов  основывались  хотя  бы  на  монархических  традициях,  освященных
веками, в которых понятия достоинства и чести не были пустыми звуками, и это
многое объясняет, если не оправдывает. Якобинцы же действуют, руководствуясь
голым животным инстинктом,  не имея за  душой ничего, кроме лукавого  умения
играть словами. Это вечные туристы в большой политике.
     Дело здесь даже  не  и Жозефе Фуше, хотя  и в нем тоже.  Он не щадил  и
ретивых якобинцев, пытавшихся заново разыграть крапленую карту революции, но
при  этом   всегда   помнил   о  том,  что   его  карьера  -  революционного
происхождения.
     - Вы ведь голосовали  за казнь Людовика? -  язвительно  спросил однажды
император  Наполеон I  у  своего  министра  полиции,  явно  намекая  на  его
продажность.
     - Да, - нисколько не  смутившись, ответил  Фуше. - И  тем  самым оказал
первую услугу вашему величеству.
     - Браво, Фуше! - захохотал император. Неверно, однако, считать, как это
утверждает  Тарле,  что карьера  Бонапарта  тоже  всеми корнями  оттуда  -из
революционного безрыбья, когда каждый рак в князья  пятился. Бонапарт прежде
всего  великий военный стратег,  и его талант полководца проявил бы себя при
любой власти. Ничего не значит, что  именно якобинцы дали  первый толчок его
военной  карьере.  Имеет  значение то, что они же  стали особенно ненавистны
Наполеону за их лживую идеологию с декоративными грезами равенства и свободы
в "братских республиках", лишенных всяких национальных черт.
     Такой  идеологии  и ее носителям  не  было  и  не  могло  быть места  в
наполеоновской абсолютной монархии.
     В этом Тарле прав.
     Стоит  ли  указывать  ему  на  писательское  нахальство,  с  каким  он,
советский историк,  проводя в книге  незримую  параллель  между Наполеоном и
Сталиным,  попутно увенчивает  ее  столь  дерзким выводом о  "нелепых грезах
равенства и братства"? Наверно, не стоит. Это не его вывод. Это суть дела, о
которой нечаянно проговорился Тарле и о которой догадаются очень немногие. А
если у товарища Сталина возникнет вопрос, начнут задумываться и остальные. У
товарища  Сталина вопрос сейчас отнюдь не в этих  грезах,  которыми пока что
подпитывается  искусственный  организм Интернационала. Вопрос в  другом. Кто
станет  русским Фуше? Не  русским  -  он подумал гак машинально. Русские  не
годятся на роль Фуше. И Маленков тут не подойдет. Верный карлик Ежон?.. Этот
сам  будет харкать  кровью  и  других заставит.  Женился на  еврейке,  чтобы
прикрыть свой антисемитизм. Вот  пусть  на  время он и заслонит собой фигуру
будущего Фуше. Года на два, не более. Такое сочетание будет правильным.
     Сталин посмотрел  на  часы  и нажал  кнопку  вызова  помощника.  Возник
Поскребышев. - Пусть заходит, - распорядился Хозяин, раскуривая трубку.
     Трубка означала, что разговор будет долгим.
     В кабинет неслышно вошел Лаврентий Берия.


Глава четвертая ПАСЬЯНС ЖОЗЕФИНЫ

     Над  каретой первого консула зависло остывающее зимнее солнце.  Меховые
кивера конных гренадеров казались позолоченными. По улице Сан-Нике  всадники
конвоя двигались тесно. Много народу. На тротуар высыпали владельцы лавок  и
гарсоны из  мгновенно опустевших кофеен. Белошвейки и  служанки  смешались с
ранними проститутками. Шныряли карманники.
     Грек-трактирщик   выкатил  бочонок   вина  и  наливал   всем  желающим.
Фланирующие с  девицами бравые  унтер-офицеры подкручивали  усы и  на всякий
случай  становились   во  фрунт:  "Куда  это  он  собрался,  наш   маленький
капрал?..".
     Девицы  бросали гренадерам  бумажные цветы  и  смеялись, когда букетики
застревали в сбруе коней.
     Радостные,  возбужденные лица.  Церемонные  шляпы,  порхающие платочки.
"Вива!.."
     Все дрянь.
     Наполеон Бонапарт  направлялся  в  оперу. Ажаны суетливо  останавливали
встречные  фиакры.  Улица  Сан-Нике  явно  тесна  для  такого  кортежа. Надо
подумать о другом маршруте в Гранд Опера.
     Верно,  тесна  стала  улица.  Не  сумела  вместить  падающего  и  вновь
взлетевшего  к  небу  солнца.  Окна полыхнули адским рыжим  огнем и  тут  же
осыпались желтоватыми осколками  тускнеющего торжества. Карета  подскочила и
накренилась, продолжая движение как бы по инерции.
     В эту секунду вздрогнул, должно быть, весь Париж.
     Не  стало  улыбок  и шляп.  Ничего не  стало.  Истошно  кричали лошади.
Хлопнул  выстрел.  В  щель  раздвинутой  занавески на миг  уставилось белое,
бессмысленное  лицо  полковника.  Губы  у  командира  конвоя  дергались,  но
говорить он не мог. Полковник был контужен. Может быть, ранен.
     Генерал Жюно вскочил с атласного сиденья. Хотел остановить карету.
     - В оперу! - хрипло крикнул Бонапарт.
     Полковник  обессиленно  сполз  с  седла  в  лужу   вина,  натекшего  из
раздавленного   бочонка.  Жюно  махнул  форейторам.   Изуродованная  карета,
вихляясь и раскачиваясь, покинула улицу Сан-Нике. Позади остались  недвижные
тела людей, желавших увидеть своего кумира.
     На лицах остывал блаженный ужас смерти.
     Солнце садилось.
     Десять торопливых секунд спасли жизнь первому  консулу.  В свою ложу он
вошел  совершенно спокойным. Публика не  догадывалась о том, что  произошло,
хотя и не  могла не слышать  близкого взрыва. Вероятно,  церемониальный залп
дворцовых мортир в  честь  очередной  победы. Они так часты  сейчас,  что по
залпам салюта в Париже впору сверять часы всей Европе.
     - Отлично сказано, сударь!
     Публика в партере восторженно шелестела манишками и веерами.
     - Вы слышали, как остроумно выразился месье Баррас?
     - Вы слышали, что сказал Поль?..
     - Вы слышали...
     Бонапарт   снял  треуголку,  аккуратно  поправил  на  себе  трехцветную
перевязь и  сел в кресло. Адъютант дал  знак капельмейстеру. Оркестр заиграл
увертюру. Пошел занавес.
     Бонапарт думал о Жозефине. Она сказалась больной  и не поехала в театр.
Он  был  уязвлен, но не стал спорить.  Сухо и насмешливо произнес:  "Как вам
будет угодно... гражданка Богарне!"
     Если бы  Жозефина поехала с ним, то обязательно задержала бы кортеж при
виде  ликующего  народа  на  улице  Сан-Нике, чтобы  поприветствовать  своих
любимых  парижан, которые называли  ее теперь "Нотр-Дам де Виктори". Хоть на
десять секунд, но задержала бы непременно.
     Жозефина могла погубить,  но спасла его. Она  почувствовала, что должна
остаться и сберегла для него эти десять секунд.
     О, Богоматерь Победы! Простите ли вы своего гражданина Буонапарте?..
     Музыка  не мешала размышлять. Мешало  другое.  От великого до  смешного
один шаг,  и актеры на  сцене делали  этот шаг. Им бы один  день провести во
дворце,  где  они  смогли бы увидеть государей, потерявших свои государства,
королей, лишившихся трона или генералов, проигравших в сражениях свои армии.
Кто-то выпрашивает себе титул или корону, кто-то мечтает сохранить свободу и
жизнь.   Вокруг  обманутое  честолюбие,  пылкое  соперничество.  Катастрофы,
скорбь,  скрытая  в  глубине души.  Счастье  и  горе, которым  не  позволяют
вырваться  наружу.  Все это подлинные трагедии, и воздух  дворца насыщен  их
незримым величием. Быть может, и  сам Наполеон Бонапарт, достигший величия и
славы, наиболее трагичное лицо наступившей эпохи.
     И что же? Разве кто-нибудь во дворце бегает из угла угол, выпучив глаза
и заламывая руки: "О, моя египтянка, я умираю!"?
     Кто-нибудь в такие моменты думает о своих позах и жестах?
     Нет,  все говорят  о самом  сокровенном  -  естественно убежденно,  как
говорит каждый, кто  воодушевлен  настоящим интересом  и подлинной страстью.
Трагедии на мировой  сцене разыгрываются вполголоса, и только какие-то  едва
угадываемые   нотки  позволяют  услышать  почувствовать  нестерпимую   боль,
раздирающую сердце.
     А, с  другой стороны, разве  эти люди  в партере, увлеченные  фальшивым
действом, способны  тонко  услышать  и распознать трагедию?  Несколько минут
назад  Франция  внезапно оказалась на краю  бездны,  а здесь все взоры  были
прикованы к декольте и бриллиантам. Позы - то чувственные, то целомудренные,
то  надменные  -  все  пускается  в  оборот зависимости  от  обстоятельств и
мизансцен. Так где настоящий театр?..
     Генерал Жюно, сидевший позади Наполеона, подался вперед и тихо сказал:
     - Сир, прибыл министр Фуше.
     - Разве он еще не видел этой постановки? Премьера а  год назад, если не
ошибаюсь.
     -  Он   желает  доложить...   Покушение  организовали   роялисты.  Граф
Прованский...
     -  Передайте  Фуше,  что  меня  не  интересуют  политические  убеждения
уголовных преступников. Я не хочу смотреть два спектакля одновременно.
     Жюно удержал смешок, застрявший в горле.
     - Слушаюсь, сир!..
     -  Чтобы приготовить яичницу,  нужно по  меньшей  мере разбить яйца,  -
раздраженно продолжил  первый консул. -  Пусть Фуше составит  полный  список
главарей якобинцев. Всех  вождей или  принимаемых за таковых.  Их  сейчас не
меньше сотни. Они  должны быть  арестованы без промедления.  Левая оппозиция
отдохнет, наконец, от политики  в  Гвиане  и на Сейшельских островах. Список
представить сегодня к вечеру.
     Жюно вышел, но почти сразу же и вернулся.
     - Простите,  мой генерал...  Фуше в  затруднении. Он настаивает,  что в
данном случае  якобинцы  ни  при  чем.  Адскую машину  на Сан-Нике  взорвали
роялисты.
     -  В таком случае мне  остается предположить, что  сам  Фуше туда ее  и
доставил... Поймите хотя бы вы, Жюно! Это не имеет значения. Важен повод. Из
каждого повода нужно уметь извлекать двойную политическую пользу. Как  это и
стремится делать Фуше.
     Чтобы приготовить яичницу, нужно по меньшей мере разбить яйца. Отведать
яичницы желала Англия. Но с яйцами она промахнулась  ровно на десять секунд.
Возможно, именно потому,  что  проявила ненужную щепетильность в выборе тех,
чьими руками убрать Бонапарта. А после сегодняшней неудачи - убежденная, что
он,  не колеблясь,  расправится  со всеми  роялистами, - Англия прибегнет  к
услугам  якобинцев.  Недалекие,  невежественные   революционеры  никогда  не
поймут,  что с  их ретивой помощью Англия  попытается  восстановить на троне
Бурбонов, столь  послушных ее  воле. В итоге якобинцы все равно  окажутся на
Сейшельских островах, если не в каторжных  тюрьмах.Так что Наполеон Бонапарт
своим  поручением министру  полиции опережает  события минимум на два  хода:
"Вива Нотр-Дам де Виктори!..". Наполеон был прав.  Дело не в том, что тяжкая
судьба  непримиримых  якобинцев,  многим  из  которых  так  и  суждено  было
вернуться из ссылки, оторвала от радикалов ту часть оппозиции, которая могла
вполне  примириться  с новым порядком  вещей во Франции, ибо  эта часть  уже
догадывалась, куда движет процесс. Не на два хода вперед заглядывал Наполеон
- в  конце концов на  это способен и английский премьер  Уильям Питг. Но тот
мыслил в узких европейских рамках,  где  ее политические ходы так или  иначе
повторяются,  Наполеон смотрел на Восток. Россия -  вот  где укрыты  ключи к
мировому господству! Там сходятся все концы и начала мировой политики. Война
с Россией бессмысленна и не нужна. Ни сейчас, ни потом. Напротив. Установить
самые  прочные  связи  с  российской   империей,  через  ее   южные  границы
вторгнуться в Индию - неисчерпаемую колонию британской  короны - и где будет
Уильям  Питт  со  своей  политикой? Где  он  окажется со  своими напыщенными
лордами, когда континентальная  блокада перекроет все  торговые пути? У  ног
Наполеона Бонапарта - где же еще ему предстоит оказаться?
     Политика и дипломатические интриги, войны и государственные перевороты,
потешно   именуемые   освободительным  движением,  все   драмы  и   трагедии
человечества, подвиги и измены,  обретения и потери, кровь и боль -  все это
не что иное, как борьба рынков. Кто  владеет рынками, тот  владеет  миром. А
толпе достаются красивые фразы политиков, глоток дешевого вина цвета крови и
надрывные монологи балаганных актеров.
     Сейчас, на рубеже не только столетий, но и эпох, безнадежно  устаревают
даже  формы  разрешения  извечного  социального  конфликта  между  властью и
подданными. Хаос будет побежден. Бесчисленные князьки бесчисленных лоскутных
"государств" перестанут развлекать своих фавориток  самодеятельными войнами.
Две или  три  гигантских,  опустошительных  войны  оставят  на  земле только
великие нации,  которым и суждено  править  миром и двигать вперед  разумную
цивилизацию. Эту  цель якобы  преследуют и  масоны,  атакующие любую власть,
кроме  той, которую  желают  видеть  они,  -  послушную, слабую,  трусливую,
способную  лишь  убивать.  Он  посещал  их  ложи,  когда  это  могло  помочь
офицерской карьере жаждавшего военной славы корсиканца. Он играл в эти игры,
пока не увидел  всего того, что масонство ритуально  скрывает за обжигающими
душу  словами "свобода,  равенство  и  братство".  Необузданная,  низменная,
патологическая   страсть   к   порокам.  Вульгарная  и  циничная   проповедь
натурализма: ничто  не должно  сдерживать  страстей человека -  ни закон, ни
религия,  ни  власть.  Права  нации  -  ничто, права  индивида,  облеченного
доверием "братьев", -  все. Что им  законы Природы?  Они  сами  "архитекторы
Вселенной".  А  кто  такие  эти  масоны  высшего  градуса,  называвшие  себя
гражданами  Франции - Марат, Дантон, Робеспьер, Гюллен, Наше, Теруан, Пролю,
Прейер,  Мирабо, Давид  и  все  прочие,  чьими  именами восторженно  грезила
развращенная  французская  знать,  первой же  и подвергнутая  ими  жестокому
избиению? Ни один из них не помышлял о благе и национальном величии Франции.
Честь они  втоптали в  грязь своих пороков,  а жажду  блага насытили  кровью
наивных "братьев", бегавших на  тайные сборища в ложи "Великого Востока". Ко
дню революции 1789 года весь французский двор, все аристократы, кроме самого
Людовика  XYI  и несчастной Марии-Антуанетты,  были членами  Масонских  лож.
Король хорошо  себя показал. Он  надел красный колпак. Ему  дали  выпить. Он
обрадовался. Дураку отрубили голову.
     Сколько  масонских вертепов  действовало  в  Париже?Семь?  Семьдесят? А
семьсот  -  не  хотите ли, граждане?  И сто  семьдесят тысяч  обезглавленных
глупцов.Вот  вам "большая  масонская  правда",  которую  они  несут  миру!..
Российский император Павел  I тоже  стал гроссмейстером Мальтийского ордена,
но  официальная  Мальта  - это  нечто  совсем  иное.  Получив  от  Бонапарта
подробную  информацию  о роли  тайных  масонов  во французской революции  и,
кстати, об  интригах "вольных  каменщиков" за  его спиной, Павел издал указ,
предписывающий  применять екатерининский закон о запрете масонских  лож  "со
всевозможной строгостью". Правда, судя по донесениям посланника, на том дело
и кончилось. А может, еще и не начиналось?..
     Союз России и Франции распространит свое мощное влияние на весь мир и о
масонах  останутся  лишь дурные воспоминания,  как  о  неприличной  болезни,
охватившей  просвещенную  Европу.  Христианство и  церковь  пока  останутся,
однако  будут допустимы  только  в разумных  дозах -  не более того. В конце
концов делают же прививки человеку, чтобы организм противостоял инфекции.
     Будущее   человечества   -   национально  организованный   политический
ландшафт, в котором  не будет  места параноидальной системе идей,  скорбному
занудству и  абстрактным  догмам  и где все  соответствует исконному чувству
гармонии жизни. Эта  цель -  на тысячелетие вперед. Никакое другое особенное
откровение здесь  невозможно,  ибо  человек  -  не цель мироздания,  как  он
самонадеянно считает, а его инструмент. Чему послужит этот инструмент - есть
главная  тайна бытия, которая никогда не откроется человеку.  Все  остальные
взгляды на этот счет - философское мошенничество и поповское шарлатанство.
     Музыка смолкла, и Бонапарт вспомнил, что он в театре.
     - Это все?
     - Антракт, сир. Впереди еще одно действие.
     -  Бог  с  ним,  Жюно.  У  нас  сегодня  еще не одно  действие.  Едем в
Тюильри!..
     Наполеон Бонапарт полагал, что он поспевает на все действия творимой им
истории.  Диалог  с  Россией,  которая  фактически  находилась  в  состоянии
коалиционной  войны  с  Францией,  складывался  к  обоюдному  удовлетворению
многообещающе. Павел I охотно принял заигрывания первого консула Франции.  В
конце 1800  года он отправил со специальным поручением к Бонапарту дипломата
Колычева,  бывшего посланника  в  Берлине, Гааге  и  Вене.  Колычев  получил
секретную инструкцию, в которой среди прочего содержалось следующее: русский
император  предлагал  "сколько  угодно  принижать  Австрийский  дом,  будучи
уверен, что  от того  зависит спокойствие  Европы".  Если учесть, что Россия
входила в  коалицию  с  Австрией против  Наполеона, то можно  понять,  сколь
желанным было для Павла объединиться в союз с Францией.
     Не  противоречило  этой  цели  и  другое  предложение:  "Франция должна
отозвать  свои  войска  из  Египта и вернугь его  Оттоманской Порте с  целью
предохранить  от англичан".  Русский император предоставлял Бонапарту полную
свободу  действий  относительно торговли,  с  тем, однако,  условием, "чтобы
Россия и Франция по взаимности открыли ее".
     При  исполнении этих условий отчаянный противник демократических свобод
Павел готов  был признать Францию республикой и  "сноситься с нею  прямо обо
всем, что будет  нужно". А нужно было многое. Переговоры с Россией велись не
только о  мире, но и военном  союзе против  Англии,  о  посылке  десанта  на
Британские острова. Бонапарт предложил Павлу организовать совместный поход в
Индию, который  должен стать весьма важной составной частью  в их совместной
борьбе  с Англией. Русский  император  ответил согласием и на  эту  авантюру
первого консула - он  тоже не искал своей судьбы в рухляди минувшего, откуда
щерились на него нахальные лики фаворитов матери.
     Однако напрасно Бонапарт отказал  Уильяму Питту  в широте политического
мышления. Тот смотрел  на  Восток  не  менее  пристально. Не  рассчитывая на
дружбу с Россией  и  не полагая ее возможной, английский кабинет был намерен
диктовать ей свою волю. В Балтийское  море  на  всех парусах спешил  адмирал
Нельсон,  чтобы уничтожить русские  корабли,  стоявшие  на рейдах  Ревеля  и
Кронштадта. Это должно было  охладить пыл несдержанного  Павла, который  уже
через  месяц после  самого  предварительного  обмена  мнениями  с Бонапартом
поторопился  отправить приказ Атаману  Войска Донского  выступить в поход на
Индию, обрекая  тем самым 22 тысячи казаков под началом  генерала Платона па
бессмысленные лишения и жертвы.
     Совсем